Что день грядущий нам готовит

Откуда фраза «что день грядущий мне готовит»?

Что день грядущий мне готовит?

Стихи на случай сохранились,
Я их имею; вот они:
«Куда, куда вы удалились,
Весны моей златые дни?

Его мой взор напрасно ловит,
В глубокой мгле таится он.
Нет нужды; прав судьбы закон.
Паду ли я, стрелой пронзенный,
Иль мимо пролетит она,
Всё благо: бдения и сна
Приходит час определенный;
Благословен и день забот,
Благословен и тьмы приход! (глава 6, строфа XXI)

Ю. Лотман в «Комментариях к роману «Евгений Онегин» нашел сходство этих слов Ленского и строки стихотворения В. Кюхельбеккера «Пробуждение»

Благодатное забвенье
Отлетело с томных вежд;
И в груди моей мученье
Всех разрушенных надежд.

Отцвели мои цветы;
Слышу голос, вас зовущий,
Вас, души моей мечты! И взвились они толпою
И уносят за собой
Юных дней моих с весною
Жизнь и радость и покой. Но не ты ль, Любовь святая,
Мне хранителем дана!
Так лети ж, мечта златая,
Увядай, моя весна! (1820)

Кюхельбеккер — лицейский товарищ Пушкина, тоже поэт, по окончании Лицея служил в архиве министерства иностранных дел и преподавал в пансионе при Педагогическом институте. Весной 1820 года, реагируя на опалу Пушкина (того отправили в так называемую Южную ссылку за несколько едких эпиграм) написал стихотворение в его защиту и прочитал в Вольном обществе

«И ты — наш новый Корифей-
Певец любви, певец Руслана!
Что для тебя шипенье змей,
Что крик Ифимии и Врана?-
Лети и вырвись из тумана,
Из тьмы завистливых времен»

Власть отреагировала негативно, вышел в отставку и, как следствие этих неприятностей, в сентябре 1820-го отправился в Европу секретарем при обер-камергере А. Л. Нарышкине (рекомендован А. А. Дельвигом). Возможно, строка «Что несешь мне, день грядущий?» — следствие переживаний, связанных с резким изменением своей судьбы

Использование выражения в литературе

— «Все уезжали, а я оставался в окружении толпы, говорившей на языке, которого не знал, смутно представляя, что день грядущий мне готовит» (Евгений Рубин. Пан или пропал»)
— «Сегодня вновь зазвучала тревожная струна: ни я не знаю, ни вы не знаете, что день грядущий нам готовит?» (Валерий Аграновский «Беседы о журналистике»)
— «Когда штаб фронта стоял в 1941 году под Киевом и немецкая авиация бомбила его расположение, начальник штаба Тупиков, расхаживая по комнате, напевал арию из оперы Чайковского: «Что день грядущий мне готовит?» (Никита Хрущев «Воспоминания»)
— «Он несколько раз вывел свою фамилию, изменяя росчерк ― В. Рогачев, В. Рогачев, В. Рогачев, потом вкось написал: «Что день грядущий мне готовит?» ― и задумался» (Г. А. Газданов История одного путешествия»)

Источник

А. С. Пушкин

Стихи Ленского перед дуэлью

Стихи на случай сохранились;
Я их имею; вот они:
«Куда, куда вы удалились,
Весны моей златые дни?
Что день грядущий мне готовит?
Его мой взор напрасно ловит,
В глубокой мгле таится он.
Нет нужды; прав судьбы закон.
Паду ли я, стрелой пронзенный,
Иль мимо пролетит она,
Всё благо: бдения и сна
Приходит час определенный;
Благословен и день забот,
Благословен и тьмы приход!

Другие статьи в литературном дневнике:

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

© Все права принадлежат авторам, 2000-2022 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+

Источник

Что день грядущий мне готовит?

Цитата из романа в стихах «Евгений Онегин» (1831 г.) русского поэта Пушкина Александра Сергеевича (1799 – 1837).

Слова Владимира Ленского из написаного им стихотворения, перед дуэлью с Евгением Онегиным [ 1 ] (глава 6, строфа 21).

Домой приехав, пистолеты

Он осмотрел, потом вложил

Опять их в ящик и, раздетый,

При свечке, Шиллера открыл;

Но мысль одна его объемлет;

В нем сердце грустное не дремлет:

С неизъяснимою красой

Он видит Ольгу пред собой.

Владимир книгу закрывает,

Берет перо; его стихи,

Полны любовной чепухи,

Звучат и льются. Их читает

Он вслух, в лирическом жару,

Как Дельвиг пьяный на пиру.

Стихи на случай сохранились,

Я их имею; вот они:

«Куда, куда вы удалились,

Весны моей златые дни?

Что день грядущий мне готовит?

Его мой взор напрасно ловит,

В глубокой мгле таится он.

Нет нужды; прав судьбы закон.

Паду ли я, стрелой пронзенный,

Иль мимо пролетит она,

Всё благо: бдения и сна

Приходит час определенный;

Благословен и день забот,

Благословен и тьмы приход!

«Блеснет заутра луч денницы

И заиграет яркий день;

А я, быть может, я гробницы

Сойду в таинственную сень,

И память юного поэта

Поглотит медленная Лета,

Забудет мир меня; но ты

Придешь ли, дева красоты,

Слезу пролить над ранней урной

И думать: он меня любил,

Он мне единой посвятил

Рассвет печальный жизни бурной.

Сердечный друг, желанный друг,

Приди, приди: я твой супруг. »

Владимир Ленский

Художник Белюкин Д. А.

✍ Примеры

«Что день грядущий мне готовит?«

«Бывало, сядет за рояль, возьмет два-три аккорда и запоет тихо:

Что день грядущий мне готовит?

но тотчас же, точно испугавшись, встанет и уйдет подальше от рояля.»

С близким значением

Кому назначено-с: не миновать судьбы

Цитата из комедии «Горе от ума» (1824 г.) русского писателя и дипломата Грибоедова Александра Сергеевича (1795 – 1829).

От судьбы не уйдешь

Что предназначено судьбой, то не изменить (русская пословица).

Чему быть, того не миновать

1) Будь, что будет; 2) Судьба человека предопределена (как правило, в значении — можно рисковать, все равно судьба предопределена) (русская пословица).

Примечания

↑ 1) Владимир Ленский будет убит на дуэли Евгением Онегиным.

Источник

«Что день грядущий мне готовит?»

Цитата из романа в стихах «Евгений Онегин» (1823–1831) Александра Сергеевича Пушкина (1799 — 1837). Глава 6, Строфа 21. Слова Владимира Ленского из написанного им стихотворения, перед дуэлью с Евгением Онегиным:

Стихи на случай сохранились,
Я их имею; вот они:

«Куда, куда вы удалились,
Весны моей златые дни?
Что день грядущий мне готовит?
Его мой взор напрасно ловит,
В глубокой мгле таится он.
Нет нужды; прав судьбы закон.
Паду ли я, стрелой пронзенный,
Иль мимо пролетит она,
Всё благо: бдения и сна
Приходит час определенный;
Благословен и день забот,
Благословен и тьмы приход!

Блеснет заутра луч денницы
И заиграет яркий день;
А я, быть может, я гробницы
Сойду в таинственную сень,
И память юного поэта
Поглотит медленная Лета,
Забудет мир меня; но ты
Придешь ли, дева красоты,
Слезу пролить над ранней урной
И думать: он меня любил,
Он мне единой посвятил
Рассвет печальный жизни бурной.
Сердечный друг, желанный друг,
Приди, приди: я твой супруг. »

Источник

Что день грядущий нам готовит?

«Что день грядущий мне готовит?
Его мой взор напрасно ловит,
В глубокой мгле таится он. »
А.С.Пушкин

Что пожелать себе, любимой,
Какой отвесить комплимент?
Стать на глоток любви терпимей,
Испив терпимости абсент.

И людям пожелать того же
В преддверье солнечной весны,
На лето чувства перемножив,
Чтоб чувства были все красны.

Смотреть, смотреть, не уставая,
На мир вокруг, что взгляду мил,-
Неисчерпаемый из мая,
Из золотых его кадил.

С призывом жить по злой указке,
Всё обесценивая в прах,
Без уважения, в злобной маске,
В своих очерченных кругах.

Что день грядущий нам готовит?
Конечно, веры и любви,
Надежды! Только бы – не крови!
Ну, не реви ты, не реви.

Я говорю, весна и лето,
И осень будет, и зима.
Решенья ребусов, конфеты
И мысли, наши терема.

Всё, как всегда: весна, и лето,
И осень будет, и зима,
Валюта древняя в монетах,
Крест у высокого холма.

Источник

Глава шестая

La, sotto i giorni nubilosi e brevi,
Nasce una gente a cuil morir non dole.
Petr.[61]

Заметив, что Владимир скрылся,
Онегин, скукой вновь гоним,
Близ Ольги в думу погрузился,
Довольный мщением своим.
За ним и Оленька зевала,
Глазами Ленского искала,
И бесконечный котильон
Ее томил, как тяжкий сон.
Но кончен он. Идут за ужин.
Постели стелют; для гостей
Ночлег отводят от сеней
До самой девичьи. Всем нужен
Покойный сон. Онегин мой
Один уехал спать домой.

Всё успокоилось: в гостиной
Храпит тяжелый Пустяков
С своей тяжелой половиной.
Гвоздин, Буянов, Петушков
И Флянов, не совсем здоровый,
На стульях улеглись в столовой,
А на полу мосье Трике,
В фуфайке, в старом колпаке.
Девицы в комнатах Татьяны
И Ольги все объяты сном.
Одна, печальна под окном
Озарена лучом Дианы,
Татьяна бедная не спит
И в поле темное глядит.

Его нежданным появленьем,
Мгновенной нежностью очей
И странным с Ольгой поведеньем
До глубины души своей
Она проникнута; не может
Никак понять его; тревожит
Ее ревнивая тоска,
Как будто хладная рука
Ей сердце жмет, как будто бездна
Под ней чернеет и шумит…
«Погибну,– Таня говорит,—
Но гибель от него любезна.
Я не ропщу: зачем роптать?
Не может он мне счастья дать».

Вперед, вперед, моя исторья!
Лицо нас новое зовет.
В пяти верстах от Красногорья,
Деревни Ленского, живет
И здравствует еще доныне
В философической пустыне
Зарецкий, некогда буян,
Картежной шайки атаман,
Глава повес, трибун трактирный,
Теперь же добрый и простой
Отец семейства холостой,
Надежный друг, помещик мирный
И даже честный человек:
Так исправляется наш век!

В долг осушать бутылки три.

Бывало, он трунил забавно,
Умел морочить дурака
И умного дурачить славно,
Иль явно, иль исподтишка,
Хоть и ему иные штуки
Не проходили без науки,
Хоть иногда и сам впросак
Он попадался, как простак.
Умел он весело поспорить,
Остро и тупо отвечать,
Порой расчетливо смолчать,
Порой расчетливо повздорить,
Друзей поссорить молодых
И на барьер поставить их,

Удалость
(Как сон любви, другая шалость)
Проходит с юностью живой.
Как я сказал, Зарецкий мой,
Под сень черемух и акаций
От бурь укрывшись наконец,
Живет, как истинный мудрец,
Капусту садит, как Гораций,
Разводит уток и гусей
И учит азбуке детей.

Он был не глуп; и мой Евгений,
Не уважая сердца в нем,
Любил и дух его суждений,
И здравый толк о том, о сем.
Он с удовольствием, бывало,
Видался с ним, и так нимало
Поутру не был удивлен,
Когда его увидел он.
Тот после первого привета,
Прервав начатый разговор,
Онегину, осклабя взор,
Вручил записку от поэта.
К окну Онегин подошел
И про себя ее прочел.

То был приятный, благородный,
Короткий вызов, иль картель:
Учтиво, с ясностью холодной
Звал друга Ленский на дуэль.
Онегин с первого движенья,
К послу такого порученья
Оборотясь, без лишних слов
Сказал, что он всегда готов.
Зарецкий встал без объяснений;
Остаться доле не хотел,
Имея дома много дел,
И тотчас вышел; но Евгений
Наедине с своей душой
Был недоволен сам собой.

И поделом: в разборе строгом,
На тайный суд себя призвав,
Он обвинял себя во многом:
Во-первых, он уж был неправ,
Что над любовью робкой, нежной
Так подшутил вечор небрежно.
А во-вторых: пускай поэт
Дурачится; в осьмнадцать лет
Оно простительно. Евгений,
Всем сердцем юношу любя,
Был должен оказать себя
Не мячиком предрассуждений,
Не пылким мальчиком, бойцом,
Но мужем с честью и с умом.

Пружина чести, наш кумир!
И вот на чем вертится мир!

Кипя враждой нетерпеливой,
Ответа дома ждет поэт;
И вот сосед велеречивый
Привез торжественно ответ.
Теперь ревнивцу то-то праздник!
Он всё боялся, чтоб проказник
Не отшутился как-нибудь,
Уловку выдумав и грудь
Отворотив от пистолета.
Теперь сомненья решены:
Они на мельницу должны
Приехать завтра до рассвета,
Взвести друг на друга курок
И метить в ляжку иль в висок.

Решась кокетку ненавидеть,
Кипящий Ленский не хотел
Пред поединком Ольгу видеть,
На солнце, на часы смотрел,
Махнул рукою напоследок—
И очутился у соседок.
Он думал Оленьку смутить,
Своим приездом поразить;
Не тут-то было: как и прежде,
На встречу бедного певца
Прыгнула Оленька с крыльца,
Подобна ветреной надежде,
Резва, беспечна, весела,
Ну точно та же, как была.

«Зачем вечор так рано скрылись?» —
Был первый Оленькин вопрос.
Все чувства в Ленском помутились,
И молча он повесил нос.
Исчезла ревность и досада
Пред этой ясностию взгляда,
Пред этой нежной простотой,
Пред этой резвою душой.
Он смотрит в сладком умиленье;
Он видит: он еще любим;
Уж он, раскаяньем томим,
Готов просить у ней прощенье,
Трепещет, не находит слов,
Он счастлив, он почти здоров…

XV. XVI. XVII

И вновь задумчивый, унылый
Пред милой Ольгою своей,
Владимир не имеет силы
Вчерашний день напомнить ей;
Он мыслит: «Буду ей спаситель.
Не потерплю, чтоб развратитель
Огнем и вздохов и похвал
Младое сердце искушал;
Чтоб червь презренный, ядовитый
Точил лилеи стебелек;
Чтобы двухутренний цветок
Увял еще полураскрытый».
Всё это значило, друзья:
С приятелем стреляюсь я.

XVIII

Когда б он знал, какая рана
Моей Татьяны сердце жгла!
Когда бы ведала Татьяна,
Когда бы знать она могла,
Что завтра Ленский и Евгений
Заспорят о могильной сени;
Ах, может быть, ее любовь
Друзей соединила б вновь!
Но этой страсти и случайно
Еще никто не открывал.
Онегин обо всем молчал;
Татьяна изнывала тайно;
Одна бы няня знать могла,
Да недогадлива была.

Весь вечер Ленский был рассеян,
То молчалив, то весел вновь;
Но тот, кто музою взлелеян,
Всегда таков: нахмуря бровь,
Садился он за клавикорды
И брал на них одни аккорды,
То, к Ольге взоры устремив,
Шептал: не правда ль? я счастлив.
Но поздно; время ехать. Сжалось
В нем сердце, полное тоской;
Прощаясь с девой молодой,
Оно как будто разрывалось.
Она глядит ему в лицо.
«Что с вами?»– «Так».– И на крыльцо.

Домой приехав, пистолеты
Он осмотрел, потом вложил
Опять их в ящик и, раздетый,
При свечке, Шиллера открыл;
Но мысль одна его объемлет;
В нем сердце грустное не дремлет:
С неизъяснимою красой
Он видит Ольгу пред собой.
Владимир книгу закрывает,
Берет перо; его стихи,
Полны любовной чепухи,
Звучат и льются. Их читает
Он вслух, в лирическом жару,
Как Дельвиг пьяный на пиру.

Стихи на случай сохранились;
Я их имею; вот они:
«Куда, куда вы удалились,
Весны моей златые дни?
Что день грядущий мне готовит?
Его мой взор напрасно ловит,
В глубокой мгле таится он.
Нет нужды; прав судьбы закон.
Паду ли я, стрелой пронзенный,
Иль мимо пролетит она,
Всё благо: бдения и сна
Приходит час определенный;
Благословен и день забот,
Благословен и тьмы приход!

Блеснет заутра луч денницы
И заиграет яркий день;
А я, быть может, я гробницы
Сойду в таинственную сень,
И память юного поэта
Поглотит медленная Лета,
Забудет мир меня; но ты
Придешь ли, дева красоты,
Слезу пролить над ранней урной
И думать: он меня любил,
Он мне единой посвятил
Рассвет печальный жизни бурной.
Сердечный друг, желанный друг,
Приди, приди: я твой супруг. »

XXIII

Так он писал темно и вяло
(Что романтизмом мы зовем,
Хоть романтизма тут нимало
Не вижу я; да что нам в том?)
И наконец перед зарею,
Склонясь усталой головою,
На модном слове идеал
Тихонько Ленский задремал;
Но только сонным обаяньем
Он позабылся, уж сосед
В безмолвный входит кабинет
И будит Ленского воззваньем:
«Пора вставать: седьмой уж час.
Онегин, верно, ждет уж нас».

Но ошибался он: Евгений
Спал в это время мертвым сном.
Уже редеют ночи тени
И встречен Веспер петухом;
Онегин спит себе глубоко.
Уж солнце катится высоко,
И перелетная метель
Блестит и вьется; но постель
Еще Евгений не покинул,
Еще над ним летает сон.
Вот наконец проснулся он
И полы завеса раздвинул;
Глядит– и видит, что пора
Давно уж ехать со двора.

стволы роковые
Нести за ним, а лошадям
Отъехать в поле к двум дубкам.

Опершись на плотину, Ленский
Давно нетерпеливо ждал;
Меж тем, механик деревенский,
Зарецкий жернов осуждал.
Идет Онегин с извиненьем.
«Но где же,– молвил с изумленьем
Зарецкий,– где ваш секундант?»
В дуэлях классик и педант,
Любил методу он из чувства,
И человека растянуть
Он позволял – не как-нибудь,
Но в строгих правилах искусства,
По всем преданьям старины
(Что похвалить мы в нем должны).

XXVII

«Мой секундант?– сказал Евгений,—
Вот он: мой друг, monsieur Guillot.
Я не предвижу возражений
На представление мое;
Хоть человек он неизвестный,
Но уж, конечно, малый честный».
Зарецкий губу закусил.
Онегин Ленского спросил:
«Что ж, начинать?»– «Начнем, пожалуй»,—
Сказал Владимир. И пошли
За мельницу. Пока вдали
Зарецкий наш и честный малый
Вступили в важный договор,
Враги стоят, потупя взор.

XXVIII

Враги! Давно ли друг от друга
Их жажда крови отвела?
Давно ль они часы досуга,
Трапезу, мысли и дела
Делили дружно? Ныне злобно,
Врагам наследственным подобно,
Как в страшном, непонятном сне,
Они друг другу в тишине
Готовят гибель хладнокровно…
Не засмеяться ль им, пока
Не обагрилась их рука,
Не разойтиться ль полюбовно.
Но дико светская вражда
Боится ложного стыда.

XXXII

Недвижим он лежал, и странен
Был томный мир его чела.
Под грудь он был навылет ранен;
Дымясь, из раны кровь текла.
Тому назад одно мгновенье
В сем сердце билось вдохновенье,
Вражда, надежда и любовь,
Играла жизнь, кипела кровь;
Теперь, как в доме опустелом,
Всё в нем и тихо и темно;
Замолкло навсегда оно.
Закрыты ставни, окна мелом
Забелены. Хозяйки нет.
А где, Бог весть. Пропал и след.

Источник

Что день грядущий нам готовит

Здравствуйте уважаемые.
Сегодня среда, а значит продолжаем с Вами разбор замечательного произведения Александра Сергеевича Пушкина 🙂
Напомню, что в прошлый раз мы с Вами остановились вот тут вот: http://id77.livejournal.com/1468617.html
Итак, продолжим.

И вновь задумчивый, унылый
Пред милой Ольгою своей,
Владимир не имеет силы
Вчерашний день напомнить ей;
Он мыслит: «Буду ей спаситель,
Не потерплю, чтоб развратитель
Огнем и вздохов и похвал
Младое сердце искушал;
Чтоб червь презренный, ядовитый
Точил лилеи стебелек;
Чтобы двухутренний цветок
Увял еще полураскрытый».
Все это значило, друзья:
С приятелем стреляюсь я.

Все-таки Ленский дурак. Сам себя накрутил, сам себе все разъяснил и сам принял решение. Дурацкое.

Когда б он знал, какая рапа
Моей Татьяны сердце жгла!
Когда бы ведала Татьяна,
Когда бы знать она могла,
Что завтра Ленский и Евгений
Заспорят о могильной сени;
Ах, может быть, ее любовь
Друзей соединила б вновь!
Но этой страсти и случайно
Еще никто не открывал.
Онегин обо всем молчал;
Татьяна изнывала тайно;
Одна бы няня знать могла.
Да недогадлива была.

Весь вечер Ленский был рассеян,
То молчалив, то весел вновь;
Но тот, кто музою взлелеян,
Всегда таков: нахмуря бровь,
Садился он за клавикорды
И брал на них одни аккорды,
То, к Ольге взоры устремив,
Шептал: не правда ль? я счастлив.
Но поздно; время ехать. Сжалось
В нем сердце, полное тоской;
Прощаясь с девой молодой,
Оно как будто разрывалось.
Она глядит ему в лицо.
«Что с вами?» — Так.— И на крыльцо.

Домой приехав, пистолеты
Он осмотрел, потом вложил
Опять их в ящик и, раздетый,
При свечке, Шиллера открыл;
Но мысль одна его объемлет;
В нем сердце грустное не дремлет:
С неизъяснимою красой
Он видит Ольгу пред собой.
Владимир книгу закрывает,
Берет перо; его стихи,
Полны любовной чепухи,
Звучат и льются. Их читает
Он вслух, в лирическом жару,
Как Дельвиг пьяный на пиру.

Стихи на случай сохранились;
Я их имею; вот они:
«Куда, куда вы удалились,
Весны моей златые дни?
Что день грядущий мне готовит?
Его мой взор напрасно ловит,
В глубокой мгле таится он.
Нет нужды; прав судьбы закон.
Паду ли я, стрелой пронзенный,
Иль мимо пролетит она,
Все благо: бдения и сна
Приходит час определенный;
Благословен и день забот,
Благословен и тьмы приход!

Блеснет заутра луч денницы
И заиграет яркий день;
А я, быть может, я гробницы
Сойду в таинственную сень,
И память юного поэта
Поглотит медленная Лета,
Забудет мир меня; но ты
Придешь ли, дева красоты,
Слезу пролить над ранней урной
И думать: он меня любил,
Он мне единой посвятил
Рассвет печальный жизни бурной!.
Сердечный друг, желанный друг,
Приди, приди: я твой супруг. »

Так он писал темно и вяло
(Что романтизмом мы зовем,
Хоть романтизма тут нимало
Не вижу я; да что нам в том?)
И наконец перед зарею,
Склонясь усталой головою,
На модном слове идеал
Тихонько Ленский задремал;
Но только сонным обаяньем
Он позабылся, уж сосед
В безмолвный входит кабинет
И будит Ленского воззваньем:
«Пора вставать: седьмой уж час.
Онегин, верно, ждет уж нас».

Продолжение следует.
Приятного времени суток.

Источник

Евгений Онегин (Пушкин А. С., 1832)

La, sotto i giorni nubilosi e brevi,

Nasce una gente a cuil morir non dole.

Petr. [Там, где дни облачны и кратки, родится племя, которому умирать не трудно. Петр (ит.).]

Заметив, что Владимир скрылся,

Онегин, скукой вновь гоним,

Близ Ольги в думу погрузился,

Довольный мщением своим.

За ним и Оленька зевала,

Глазами Ленского искала,

И бесконечный котильон

Ее томил, как тяжкий сон.

Но кончен он. Идут за ужин.

Постели стелют; для гостей

Ночлег отводят от сеней

До самой девичьи. Всем нужен

Покойный сон. Онегин мой

Один уехал спать домой.

Всё успокоилось: в гостиной

Храпит тяжелый Пустяков

С своей тяжелой половиной.

Гвоздин, Буянов, Петушков

И Флянов, не совсем здоровый,

На стульях улеглись в столовой,

А на полу мосье Трике,

В фуфайке, в старом колпаке.

Девицы в комнатах Татьяны

И Ольги все объяты сном.

Одна, печальна под окном

Озарена лучом Дианы,

Татьяна бедная не спит

И в поле темное глядит.

Его нежданным появленьем,

Мгновенной нежностью очей

И странным с Ольгой поведеньем

До глубины души своей

Она проникнута; не может

Никак понять его; тревожит

Ее ревнивая тоска,

Как будто хладная рука

Ей сердце жмет, как будто бездна

Под ней чернеет и шумит…

«Погибну, — Таня говорит, —

Но гибель от него любезна.

Я не ропщу: зачем роптать?

Не может он мне счастья дать».

Вперед, вперед, моя исторья!

Лицо нас новое зовет.

В пяти верстах от Красногорья,

Деревни Ленского, живет

И здравствует еще доныне

В философической пустыне

Зарецкий, некогда буян,

Картежной шайки атаман,

Глава повес, трибун трактирный,

Теперь же добрый и простой

Отец семейства холостой,

Надежный друг, помещик мирный

И даже честный человек:

Так исправляется наш век!

Бывало, льстивый голос света

В нем злую храбрость выхвалял:

Он, правда, в туз из пистолета

В пяти саженях попадал,

И то сказать, что и в сраженье

Раз в настоящем упоенье

Он отличился, смело в грязь

С коня калмыцкого свалясь,

Как зюзя пьяный, и французам

Достался в плен: драгой залог!

Новейший Регул, чести бог,

Готовый вновь предаться узам,

Чтоб каждым утром у Вери [Парижский ресторатор.]

В долг осушать бутылки три.

Бывало, он трунил забавно,

Умел морочить дурака

И умного дурачить славно,

Иль явно, иль исподтишка,

Хоть и ему иные штуки

Не проходили без науки,

Хоть иногда и сам впросак

Он попадался, как простак.

Умел он весело поспорить,

Остро и тупо отвечать,

Порой расчетливо смолчать,

Порой расчетливо повздорить,

Друзей поссорить молодых

И на барьер поставить их,

Иль помириться их заставить,

Дабы позавтракать втроем,

И после тайно обесславить

Веселой шуткою, враньем.

Sel alia tempora! [Но времена иные! (лат.)] Удалость

(Как сон любви, другая шалость)

Проходит с юностью живой.

Как я сказал, Зарецкий мой,

Под сень черемух и акаций

От бурь укрывшись наконец,

Живет, как истинный мудрец,

Капусту садит, как Гораций,

Разводит уток и гусей

И учит азбуке детей.

Он был не глуп; и мой Евгений,

Не уважая сердца в нем,

Любил и дух его суждений,

И здравый толк о том, о сем.

Он с удовольствием, бывало,

Видался с ним, и так нимало

Поутру не был удивлен,

Когда его увидел он.

Тот после первого привета,

Прервав начатый разговор,

Онегину, осклабя взор,

Вручил записку от поэта.

К окну Онегин подошел

И про себя ее прочел.

То был приятный, благородный,

Короткий вызов, иль картель:

Учтиво, с ясностью холодной

Звал друга Ленский на дуэль.

Онегин с первого движенья,

К послу такого порученья

Оборотясь, без лишних слов

Сказал, что он всегда готов.

Зарецкий встал без объяснений;

Остаться доле не хотел,

Имея дома много дел,

И тотчас вышел; но Евгений

Наедине с своей душой

Был недоволен сам собой.

И поделом: в разборе строгом,

На тайный суд себя призвав,

Он обвинял себя во многом:

Во-первых, он уж был неправ,

Что над любовью робкой, нежной

Так подшутил вечор небрежно.

А во-вторых: пускай поэт

Дурачится; в осьмнадцать лет

Оно простительно. Евгений,

Всем сердцем юношу любя,

Был должен оказать себя

Не мячиком предрассуждений,

Не пылким мальчиком, бойцом,

Но мужем с честью и с умом.

Он мог бы чувства обнаружить,

А не щетиниться, как зверь;

Он должен был обезоружить

Младое сердце. «Но теперь

Уж поздно; время улетело…

К тому ж — он мыслит — в это дело

Вмешался старый дуэлист;

Он зол, он сплетник, он речист…

Конечно, быть должно презренье

Ценой его забавных слов,

Но шепот, хохотня глупцов…»

И вот общественное мненье! [Стих Грибоедова.]

Пружина чести, наш кумир!

И вот на чем вертится мир!

Кипя враждой нетерпеливой,

Ответа дома ждет поэт;

И вот сосед велеречивый

Привез торжественно ответ.

Теперь ревнивцу то-то праздник!

Он всё боялся, чтоб проказник

Не отшутился как-нибудь,

Уловку выдумав и грудь

Отворотив от пистолета.

Теперь сомненья решены:

Они на мельницу должны

Приехать завтра до рассвета,

Взвести друг на друга курок

И метить в ляжку иль в висок.

Решась кокетку ненавидеть,

Кипящий Ленский не хотел

Пред поединком Ольгу видеть,

На солнце, на часы смотрел,

Махнул рукою напоследок —

И очутился у соседок.

Он думал Оленьку смутить,

Своим приездом поразить;

Не тут-то было: как и прежде,

На встречу бедного певца

Прыгнула Оленька с крыльца,

Подобна ветреной надежде,

Резва, беспечна, весела,

Ну точно та же, как была.

«Зачем вечор так рано скрылись?» —

Был первый Оленькин вопрос.

Все чувства в Ленском помутились,

И молча он повесил нос.

Исчезла ревность и досада

Пред этой ясностию взгляда,

Пред этой нежной простотой,

Пред этой резвою душой.

Он смотрит в сладком умиленье;

Он видит: он еще любим;

Уж он, раскаяньем томим,

Готов просить у ней прощенье,

Трепещет, не находит слов,

Он счастлив, он почти здоров…

И вновь задумчивый, унылый

Пред милой Ольгою своей,

Владимир не имеет силы

Вчерашний день напомнить ей;

Он мыслит: «Буду ей спаситель.

Не потерплю, чтоб развратитель

Огнем и вздохов и похвал

Младое сердце искушал;

Чтоб червь презренный, ядовитый

Точил лилеи стебелек;

Чтобы двухутренний цветок

Увял еще полураскрытый».

Всё это значило, друзья:

С приятелем стреляюсь я.

Когда б он знал, какая рана

Моей Татьяны сердце жгла!

Когда бы ведала Татьяна,

Когда бы знать она могла,

Что завтра Ленский и Евгений

Заспорят о могильной сени;

Ах, может быть, ее любовь

Друзей соединила б вновь!

Но этой страсти и случайно

Еще никто не открывал.

Онегин обо всем молчал;

Татьяна изнывала тайно;

Одна бы няня знать могла,

Да недогадлива была.

Весь вечер Ленский был рассеян,

То молчалив, то весел вновь;

Но тот, кто музою взлелеян,

Всегда таков: нахмуря бровь,

Садился он за клавикорды

И брал на них одни аккорды,

То, к Ольге взоры устремив,

Шептал: не правда ль? я счастлив.

Но поздно; время ехать. Сжалось

В нем сердце, полное тоской;

Прощаясь с девой молодой,

Оно как будто разрывалось.

Она глядит ему в лицо.

«Что с вами?» — «Так». — И на крыльцо.

Домой приехав, пистолеты

Он осмотрел, потом вложил

Опять их в ящик и, раздетый,

При свечке, Шиллера открыл;

Но мысль одна его объемлет;

В нем сердце грустное не дремлет:

С неизъяснимою красой

Он видит Ольгу пред собой.

Владимир книгу закрывает,

Берет перо; его стихи,

Полны любовной чепухи,

Звучат и льются. Их читает

Он вслух, в лирическом жару,

Как Дельвиг пьяный на пиру.

Стихи на случай сохранились;

Я их имею; вот они:

«Куда, куда вы удалились,

Весны моей златые дни?

Что день грядущий мне готовит?

Его мой взор напрасно ловит,

В глубокой мгле таится он.

Нет нужды; прав судьбы закон.

Паду ли я, стрелой пронзенный,

Иль мимо пролетит она,

Всё благо: бдения и сна

Приходит час определенный;

Благословен и день забот,

Благословен и тьмы приход!

Блеснет заутра луч денницы

И заиграет яркий день;

А я, быть может, я гробницы

Сойду в таинственную сень,

И память юного поэта

Поглотит медленная Лета,

Забудет мир меня; но ты

Придешь ли, дева красоты,

Слезу пролить над ранней урной

И думать: он меня любил,

Он мне единой посвятил

Рассвет печальный жизни бурной.

Сердечный друг, желанный друг,

Приди, приди: я твой супруг. »

Так он писал темно и вяло

(Что романтизмом мы зовем,

Хоть романтизма тут нимало

Не вижу я; да что нам в том?)

И наконец перед зарею,

Склонясь усталой головою,

На модном слове идеал

Тихонько Ленский задремал;

Но только сонным обаяньем

Он позабылся, уж сосед

В безмолвный входит кабинет

И будит Ленского воззваньем:

«Пора вставать: седьмой уж час.

Онегин, верно, ждет уж нас».

Но ошибался он: Евгений

Спал в это время мертвым сном.

Уже редеют ночи тени

И встречен Веспер петухом;

Онегин спит себе глубоко.

Уж солнце катится высоко,

И перелетная метель

Блестит и вьется; но постель

Еще Евгений не покинул,

Еще над ним летает сон.

Вот наконец проснулся он

И полы завеса раздвинул;

Глядит — и видит, что пора

Давно уж ехать со двора.

Он поскорей звонит. Вбегает

К нему слуга француз Гильо,

Халат и туфли предлагает

И подает ему белье.

Спешит Онегин одеваться,

Слуге велит приготовляться

С ним вместе ехать и с собой

Готовы санки беговые.

Он сел, на мельницу летит.

Примчались. Он слуге велит

Лепажа [Славный ружейный мастер.] стволы роковые

Нести за ним, а лошадям

Отъехать в поле к двум дубкам.

Опершись на плотину, Ленский

Давно нетерпеливо ждал;

Меж тем, механик деревенский,

Зарецкий жернов осуждал.

Идет Онегин с извиненьем.

«Но где же, — молвил с изумленьем

Зарецкий, — где ваш секундант?»

В дуэлях классик и педант,

Любил методу он из чувства,

И человека растянуть

Он позволял — не как-нибудь,

Но в строгих правилах искусства,

По всем преданьям старины

(Что похвалить мы в нем должны).

«Мой секундант? — сказал Евгений, —

Вот он: мой друг, monsieur Guillot.

Я не предвижу возражений

На представление мое;

Хоть человек он неизвестный,

Но уж, конечно, малый честный».

Зарецкий губу закусил.

Онегин Ленского спросил:

«Что ж, начинать?» — «Начнем, пожалуй»,—

Сказал Владимир. И пошли

За мельницу. Пока вдали

Зарецкий наш и честный малый

Вступили в важный договор,

Враги стоят, потупя взор.

Враги! Давно ли друг от друга

Их жажда крови отвела?

Давно ль они часы досуга,

Трапезу, мысли и дела

Делили дружно? Ныне злобно,

Врагам наследственным подобно,

Как в страшном, непонятном сне,

Они друг другу в тишине

Готовят гибель хладнокровно…

Не засмеяться ль им, пока

Не обагрилась их рука,

Не разойтиться ль полюбовно.

Но дико светская вражда

Боится ложного стыда.

Вот пистолеты уж блеснули,

Гремит о шомпол молоток.

И щелкнул в первый раз курок.

На полку сыплется. Зубчатый,

Надежно ввинченный кремень

Взведен еще. За ближний пень

Становится Гильо смущенный.

Плащи бросают два врага.

Зарецкий тридцать два шага

Отмерил с точностью отменной,

Друзей развел по крайний след,

Еще не целя, два врага

Походкой твердой, тихо, ровно

Четыре перешли шага,

Четыре смертные ступени.

Не преставая наступать,

Стал первый тихо подымать.

Вот пять шагов еще ступили,

И Ленский, жмуря левый глаз,

Стал также целить — но как раз

Онегин выстрелил… Пробили

Часы урочные: поэт

На грудь кладет тихонько руку

И падает. Туманный взор

Так медленно по скату гор,

На солнце искрами блистая,

Спадает глыба снеговая.

Мгновенным холодом облит,

Онегин к юноше спешит,

Глядит, зовет его… напрасно:

Его уж нет. Младой певец

Нашел безвременный конец!

Дохнула буря, цвет прекрасный

Увял на утренней заре,

Потух огонь на алтаре.

Недвижим он лежал, и странен

Был томный мир его чела.

Под грудь он был навылет ранен;

Дымясь, из раны кровь текла.

Тому назад одно мгновенье

В сем сердце билось вдохновенье,

Вражда, надежда и любовь,

Играла жизнь, кипела кровь;

Теперь, как в доме опустелом,

Всё в нем и тихо и темно;

Замолкло навсегда оно.

Закрыты ставни, окна мелом

Забелены. Хозяйки нет.

А где, Бог весть. Пропал и след.

Приятно дерзкой эпиграммой

Взбесить оплошного врага;

Приятно зреть, как он, упрямо

Склонив бодливые рога,

Невольно в зеркало глядится

И узнавать себя стыдится;

Приятней, если он, друзья,

Завоет сдуру: это я!

Еще приятнее в молчанье

Ему готовить честный гроб

И тихо целить в бледный лоб

На благородном расстоянье;

Но отослать его к отцам

Едва ль приятно будет вам.

Что ж, если вашим пистолетом

Сражен приятель молодой,

Нескромным взглядом, иль ответом,

Или безделицей иной

Вас оскорбивший за бутылкой,

Иль даже сам в досаде пылкой

Вас гордо вызвавший на бой,

Скажите: вашею душой

Какое чувство овладеет,

Когда недвижим, на земле

Пред вами с смертью на челе,

Он постепенно костенеет,

Когда он глух и молчалив

На ваш отчаянный призыв?

В тоске сердечных угрызений,

Глядит на Ленского Евгений.

«Ну, что ж? убит», — решил сосед.

Убит. Сим страшным восклицаньем

Сражен, Онегин с содроганьем

Отходит и людей зовет.

Зарецкий бережно кладет

На сани труп оледенелый;

Домой везет он страшный клад.

Почуя мертвого, храпят

И бьются кони, пеной белой

Стальные мочат удила,

И полетели как стрела.

Друзья мои, вам жаль поэта:

Во цвете радостных надежд,

Их не свершив еще для света,

Чуть из младенческих одежд,

Увял! Где жаркое волненье,

Где благородное стремленье

И чувств и мыслей молодых,

Высоких, нежных, удалых?

Где бурные любви желанья,

И жажда знаний и труда,

И страх порока и стыда,

И вы, заветные мечтанья,

Вы, призрак жизни неземной,

Вы, сны поэзии святой!

Быть может, он для блага мира

Иль хоть для славы был рожден;

Его умолкнувшая лира

Гремучий, непрерывный звон

В веках поднять могла. Поэта,

Быть может, на ступенях света

Ждала высокая ступень.

Его страдальческая тень,

Быть может, унесла с собою

Святую тайну, и для нас

Погиб животворящий глас,

И за могильною чертою

К ней не домчится гимн времен,

А может быть и то: поэта

Обыкновенный ждал удел.

Прошли бы юношества лета:

В нем пыл души бы охладел.

Во многом он бы изменился,

Расстался б с музами, женился,

В деревне, счастлив и рогат,

Носил бы стеганый халат;

Узнал бы жизнь на самом деле,

Подагру б в сорок лет имел,

Пил, ел, скучал, толстел, хирел.

И наконец в своей постеле

Скончался б посреди детей,

Плаксивых баб и лекарей.

Но что бы ни было, читатель,

Увы! любовник молодой,

Поэт, задумчивый мечтатель,

Убит приятельской рукой!

Есть место: влево от селенья,

Где жил питомец вдохновенья,

Две сосны корнями срослись;

Под ними струйки извились

Ручья соседственной долины.

Там пахарь любит отдыхать,

И жницы в волны погружать

Приходят звонкие кувшины;

Там у ручья в тени густой

Поставлен памятник простой.

Под ним (как начинает капать

Весенний дождь на злак полей)

Пастух, плетя свой пестрый лапоть,

Поет про волжских рыбарей;

И горожанка молодая,

В деревне лето провождая,

Когда стремглав верхом она

Несется по полям одна,

Коня пред ним остановляет,

Ремянный повод натянув,

И, флер от шляпы отвернув,

Глазами беглыми читает

Простую надпись — и слеза

Туманит нежные глаза.

И шагом едет в чистом поле,

В мечтанья погрузясь, она;

Душа в ней долго поневоле

Судьбою Ленского полна;

И мыслит: «Что-то с Ольгой стало?

В ней сердце долго ли страдало,

Иль скоро слез прошла пора?

И где теперь ее сестра?

И где ж беглец людей и света,

Красавиц модных модный враг,

Где этот пасмурный чудак,

Убийца юного поэта?»

Со временем отчет я вам

Подробно обо всем отдам,

Но не теперь. Хоть я сердечно

Люблю героя моего,

Хоть возвращусь к нему, конечно,

Но мне теперь не до него.

Лета к суровой прозе клонят,

Лета шалунью рифму гонят,

И я — со вздохом признаюсь —

За ней ленивей волочусь.

Перу старинной нет охоты

Марать летучие листы;

Другие, хладные мечты,

Другие, строгие заботы

И в шуме света и в тиши

Тревожат сон моей души.

Познал я глас иных желаний,

Познал я новую печаль;

Для первых нет мне упований,

А старой мне печали жаль.

Мечты, мечты! где ваша сладость?

Где, вечная к ней рифма, младость?

Ужель и вправду наконец

Увял, увял ее венец?

Ужель и впрямь и в самом деле

Без элегических затей

Весна моих промчалась дней

(Что я шутя твердил доселе)?

И ей ужель возврата нет?

Ужель мне скоро тридцать лет?

Так, полдень мой настал, и нужно

Мне в том сознаться, вижу я.

Но так и быть: простимся дружно,

О юность легкая моя!

Благодарю за наслажденья,

За грусть, за милые мученья,

За шум, за бури, за пиры,

За все, за все твои дары;

Благодарю тебя. Тобою,

Среди тревог и в тишине,

Я насладился… и вполне;

Довольно! С ясною душою

Пускаюсь ныне в новый путь

От жизни прошлой отдохнуть.

Дай оглянусь. Простите ж, сени,

Где дни мои текли в глуши,

Исполнены страстей и лени

И снов задумчивой души.

А ты, младое вдохновенье,

Волнуй мое воображенье,

Дремоту сердца оживляй,

В мой угол чаще прилетай,

Не дай остыть душе поэта,

И наконец окаменеть

В мертвящем упоенье света,

В сем омуте, где с вами я

Купаюсь, милые друзья! [В первом издании шестая глава оканчивалась следующим образом:]

Оглавление

Карта слов и выражений русского языка

Онлайн-тезаурус с возможностью поиска ассоциаций, синонимов, контекстных связей и примеров предложений к словам и выражениям русского языка.

Справочная информация по склонению имён существительных и прилагательных, спряжению глаголов, а также морфемному строению слов.

Сайт оснащён мощной системой поиска с поддержкой русской морфологии.

Источник

Что день грядущий нам готовит?

Что день грядущий нам готовит?
Какой сюрприз в дали нас ждет?
Жизнь нашу Бог за нас устроит?
Сквозь испытания проведет?

Ну, некто скажет: «Что неважно,
Что ожидает нас в дали –
Мы выстоим пред всем отважно,
Лишь только б не было войны».

Ему ответят: «Не спешите.
Войны боитесь наперед?
Вы только пристально взгляните –
Война давно уже идет.

Из Сирии и Украины
Гробы давно уже везут.
За что мы жертвуем там ими?
Куда нас войны приведут?»

Иной ответит: «Погодите,
Не надо далеко ходить.
На площадях вы посмотрите,
Какой в России поднят крик.

Идет молва, что к нам вития
Пришел честной народ смущать,
Словами «хватит тирания
Нам пред тобой трепетать»».

Другой ответит: «Где цензура?
Чем «кормят» нас – какой контент?
Где наша русская культура?
Чем наш заполнен интернет?

А кто-то скажет: «Стоп, замрите.
Я весь запутался от вас.
Меня вы лучше просветите –
Чему готовиться сейчас?

Кто наш защитник, предводитель?
И чьим словам надо внимать?
Кто будет истины блюститель?
И чью нам сторону принять?»

Ему ответ: «Изволь, дружище.
Самим то знать нам не дано.
Сие лишь к размышлению пища.
А только выскажем одно.

Давно уже наши бояре
Свои имения свезли
В заморские куда-то дали,
Где дети их растут в дали.

Царь наш не молод и в смятении.
На что же хватит царских сил,
Когда за двадцать лет правления
Проблем страны он не решил?

Нельзя ни за кого ручаться.
И в том не наша здесь вина.
Но очень даже может статься –
Придут лихие времена».

Источник

«Человек измеряется не с ног до головы,
а от головы до неба»
Конфуций.

Что день грядущий нам готовит?
Вопрос, пожалуй, не к нему.
Что день? Он нам не прекословит.
Вот что готовим мы ему?

А тут, сказать, нюансов много,
Поскольку, видишь ли, увы!
У каждого своя дорога
От неба и до головы!

Так что же. Мир всё бестолковей.
И мы бежим какой-то кросс.
Ах, этот каверзный вопрос:
Что день грядущий нам готовит?
07.11.19.

Рейтинг работы: 40
Количество отзывов: 3
Количество сообщений: 4
Количество просмотров: 256
Добавили в избранное: 1
© 07.11.2019г. Зоя Комарова
Свидетельство о публикации: izba-2019-2667142

В сетях устроила опрос и озадачила весь мир!(В панике хватаюсь за голову!-ОЙ, что будет?Что будет?) А ничего! Попробуй ответь,да?

Алла Светловская 09.11.2019 17:25:15
Отзыв: положительный
Что день грядущий нам готовит? Наверно осени конец, а первый снег, как сорванец!

Вы правы, Осень дверь закрыла,
Свет потушила и ушла.
Зиме она сказать забыла,
И серость,СЕРОСТЬ наступила,
Зима сказала: «Очень мило!»
Обиделась и не пришла!

Прогноз: зимы не будет!

Отправляя любой текст через специальные формы на сайте, вы соглашаетесь с политикой конфиденциальности данного сайта. Все авторские права на произведения принадлежат их авторам и охраняются действующим законодательством. Перепечатка и копирование произведений возможны только с согласия их автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за содержание произведений закреплена за их авторами на основании правил публикации и российского законодательства. При нарушении правил сайта и официального судебного запроса Администрация сайта предоставит все необходимые данные об авторе-нарушителе.

Источник

Что день грядущий нам готовит?

А.С. Пушкин «Евгений Онегин»

(глава 6, строфа 21)

Что день грядущий нам готовит?

Углубление и расширение противостояния, доходящего до планетарного раскола союза Русской и Восточной цивилизаций[1] с цивилизацией Атлантической и переход этого противостояния, предсказанного покойным В.В. Жириновским[2] в стадию «горячей войны» на территории бывшей последние 300 лет исторической частью Русской цивилизации в 2022 г. от мифического «рождества Христова», ставшего переломным в истории текущей цивилизации, имеет качественно новые признаки ещё пока не знакомые текущей цивилизации. Среди них можно выделить нижеследующие.

Открытое оглашение «нового мирового порядка», основанного на силовой диктатуре соединённой элиты западных («атлантических») стран, непосредственно ведомой надыудеским глобальным предиктором (НГП), чего не было в предыдущих трёх мировых войнах, когда НГП прятался за спинами феодальных правителей, или военных диктаторов, а весь «гешефт» записывался на ставшие, со временем, безмозглыми, элиты стран-агрессоров, что сохраняло загерметизированную более 5 тыс. лет назад тайну управления текущей цивилизацией.
Созревшее в «общественном сознании» самых разных людей планеты Земля за последние 2 года мнение о том, что миром управляет надгосударственное сообщество людей, которому, с одной стороны, глубоко безразличны чаяния и устремления всех людей планеты, не относящихся к их сообществу, а с другой – принадлежит неограниченная власть над средствами коммуникации, средствами массовой информации и материальными условиями жизни людей планеты Земля.
Объявление НГП устами подконтрольной ему элиты США и зависящих от них стран главным препятствием на пути нового мирового порядка Русскую цивилизацию (Расу-Русь-Россию), которая как «Карфаген», «должна быть разрушена».
Самовластное установление НГП глубинно-логической (метафизической) связи между физическим бытиём Западной цивилизации и не бытиём Русской цивилизации и Восточной цивилизации в том виде, в котором они пребывают по состоянию на начало 2022 г.
«Назначение», а точнее «переложение» средствами информационно-психических манипуляций (сетевой пропаганды)[3] статуса «народа-преступника» с немцев на русских, и одновременное превращение их в народ-изгой, которым с I в. н.э. до 40-х гг. XX в. была «назначена» мировая еврейская диаспора[4]. В данный момент это переназначение, на уровне глобального управления, вполне состоялось.

Все указанные выше признаки-индикаторы свидетельствуют о том, что Расе-Руси-России со стороны НГП, на этом этапе глобализации, уготована очередная итерация – смена ЧВЦУ[5] 2-го приоритета и определена судьба древних евреев до-библейского и библейского, но, до-евангельского периода, со всеми прелестями прямого «господского» управления, в смысле алгоритмов ПЭПО[6] «Господь», руками жестоких до-библейских надсмотрщиков, а народам Восточной цивилизации – полурабское прозябание, в котором они находились вплоть до середины XX в.

Почему так случилось спустя 2 тыс. лет, после событий, составивших целую эпоху в собственном времени текущей цивилизации и мир «как бэ» вернулся в до-евангельские времена, отбросив весь лоск «христианского всепрощения» и «европейского просвещения», попробуем разобраться, опираясь на все имеющиеся достижения Русской Культуры – накопленные в Русском Духе знания об окружающем мире, обществе, так и о представителе вида Homo sapiens.

Ранняя история вида: эволюция или мутация?

Вопрос о том, как и когда появляются «люди-дикари» и почему не все из них могут быть неопасными для других «человеков» – «вопрос конечно интересный»…

В записке «Почему люди не могут жить по-человечески» опубликованной в разгар спланированной планетарной пандемии SARS-COV-2, на наш взгляд, был неоправданно с-ужен период появления «человека разумного» разумного (способного как изъясняться на языке математики, так и абстрактно выражать собственные мысли в определённых идеях) историческими рамками, непосредственно предшествовавшими текущей глобальной цивилизации, и был отнесён чуть ли не к её началу, который в той записке предлагалось со-относить с моментом катастрофического прогноза так называемой «машины Уриила»[7]. Однако, до этого существовала минимум ещё одна цивилизация, в рамках которой и была создана эта, так называемая «машина» (стоунхенджы, разбросанные по всей планенете), и которую античные историки называли Атлантической, или просто – Атлантидой, указывая на её географический признак – Атлантический океан. Все без исключения авторы трудов по ранней истории нынешней глобальной цивилизации сходятся в одном: предыдущая цивилизация имела высокоразвитую систему управления, позволявшую ей господствовать в обоих полушариях планеты Земля, то есть, так же как и нынешняя имела признаки глобализма-планетарности. Понятно, что управлять ею не могли недавние выходцы из «отряда приматов», или «самые первые человекоподобные существа» – гоминиды, ещё не освоившие «второй сигнальной системы общения», что для создания такой планетарной империи нужны были стратеги-мыслители и разумные исполнители в количестве не «от пяти-до шести», и не позже 12-15 тыс. лет назад, судя по сохранившимся артефактам прошлой цивилизации, в сравнении с примитивными орудиями труда гоминид.

То есть, к моменту созревания замысла жизнеустройства атлантической империи должны были появиться в большом количестве не просто прямоходящие гоминиды, не покрытые сплошь шерстью и умеющие изготавливать более-менее сложные орудия труда, а так же живущие сообществами с определённой иерархией, по определённым правилам, а настоящие люди, разумно-мыслящие, могущие строить какие-то планы на основе анализа собственного опыта взаимодействия с окружающей средой и другими людьми разной степени разумности.

Если принять во внимание тот факт, что гоминиды вообще (человекообразные прямоходящие, применяющие простые, и не очень, орудия труда, оружие) появились «под миллион» лет назад, то возникают законные вопросы: почему так долго они «сидели» в животном «царстве» в качестве одной из разновидностей приматов и почему-то не эволюционировали в людей в течение, скажем, 980 тыс. лет, а, затем, начали резко «умнеть», потом говорить, потом мыслить и, наконец, строить планы на будущее. Ведь именно в ответе на эти вопросы может крыться и «тайна Атлантиды», и причина глобальных проблем нынешней цивилизации, которые привели её сейчас на грань исчезновения в качестве системы управления ресурсами планеты, и входящих в неё сфер планетарного бытия.

На наш взгляд, самым логически законченым и «продвинутым» для исторического понимания проблемы появления «современных людей» путеводителем по ранней истории Homo sapiens является совокупность трудов советского философа ранней человеческой истории Бориса Фёдоровича Поршнева, нашедшие своё завершение в книге «О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии)»[8] — философско-естественнонаучный трактат, как определял его сам автор, начавший свой научный путь как заядлый марксист-материалист-дарвинист, но под конец своей жизни осознавший ограниченность марксистского подхода к истории вообще и ранней истории людей в особенности.

Борясь с вульгаризированной буржуазно-церковной биологической наукой, «оседлавшей» «теорию Дарвина», применительно к эволюции вида Homo sapiens, Б.Ф. Поршнев, на основе анализа обширных (для своего времени) научных данных пришёл к выводу о том, что чисто анатомически общий предок современных людей был «человек троглодитовый»[9], внешне похожий на современного человека.

Вторым основным положением философа ранней истории человечества было объяснение антропогенеза с точки зрения физиологии высшей нервной деятельности и психологии.

Третьим существенным моментом зарождения современного человечества стало появление неоантропа и быстро нарастающий разрыв между динамикой «сообщества неоантропов» и темпами изменения природной среды.

Эта книга стала фундаметальным научно-исследовательским трудом, во многом обозначившим программу исследований самого автора и его последователей на десятилетия вперёд.

Рассматривая переход от животного к человеку, Б. Поршнев впервые в антропологии и ранней истории вида поставил в центр своего анализа модель отношений «особь — особь», а не «особь — среда», как это делали материалисты-естествоиспытатели, бывшие в той или иной степени «буржуазными» философами-позитивистами. Предпосылки особого механизма воздействия особей друг на друга, как полагал Поршнев, заложены в самой физиологии животных.

Автор реконструировал этот механизм вплоть до этапа возникновения человеческой речевой коммуникации, через которую рассматривал человеческую психику, социальность и способность к творчеству[10].

При этом Б. Поршнев доказывал, что человеческий труд не является исключительным признаком человека, а берёт своё начало в деятельности троглодитид третичного периода, главной экологической чертой которых было трупоядение и падальщичество. А изготовление простейших орудий труда, как показали опыты И.П. Павлова[11], свойственны современным приматам, не являющимися людьми. Также некоторые виды и семейства видов животных, как было установлено в XX в., пользуются природными предметами как орудиями труда.

Учение Павлова об условных рефлексах изменило господствовавшее ранее представление о рефлексах как о заранее заданных, раз и навсегда установленных нервных связях. Фактически павловская школа доказала, что центральная нервная система способна устанавливать реактивные связи всего со всем. Оставалось лишь непонятно, как это работает.

Эту сторону физиологии нервной деятельности исследовал А. А. Ухтомский. Именно он первым сформулировал принцип доминанты (хотя ранее его наблюдали многие физиологи) и создал на его основе свою теорию[12].

Смысл принципа доминанты в том, что на рецепторы организма в каждый данный момент одновременно воздействует огромнейшее количество разнообразных раздражителей; если бы все они вызывали реакцию организма, то буквально разорвали бы его в первый же миг. Этого не происходит, потому что рефлексы не работают каждый сам по себе, но работают в совокупности: во-первых, центральная нервная система тормозит реакции, сохраняя возможность для одной или немногих из них; во-вторых, раздражения, которые должны были вызвать заторможенные рефлексы, усиливают протекающий в это время или подготовленный другой рефлекс. Ухтомский сосредоточил свое внимание на «во-вторых», а так называемые «сопряженные торможения» оставались для него и его школы на заднем плане, и только Поршнев сумел разглядеть в этом явлении нераскрытый эвристический потенциал. «Тело представляет собой множество сменяющих друг друга машин, своевременно и пластически приспосабливающих его к условиям момента, однако лишь если в каждый отдельный момент имеется одна определенная степень свободы и энергия направляется на выполнение одной очередной работы. Это значит, что все остальные должны быть в этот момент исключены, устранены, заторможены. Следовательно, половина дела или даже наибольшая половина торможение. Уже даже в простейших технических приборах, говорит Ухтомский, осуществление механизма предполагает устранение (торможение) множества возможных перемещений ради сохранения немногих или одного. Тем более в теле животного механизмы осуществляются настолько, насколько устраняются (тормозятся) множества движений ради использования немногих степеней свободы или, еще лучше, одной степени свободы[13].

На этом Б.Ф. Поршнев и «ловит» «переученного церковника» – механистического материалиста: [14].

Почему? Ухтомского подвела аналогия с техническими механизмами, которую он (в духе времени?) использовал в своих построениях. Предположив, что в тормозящиеся центры поступают не такие импульсы, какие нужны для положительной работы – усиленные или учащенные, вместо редких и умеренных, – он отбросил это предположение, потому что это «значило бы допустить, что работа нервного механизма рассчитана на невероятно расточительную трату энергии»[15].

Как оказалось, именно здесь лежал водораздел между Различением/не-различением – пониманием/непониманием качественных различий форм движения материи, который дётся Всевышним по-Со-Вести!

Отсюда – «вердикт» Поршнева, материалисту, что называется, «с молоком матери», впитавшего сверх-слабые сигналы ПЭПО БПА (Э) «Гсподь», даже в частной мере своей научной деятельности: [17].

Теория тормозной доминанты и созданная на ее основе би-доминантная модель высшей нервной деятельности, по мнению Виталия Глущенко[18]– гвоздь всей концепции Б. Ф. Поршнева. [19].

В противовес Ф. Энгельсу, точнее его фрагменту «Роль труда при превращении обезьяны в человека» Б.П. Поршнев считал, что освоение огня, для приготовления пищи[20] произошло случайно в ходе обработки каменных орудий, необходимых для разбивания толстых костей и извлечения головного и костного мозга — основной добычи троглодитов.

Дальнейшее развитие привело, в условиях резко меняющейся (сокращающейся) кормовой базы, к адельфофагии — умерщвлении и поедании (что не свойственно ни одному виду класса млекопитающих!) представителей собственного вида. В ходе расхождения экологии и этологии палеоантропов произошло расщепление самого вида палеоантропов на два подвида. Так возник Homo sapiens — экологическая противоположность Homo neanderthalensis[21].

Б. Ф. Поршнев, являясь последовательным марксистом, в целом, признавал научную правоту теории возникновения человека Ф. Энгельса, но при этом «не соглашался в частностях, сосредоточившись на вопросе: почему разделение функций передних и задних конечностей и функций человеческой деятельности вообще могло иметь столь значительные последствия? Ответом на этот, как оказалось впоследствии, «основной вопрос философии» стало исследование ископаемых троглодитид – древних гоминид в пещерах Узбекистана, — высших прямостоящих приматов, которые определялись им как «уже не животные», но и «ещё не люди», то есть «антиживотные и антилюди одновременно». Особенность положения троглодитид, согласно Поршневу, по отношению к человеку подчёркивается тем, что все живущие на Земле человеческие расы происходят не от разных высших обезьян и не являются различными видами Homo sapiens. По мнению Б. Поршнева, существование троглодитид значительно сокращает во времени историю вида Homo sapiens, которая начинается не позднее, чем за 40 000 лет до нашей эры.

Введя семейство троглодитид в свою концепцию происхождения Homo sapiens, При этом Б. Поршнев полностью исключил из числа гоминид австралопитеков, архантропов («человек прямоходящий») и палеоантропов (неандерталец). Ко вполне сложившимся людям он не относил даже кроманьонцев — неоантропов позднего палеолита (200-300 тыс. лет назад). По мнению Б. Поршнева, особо крупные размеры головного мозга у палеоантропов и ранних кроманьонцев не являются доказательствами их принадлежности к людям, а напротив, привели учёного к выводу о ничтожной роли возрастания массы мозга в процессе антропогенеза. Это был, конечно, «сильнейший подкоп» под всю антропологию «от Дарвина до Энгельса»!

Согласно теории Поршнева, в этот период эволюции нового вида – собственно людей, взаимодействие сообществ гоминидов выразилось во взаимном ослаблении их видового качества гиперсуггестивности действиями, жестами, звуками — средствами, обеспечивающими защиту от внушающего воздействия извне со стороны палеоантропов. Появление же речи было связано, прежде всего, с механизмами воздействия индивидов друг на друга, а не с взаимодействием с природой; речь являлась средством и выражением формирующихся социальных отношений. Таким образом, речь возникла одновременно с появлением социальной организации, будучи оборотной стороной процесса возникновения человеческого общества.

Только на этой стадии речь впервые приобрела своё значение. «Отрицающая» конкретную ситуацию бытия человекообразных речь отделилась от самой ситуации и стала, следовательно, переносимой в принципе в любую другую ситуацию. Так, внутри сообщества гоминид возник человек с его символической смысловой речью и относительно невысокой внушаемостью, позволяющей, правда, достаточно интенсивно подражать другим (например, более взрослым) до тех пор, пока не разовьются индивидуальные познавательные способности. Анализируя возникновение речи, Б. П. Поршнев обращал особое внимание на явление нарушения речевой деятельности — афазии[22], которые, с его точки зрения, являются функциональными системами, характерными для раннего этапа развития Homo sapiens. Изучение афазий, по мнению Поршнева, позволяло исследовать историческое становление второй сигнальной системы. Далее, согласно Поршневу, первой фазой развития мышления была простая реакция на человеческие взаимодействия, причём на данном этапе мышление никак не «отражало» материальный мир.

Второсигнальное взаимодействие людей, по Поршневу, складывалось из двух главных уровней, и, в свою очередь, делилось на фазы. Первичную фазу — интердиктивную — и вторичную — суггестивную. Раскрывая действие механизма суггестии, Б. Поршнев по существу присоединяется к концепции социального происхождения высших психологических функций человека, развитой педагогом Л. С. Выготским, применительно к психическому развитию ребёнка. Согласно Выготскому, все высшие психические функции суть интериоризованные социальные отношения – превращение структур внешней деятельности, социальных отношений, культурных значений, ценностей и норм в структуры психик. По мнению Б. Ф. Поршнева, развивающися человек в процессе суггестии (внушения) интериоризирует свои реальные отношения с другими индивидами, выступая как бы другим для себя самого, контролирующим, регулирующим и изменяющим благодаря этому собственную деятельность. Этот процесс, согласно автору, априори не может осуществляться в действиях с материальными предметами, он протекает как речевое действие во внутреннем плане – возникает явление «обращения к себе» – внутренний монолог. Механизм «обращения к себе» оказывается, согласно этой теории, элементарной ячейкой речи-мышления.

Диспластия — элементарное противоречие мышления (дефект самооценки) — анализировалась автором как выражение исходных для человека социальных отношений «мы — они», то есть как давление окружающего сообщества.

Б. Ф. Поршнев объяснил также и гендерные отношения в среде неоантропов, в частности промискуитет (беспорядочные половые связи), необходимостью кормить палеоантропов (троглодитид) частью собственной популяции. Согласно его теории, самки-производительницы рожали многочисленное потомство, но значительная его часть — предположительно, мужского пола — умерщвлялась в пищу для палеоантропов. Уцелевшие мужские особи превращались в изолированные популяции «кормильцев», которые вынуждены были, в условиях каннибальской культуры, «выкупать» потомство своего вида охотничьей добычей, которая в порядке дани передавалась «курирующим» популяцию палеоантропам. Различия в биологической ценности, которую представляли для отношений с палеоантропами мужские и женские особи неоантропов, на фоне развитого «искусственным» отбором инстинкта вынужденно убивать обусловили появление чисто «мужского дела» — войны. Войны велись только между сообществами неоантропов, в отношении палеоантропов действовал строжайший запрет, так как они, как социально-высшие на тот момент существа не были предметом пищевого потребления.

На основе собственных исследований в области экологии ближайших предков человека Б. Поршнев выдвинул гипотезу «тасующегося стада». В силу почти предельных требований к мобильности охотников произошёл отрыв самок и молодняка от взрослых самцов, причём не сезонно, а без возможности вновь соединиться. К самкам с молодняком периодически, по мере миграции, присоединялись другие самцы. В отличие от поведения гиббонов и павианов, имеющих «семейные группы», неоантропы вообще не имели стойкого семейного ядра, примыкая периодически к разным группам самок в ходе пространственных перемещений.

С этим обстоятельством тесно связано появление запретов (интердикций). Б. Поршнев отмечал, что все запреты в любой человеческой культуре сопряжены с исключениями. Происхождение специфической формулы культурных запретов — запретов через исключение — лежит в физиологической природе суггестии. Возникнув в качестве инструмента торможения всего, кроме чего-то одного, суггестия породила два различных социальных феномена: слово человеческой речи и культурную норму. Исследователь, проанализировав наиболее древние культурные запреты, выделил три важнейшие их группы.

По Б.П. Поршневу, ранние религиозные представления о «хороших» и «плохих» божествах зарождались также в эпоху дивергенции (клеточной мутации внутри вида) — отбора неоантропов в среде палеоантропов. Образы божеств (протобожеств) и различных разновидностей «нечистой силы» являются отражением палеоантропа, с которым на протяжении длительного времени приходилось взаимодействовать человеку разумному, а также отражением конкретных особенностей этого взаимодействия. Чем более древними являются эти образы, тем больше в них буквальных физических черт и особенностей поведения реального «живого» палеоантропа.

Появившиеся в процессе мутации-дивергенции неоантропы чрезвычайно быстро заселили весь земной шар, поскольку люди разумные, инстинктивно самосохраняясь, стремились бежать либо от палеоантропов, потреблявших их в пищу, либо от популяций неоантропов, которые уже вступили в симбиотические отношения с неандертальцами и предсталяли для других неоантропов смертельную опасность. Б. Поршнев считал причиной широкого расселения первых неоантропов по земному шару неспособность сосуществовать друг с другом, а не поиски лучших жизненных условий. По мере продвижения людей в самые отдалённые уголки Земли — вплоть до Америки и Австралии — началось наслаивание популяций «друг на друга» и возвращение неоантропов в уже ранее обжитые территории. По мнению исследователя, среди людей в процессе этих переселений продолжала действовать дивергенция, одним из механизмов которой была эндогамия. Существующая сеть рас и этносов — продолжение дивергенции, получившей новую функцию.

По Поршневу, пережившие свой расцвет палеоантропы[25] не исчезли полностью, о чём свидетельствуют не только данные мифологии, но и исторические источники. Он считал, что существовало большое число археологических находок, которые показывали, что неандерталоидные существа со своей каменной индустрией существовали на одних стоянках с кроманьонцами. Некоторое число палеоантропов сохранилось вплоть до неолита и бронзового века. Б. Поршнев считал, что сведения, приводимые у античных авторов (Геродот, Плутарх, Помпоний Мела, Плиний Старший) о редких встречах с «сатирами» и «фавнами» отражали факт существования палеоантропов на окраинах тогдашнего мира.

Особое внимание уделял Б. Поршнев представлениям зороастризма, которые рассматривал как пример источника, отражавшего память о древнейшем взаимодействии палео- и неоантропов. Он предлагал воспринимать буквально содержащиеся в Авесте сведения о дэвах, которые рассматривались зороастрийцами как живые существа. Возможно, что ещё к VI—V векам до н. э. осуществлялся постоянный контакт с реликтовыми палеоантропами-дэвами с помощью умерщвления для них огромных масс скота и приручения их «колдунами» (шаманами). Зороастрийский обычай оставлять тело покойного на растерзание птицам и зверям[26] также связывается с древнейшими временами, в том числе и как средство подкармливания «своих» палеоантропов – «покровителей» племени-рода.

К последним представителям реликтовых палеоантропов Б. Поршнев относил существа, которые описывали естествоиспытатели XVII—XVIII веков, в том числе Николас Тульп. Карл Линней в первом издании своей «Системы природы» (1735, Лейден) также предусмотрел место для Homo troglodytes, которого описывал по сообщениям голландских натуралистов.

К моменту написания книги «О начале человеческой истории» Б. Ф. Поршнев имел международное признание как специалист по французской истории XVII века; в СССР многие из коллег, напротив, считали его догматичным последователем марксизма-ленинизма или даже высмеивали страсть учёного к поиску снежного человека[27].

Однако, Б.Ф. Поршнев не был кабинентным теоретиком, как его иногда представляют. Он проверял сам выдвинутые им гипотезы, и строил теорию на тех экспериментальных (полевых) исследованиях в которых он участвовал. В 1955 году Поршнев закончил исследование об источниках питания ископаемых палеоантропов, обитавших в пещере Тешик-Таш в Узбекистане. Согласно Поршневу, тешик-ташский палеоантроп не охотился на них, а лишь подбирал за барсом ту часть убитых им горных козлов, которую тот не съедал. Эта работа привела Бориса Фёдоровича к исследованию «снежного человека», который заинтересовал его по той причине, что опубликованные в 1957 году сообщения о реликтовых гоминоидах были привязаны к региону, где в изобилии водятся горные козлы. Это было фундаментом для предположения, что за совершенно случайным и неудачным названием «снежный человек» кроется реальный зоологический феномен — дожившие до современной эпохи реликтовые палеоантропы, неандертальцы. Попытка создать «Комиссию по изучению вопроса о снежном человеке» при Президиуме АН СССР в 1958 году закончилась неудачей и создала напряжённые отношения между учёным и советскими антропологами. Это предопределило дальнейшую судьбу научного наследия замечательного русского учёного[28].

Творчество Б.Ф. Поршнева и последующие достижения русской культуры

Современные «толерантные критики» и «переработчики» творческого наследия Б.Ф. Поршнева[29] так и не смогли в самой основе опровергнуть взгляды учёного[30], на несколько десятилетий опередившего «собственное время» развития культуры научного поиска первоначальных истоков человека и человечности как таковой, который чётко для себя понимал, что современные ему люди – это потомки как не единожды мутировавших, а затем эволюционировавших (развившихся) в своей душевно-психической основе, так и генетические невольные потомки человекообразных троглодитид, которые так и остались в том далёком историческом прошлом. При этом первые также неоднородны по склонности приспособления к жизни в природе и обществе, то есть не все из них Homo sapiens sapiens, а довольно многочисленная их часть – это «просто» Homo sapiens (кроманьонцы) раннего типа, который довольно долго сосуществовал с палеантропами-троглодитами, то есть не являются вполне sapiens – неоантропами.

Что касается первых, то немногочисленные потомки некогда истреблённых кроманьонцами неандертальцев, составляющих по разным данным, которыми пользовался Б.Ф. Поршнев и его последователи, не более 1 % наличного «человечества», пользуясь генетико-природными свойствами организма – прежде всего биоэнергетики и использования своих физических возможностей воздействия на уровне «второй сигнальной системы», парализующими волю к сопротивлению некоторых представителей вида Homo sapiens, «пробиваясь» к власти и другим источникам физического существования, как правило, не связанным с трудом – то есть ищут устойчивую популяцию «кормильцев» (в терминологии Б.Ф. Поршнева), к которым и «пристраиваются». При сопротивлении «кормильцев» генетико-обусловленному паразитизму потомков палеоантропов-троглодитид, проявляют-оживляют древний троглодитический (адельфагофатический) инстинкт умерщвления-поедания внешне «себе подобных», дабы устрашить других непокорных. При этом они могут сбиваться во временные сообщества-стаи, если силы сопротивляющихся этому Homo sapiens превышают их наличные возможности, а также вооружаются.

Это «капитальное» свойство использовалось и используется, в обеих цивилизациях, для удержания прежде всего неправедной власти, захваченной силой, или обманом. Неправедная власть, в случае необходимости, удерживающаяся войнами между государствами, позволяет верховодить в них этим потомкам людоедов, которые в большей степени устрашают «своих» кормильцев-неоантропов, чем «чужих» людоедов, с которыми у них нет родо-видовых противоречий. Последнее, наиболее ярко всегда проявлялось в европейских войнах, в которых, преимущественно истреблялось «податное население», а «живая сила» противника (и командный состав!) становилась добычей победителя, «перекупавшего» солдат побеждённой стороны.

На данный момент «раннеисторическая» теория палепсихологии, как следует из исчерпания публикаций на эту тему, завершена. Завершает своеобразный «панегирик» в адрес труда замечательного русского учёного Б.Ф. Поршнева, его «внуком», по его положению в поколенческих стратах русских учёных. В 2020 году вышла книга В. В. Глущенко «Рождение человечества. Начало человеческой истории как предмет социально-философского исследования», автор которой рассматривал философские основы концепции Б. Ф. Поршнева и перспективы её развития[33].

Виталий Глущенко отметил, что Поршнев являлся советским марксистом (может быть ленинцем-сталинцем? – прим. авт. к.), которого заинтересовал момент качественного перехода биологического в социальное; он перенёс вопрос на конкретную почву действительной истории человечества. Представление о существовавшем исторически «античеловеке» даёт основание для нового развития этики как научной дисциплины. Одновременно концепция Б.П. Поршнева окончательно устраняет предпосылку идеи «золотого века» (библейской сказки об Эдеме с Адамом и Евой, и их «друге» – Змее Искусителе – прим. авт. к.): «Не разумный, а безумный вышел человек из природы и лишь по мере социально-исторического развития завоевывал себе разум»[34].

Б. Ф. Поршнев работал в магистральном русле развития психологической науки, одновременно с ним разрабатывались теории «когнитивного диссонанса» Леона Фестингера и «двойного послания» Грегори Бейтсона. Согласно В.В. Глущенко, открытие в 1990-е годы зеркальных нейронов позволяет прояснить важный для концепции Поршнева нейрофизиологический механизм подражания, и, по-видимому, экспериментально подтверждает предложенную Поршневым теорию тормозной доминанты и построенную на её основе бидоминантной модели высшей нервной деятельности. Равным образом, открытое у африканских охотников и собирателей хадза случайных перемещений по принципу «блуждания Леви» как поисковой стратегии может служить дополнительным подкреплением теории инстинктивного труда в начале человеческой истории. Результаты исследований доместикации растений позволяют утверждать, что этот процесс не был сознательным актом, и таким образом также может служить косвенным свидетельством в пользу теории инстинктивного труда.

Новейшие представления о психической деятельности людей в сравнении с представлениями Б.Ф. Поршнева и В.В. Глущенко

«Эхо» трудов Б.Ф. Поршнева «полностью отзвучало» к концу 80-х гг. XX в. Как раз в это время началось восхождение «разгерметизированной кем-то» Концепции Общественной Безопасности – она же «Мѣра твоя Вода», которая поначалу совсем не касалась этого направления, но в начале 90-х, с первым книжным изданием появилась и психо-социологическая часть, которая от слова «совсем» не учитывала этот пласт русской культуры, зато «гришу-климова» «хорошо читала» и его же воспроизвела с небольшой редакцией:

— животный тип строя психики;

— строй психики «биоробот-зомби»;

— демонический тип строя психики;

— человечный тип строя психики.

Всё с чистого листа и на чистый же лист… Без всякого мало-мальски антропологического обоснования, а главное – историзма (что за чем исторически следует и почему)!

Однако, «давя авторитетом» покойного В.М. Зазнобина, иное «отправляли в игнор», «взамен» же предлагалось «свято верить» в написанное (1992 г.), так как оно – «от самого писания» – то есть в «общем» тексте «Мѣры твоей Воды», а тем, кому не понятно – «читай пункт первый»(1) – то бишь создавайте свою концепцию, если сможете…

Однако, попытки «родноверия» «расшатать» сами основы мировоззрения и миропонимания вышеозначенных сторонников КОБ, первоначально собравшихся под названием «русский предуказатель глобализации», а затем соборно организовавшихся в РСУ не возымели успеха. И, с некоторых пор, это нашло своё выражение в новом классификаторе, непосредственно основанном на знании дохристианской русской культуры (Знаний о людях, содержащихся в сервере «Русский Дух»), с учётом концепции Б.П. Поршнева.

Суть этого классификатора (классификации) подробно изложены в таких аналитических записках как: «О проекте и мере понимания (не понимания) субъекта, «вписанного» в проект» (апрель 2018 г.)[37] и «О том, почему люди не могут жить по-человечески» (июль 2021 г.)[38], где более широко, с учётом МСТ и состояния души, как определяющего признака человечности, были разобраны алгоритмика и социальная направленность носителей различных психотипов, свойственных виду Homo sapiens.

Чтобы дать наглядный сравнительный материал, переведём все имеющиеся в аналитической записке и связанных с ней другими записками РСУ, в форму таблицы для лучшего усвоения материала его читателями.

сравнения психо-социальных характеристик людей текущей цивилизации в разрезе ведущих теорий об антропогенезе

Концепция происхождения человека, его психики и её авторы и

Теория (учение) о происхождении «человека разумного» из полуживотных видов гоминид

«человека разумного» из «животного царства»

Современные потомки первых «разумных» людей

на территории Расы-Руси-России

Ключевые особенности формиро-вания общности людей

Характер разумно-психической деятельности

Место «разумных людей» в глобальной цивилизации

«Половой отбор» в эволюции людей[39]

Эволюция и внутривидовая борьба живых организмов в направлении от простейших форм к сложным

Внутривидовая борьба за передачу в будущее своего потомства

Б.П. Поршнев (В.В. Глущенко)

эволюционное накопление изменённых признаков

накопление изменённых признаков

Возникновение групповой палепсихологии: интердикция, суггестия, контрсуггестия

нарастание контр-суггестив-ных алгоритмов, рост числа современных неоантропов

Типы строя психики

людей, концепция человечного типа строя психики

«слабовоору-жённый вид биосферы Земли (животного мира)»

Нацелен-ность на человеч-ный тип строя психики

Наместник Божий на Земле

Русский соборный управитель

Человек как цель и продукт творения Всевышнего на планете Земля

Восхождение появившегося на свет представителя вида «человек разумный» по спирали развития от инстинктивных программ жизни к человечной душе, разуму и типу психической деятельности

носители гаплогруп-пы R1 a1

Нацелен-ность на человеч-ный строй души и тип психики

Наместник Божий на Земле

Вместе с тем, имея более объемлющий характер, чем та часть КОБ, которая посвящена типам строёв психики, концепция РСУ всё же уступала классической научной концепции в детализации появления современного человека из «животного царства» и причинно-следственных связей, объясняющих зарождение палеопсихологии у дивергировавших-мутировавших от человекоподобной обезьяны первых древних людей, что может быть существенным в объяснении психической алгоритмики и поведения людей текущей цивилизации на заключительном этапе глобализации.

Прежде всего – это безусловная однонаправленность процессов дивергенции (мутации) с уходом от вида троглодитидов-падальщиков к охотнику-палеантропу, а от него – к раннему, начинающему разговаривать неоантропу, всё ещё социально-зависимому от звериной силы палеоантропа (суггестии). И, наконец, на этапе более-менее массового воспроизводства популяции неоантропов, преодоление психической зависимости от палеоантропов через контрсуггестию и далее в направлении бегства-переселения многотысячных масс говорящих и мыслящих неоантропов – «от каннибалов-палеоантропов» через материки и континенты.

Итак, стремление к преодолению суггестии, парализующей волю к действию и покорности – это капитальная направленность развития неоантропа разумного только в одном направлении. Другого направления в человеческой истории просто нет и быть не может. Противоположность этому – застой, «топтание» на фазе душевно-психического развития-эволюции самого неоантропа, в концептуально неопределённом для него душевном и психостоянии, на стадии просто неоантропа (не вполне Разумного). Именно в этой направленности развития Homo sapiens sapiens Предопределённость Бытия, Заданная Творцом-Вседержителем для НЕ-ЖИВОТНОГО ВИДА биосферы планеты Земля. И в этом направление освоения его генетически-обусловленного потенциала. В этом направлении и идёт процесс «душевной кристаллизации» наместников Божьих на Земле, а равно и Его посланников.

Количественно, этот процесс «роста и совершенствования» можно затормозить, применяя суггестивные технологии (более «совершенные» психоманипуляции), качественно – никогда, как невозможно людям изменить Предопределённость Бытия и «подстроить» под свои понятия-пороки Замысел Творца-Вседержителя, который целенаправленно, руками самих неоантропов (а иногда – руками людоедов и суггестеров…) Ведёт развитие этой цивилизации к количественному росту человеков разумных Разумных и торжеству Замысла Справедливого Жизнестроя.

В животное (звериное) состояние, образно говоря, может впасть, в силу своей генетики, лишь далёкий потомок палеоантропа–полуживотного, на которого культура запретов и семейно-родовые, а так же иные социальные эгрегоры надели «подобающий наряд» – табу общества неоантропов, которое условно полагает, что каждый прямоходящий, говорящий имеет облик индивида похожего на человека и ожидает от него соблюдение хотя бы внешних культурных атрибутов. «Моментом истины», определяющим: «кто есть ху», становятся войны, а также природные и общественные катаклизмы, в ходе которых «упавший», из-за длящегося стресса «пограничного выбора» между бытиём и не бытиём, «культурный покров», обнажает истинную бездушную и животно-психическую сущность палеоантропа, в котором «проснувшийся ген» безумно начинает разрушать все имеющиеся вокруг себя достижения культуры развития неоантропов и безумно «поедать» последних, даже ценой собственного вероятностного уничтожения!

Вот как раз из такого состояния возможна окончательная и бесповоротная деградация в зверино-людоедские алгоритмы поведения-поедания неоантропов, приводящая, по обратным связям, к утилизации обратно в Мироздание безумного потомка безумных предков!

Сообразно сказанному: та условная модель-воронка восхождения/деградации людей в человечность (душевную и психическую), которая в той, или иной мере оглашалась во всех последних записках РСУ, должна быть разделена (с отделением одной части от другой) на две части: «часть восхождения» остаётся за потомками неоантропов, которые могут/не могут подняться до человечности, как вершины душевно-психической эволюции вида Человек разумный Разумный, либо, дав потомство, так и остаются в «коридоре перехода» душевно-психического совершенствования («колеблясь» между Со-Вестью и обратно – в бес-совестность) до самой своей физической смерти, а «нисходящая часть – вероятностные предопределённости «провала» в животный мир потомка неандертальца-людоеда.

Однако, обе эти «воронки», искусственно, в порядке злонравного корыстного управления, были объединены-собраны неким сообществом суггестеров («ранних» неоантропов), предки которых долгое время – до 100 тыс. лет жили в одном сообществе с палеоантропами, а затем и вместе с «поздними» неоантропами, в результате чего в истории человечества впервые возникла социальная толпо-элитарная пирамида, на вершине которой они уселись сами, и от своего имени стали «собирать» весь причитающийся им «гешефт» за свои «управленческие художества».

Эти полу-люди, полу-палеоантропы по своему, так и не раскрытому, строю души и ущербному, для целей преображения, типу психической деятельности, за столь длительный период «общежития» вместе с палеоантропами, в совершенстве овладели на уровне своих родовых эгрегоров (третья сигнальная система) и изустных преданий «своих мудрецов» о способах управления-манипулирования, как исторически предшествующими им палеоантропами, так и исторически более поздними «кормильцами»- неоантропами. Однако, в логике управления этой иерархией, Вседержителем для ускорения процесса «количественного» становления новых неоантропов необходимо было попустить этот период временного господства суггестеров, с целью обучения пока ещё «не полных» неоантропов Добру в противопоставлении его Злу[40] в темпе течения жизненных обстоятельств, как самому простому и понятному способу воз-питания начинающих постигать разумную жизнь людей. Как представляется, главным для ИНВОУ, в этом процессе было то, что, он приводил к раз-крытию души нового живого существа и его дальнейшему вероятностному преображению в Человека[41].

Таким мог быть Замысел Творца, Попускавшего появление планетарной магической власти верхушки суггестеров и управляемых ими подручных людоедов. Маги-суггестеры, в меру Не-различения поняли это «по-своему», построив храмы и провозгласив себя потомками богов (себя богами – как вариант) – то есть «истинными хозяевами планеты Земля». Это последнее, что было ими оглашено и нашло отражение в мифах и легендах Междуречья, Др. Египта и Др. Греции, … попущено вовсе не было, из-за чего «Атлантида» перейдя Пределы Попущения, которых не поняли её жрецы-суггестеры, «нарвалась» на неминуемую планетарную катастрофу, разрушившую их злонравную империю.

Остатки эгрегориально-магической (палео-неоантропической) верхушки «Атлантиды», по своей бес-совестности, извлекли из этого краха управления лишь два возможных для их нравственности урока: 1) глобальное управление, в целях личной безопасности их и их потомков (духовных наследников) должно быть либо анонимным, либо осуществляться от лиц, не понимающих вообще, как осуществляется управление в сообществе людей, 2) сама тайна управления должна быть сокрыта (загерметизирована) от самих управляемых и тех, кого те считали своими правителями, чтобы те отвечали за всё перед Высшими Силами!

Так начинала возникать система толпо-элитарного управления текущей цивилизацией, нашедшая своё ближайшее выражение в формировании МКЦ и Др.ЕКЦ и возникшего, впоследствии, как результат их противоборства – Единого Концептуального Центра (ЕКЦ), названного Общественной инициативой Надыудейским Глобальным Предиктором (НГП). Насколько точно соответствует это название всему изложенному выше, судить самим читателям, по их Со-Вести и Различению. Наше мнение по этому вопросу заключается в том, чтобы объединить два этих термина в один, как отражающий историческую особенность процесса формирования глобального управления текущей цивилизацией в один – «единый концептуальный центр – надыудейский глобальный предиктор людей недоразвитых» – ЕКЦ-НГП-ЛН[42].

Последнее, на наш взгляд, будет более точно отражать субъектный состав, характер и результаты того управления (кадры решают всё!), которое привело планету к всеобщему биосферному кризису и поставило на грань выживания само Творение Всевышнего – вид Человек разумный Разумный.

Неоантропы и цивилизации как они есть

В части предыстории и истории текущей цивилизации следует отметить следующее. Несмотря на все успехи герметизации знаний о прошлой цивилизации и искажения её места и причин уничтожения разного рода примасоненными авторами её ПЭПО-эгрегора Всевышним, в свете изложенного вырисовывается такая мозаика: порядка 15-25 тыс.лет назад, вместе с окончательным вытеснением палеоантропов из мест, пригодных для нормального обитания и появлением более-менее плотно населённых ареалов проживания «старых» и «новых» неоантропов сложились две большие общности людей – носителей гаплогруппы R1a и R1b[43], имеющих один «неоантропический» корень. Первоначальным местом поселения после из-хода с Юга Сибири стала Восточно-Европейская равнина (возвышенность), на которой они так и остались. Вообще неоантропический «возраст» представленный субкладом «русской» гаплогруппы R1a составляет 22 тыс.лет. Так что, «по Поршневу», всё сходится. Примечательно, что география проживания носителей гаплогруппы R1a не менялась на этой территории – бывшей Российской империи и СССР более 13 тыс. лет, что даёт основание называть это население современных нам людей «по научному» – автохтонным, а по-русски – изначальным-из-конным.

Получается, что неоантропы, представленные этими гаплогруппами раньше всех на всей территории Евразии оторвались от «пуповины» связи в палеоантропами и ушли от них в порядке миграции ещё в до-ледниковый период. Уже позднее – ко II тысячелетию н.э. они стали заселять Восточную и Центральную Европу, столкнувшись здесь с ещё уцелевшими ареалами кроманьонцев (ранних неоантропов – полулюдей) с количественно заметно выраженным «геном неандертальца»[44], образовав прото-союзы западно-славянских племён, впоследствии попавших в ареал «культурного» влияния ЕКЦ-НГП-ЛН. Оставшиеся стали называться восточнославянскими племенами, которые сами называли себя русами. Именно этим можно объяснить древнейший и самобытный характер культуры родо-племенного общежития, языка и ПЭПО-эгрегора «Русский Дух», ставшего «третьей сигнальной системой» – «полевым» оберегом будущего народа-носителя мечты о Справедливом Жизнестрое, в ладу с природой и Богом Единым.

Таким образом, в статистике раз-пределений Божьего Предопределния Бытия биологического вида неоантроп – «человек разумный» (поздние неоантропы), восточно-европейский ареал расселения которых оказался, как представляется, для Творца-Вседержителя, наиболее «перспективным» с точки зрения направленности спокойной и естественной душевно-психической эволюции в сторону Человека разумного Разумного. Это не требовало, как представляется, от Иерархически Наивысшего Объемлющего Управления на интервале ближайших 11 000 лет никаких корректирующих вмешательств[45], разве что «закаливающего характера» в форме оледенения почвы и вынужденной миграции за границы этого ледника.

Однако, последнее, судя по историческим результатам, «ледниковый период» был не столько средством «укрепления здоровья» прародителей русских людей, сколько подготовкой будущей обильной кормовой базы растительного про-из-хождения, сформировавшейся в месте таяния ледника и образовавшегося на этом месте морей и озёр в южной части Восточно-Европейской равнины (возвышенности), в ходе их постепенного высыхания и формирования за счёт этого естественно отмирающих морских животных и рыб, уникального почвенного явления – гумуса[46].

Формирование такого рода условий должно было «увести» неоантропов, через обменные процессы их организмов, ещё дальше как от белковой пищи, получаемой путём лишения жизни другого существа, так и от алгоритмики возможного возврата к троглодитическим и неандертальским «гастрономическим наклонностям», что, по обратным связям, должно было сформировать «материальную часть» – облик будущего Наместника Божьего на Земле, в задачу которого входило бы сохранение биосферы, а также – сохранение и приумножение флоры – зелёных «лёгких» планеты.

Этот «золотой век» восточно-европейских неоантропов продлился, на самом деле, гораздо дольше (оценим Мудрость Творца и Вседержителя!) – до VI в. до н.э., до тех пор, пока азиатские людоедско-палеоантропические царские династии и стоящие за ними волхвы-суггестеры не выясняли кто из них «самее», и в лице Дария I не направились завоёвывать Скифию. И хотя «блицкриг» провалился, это стало, своего рода знаком начала «совсем другой жизни» сообщества потомков поздних неоантропов, сами себя назвавших позже руссами. Последнее, должно было «мобилизовать» прото-русское, а, азтем и русское жречество к отражению возможной аргессии со стороны «врага ещё не виданного», НО…как писал ВП СССР[47], по непонятным нам причинам русское жречество (более поздняя форма прото-русского) не подготовилось к этому межцивилизационному вызову, вместо этого структурно распавшись на вохвов и калик перехожих, а большинство из числа первых предпочло «раствориться в иерархиях «трендового» на тот момент христианства и «перейти на нелегальное положение». Но, это нисколько не помогло остановить агрессию, а лишь придало ей ещё более изощрённую суггестивную форму.

В связи с этим, всю историю Расы-Руси-России (ок. 13,5 тыс.лет) можно разделить на два больших отрезка-периода: до начала агрессии против неё ЕКЦ-НГП-ЛН и после. Все остальные периоды являются иерархически вложенными в эти концептуально-исторические периоды.

В «Смуте на Руси» ВП СССР (России – СПб) хорошо описаны фазы-циклы «взлёта» и «падения» Российской государственности, вызванные безнравственностью и одержимостью-ангажированностью «правящей элиты» Руси Западом.

При этом, авторским коллективом не чётко поясняется: почему именно Западом, если ответственность за это возлагается на «русских крестителей», и их последователей тот факт, что христианство, как религиозное учение возникло на Востоке и пришло на Русь с Востока (Византии)?

Вместе с тем, кажущийся формальный алогизм авторского коллектива ВП СССР (России – СПб) «прикрывает» правильное под-сознательное воз-приятие направления, откуда идёт на Расу-Русь-Россию последние 2000 лет агрессия, так как Ближний Восток, трудами Др.ЕКЦ стал лишь коконом, в котором зародилась настоящая, необходимая потомкам атлантов, христианская суггестивная доктрина «натиска на Восток» (drung nah osten), которую не в состоянии было переломить «мирно-оборонительное» православие, происходившее от права раннецерковных и византийских соборов, нацеленных на воспитание у паствы мирного добронравия (неопасного для господ-рабовладельцев), согласно евангельским заповедям, о чём свидетельствует факт взятия штурмом и разрушения «крестоносцами» Константинополя в 1204 г.[49].

Вместе с тем, незначительный, на тот момент «культурный слой» византийского православия в адаптационной части (даже ещё и не поддержанный, вплоть до начала XVI в. какой-либо официальной церковной литературой на старо-славянском языке!) информационного обеспечения массы элементов русского региона глобальной цивилизации, позволил «совсем не по-христиански» встретить атланто-библейских завоевателей, благословлённых «римским папой» на геноцид восточных славян (русских) и дать западно-европейским людоедам лет на 300 острастки, мечом и военным талантом Великого князя Александра (совсем ещё мальчишки, по нынешним меркам, но уже владевшим и применявшим ветхозаветную формулу «кто с мечом…», ничего общего не имеющей с «класическим» христианством).

Но, так продолжалось до тех пор, пока «слабые» в смысле социальной опоры своей власти, цари Романовы не возжелали укрепить собственную власть инвеститурными правами византийских императоров, для чего были «вызваны» из Италии и Константинополя «подставные лошади» православного «просвещения», подготовившие «фарисейски-книжную» церковную реформу, приведшую к расколу, который внёс невиданную ранее инверсию государства в инфомационное обеспечение поведения элементов русской части многорегионального блока, объективно ослабив систему внутреннего управления им из многорегионального центра, который ещё продолжал своё сущестсвование в условиях реального двоеверия.

Однако, алгоритмы зарождения и события смуты[50], сделавшие возможным запуск процесса «церковной реформы» и последовавшего за ней раскола привели к тому, что субъективный вектор целей центра управления блоком (центра управления обособившегося, после ликвидации «никонианством» прав «старообрядчества» в блоке, на которое духовно опирались и великие объединители-государственники, такие как Иван III и Иван IV, постепенно становился антагонистичным к его же объективному и потенциальному векторам целей, прежде всего, — в результате информационно-алгоритмической агрессии межрегионального центра – ЕКЦ-НГП-ЛН в отношении Расы-Руси-России, через не контролируемые центром блока контуры управления Русской православной церковью, ставшей церковью возрождённого на русской земле византийского обряда и идеологии эпохи разложения рабовладения. Это облегчило процесс закрепощения сельских жителей Московского государства и «закладки» «тлеющей» гражданской войны на ближайшие 300 лет. После этого процесс преображения, в массово-статистическом смысле, в Расе-Руси-России был приостановлен-заторможен (начиная, конечно, в первую очередь со ставшей рабовладельческой «элитой»), а основная масса населения царства так и осталась в «коридоре перехода» душевно-психического совершенствования («колеблясь» между Со-Вестью и обратно – в бес-совестность), количественно увеличивая, от столетия к столетию, социальную базу концептуально-неопределённого управления многорегиональным блоком «Русская цивилизация».

Смута, затеянная сверх-слабыми «палеонтропически-суггестивными» манёврами, «сидевшими» в бессознательных уровнях психики московской боярской элиты, бесструктурно управляемой ПЭПО «Господь» из ЕКЦ-НГП-ЛН, при активном участии «местных» и «пришлых», в большом количестве, потомков палеоантропов, благодаря «просветительской политике» Софии-Фредерики Ангальт-Цербстской, разрешилась на циклическом этапе «российская империя» максимально кроваво, как того и «требовала» теория классового общества и борьбы классов, чуть было не погребя под её обломками саму российскую государственность, как защитную структуру многорегионального блока. Исторически кратковременное государственное возвышение Расы-Руси-России в форме СССР и доступ широких масс к сколь угодно высокому образованию, благодаря марксизму-троцкизму, закономерно породившему первое поколение безнравственной российской элиты, вновь было переведено управлением ЕКЦ-НГП-ЛН и добровольно начатым «православным ренессансом», в «режим смуты», самые тяжёлые последствия которой пришлись именно на начало Эпохи Водолея – зодиакальному символу Русской цивилизации.

Именно тогда откроется дорога к преображению любого, не злонравного из людей к тому, чтобы в течение своей жизни достичь состояния Человека разумного Разумного (позднего неоантропа), получить Полное Различение, по Милости Творца-Вседержителя, и остаться в истории не только вида, но и всей планеты в качестве образца-идеала душевного подвига класса Посланников Всевышнего.

Количественно, как показывает из-тория Государства Российского, этот процесс можно тормозить, применяя суггестивные технологии (более «совершенные» психоманипуляции, в том числе и церковно-культовые), качественно – никогда, как невозможно людям изменить Предопределённость Бытия и «подстроить» под свои понятия-пороки Замысел Творца-Вседержителя, который целенаправленно, руками самих неоантропов (а иногда – руками людоедов и суггестеров…) Ведёт развитие этой цивилизации к количественному росту Человеков разумных Разумных и торжеству Замысла Справедливого Жизнестроя.

Русский Соборный Управитель 24 апреля 2022 г.

[1] В лице КНР https://expert.ru/2021/09/16/soyuz-ssha/

[3] Суггестивным способом формирования мнения у Homo sapiens, так и не ставших Homo sapiens sapiens

[4] В Отступлении от темы 2 «Казалось бы парадоксальный иудейско-православный симбиоз» своей книги «Смута на Руси: зарождение, течение, преодоление…» ВП СССР (России-СПб) пишет: См. ВП СССР. Смута на Руси: зарождение, течение, преодоление… 2007. С. 153 https://mediamera.ru/f/ip_ussr/pdf/Книги/Смута%20на%20Руси%20

[5] Частный вектор целей управления – См. ДОТУ

[6] Психо-эмоциональное полевое образование основанное на ветхозаветной доктрине «карающего бога», которого надо бояться вплоть до паралича сознания и действий «человека разумного» в ожидании «кары небесной».

[7] См. Nayt. Mashina-Uriila.IV.Nnnw.413769.fb2.

[8] Первоначальный замысел книги о человеческой праистории относился к 1924 году, хотя непосредственно к теме возникновения Homo sapiens Б. Поршнев обратился в 1950-е годы в связи с интересом к троглодитидам и проблеме «снежного человека». После 1968 года работа исследователя была целиком посвящена написанию и публикации «О начале человеческой истории», которую он считал главным исследовательским трудом в своей жизни.

Книга содержит сложное междисциплинарное исследование на стыке физической антропологии, эволюционной психологии, социологии, философии истории и ряда других дисциплин. Вынесенное в заглавие «начало» в понимании автора являлось ключевым применительно ко всему комплексу наук о человеческом обществе и человеке в обществе, создавая исследовательскую программу. Для Б. Поршнева существовало принципиальное отличие человека от всех остальных животных («эволюционный разрыв»), различие коренится в творчестве, которое отсутствует у любого животного даже в зачаточной форме. – См. https://ru.wikipedia.org/wiki/О_начале_человеческой_истории

[11] Когда Павлов открыл условный рефлекс, ему казалось, что с его помощью он сможет объяснить психику человека. Описывая в 1903 г. перед научной общественностью свои опыты, связанные с условнорефлекторной работой слюнных желез собаки, ученый заявлял: «Слюнная реакция животного могла бы рассматриваться в субъективном мире как субстрат элементарного, чистого представления, мысли». Мышление представлялось ему условным рефлексом второй степени. Понадобилось почти тридцать лет работы в лаборатории, чтобы Павлов, научившийся к тому времени выстраивать у животных условные рефлексы не только второй, но уже чуть ли не седьмой степени, наконец, признал: загадку человека, идя по этому пути, не раскрыть. Вот тогда и возникло учение о двух сигнальных системах (при определяющем значении для человека второй сигнальной системы), и был установлен факт отрицательной взаимной индукции между ними.

«Разве наш рост не состоит в том, что под влиянием воспитания, религиозных, общественных, социальных и государственных требований мы постепенно тормозим, задерживаем в себе все то, что не допускается, запрещается указанными факторами? Разве мы в семье, в дружеском кругу не ведем себя во всех отношениях иначе, чем при других положениях жизни?» Павлов И.П. Экспериментальная психология и психопатология на животных. Речь на одном из общих собраний Международного медицинского конгресса в Мадриде в апреле 1903 г. // Павлов И.П. Рефлекс свободы. СПб: «Питер», 2001, с. 13.

Таким образом, общее представление о грани между человеком и животным конкретизировалось в терминах физиологии высшей нервной деятельности как проблема появления второй сигнальной системы. Для научной постановки вопроса о начале человеческой истории это оказалось важнейшим вкладом. Стало ясно: «Психология человека – это физиология нервной деятельности на уровне существования второй сигнальной системы» Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии). Б.Ф. Поршнев «О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии)» /ред. 2007 г./ С. 101.

[12] См.: Ухтомский А.А. Доминанта как рабочий принцип нервных центров // Ухтомский А.А. Собрание сочинений. Т. 1. Л., 1950. Первая публикация: Русский физиологический журнал. Пг., Т. VI., 1923, вып. 1–3.

[13] Ухтомский А.А. Парабиоз и доминанта // Ухтомский А.А. Собрание сочинений. Т. 1. Л., 1950, С. 233–236.

[14] Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии). С. 158–159.

[15] Ухтомский А.А. Доминанта как рабочий принцип нервных центров. С. 167.

[17] Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии). С. 159.

[20] В этом смысле следует оценить «управляемый характер» мифа о Прометее, «созданный» в целях «увода» сознания людей от истинной природы их появления в ходе мутационно- эволюционного преображения из промежуточного между животным и человеком вида гоминид.

[21] К 1972 году рукопись монографии была подготовлена к печати, но вызвала резкие возражения редакции, в первую очередь — из-за ревизии марксистских взглядов на антропогенез. Типографский набор был рассыпан; по одной из версий, это стало причиной смерти Б. Ф. Поршнева от личных переживаний. Рукопись удалось опубликовать в 1974 году в московском издательстве «Мысль» в урезанном виде (по требованию редакции были элиминированы главы, посвящённые трупоядению, освоению огня и формированию человека разумного в среде неандертальцев). С этого издания были осуществлены переводы на словацкий и болгарский языки. В 1990-х годах началась работа по восстановлению авторского текста по рукописям, хранившимся в Российской государственной библиотеке. В восстановленном виде монография публиковалась разными издательствами в 2006, 2007, 2013 и 2017 годах.

Гипотеза антропогенеза Б. Ф. Поршнева подверглась критике со стороны отдельных биологов, психологов и лингвистов. Она не является общепризнанной, Поршнева упрекают в том, что он пользовался неполной фактической информацией: в начале XXI века можно считать доказанным, что неандерталец не был прямым биологическим предком современного человека. Концепция суггестии Поршнева (как, впрочем, и аналогичные подходы западных учёных) является, по мнению современного специалиста по первобытной культуре П. Куценкова, умозрительной в отсутствие фактических данных, которые вряд ли возможны в исследовании психологии первобытного человека[4]. Вместе в тем, по оценке современного историка советской общественной мысли Г. Тиханова, философия истории Б. Поршнева являлась наиболее сложной и оригинальной концепцией в советском гуманитарном знании второй половины XX века. По мнению Г. Тиханова, Поршнев, объединив в своей книге историю и психологию, сумел историзировать основание истории — человека, который ранее в советской историографии рассматривался как неизменный[5].

[22]Выготский Л.С. Мышление и речь. М.: «АСТ», 2008, с. 426; Он же Культурно-историческая теория https://ru.wikipedia.org/wiki/Выготский,_Лев_Семёнович; Лурия А.Р. Теория развития высших психических функций в советской психологии // Вопросы философии. М., 1966, № 7, с. 76. Здесь также, справедливости ради, хочется упомянуть, что уже через год после выхода «Мышления и речи» Л. С. Выготского, в 1935 году, вышла в свет книга П. П. Блонского, посвященная исследованию памяти, в которой он, независимо от Выготского, высказал во многом созвучные мысли. (См.: Блонский П.П. Память и мышление. СПб: «Питер», 2001).

[23] Что невозможно было без направленной мутации (инверсии) Свыше троглодитид, которые, в свою очередь сами мутировали от прямоходящих приматов и получили среду обитания, обеспечивавшую биоценозный контакт с хищниками-кошачьими, обеспечивавший троглодитов-адельфофагов специфической пищей, и способствовавший специфическому белковому обмену, резко отличавшему их от преимущественно травоядных питеков, что так же невозможно было «получить» чисто эволюционным путём, за счёт расширяющейся популяции тех же питеков.

[24] Б.Ф. Поршнев «О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии)» /ред. 2007 г./ С. 409.

[25] Палеоантропы – самый высокоразвитый вид троглодитид – провоцировали у других животных неадекватный рефлекс, используя его для решения своих биологических задач. Собственно провокацию неадекватного рефлекса мы именуем интердиктивным сигналом. Вероятнее всего, занимая в биогеоценозе нишу падальщиков, палеоантропы отгоняли таким образом хищников от их добычи, присваивая себе ее часть. Но провоцирование неадекватного рефлекса означает отмену у организма адекватного рефлекса, т. е. всей его нормальной биологии.

«Интердикция и составляет высшую форму торможения в деятельности центральной нервной системы позвоночных. Характерно, что интердикция никак не связана с обычным физиологическим механизмом положительного или отрицательного подкрепления. Эта специфическая форма торможения образует фундамент, на основе которого возможен переход от первой сигнальной системы (безусловных и условных рефлексов) ко второй – человеческой речи. Однако сама по себе интердикция еще не принадлежит ко второй сигнальной системе» Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии). С. 323.

[27] Сам Б. Поршнев, характеризуя свои исследовательские интересы, писал: Б.Ф. Поршнев «О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии)» /ред. 2007 г./ С. 19.

В опубликованном предисловии к своей книге, Б. Поршнев датировал первичный замысел труда «серединой 1920-х годов» и писал, что его целью было создание трилогии о человеческой праистории, в которой «О начале…» заняло бы среднее место. В рукописном варианте предисловия указана более точная дата — 1924 год. Однако по результатам исследования архива мыслителя и его научного дневника выясняется, что план работы в том виде, в каком он был представлен публике, относится к периоду не ранее середины 1960-х годов, когда у Поршнева уже было более десяти публикаций о древнем человеке, экологии его образа жизни и др.

Из неопубликованных рукописей 1930-х годов, однако, ясно, что общие контуры концепции сложились у Поршнева уже тогда. Это касается, прежде всего, определения «первобытного» как чуждого одновременно и инстинктивному поведению животных, так и сознательной человеческой деятельности. В «О начале…» это было описано как метод двух инверсий — сначала животная натура привела к состоянию, при котором люди стали делать свою историю, после чего первобытные черты перевернули исходное состояние. Однако достоянием гласности свою концепцию Б. Ф. Поршнев сделал только в 1956 году, прочитав доклад «Некоторые проблемы предыстории второй сигнальной системы» в Институте антропологии МГУ, который так и не был опубликован(!). Судя по стенограмме, это уже было не первое его выступление перед антропологами. По словам исследователей его творчества, в этом тексте представлены все важнейшие моменты поршневской теории антропогенеза, опирающейся на достижения физиологии высшей нервной деятельности и психологии. Стимулом к изысканиям в этом направлении, по-видимому, послужило издание в 1952 году в Берне многотомной «Historia mundi. Ein Handbuch der Weltgeschichte», рецензию на которую писал Б. Поршнев (вместе с В. Струве). Одновременно он же состоял в авторском коллективе советской «Всемирной истории», первый том которой готовился к печати в 1955 году. В своих публикациях в журналах «Коммунист» и «Вопросы философии» Борис Фёдорович противопоставлял концепции европейской «Всемирной истории» собственный подход.

[28] В 1961 году Б. Поршнев выступил с докладом «Состояние пограничных проблем биологических и общественно-исторических наук»; журнальная версия вышла в «Вопросах философии» в 1962 году. В своём докладе Поршнев обращал внимание на два обстоятельства: во-первых, отсутствие интереса специалистов по биологическим и психологическим наукам к «филогенетическим» аспектам своих дисциплин; во-вторых — на организационную разобщённость научных учреждений, в исследованиях которых затрагиваются вопросы антропогенеза.

В 1964 году, на VII Международном конгрессе антропологических и этнографических наук в Москве, Поршнев сделал доклад «Принципы социально-этнической психологии», где сформулировал центральное понятие своей социально-психологической парадигмы. В том же году он опубликовал брошюру «От высших животных — к человеку», в которой прямо писал о дивергенции (мутации) палеоантропов в ранних неоантропов, а от них – к «современному» неоантропу. Согласно его теории, она послужила основной зарождения универсальной оппозиции в сообществе человеко-подобных, вынужденных жить вместе: «мы — они», которая стала катализаторов дальнейшего развития в сторону современных людей.

В 1966 году Поршнев опубликовал книгу «Социальная психология и история» — развёрнутое изложение основ его социально-психологической концепции. Там же упоминалось о происхождении социальных отношений из отношений людей к окружавшим их человекоподобных более ранних стадий развития (троглодитам). Для автора книга была незавершённой концептуально, поэтому он обратился в редколлегию серии научно-популярных изданий АН СССР. Весной 1969 года было получено разрешение на увеличение объёма книги до 16 авторских листов. Была написана новая глава «Простейшее социально-психологическое явление и его осложнение в ходе истории», но она вышла как самостоятельное исследование и, как выяснилось позднее, — оказалась наброском новой книги. Переиздание «Социальной психологии» 1979 года не содержало сделанных позднее дополнений.

В 1967—1968 годах Б. Поршнев выступал с докладами в Московском обществе психологов и на VIII Международном конгрессе антропологических и этнографических наук в Токио с материалами, представленными в статье «Антропогенетические аспекты физиологии высшей нервной деятельности и психологии». Это была единственная опубликованная работа Поршнева в области начала человеческой истории, которую он сам признавал обобщающей. Данная работа показывает, что именно в этот период окончательно оформилось понимание Поршневым начала истории как физиолого-психологического и социально-психологического процесса, а также окончательно оформилась трилогия «Критика человеческой истории». Таким образом, налицо изменения во взглядах Поршнева в 1967—1968 годах: открытие суггестивного (повелительного) этапа в процессе появления речи-мышления позволило разделить процесс на две фазы. На первой стадии интердикция трансформируется в суггестию (первая инверсия); данному явлению посвящена работа «О начале человеческой истории». На втором этапе суггестия превращается в контрсуггестию, механизмы сопротивления суггестии (вторая инверсия); этот этап должен был быть описан в третьей книге задуманной трилогии.

«Первичный эскиз» большой книги — под тем же названием «О начале человеческой истории» — Борис Фёдорович опубликовал в 1969 году в виде 31-страничной статьи-доклада в сборнике «Философские проблемы исторической науки». Этот текст, однако, в первую очередь касался первой части задуманной трилогии; опубликованная позднее книга предполагалась как срединная её часть. Именно в статье 1969 года (по материалам выступления на семинаре по вопросам философии естествознания Института философии АН СССР) Поршнев открытым текстом произвёл ревизию господствовавших в советской науке взглядов Ф. Энгельса. Исследователь нашёл у классика марксизма следующую логическую ошибку — смешение труда, который предшествовал появлению человека, с трудом, который присущ исключительно человеку и возник вместе с появлением человека. Такая ошибка лишала формулу «труд создал человека» всякого смысла. К началу 1969 года была написана важная глава, посвящённая суггестии (опубликована в 1971 году под названием «Контрсуггестия и история» в сборнике «История и психология»). В данном тексте содержалась одна из центральных идей будущей книги: рассмотрение суггестии как базовой «ячейки» психической деятельности, отличавшей человека от животного.

После 1968 года работа Поршнева в области антропогенеза свелась почти исключительно к подготовке монографии «О начале человеческой истории». В начале 1970 года был заключён договор между автором и издательством «Мысль» об издании текста объёмом в 27 авторских листов. В конце года была представлена рукопись значительно бо́льшего объёма — 35 листов. В условиях советской плановой экономики это означало необходимость сокращения рукописи, на чём настаивал планово-финансовый отдел издательства. Лишённый трёх глав текст пошёл в набор в мае 1972 года. Возникли существенные сложности и с рецензированием готовящегося издания: специалисты, согласившиеся написать отзыв о рукописи, отмечали, что не в состоянии дать оценки концепции в целом, ограничиваясь пределами своей профессиональной компетенции.

В конце лета 1972 года сменился состав Главной редакции социально-экономической литературы издательства «Мысль», которую возглавил В. П. Копырин. В сентябре 1972 года в Академии общественных наук при ЦК КПСС было проведено обсуждение рукописи Поршнева. По воспоминаниям, председательствовавший на обсуждении В. П. Копырин разделил доску в аудитории на две половины, на которых выписывал трактовки антропогенеза у классиков марксизма и их трактовку у Поршнева. Издание было принято отменить, а типографский набор рассыпать[54]. По мнению дочери исследователя — Е. Б. Поршневой, это решение стало тяжелейшим ударом, 26 ноября 1972 года Борис Фёдорович скончался.

Работа над книгой, тем не менее, продолжилась: в 1973 году корректура монографии Поршнева была направлена издательством в Институт психологии АН СССР на рецензию. Подготовка рецензии была поручена Л. И. Анцыферовой, лично знакомой с Поршневым и безусловной стороннице публикации. По её воспоминаниям, общение с Копыриным привело к конфликту, поскольку он рассматривал книгу как антимарксистскую[55]. В результате была написана коллективная рецензия, в которой приняли участие Х. Н. Момджян (заведующий кафедрой философии Академии общественных наук при ЦК КПСС) и С. А. Токарев (Кунсткамера). Позднее она будет напечатана как предисловие к вышедшей книге. В. П. Копырин согласился на публикацию при условии, что будет радикально переделана глава 8 — «Споры о фундаментальных понятиях». Осенью 1974 года книга вышла в свет.

Подготовленное в 1972 году издание книги Б. Ф. Поршнева являлось сокращённым, поскольку в тексте отсутствовали три ключевые главы: Глава 6 («Плотоядение»), Глава 7 («Появление огня») и Глава 9 («Дивергенция троглодитид и гоминид»). Резюме удалённых глав автор включил во вторую главу — «Идея обезьяночеловека на протяжении ста лет». Из нескольких фрагментов исключённых глав была составлена новая глава 6 — «У порога неоантропов». Она включила одноимённый раздел первоначальной шестой главы, о сигнальном воздействии палеоантропов на диких животных, раздел Главы 9 о нейросигнальном взаимодействии между особями и популяциями палеоантропов и раздел из той же главы о времени дивергенции между палео- и неоантропами. Осенью 1972 года готовый набор был рассыпан, причём к печати книга так и не была подписана.

При типографском наборе 1974 года была исключена и Глава 8 («Споры о фундаментальных понятиях»), половина её текста была помещена в последнюю (седьмую) главу — «Генезис речи-мышления — суггестия и диспластия». Издание вышло в свет с предисловием, подписанным Л. И. Анцыферовой, Х. Н. Момджяном и С. А. Токаревым. В силу издательских перипетий форзацы книги были оформлены изображениями «палеолитических Венер», хотя текст, в котором объяснялось их значение в первобытном обществе, был элиминирован. Автор предпослал книге эпиграф из Евангелия от Иоанна — «В начале было Слово», который был снят редакцией ещё в 1972 году вместе с посвящением покойной сестре Б. Поршнева. Посвящение было возвращено в вышедшую в 1974 году книгу, а эпиграф в несколько десятков экземпляров был вписан от руки Е. Б. Поршневой — дочерью автора. Восстановлен эпиграф был в издании 2007 года.

В 1990-е годы к научному наследию Б. Поршнева обратился О. Т. Вите, который занялся и восстановлением первоначального текста книги, как по двум корректурным экземплярам 1972 года с пометами автора, так и по первоначальным рукописям и черновикам, сохранившимся в РГБ, семье исследователя и других местах. В 2000 году публикацией рукописи занялся Г. Р. Контарев. После его кончины издательство «Фэри-В» (публиковавшее в том числе труды Б. Диденко) в 2006 году напечатало восстановленную вчерне рукопись, которая отражала редакторскую работу Вите, Контарева и самого Диденко. В этом варианте текст был разделён на 4 части, как планировал Б. Поршнев в конце 1960-х годов, но при этом название второй части было дано издателями, поскольку О. Вите обнаружил авторский вариант уже позднее. Вариант 2006 года не использует авторские названия разделов и одной главы, в текст были внесены изменения, не оговорённые редакционными пояснениями. В предисловии редактора это издание именовалось третьим (первое — набор 1972 года, второе — вышедшее в 1974 году).

В 2007 году издательство «Алетейя» выпустило в свет текст книги Поршнева, восстановленный О. Т. Вите, с послесловием дочери автора и научного редактора, в которых изложена научная биография Бориса Фёдоровича и история формирования замысла и издания книги. Редактор и издатели отказались от четырёхчастного деления текста, который восстанавливался по двум вариантам корректуры 1972 года с авторской правкой, удалённые главы и части были восстановлены по автографам Б. Поршнева. Это издание готовилось ещё с 2005 года, причём параллельно осуществлялся полный перевод на болгарский язык, который вышел в том же году. Несмотря на длительный период подготовки рукописи, издание 2007 года изобиловало опечатками (возникшими, в том числе, при сканировании машинописных материалов 1970-х годов, приложенный к книге их список включал 7 страниц)

В 2013 году книга в редакции О. Вите и с его же предисловием была переиздана издательствами «Академический проект» и «Трикста» тиражом 2000 экземпляров. См. https://ru.wikipedia.org/wiki/О_начале_человеческой_истории

[29] В своей статье 2008 года специалист в области культурологии первобытных обществ П. А. Куценков рассмотрел основные постулаты работы Б. Ф. Поршнева; это было сделано в связи с переизданием «О начале человеческой истории» в 2007 году. П. Куценков признал, что полученные новые данные полностью опровергают отдельные положения концепции Поршнева, как она была изложена в его статьях и книгах 1960—1970-х годов.

Самое важное — то, что сейчас можно считать установленным очень давнее происхождение вида Homo sapiens sapiens: он появился в промежутке от 250 до 150 тыс. лет назад в Северо-Восточной Африке (в 70-х годах прошлого века считалось, что вид сформировался 60—40 тыс. лет назад). Второе важнейшее открытие — довольно убедительное установление генетикой того факта, что Homo sapiens neanderthalensis не был прямым биологическим предком современного человека. По Поршневу же, современный человек первоначально эволюционировал именно внутри сообществ неандертальцев.

Тем не менее, П. Куценков заявил, что «несмотря на несоответствие отдельных положений (в том числе и очень важных) гипотезы антропогенеза Поршнева некоторым теперь уже прочно установленным фактам, основная идея осталась неопровергнутой. Больше того — в некоторых пунктах Борис Фёдорович оказался прав даже более, чем думал он сам». П. Куценков отмечает, что концепция суггестии Поршнева (как, впрочем, и аналогичные подходы зарубежных исследователей) является умозрительной в отсутствие фактических данных; при этом в принципе трудно говорить о возможности каких-либо доказательств в данном вопросе. По оценке П. Куценкова, палеопсихологические идеи Б. Поршнева продолжают игнорироваться историками, этнографами и археологами, несмотря на новое издание книги. Дополнительным поводом к «замалчиванию», по мнению Куценкова, является негативная репутация учёного из-за его чрезмерного интереса к проблеме «снежного человека», хотя лишь некоторые работы Поршнева рассматривают «реликтовых гоминидов».

Предполагая длительность существования человека разумного в 40 000 лет, Б. Поршнев доказывал, что малейший сдвиг в каменных технологиях и т. д. требовал порядка 200—300 поколений, что несоизмеримо с процессами индивидуального сознания и информационной коммуникации. В начале XXI века оказалось, что время существования Homo sapiens sapiens сопоставимо с целыми эпохами палеолита, и, следовательно, его поведение по меньшей мере на протяжении 100 000 лет тоже следует отнести к «явлениям этологического порядка». Иными словами, обозначенные Поршневым явления первобытной психики оказываются применимыми не к неандертальцам, а к ранним неоантропам. К началу XXI века выяснилось, что множество черт поведения, которые в 1970-е годы считались только человеческим достоянием, фиксируются в поведении шимпанзе, которые устраивают загонные охоты, применяют некие подобия копий; орудия труда шимпанзе разные в разных популяциях и эволюционировали на протяжении последних 4000 лет. «Тем самым оказывается, что резко сокращается дистанция между архантропом, палеоантропом и палеолитическим неоантропом, но при этом всё более явственно обозначается настоящая пропасть, отделяющая человека мезолита от палеолитического кроманьонца. Соответственно в словах Поршнева о психической патологии как воспроизведении „в определённом маленьком проценте человеческих особей отдельных черт предкового вида — палеоантропов“ последних смело можно заменить на „ранних неоантропов“».

Несмотря на ошибочность постулата Поршнева о возникновении неоантропов из неандертальцев, П. Куценков утверждает, что явления дивергенции были реконструированы верно, но происходили внутри одного — нового вида, который состоял из нескольких типов по степени сапиентизации. Огромной заслугой Б. Поршнева называет то, что занимаясь проблемами возникновения речи — единственного средства регуляции человеческого поведения — и исследуя механизмы афазий, он практически стал основателем отечественной исторической психологии и, в частности, эволюционной патопсихологии, хотя в настоящее время его труды мало известны.

Более развёрнутая аргументация к тем же тезисам была представлена П. Куценковым в монографии, вышедшей годом ранее; книга «О начале человеческой истории» там цитировалась в издании 1974 года. Рассматривая истоки первобытного искусства в возникновении сознания и речи, П. Куценков подверг критике концепцию суггестии, описываемую Б. Поршневым, поскольку суггестия не является единственным основополагающим свойством человеческой речи и мышления. Идея о суггестивных комплексах как основе возникновения речи и мышления привела лишь к большому набору нерешаемых проблем. В частности, Поршнев не смог осветить причины, по которым у кроманьонцев потребность «в различении звуковых суггестивных комплексов» начала «обгонять наличные речевые средства». Точно так же недоказуем тезис, что кроманьонцы были способны различать объекты манипулирования или оперирования. П. Куценков отмечает, что в данных тезисах происходит перенесение психических свойств современного человека в прачеловеческую древность. По мнению Куценкова, описанный Поршневым механизм запредельного торможения, вызываемый стадом у своего вожака, действиями которого они недовольны, не нужен в реальных условиях первобытного общества.

Похожие взгляды на концепцию антропогенеза Поршнева продемонстрировал Валерий Луков. Отмечая, что концепция Бориса Поршнева «обозначает перспективный путь соединения социально-психологического исследования с исследованием историческим, который может усилить свою эвристичность при его дополнении другими подходами к решению аналогичных исследовательских задач», он, тем не менее критикует его за нераскрытие вопроса о том, почему одно и то же суггестивное воздействие вызывает разную реакцию, даже когда речь идет о внушениях, идущих в толпу или от толпы. Контрсуггестивный механизм недоверия также не вполне прояснён. См. https://ru.wikipedia.org/wiki/О_начале_человеческой_истории

[30] За сто с лишним лет ученые накопили огромный арсенал свидетельств «недостающего звена» и смогли увидеть, что «обезьяночеловек» – это не один, а множество видов, но за деревьями они перестали замечать лес: не заметили, как потерялся вопрос о качественном отличии человека от животного. Антропологам, занятым проблемой антропогенеза, явно не хватает философской масштабности мышления, не хватает объединения проблем антропогенеза и социогенеза. Человек ими представляется как продвинутое животное, а животное – сильно отставший в своем развитии человек. Переход от животного к человеку они растягивают в «цепочку», которая ничего не объясняет. В каком ее «звене» двуногое существо стало человеком? Это зависит от того, по какому критерию определять человека. Чаще всего выдвигаются три критерия: 1) прямохождение; 2) кисть, приспособленная к изготовлению орудий; 3) высокоразвитый мозг. Но разве есть в природе такой закон, что животное не может быть прямоходящим? Или разве животные не изготавливают орудий, в том числе обезьяны, чья кисть не слишком отличается от человеческой, во всяком случае, позволяет им брать в руки палки и камни? Наконец, как определить, что мозг уже достаточно развит, чтобы считаться человеческим?

[33] Во введении к своей книге В.В. Глущенко пишет: https://fictionbook.ru/author/vitaliyi_glushenko/rojdenie_chelovechestva_nachalo_chelovec/read_online.html

[34] «Самое трудное – это осознание сознания» (Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. М., 1979, с. 203

[36] https://youtu.be/kx44VGsqGSE ; https://youtu.be/6DI9fV05oR8

[39] Об этом подробнее здесь http://www.bionet.nsc.ru/vogis/pict_pdf/2009/2009_2/13.pdf

[40] – Сура 3, аят 104. Источник: https://namaz.today/al-quran/surah-3/ayah-104

[41] Транскриптивная раз-шифровка древнерусского слова «человек» может быть прочитана двумя более простыми словами Чело – «вместилище ума» и Век – естественный период жизни «среднестатистических» людей. Всё вместе – «Вечно Разумный». Сравнив с Человеком разумным получаем полное смысловое созвучие (синхронно-синфазное), что говорит о природной гармонии этого понятия.

Борис Андреевич Диденко (1943, Москва — 26 ноября 2014, там же) — российский прозаик[1] и эссеист. Член Союза писателей России (1998), почётный член Славянской Общины Санкт-Петербурга (2004), профессор Международной Славянской Академии (МСА) наук, образования, искусств и культуры (2008). На основе оригинального прочтения идей Б. Ф. Поршнева разработал собственную антропологическую теорию (т. н. «видизм»). Автор сатирической прозы. В романах-памфлетах — продолжение темы «Истории одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина применительно к российской истории XX и начала XXI века. Теория Б. А. Диденко (иногда называемая «теорией Поршнева—Диденко») предполагает, что человечество не является единым биологическим видом, а внутри него латентно существует несколько видов, слабо способных к скрещиванию и сформировавшихся на стадии проявления современного человечества. Различие данных видов было заложено коллизиями, связанными с практиковавшимся в первобытные времена каннибализмом, что привело к появлению

«суперанималов» — каннибалов
«суггесторов» — имитирующих каннибальское поведение
«диффузников» — являющихся обычной жертвой каннибализма и составляющих большинство человечества, и
«неоантропов» — способных противостоять суггестивному воздействию «хищных» видов благодаря развитым интеллектуальным способностям

Представители разных видов играют разные роли в социуме, господствующим видом в настоящее время являются суггесторы, которых отличает коварство и умение манипулировать сознанием других. Профессиональными антропологами теория никогда серьёзно не рассматривалась.

Источник