инструменты внешней политики в теории международных отношений

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ

КРАТКИЙ КОНСПЕКТ ОСНОВНЫХ ЛЕКЦИЙ

Проблема мировой политики и международных отношений является одной из основных во всей политической теории.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА – это совокупная линия, равнодействующая, складывающаяся в результате как разнородных противоречивых, так и согласованных действий государств и других международных субъектов на мировой арене. Мировая политика включает в себя процесс выработки, принятия и реализации решений, затрагивающих жизнь мирового сообщества, совокупность установок и целей, определяемых коренными интересами государств, а также их практическую деятельность по осуществлению выработанного курса и достижению намеченных целей, совокупную политическую деятельность основных субъектов международного права.

Структурно мировая политика представлена внешнеполитической деятельностью национальных государств, региональных межгосударственных и общественных структур, группировок, союзов и других объединений, деятельностью на глобальном уровне ООН и других организаций и учреждений, уполномоченных на то государствами и народами.

Субъектами мировой политики являются государства, международные объединения, политические партии, движения и т.п. Помимо государств на мировой арене появились неправительственные общественные и иные организации, в сфере мировой политики активно действуют общественно-политические движения. Однако основным субъектом все же остается государство, на которое возложена миссия представлять в мировой политике общество в целом, а не какую-либо отдельно взятую социальную группу или политическую организацию. Именно в ведении государства находятся вопросы, затрагивающие общенациональные задачи обеспечения суверенитета, безопасности, территориальной целостности.

Государство представляет собой единственный общенациональный институт, обладающий легитимными полномочиями участвовать в отношениях с другими государствами, заключать договоры, объявлять войну.

Рост числа межправительственных и международных неправительственных организаций дает возможность говорить о формировании нового мирового политического пространства, в котором все субъекты мировой политики тесно взаимосвязаны. В результате термин «мировая политика» приобретает собственный смысл, поскольку отражает взаимодействие всех политических сил в глобальном масштабе при решении вопросов обеспечения всеобщего мира, безопасности, равных для всех прав и возможностей свободного развития и т.п.

Под МЕЖДУНАРОДНЫМИ ОТНОШЕНИЯМИ понимается совокупность экономических, политических, правовых и других связей и взаимоотношений между государствами, социальными, экономическими, политическими силами, организациями и общественными движениями, действующими на мировой арене. Действуют также ООН, региональные международные организации, международные правительственные и неправительственные организации и пр. Все они выступают субъектами международных отношений. Следовательно, международные отношения представляют собой всю гамму связей и взаимодействий, которые возникают между субъектами мирового сообщества.

Определенную сложность представляет разграничение понятий мировой (международной) политики и международных отношений. В прошлом в теории международных отношений для обозначения взаимодействий между суверенными государствами использовалось понятие «внешняя политика».

В связи с расширением числа субъектов международных отношений в науке помимо понятия «внешняя политика» стал использоваться термин «мировая политика». Мировая политика составляет ядро международных отношений и представляет собой политическую деятельность субъектов международного права.

Содержанием международных отношений являются, по преимуществу, отношения между государствами; так, бесспорным примером международных отношений являются межгосударственные договоры. В свою очередь, межгосударственные отношения выражаются в специфическом поведении символических персонажей – дипломата и солдата. Иначе говоря, международные отношения в самой своей сущности содержат альтернативу мира и войны.

Особенность международных отношений состоит в том, что они основаны на вероятном характере и того, и другого и поэтому включают в себя значительный элемент риска.

В современных условиях виды международных отношений рассматриваются либо на основе сфер общественной жизни (и, соответственно, содержания отношений): экономические, политические, военно-стратегические, культурные, идеологические и т.п., либо на основе взаимодействующих участников: межгосударственные отношения; межпартийные отношения; отношения меду различными международными организациями, транснациональными корпорациями и т.п. В зависимости от географических границ, числа участвующих в связях народов и государств, масштаба охватываемых сфер они делятся на типы отношений: глобальные, надрегиональные, региональные, двухсторонние. Этим типам соответствуют организации, посредством которых осуществляются международные отношения и политика.

Особое место в системе международных отношений занимает ООН. Она представляет собой первый в истории инструмент широкого политического сотрудничества государств в целях поддержания мира и безопасности, содействия экономическому и социальному прогрессу всех народов. Ее цель – избавить будущие поколения от войн. Устав ООН, предварительно разработанный на конференции в Думбартон-Оксе (США) в 1944 г. представителями СССР, США, Великобритании и Китая, подписан 26 июня 1945 г. государствами-участниками учредительной Сан-Францисской конференции и вступил в силу 24 октября того же года. В настоящее время членами ООН является большинство государств мира. Главные органы ООН – Генеральная Ассамблея, Совет Безопасности, Экономический и Социальный Совет, Совет по опеке, Международный суд и Секретариат.

ООН является самым представительным форумом для дискуссий между государствами по актуальным проблемам международного развития. Устав ООН является фундаментом современного международного права, своего рода, кодексом поведения государств и их взаимоотношений; по нему сверяют другие международные договоры и соглашения. ООН наделена исключительно важной компетенцией решать вопросы войны и мира, в том числе и путем использования вооруженной силы.

Штаб-квартира ООН находится в Нью-Йорке, где размещается пять из шести главных органов. В Генеральной Ассамблее каждое государство имеет один голос; она собирается на свои регулярные сессии ежегодно, а также на специальные и чрезвычайные сессии. Решения по повестке дня принимаются простым большинством голосов.

СОВЕТ БЕЗОПАСНОСТИ состоит из 15 членов, пять из них – постоянные (Россия, США, Великобритания, Франция и Китай), остальные избираются Генеральной Ассамблеей на два года. Решения принимаются большинством в 9 голосов из 15, включая совпадающие голоса всех постоянных членов (которые обладают правом вето). При рассмотрении вопросов, связанных с возникновением угрозы международному миру, Совет Безопасности обладает исключительно широкими правами, включая право вводить экономические санкции и принимать решение о применении вооруженных сил.

МЕЖДУНАРОДНЫЙ СУД находится в Гааге (Нидерланды) и состоит из 15 судей, избираемых Генеральной Ассамблеей и Советом Безопасности на 9-летний срок по критериям компетенции, а не национально-государственной принадлежности. Сторонами в Суде могут быть только государства и только на добровольной основе; в этом случае его решения для них обязательны.

Некоторые организации возникли задолго до создания ООН (Международная Организация Труда – с 1919 г., Всемирный Почтовый Союз –с 1874 г., Международный Союз Электросвязи – с 1865 г.).

Все проблемы человечества в современных условиях из-за их многообразия и противоречивости невозможно решить только на глобальном уровне международных отношений. Для решения различных специфических проблем, с учетом специфики различных интересов создаются особые организации, которые и призваны отражать соответствующий уровень отношений. К числу таких организаций относятся надрегиональные. Относительно недавно освободившиеся от колониальной зависимости государства стремятся к утверждению своей политической независимости, экономической самостоятельности, к преодолению колониального прошлого во всех сферах.

Эти их стремления проявились в создании Движения Неприсоединения. Первая Учредительная конференция состоялась в сентябре 1961 г. Инициаторами Движения были тогдашние лидеры Югославии (Иосип Броз Тито), Индии (Джавахарлал Неру), Египта (Гамаль Абдель Насер). В первой конференции приняли участие 25 стран. К началу 90-х гг. ХХ в. число странучастниц Движения Неприсоединения превысило 100. В декларации учредительной конференции отмечалось, что Движение призвано способствовать укреплению международного мира и безопасности, мирному сотрудничеству между народами, главная же цель Движения – обеспечение внешнеполитической независимости входящих в его состав стран.

Региональный уровень международных отношений отражает специфику интересов и целей отдельных регионов. К числу региональных организаций относятся Европейский союз, Лига арабских государств, Организация африканского единства, Организация американских государств, Ассоциация государств Юго-Восточной Азии и др.

Основными в международных отношениях являются двусторонние межгосударственные политические отношения. Этот уровень отношений находит свое выражение в договорах и соглашениях, определяющих характер отношений двух договаривающихся сторон. Кроме того, двусторонние отношения могут выступать в качестве конкретизации уже существующих многосторонних отношений или стать основой для последующих многосторонних отношений. Международные отношения по характеру могут быть равноправными, дружественными, взаимовыгодными, противоборствующими (отношения господства и подчинения).

В развитии системы международных отношений определяющую роль играет баланс сил государств, которые действуют на международной арене. Сила государства представляет собой его способность при защите своих интересов воздействовать на другие государства, вообще на ход событий в мире. Это проявляется, в основном, в борьбе за рынки сбыта и сферы приложения национального капитала, за контроль над сырьевыми ресурсами и т.п.

Сила государства, его положение в системе международных отношений обусловлена целым рядом факторов. До недавнего времени считалось, что главным здесь является военная мощь государства. Не отрицая значения этого фактора, поскольку военный потенциал страны во многом определяет ее могущество и положение на международной арене, нужно признать, что задачи, ради решения которых государства наращивали военную мощь, требуют сейчас принципиально иных решений. В настоящее время невозможно обеспечить своей стране экономические преимущества, рост богатства путем насильственного захвата ресурсов других государств. В качестве примера можно привести неудачную попытку Ирака решить проблемы внутреннего развития нападением на Кувейт в 1991 г. Сегодня такой путь поиска источников

Реальное положение государства на мировой арене определяется более широким набором показателей. Например, Германия и Япония, понесшие поражение во Второй мировой войне, в современном мире пользуются влиянием на мировое развитие, на всю систему международных отношений за счет невоенных факторов силы. К невоенным факторам силы относятся величина территории, природные и людские ресурсы, структура национальной экономики, объем и качество промышленного и сельскохозяйственного производства, способность обеспечивать поступательное развитие страны, гарантировать экологическую безопасность. Важнейшую роль играет уровень научно-технического, технологического, культурного развития, характер государственного устройства.

Многообразие и противоречивость современного мира, ярко проявляющаяся в современных условиях тенденция к его целостности и единству вызвали к жизни потребность разработки, общего признания и закрепления в международных документах правил межгосударственного общения. Они нашли свое воплощение в принципах, зафиксированных в Уставе ООН, Заключительном акте Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, Парижской хартии для новой Европы, в других документах. Эти принципы, по сути, представляют собой долговременную концепцию мирных международных отношений.

Устав ООН, например, в качестве важнейших выделяет следующие принципы взаимоотношения государств, которыми руководствуется как сама Организация, так и ее члены:

– суверенное равенство всех ее членов;

– разрешение международных споров мирными средствами, чтобы не подвергать угрозе международный мир, безопасность и справедливость;

– воздержание от угрозы силой или ее применения против территориальной неприкосновенности и целостности или политической независимости любого государства;

– отказ от всяких действий, не совместимых с целями ООН;

– невмешательство ООН во внутренние дела государств-членов, что, однако, не препятствует применению принудительных мер в случае угрозы миру, нарушения мира и совершения актов агрессии.

Источник

Торкунов А. Современные международные отношения

ОГЛАВЛЕНИЕ

Раздел I. Современная система международных отношений

ГЛАВА 1. ПРИРОДА И ЗАКОНОМЕРНОСТИ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ

Начавшийся распад прежней системы международных отношений, а также основанного на ней миропорядка поставил множество сложных вопросов перед учеными, экспертами и государственными деятелями. Под сомнением оказались все прошлые завоевания теоретической мысли и сложившиеся за полвека стереотипы международно-политической практики. Возникла настоятельная необходимость переосмысления базовых понятий науки. Это коснулось прежде всего такого исходного понятия, как «международные отношения», ибо от понимания того смысла, который в него вкладывается, зависит и международная деятельность политиков. С другой стороны, подобное переосмысление потребовало признания изменения роли государства и влияния других нетрадиционных участников международных отношений.

Однако именно с многочисленными конкурирующими теориями связан второй вывод, который может быть сделан на основе оценки ситуации, складывающейся сегодня на международной арене. Он состоит в том, что взаимная критика различных теоретических традиций, парадигм, концепций и теорий вовсе не приводит к их разрушению и исчезновению. Напротив, она заставляет ученых пересматривать накопленный багаж знаний, способствует взаимному обогащению их взглядов и, таким образом, общему продвижению науки о международных отношениях в познании своего объекта, его природы и закономерностей. Это означает, что при анализе вопроса о природе международных отношений и их закономерностей нам не избежать рассмотрения противоположных теоретических позиций.

Природа международных отношений

Многообразие существующих сегодня в международно-политической науке теорий и взглядов в конечном счете может быть сведено к трем известным парадигмам: реалистской (включающей в себя классический реализм и неореализм), либеральной (традиционный идеализм и неолиберализм) и неомарксистской, каждая из которых исходит из своего понимания природы и характера международных отношений. Эти парадигмы, естественно, не исчерпывают содержания теории международных отношений. Последние два десятилетия отмечены интенсивным развитием в ее рамках таких направлений как транснационализм и институционализм, конструктивизм и постмодернизм, все более самостоятельное значение приобретают международная политическая экономия и социология международных отношений; различия, и нередко довольно существенные, имеются и в рамках самих указанных парадигм. В то же время наиболее распространенными и на сегодняшний день остаются именно указанные парадигмы, а сердцевинной дискуссией по вопросам теории международных отношений, во многом определяющей пути ее развития, остается дискуссия между неореализмом и неолиберализмом. Это дает основания не только рассматривать указанные выше три парадигмы как «базовые» для международно-политической науки, но и анализировать на их основе и само состояние последней.

С окончанием холодной войны авторитет политического реализма был серьезно поколеблен. Некоторые из представителей неореализма даже стали называть себя «либеральными реалистами», или же «утопическими реалистами», показывая тем самым готовность к определенному пересмотру ряда положений реалистической парадигмы, в том числе и положения об анархичности природы международных отношений. Так, Б. Бузан, не подвергая сомнению реалистический тезис о радикальном отличии политических взаимодействий в рамках государства и на международной арене, в то же время считает, что в целом природа международных отношений меняется в сторону «зрелой анархии», в рамках которой западные либерально-демократические государства способны играть роль гаранта международной безопасности, а достижения прогресса становятся доступными для всех, в том числе слабых государств и рядовых индивидов. Однако критики указывают, что если тот факт, что западные демократии не имеют никакого желания сражаться друг с другом, возможно, отчасти подтверждает тезис о «зрелой анархии», то это не относится к отношениям между ними и остальным миром. Они подчеркивают отсутствие каких-либо гарантий того, что богатые и сильные демократические державы станут помогать более слабым государствам в других регионах, когда возникнет угроза их безопасности.

Еще больше критики высказывается по поводу второго аспекта анархичности. С точки зрения сторонников либеральной парадигмы, отношения между развитыми демократическими странами Азии, Северной Америки, Океании и Западной Европы трудно характеризовать как строящиеся по принципу «помоги себе сам». Многие якобы неизбежные последствия анархии были по большей части преодолены благодаря целому комплексу институтов, которые управляют межгосударственными отношениями и обеспечивают механизмы принятия решений. Эти институты отражают существование межгосударственного консенсуса и помогают поддерживать его, используя взаимные консультации и компромиссы, смягчающие последствия фактического неравенства государств. Более того, некоторые из неолибералов полагают, что наступил момент для нового витка в развитии мирового сообщества и что с прекращением борьбы Запада с Востоком наконец-то стало возможным развитие международных отношений на основе идеалистических концепций. Идеи сотрудничества, по их мнению, имеют больше шансов на успех, чем классические взгляды реалистов на конфликт, а также игры с нулевой и ненулевой суммой.

Другие сторонники либеральной парадигмы стремятся исследовать характер и долговременные тенденции происходящих изменений. Так, Дж. Розенау подчеркивает, что в рамках возникающей сегодня новой, «постмеждународной», политики контакты между различными структурами и акторами осуществляются принципиально по-новому. На наших глазах рождается и уже существует наряду с традиционным миром межгосударственных взаимодействий «второй, полицентричный» мир, мир «постмеждународных» отношений. Он характеризуется хаотичностью и непредсказуемостью, искажением идентичностей, возникновением новых авторитетов, переориентацией лояльностей. При этом базовые структуры «постмеждународных» отношений как бы расщепляются между этатистским и полицентрическим мирами, которые влияют друг на друга, но не находят и не могут найти подлинного примирения между собой.

Впрочем, оценивая позиции сторонников либеральной парадигмы, не следует забывать и о том, что в целом неолибералы по ключевым позициям (анархичность международных отношений, ведущая роль государства, значение власти и силы) гораздо ближе к неореализму, чем к традиционным либералам-идеалистам.

Гиперлиберальная мир-экономика, пишет один из видных представителей неомарксизма Р. Кокс, нуждается в лидере, способном заставить уважать ее правила. После холодной войны эту роль присвоили себе США. Она позволяет им претендовать на привилегии в виде исключений из общих правил поведения на международной арене. Являясь самым крупным в мире должником, США рассчитывают на дальнейшее получение кредитов и продолжают жить, тратя гораздо больше, чем это позволяют их собственные возможности. Их лидеры объясняют это «тяжестью военной ноши», которую Соединенные Штаты вынуждены нести, защищая остальное человечество (и прежде всего западный мир) от многочисленных угроз его безопасности. На самом же деле международные отношения приобретают зависимый от США характер. Эта зависимость касается не только «маргинальных» (традиционных) периферийных зон мировой системы, т.е. слаборазвитых стран «третьего мира», не только ее «активных» или «главных» периферийных зон, какими становятся страны Восточной Азии, Восточной Европы, Латинской Америки, Россия, Индия, но и таких традиционных «центров системы», как Япония и Западная Европа. Выстраиваясь в кильватере политики Вашингтона, последние рискуют в долгосрочной перспективе обострить этим не только японо-европейское соперничество, но и смягчившиеся в последние десятилетия противоречия между западноевропейскими странами. Вместе с тем, считают неомарксисты, положение все же не так фатально, как его представляют сторонники радикал-либеральной концепции «мондиализации». Дальнейшая эволюция мировой системы во многом будет зависеть от политической воли и способности «периферийных» стран и регионов порвать с навязываемой им стратегией развития в сфере как внутренних, так и международных отношений, а также от эффективности сопротивления этой стратегии со стороны трудящихся.

Можно было бы привести и другие суждения сторонников рассматриваемых парадигм по поводу природы современных международных отношений. Однако и приведенных выше достаточно, чтобы показать, что в результате взаимной критики вырабатывается ряд общих положений, разделяемых представителями всех трех парадигм.

Во-первых, это положение о том, что, хотя анархия международных отношений и продолжает существовать и даже отчасти возрастает, возможности для их регулирования все же существуют.

В-третьих, это признание всемирного характера тех вызовов и проблем, с которыми сталкиваются сегодня участники международных отношений.

Наконец, это указание на переходный характер современного состояния этих отношений.

В целом вышеизложенные взгляды на характер и природу международных отношений могут быть представлены в виде следующей схемы:

Источник

Инструменты внешней политики в теории международных отношений

Тема 1. Методологические основы международных отношений

История современных международных отношений начинается на фоне разрушения средневекового мира, зарождения и укрепления национальных государств на руинах феодализма, в период раскола христианского мира, Великих географических открытий, развития капитализма. Все это происходило в ситуации отсутствия наднационального авторитета и власти, неудивительно поэтому, что конкуренция между сообществами привела к состоянию анархии, в котором каждое государство искало и находило в зависимости от своих представлений особый путь защиты и продвижения национальных интересов. Во многом результатом сложившегося положения стали бесчисленные войны и конфликты между участниками международных отношений.

На каких принципах должны строиться отношения между сообществами — народами, странами и государствами? Почему одни страны вступают в альянсы с другими и отвергают третьи? Почему происходят войны, в чем их смысл и можно ли и следует ли их избегать? Какую роль играют материальные и моральные факторы в международных отношениях? Эти и другие вопросы волновали не только политиков и дипломатов, но и политических мыслителей, историков и философов.

Поначалу осмысление международной политики, так же как и других социальных процессов и явлений, происходило в рамках философии, прежде всего философии истории и философии политики. Этими проблемами занимались многие мыслители Нового времени (эпохи модерна) — Макиавелли, Гуаччардини, Ботеро, Гроций, Ришелье, Кант, Гоббс и др., однако для них международные отношения были лишь одним из аспектов окружающего мира, получающим философское осмысление, но отнюдь не отдельной, самостоятельной, специфической реальностью. Со временем довольно отчетливо проявились две философские тенденции: историцизм и доктрина «открытой истории», сыгравшие важную роль в более позднем, уже не философском, а теоретическом осмыслении международных отношений и мировой политики.

В первом случае речь шла о попытках формулирования исторических законов, на основе которых стало бы возможным делать предсказания относительно будущего развития событий. Несмотря на разные подходы отдельных философов — Гегеля, Сен-Симона, Маркса и др., их объединяла вера в исторический прогресс — в историческую необходимость, а также в безусловные моральные нормы. Так, например, немецкий философ Георг Гегель в работе «Философия истории» доказывал, что «разум правит миром», что мировая история управляется высшим рациональным планом, который может быть познан, а историческая необходимость — осознана. Абсолютный дух, воплощающий эту идею, проводится в жизнь людьми, выступающими в качестве инструментов прогресса. С его точки зрения, война — это важный фактор диалектически понимаемого прогресса. Страна-победитель в глобальных конфликтах доказывает свою «избранность», соответствие времени, поэтому имеет право на управление другими, в то время как неуспешные страны оказываются на периферии мировой истории. Как известно, гегелевская интерпретация диалектики оказала сильное влияние на Карла Маркса, сделавшего следующий важный шаг, поставив в центр исторической необходимости классовую борьбу и революцию.

На противоположных позициях стоял другой немецкий философ — Иммануил Кант. Он рассматривал людей как рациональных существ, обладающих моральной автономией. Не историческая необходимость предопределяет действия индивида, полагал он, а скорее возможность ориентироваться в окружающей действительности с помощью теоретических концепций. Таким образом, философ отказался как от слепой веры в «прогресс», так и от преклонения перед государством. Он обратился к разуму человека и его моральному сознанию, подчеркнув значение моральных принципов самого человека и правовых принципов правления как основания для установления прочного мира внутри государства и между государствами, а также предотвращения войн. По Канту, моральным долгом каждого является использование возможностей с целью создания условий для обеспечения мира.

Однако философские подходы предлагали лишь общие принципы понимания реальности международных процессов, они не могли в силу своей специфики, а также относительно низкого уровня развития науки в целом в ту эпоху стать действенным инструментом внешней политики государств — для этого потребовалось спуститься, как ни парадоксально это звучит, на несколько более низкий уровень абстракции, разработать более функциональную теорию международных отношений «среднего уровня». Приблизительно с середины XX в., впрочем, с некоторым отставанием, теория международных отношений, подобно другим социальным наукам — социологии, политологии, психологии и т.д., формирование которых относилось ко второй половине — концу XIX столетия, отпочковалась от философского древа и начала самостоятельную жизнь. Немецкий философ Пауль Ноторп (1854-1924) так объяснял этот процесс: «Первоначально философия скрывала в своем чреве зародыши всех наук; но, после того как она родила этих своих детей, по-матерински заботилась о них и они под ее защитой выросли и повзрослели, она не без удовольствия видит, как они уходят от нее в большой мир, чтобы его завоевать.

Какое-то время она еще смотрит с искренней тревогой им вслед, порой с ее губ срывается им вдогонку едва слышное предостерегающее слово, но она не хочет, да и не может ограничить уже обретенную ее детьми независимость. Потом она тихо уйдет на покой, вернется на свой стариковский выдел, чтобы однажды исчезнуть из нашего мира, и, похоже, кончина ее останется незамеченной, а память о ней будет недолгой». Отнесем печальную констатацию угасания и дряхления философской мысли к личной точке зрения автора, поскольку, на наш взгляд, философия никогда еще не достигала таких высот, как в XX столетии, однако сама связь материнского философского древа со специальными дисциплинами подмечена достаточно точно.

Формально начало теоретическим исследованиям международных отношений было положено в 1930-1940-х годах XX в. Во многом это было связано с созданием первого факультета мировой политики в Абериствите (в Уэльсе, Великобритания).

Однако фактически теория международных отношений как полноценная и самостоятельная дисциплина сформировалась из множества дисциплин (истории, международного права, экономики, социологии, философии и др.) только к 1950-м годам, т.е. уже после окончания Второй мировой войны, причем поначалу в США. С этого момента она уже рассматривалась академическим сообществом как особый предмет, изучающий мировой «порядок», или, иначе, совокупность институтов, определяющих форму интеграции (дезинтеграции), взаимодействия и конфликтов между множеством локальных сообществ.

В отличие от философии теория международных отношений предложила концептуальные инструменты для решения нескольких важнейших проблем:

во-первых, она попыталась понять тенденции в развитии международного порядка, определить и охарактеризовать его основные институты;

во-вторых, она начала принимать во внимание при анализе международных отношений резко возросшее влияние общественного мнения благодаря распространению образованности и информированности участников международных процессов, их воздействие на принятие политических решений и выработку внешнеполитических курсов, в том числе позднее посредством Глобальной сети;

в-третьих, она прослеживала влияние принимаемых внешнеполитических решений на поведение государственных и негосударственных акторов (действующих лиц) на международной сцене;

в-четвертых, способствовала постепенному утверждению принципов общечеловеческой морали и нравственности в глобальном контексте, хотя и столкнулась на этом пути с существенными трудностями;

в-пятых, содействовала (или хотя бы пыталась) нахождению мирных способов преодоления разногласий и конфликтов, выработке инструментов влияния и совершенствования механизмов обеспечения мира, демократии и справедливости.

Иными словами, теория международных отношений с самого начала ставила перед собой задачу понять действительность такой, как она есть, а не такой, какой она должна быть в представлении того или иного мыслителя. Всего за полстолетия она превратилась в «практичное» знание (usable knowledge), которое может быть применено в политике, при подготовке и реализации решений в области внешней политики и международных отношений.

Как известно, нет ничего более практичного, чем хорошая теория. Это утверждение с полным основанием может быть отнесено к теории международных отношений, поскольку перед ней встают задачи понимания и объяснения текущего процесса и международно-политической реальности, выработки рекомендаций по поиску оптимального пути поведения и одновременно его проверки на соответствие этическим критериям общечеловеческих ценностей.

Подобно другим социальным теориям, теории международных отношений (ТМО) содержат совокупность предположений относительно:

Вместе с тем теория международных отношений не может восприниматься как дисциплина с единой логикой изложения, методологией, принципами познания и аргументацией. Это — набор различных теорий и концепций, часто и во многих отношениях противоречащих друг другу.

Однако уровень достигнутого согласия все еще недостаточно высок, что позволяет ряду исследователей даже называть современное состояние «обществом риска» (Энтони Гидденс, Ульрих Бек и др.). Тем не менее перед политическими и государственными деятелями и экспертным сообществом встает крайне трудноразрешимая задача нахождения допустимого баланса между внутренней и международной безопасностью, с одной стороны, и зашитой прав человека и утверждением норм справедливости — с другой. То, как исследователи справляются с поставленной задачей, во многом зависит от смысла, который они вкладывают в рассматриваемые концепции, интерпретация которых позволяет выстроить более или менее целостные теории.

Концепция, или концепт (от лат. conceptio — понимание), — определенный способ понимания (трактовки, восприятия) какого-либо предмета, явления или процесса; основная точка зрения на предмет; руководящая идея для их системного освещения.

Тем не менее если относительно исследуемых объектов и их содержательного наполнения все же удалось достичь какого-то более или менее стабильного согласия, то вокруг проблем эпистемологии и методологии ТМО продолжают сохраняться острые разногласия. Сравнительно позднее выделение теории международных отношений в самостоятельную дисциплину и первоначальная концептуальная несовместимость зародившихся школ (идеализма и реализма) привели к тому, что эпистемологические и методологические споры, сопровождавшие развитие, например, политологии и социологии, повторялись, но уже в рамках международных исследований, однако, как правило, с опозданием на одно-два десятилетия. Вследствие этого саморефлексия дисциплины пока еще не позволяет четко структурировать споры, например, исключительно эпистемологического или только методологического характера. Как правило, в них присутствует и то и другое. Отсюда — кажущаяся несовместимость разных подходов, течений и школ, нередко объединенных друг с другом лишь объектом исследования — международными отношениями и мировой политикой.

Даже при первом знакомстве с теориями международных отношений обращает на себя внимание тот факт, что большинство из них имеют американское происхождение. Может быть, прав известный политолог-международник Стэнли Хоффман, который еще более тридцати лет назад охарактеризовал ТМО как всепроникающую американскую социальную науку, навязываемую всему миру. В самом деле, и это признает тот же Хоффман, Америка включилась в систему международных отношений как страна, в которой наилучшим образом был разработан инструментарий идейно-теоретического воздействия на другие государства. По имеющимся данным, почти 80% авторов, пишущих по этой проблематике в ведущих специализированных журналах, — из США. Не секрет, однако, что американские школы международных отношений выросли из привнесенного опыта европейских иммигрантов и базировались на принципах реализма и эмпиризма, уже достаточно основательно разработанных в Европе. Что же касается преобладания в рамках дисциплины американских авторов, то оно может быть достаточно просто объяснено тем, что американское сообщество международников значительно более многочисленно, чем аналогичные научные сообщества в других странах, а также тем, что изначально исследованиям международных отношений уделялось повышенное внимание со стороны государственных структур США как «сверхдержавы», имеющей глобальные интересы. Вместе с тем важно отметить, что содержательно исследования американских авторов представляют весь спектр международно-политических теорий и идеологических установок, т.е. нельзя говорить о преобладании в рамках дисциплины единой американской позиции. Кроме того, тезисы и утверждения из американских теорий часто получали иное преломление, будучи транслированными в другие общества, окрашивались другими ценностями, существенно развивались и дополнялись. Таким образом, теория международных отношений в конце концов приобрела интернациональный характер.

«Большие дебаты»

Сложилось несколько устоявшихся подходов к классификации теорий международных отношений и описанию истории развития дисциплины. Например, довольно часто исследователи представляют историю становления предмета как последовательную смену разных подходов (или, иначе, школ): идеализм, реализм, бихевиорализм, постбихевиорализм, плюрализм, неореализм, рационализм, постпозитивизм, конструктивизм и т.д. Это дает возможность выявить различия в содержательной стороне основных «школ» в теории международных отношений.

Однако значительно более полное представление об этапах развития дисциплины дает рассмотрение ее через так называемые «большие споры». Обычно фиксируются три (реже выделяют четыре) этапа «больших (великих) споров» между представителями разных течений в ТМО.

Первые дебаты (1940-1950 гг.) развернулись между представителями двух сложившихся к этому времени школ — политического реализма и политического идеализма. В центре дебатов, что вполне естественно для послевоенного времени, оказались главным образом проблемы предотвращения повторения войн и роли международных институтов в обеспечении мира. Иными словами, они носили преимущественно содержательный характер. Именно в этот период был поставлен вопрос о необходимости разработки теории международных отношений как самостоятельной дисциплины.

Вторые дебаты проходили в 1960-х годах между традиционалистами, т.е. последователями сложившихся в ТМО подходов к исследованиям, с одной стороны, и модернистами, стремившимися обратить внимание преимущественно на методологические проблемы, — с другой. К числу модернистских теорий относились бихевиорализм, а также первые попытки использования математических методов в анализе международных проблем. Если модернисты подчеркивали значение статистического анализа, проверки гипотез в отношении поведения государств с опорой на общенаучные методы, традиционалисты рассматривали международную систему как эволюционный процесс, требующий анализа на основе знания истории.

Бихевиорализм (от англ, behavior — поведение) — поведенческий подход в политологии и науке о международных отношениях, рассматривающий политические явления через поведение конкретных акторов (действующих лиц). В философии и психологии обычно используется термин «бихевиоризм». Бихевиорализму присущи два обязательных требования: эмпирическое наблюдение и эмпирическая проверка.

В целом это соответствует методологии позитивизма. Бихевиоралисты пытались использовать все имеющиеся данные, а не обходиться только иллюстративными примерами, что было типично для традиционалистов. Несмотря на то, что период увлечения бихевиорализмом продолжался в теории международных отношений не так уж долго, и он успел оказать на нее сильное влияние. По существу, он изменил характер политического реализма, «очистив» его от нормативности, т.е. увлечения идеей о том, какими должны быть международные отношения. С этого времени реалисты также вынуждены были формулировать и проверять, тестировать свои гипотезы, а не просто провозглашать их, как это делали их предшественники. Тем не менее бихевиоралисты никогда не ставили под сомнение базовые утверждения реализма, их критика касалась исключительно методологии. Следует признать, что, воспользовавшись некоторыми методологическими приемами бихевиорализма, политический реализм и на этом этапе сумел сохранить господствующие позиции в теории международных отношений. Хотя со временем международники все же отказались от бихевиорализма, некоторые его принципы глубоко укоренились в ТМО, в частности, методы проверки гипотез, статистический анализ, методы анализа данных и т.д., которые сегодня уже воспринимаются как обычная практика анализа международных процессов.

В 1970—1980-х годах развернулись так называемые межпарадигмальные дебаты между реалистами, либералами и структуралистами. Их смысл заключался в самоопределении различных теорий и подходов к исследованию международных отношений, попытках сформулировать более или менее целостные теории и соответственно добиться признания своей парадигмы как наиболее адекватной в науке.

На этом этапе важную роль в развитии теории международных отношений сыграла знаковая работа американского философа науки Томаса Куна «Структура научных революций», имевшая широкий резонанс в академических кругах и заставившая по- новому взглянуть на процессы приращения научного знания. По мнению Куна, развитие науки проходит через две вполне определенные фазы. На своей «революционной» фазе наука подвергается интенсивной фрагментации. Появляются новые типы мышления, и опровергаются традиционные. Хотя революционная фаза обычно предполагает теоретические инновации, однако она отнюдь не обязательно ведет к прогрессу в кумулятивном знании. Знание реально может прогрессировать, считал Кун, только в периоды, которые он назвал «нормальной наукой». В эпоху нормальной науки одна теоретическая школа — «парадигма» — занимает господствующие позиции по сравнению с другими. В философии науки парадигма определяется как совокупность научных достижений, признаваемых всем научным сообществом в определенный период времени, т.е. общепризнанное знание об исследуемой области.

В такие периоды большинство исследователей соглашается с правильностью главной парадигмы и работает, используя общепризнанные методы и технологии, поэтому они могут сравнивать свои результаты. Однако в социальных и гуманитарных науках, в отличие от естественных наук, обычно нет общепринятой в научном сообществе единой парадигмы вроде ньютоновской механики. Здесь правильнее говорить о доминирующей парадигме, которая существует наряду с другими течениями мысли.

Третьи дебаты начались в середине 1980-х годов и, по мнению некоторых исследователей, продолжаются по сей день. Они затрагивают уже практически весь спектр вопросов, начиная с того, что именно должна изучать теория международных отношений, и кончая методологией исследований.

Остановимся на том, какие парадигмы и подходы участвуют сегодня в дискуссиях вокруг актуальных международных проблем.

Реализм. Принято считать, что начало современной версии политического реализма положила известная книга английского историка Е. Карра «Двадцатилетний кризис» (1946 г.). Карр исследовал деятельность Лиги Наций в межвоенный период и пришел к выводу, что несостоятельность этой международной организации была связана с изначально заложенным противоречием между провозглашенной приверженностью идеалам мира и демократического порядка и политической реальностью, выражающейся в агрессивном курсе некоторых национальных государств, прежде всего Германии. По мнению Карра, сама по себе приверженность моральным принципам явилась источником агрессии и конфликтов. Нет и не может быть гармонии интересов разных государств, и было бы неверным надеяться на то, что борьба за власть между государствами может быть сдержана международным правом, демократизацией или развитием международной торговли, как полагали политические идеалисты. Выход из этой дилеммы Карр видел в «политическом реализме», определяющем политические интересы национальных государств с точки зрения целей упрочения и расширения силы. Тем самым он изначально противопоставил политический реализм политическому идеализму, опирающемуся на международные принципы мира и толерантности.

Еще одной работой, систематизировавшей принципы политического реализма, стала книга американского теоретика Ганса Моргентау «Межгосударственная политика» (Politics among Nations, 1948), показавшая связь между национальными интересами, стремлением государств к максимизации своей силы и механизмами баланса сил. Практически сразу же политический реализм обрел множество сторонников и последователей.

Представители школы реализма полагали, что основным актором (действующим лицом) в международных отношениях выступают государства-нации, или, иначе, национальные государства (Nation-states), взаимодействующие друг с другом в ситуации анархии, т.е. отсутствия верховной власти. Иными словами, и политический реализм, и политический идеализм видят возможность обеспечения безопасности разными путями: реализм — через обеспечение баланса сил национальных государств, идеализм — через международные организации, гражданское общество, сетевые взаимодействия и т.п.

Позднее, в 1986 г., американский международник Роберт Кеохейн сформулировал «триаду» «классического» политического реализма:

1) государства являются наиболее важными акторами в международных отношениях;

2) государства стремятся к силе (власти) либо во имя самой власти, либо ради каких-то других целей, которых можно добиться с помощью силы; стремление к обладанию властью (power) — фундаментальный принцип международной политики. Группы людей никогда не бывают равны ни с точки зрения своего влияния на политику, т.е. контроля, ни в плане ресурсов. Ключом к политике поэтому становится область взаимодействия между социальной и материальной силой — постоянное увеличение силы создает потенциальную возможность для подавления и принуждения противника к проведению нужной политики, соответствующей национальным интересам данного государства;

3) государства действуют как рациональные эгоисты, которые рассчитывают пользу альтернативных внешнеполитических курсов, для того чтобы максимизировать преимущества для своей страны благодаря определенным действиям. Хотя эта формула и не стала универсально признанной со стороны самих реалистов, она широко цитируется в научной и учебной литературе, поскольку позволяет вычленить «ядро» доктрины.

Поясним различия между реализмом и идеализмом с помощью популярной среди международников метафоры: систему международных отношений, если смотреть на нее глазами реалиста, можно представить как огромный бильярдный стол, на котором государства подобны одинаковым бильярдным шарам — по сути своей они совершенно идентичны друг другу, так как во внимание не принимается ни социальная природа государств, ни характер политических режимов. Какими бы государства ни были, они взаимодействуют именно как государства и время от времени приходят в столкновение. В свою очередь, либерально-идеалистическую систему миропорядка часто сравнивают с клубком или паутиной: нити взаимосвязей пересекаются, переплетаются, иногда запутываются, возникают узелки.

Из реалистического подхода вытекает важный для понимания мировой политики и международных отношений вывод: группы, с которыми люди идентифицируют себя (будь то племена, города-государства, империи или национальные государства), играют ключевую роль в политике, более важную, нежели универсальная мораль и этика, поэтому человечество вряд ли когда-нибудь сумеет преодолеть необходимость в политике силы. Соответственно, и национальный интерес был и будет всегда наиболее важной мотивацией в поведении национального государства, поскольку политика — скорее сфера выживания, нежели прогресса. В рамках этой школы работали Рейнхольд Нибур, Николас Спайкман, Ганс Моргентау, Джордж Кеннан, Реймон Арон, а также такие крупные политические деятели и одновременно теоретики международных отношений, как Генри Киссинджер, Збигнев Бжезинский и др.

Вместе с тем с самого начала в среде реалистов развивалось несколько течений, причем с годами количество течений внутри реализма значительно увеличилось. Например, так называемые наступательные реалисты развивали идею о том, что агрессия заложена в самую суть государств, а территориальная экспансия ограничивается только техническими и материальными возможностями страны. Оборонные реалисты, наоборот, доказывали, что государства интересуются преимущественно проблемами безопасности, большое внимание уделяют взаимовыгодному мирному сосуществованию. Они сформулировали «дилемму безопасности», предполагающую, что увеличение уровня собственной безопасности вызывает адекватный ответ со стороны противника, что в конечном итоге приводит к гонке вооружений и игре с нулевой суммой.

Неореализм, или структурный реализм. Он продолжает традиции «классического» реализма, хотя и с учетом изменяющихся международных реалий. Несмотря на то, что неореализм сохранил базовые реалистские категории государства, силы и конфликта, он также подчеркивает важную роль экономики в межгосударственных отношениях как инструмента государственной силы. Неореализм часто ассоциируют с работой Кеннета Уолтца «Теория международной политики», опубликованной в 1979 г. В отличие от своих предшественников он попытался рассмотреть главные черты мировой политики системно, а не ограничиваться отдельными элементами, как это делали Моргентау и другие «классические» реалисты. Анархия международной системы предполагает, с одной стороны, конкуренцию между государствами, а с другой — распределение потенциала и силы между ними. На основе анализа анархической структуры международных отношений неореалисты пытаются выявить причинно-следственные (каузальные) связи в поведении государств и стабильности системы. В такой ситуации ценность безопасности для национальных государств становится приоритетной, а международные отношения рассматриваются как особый тип распределения силы между государствами, т.е. как форма силовой политики. Но силу крайне трудно измерить, она подвижна и изменчива, более того, между государствами нет единства ни в том, как ее следует понимать, ни как она должна распределяться между ними. Поэтому международные отношения — сфера необходимости, а отнюдь не свободы. Не имеет значения, говорим ли мы о демократиях или диктатурах, — и те и другие должны действовать в интересах собственной безопасности, стремясь наращивать силу.

Неореализм вызвал не меньшее число критических замечаний, чем «классический» реализм. В частности, критики выступали против подчеркнуто позитивистских претензий неореализма на объективное описание реальности, его защиты идеи «биполярности» периода холодной войны как основания международного порядка, отказа от учета этических аспектов проблем и т.д.

Несколько особняком стоит так называемая «английская школа» исследования международных отношений. Это течение иногда называют «либеральным реализмом», или «школой мирового сообщества». По мнению ее представителей (Мартина Уайта, Хэдли Булла и др.), на международном уровне, несмотря на ситуацию анархии, сформировалось «сообщество государств». Наличие международного сообщества явственно ощущается в основных институтах международных отношений — в войнах, в самом факте существования великих держав, дипломатии, балансе сил, международном праве, в особенности во взаимном признании суверенных государств. Международное сообщество отчасти является продуктом одной цивилизации — христианского мира в средневековой Европе, а отчасти — результатом «общественного договора» (в духе трудов английского философа Джона Локка, XVII в.). В эпоху глобализации, по мнению представителей данной школы, идея международного сообщества должна быть распространена на более широкое глобальное общество, в котором государства — лишь одни из многих, а отнюдь не основные «игроки», формирующие наш мир. Тем не менее, будучи реалистами, представители «английской школы» отрицают космополитическую справедливость.

В целом «английская школа», которую часто называют компромиссом или «третьим путем» между реализмом и идеализмом, исходит из того, что идеи в большей степени, чем материальные предпосылки, формируют развитие мировой политики и поэтому также заслуживают самостоятельного анализа и критики.

Такое разнообразие подходов с неизбежностью привело к тому, что теоретические дебаты развернулись не только между реализмом и другими теориями, но и внутри самого реализма.

Основные положения политического реализма

Составлено по: Foreign Policy: Theories, Actors, Cases / Ed. by Steve Smith, Amelia Hadfield, Tim Dunne. Oxford: Oxford University Press, 2008. P. 38.

Некоторые критики высказывают сомнение в адекватности политического реализма в условиях глобализации, когда место межгосударственных войн во все большей степени занимает «структурное насилие». Они выступили в качестве резких критиков политики США в Ираке, Афганистане и других районах мира, причем по стратегическим основаниям, считая утрату баланса сил и утверждение «гегемонистской однополярности» США крайне опасной для них самих. Однако неореалисты не смогли предложить какую-то реальную альтернативу. Их главной слабостью является отказ от учета этических требований мировой политики в эпоху глобализации. С позиции национальных интересов, которой они продолжают придерживаться, этика оказывается неспособной дать конкретную ориентацию для действий. Кроме того, реалисты исторически отнюдь не руководствовались этическими соображениями в отношении других стран в своих расчетах. На фоне размывания национальных государств и быстрого развития глобальных взаимосвязей приверженность реалистов идее национального государства также начинает вызывать сомнения. Однако следует признать, что реализм обладает высокой степенью адаптивности к изменяющейся ситуации. Так, политический реализм сумел пережить окончание холодной войны. Другое дело, что он существенно расширил сферу своих интересов. Некоторые из его сторонников даже попытались перенести принципы реализма на проблемы трансгосударственного насилия, которое, по их мнению, занимает в глобализирующемся и быстро изменяющемся мире то место, которое ранее занимали межгосударственные конфликты.

Как бы там ни было, политический реализм с момента своего появления долгое время оставался доминирующей школой в теории международных отношений. Несмотря на постоянные попытки сместить его с пьедестала, он продолжает находиться в центре практически всех дебатов. Более того, его влияние на специфику и характер дисциплины по-прежнему весьма велико.

Либеральный идеализм. Либеральный идеализм считает основной целью ТМО научное обоснование условий и принципов достижения мира. Не случайно идеалисты видят истоки своей доктрины в знаменитой работе Иммануила Канта «К вечному миру».

Идеализм в международных отношениях обычно связывается в американской дипломатической истории с именем Вудро Вильсона («вильсонизм»). Представители школы идеализма полагали, что государство должно сделать свою внутреннюю политическую философию целью внешней политики, в случае США это, безусловно, либерализм. Школа идеалистов в теории международных отношений, таким образом, сосредоточена преимущественно на проблемах обеспечения свободы, справедливости и взаимовыгодного сотрудничества на межгосударственном уровне и в принципе придает важное значение морализму во внешней политике.

В отличие от реалистов идеалисты рассматривают международные отношения как сферу позитивных изменений в направлении прогресса. Государства постепенно учатся сотрудничать друг с другом, несмотря на состояние анархии в международных отношениях: они вступают в переговоры, торгуются между собой, нередко жертвуя краткосрочными преимуществами во имя долгосрочных целей. С точки зрения внутренней политики они ограничены требованиями демократии, нормами права и потребностями рыночной экономики. Либералы видят свою задачу в обеспечении стабильности внешней среды и распространении либерально-демократических принципов среди других суверенных государств. Наивысшей ценностью для них является свобода индивида, соответственно государство должно воздерживаться от каких-либо действий, будь то внутри страны или вовне, которые потенциально могли бы подорвать и разрушить эту свободу.

В анализе внешней политики с либеральных позиций особое значение придается оценке соблюдения государствами индивидуальных прав человека, защите коммерческих интересов, республиканских институтов и т.д.

Либералы-идеалисты соглашаются с реалистами в том, что международная система находится в состоянии анархии, но анархию понимают по-другому. Если реалисты видят в ней гоббсовскую «войну всех против всех», то либералы — сочетание позитивной и негативной игры, отдельно выделяемой либеральной «зоны мира» («свободный мир»). Отношения с другими либеральными государствами должны обладать абсолютным приоритетом для всякого либерального правительства, поскольку они не только не представляют угрозы друг для друга, а наоборот, создают условия для взаимовыгодной торговли и в случае необходимости — надежных союзов против нелиберальных государств: «либеральные демократии не воюют между собой».

Как и в политическом реализме, в идеализме имеется несколько течений, заметно различающихся между собой. Обычно выделяют три направления: индивидуалистическое, коммерческое и республиканское.

Индивидуалистическое течение (иногда его называют по имени английского философа Дж. Локка — локковским) исходит из того, что анархическая система международных отношений базируется на представительстве и согласии. Задачей внешней политики является защита жизни, свободы и собственности рациональных граждан. Отсюда проистекает необходимость для содружества наций поддерживать мир, однако слабость международных институтов приводит к постоянным его нарушениям. Поэтому исследователи этого направления концентрируют свое внимание на искусстве переговоров, проблеме доверия и рационально-экономическом торге между государствами.

Коммерческие либералы рассуждают о способностях свободного рынка и капитализма создавать условия для мирного взаимодействия государств. Демократический капитализм предполагает свободную торговлю и мирную внешнюю политику, поскольку они соответствуют интересам рационального большинства в капиталистическом обществе. Отсюда — энтузиазм по отношению к глобальной демократизации и капиталистической модернизации как единственному пути к миру и «концу истории» (Ф. Фукуяма).

Наконец, республиканские интернационалисты как наиболее последовательные сторонники Канта видят возможность установления прочного мира между народами, развивая три положения, высказанные им еще в проекте договора «К вечному миру»: 1) представительское, республиканское правление, включающее избираемый законодательный орган, разделение властей и правовое государство; 2) уважение к правам каждого человека, отсутствие дискриминации; 3) социальная и экономическая взаимозависимость.

В конце XX столетия произошло возрождение либерального институционализма, особенно популярного в 1930-х и в первые послевоенные годы. Либералы-институционалисты полагают, что только международные институты могут позволить нациям успешно сотрудничать в современной системе международных отношений. Отсюда — идея создания Лиги Наций после окончания Первой мировой войны, Организации Объединенных Наций (ООН) в ходе и после окончания Второй мировой войны. Особое внимание они уделяют также проблемам глобализации, деколонизации, демократизации и модернизации отсталых стран через развитие международного сотрудничества, укрепление транс культурных и трансграничных связей экономического, политического и культурного характера.

Таким образом, либеральный идеализм вносит важный вклад в теоретическое исследование международных отношений, объясняя, каким образом индивиды с их идеями и идеалами (права человека, свобода, демократия и т.д.), социальные силы (капитализм, рыночная экономика, торговля), а также политические институты (демократия, представительское правление, правовое государство) влияют на международные отношения. В то же время это не только не исключает, но даже предполагает агрессивное поведение по отношению к нелиберальным государствам в определенных обстоятельствах. Либерализм нередко преувеличивает напряженность в отношениях с нелиберальными государствами, что нередко провоцировало конфликты.

Коммунитаризм. В последние годы важное место в дискуссиях международников занял спор между сторонниками коммунитаризма и либеральной политической теории по ряду важных вопросов политической теории. Коммунитаристская критика либерализма выражается в следующем:

1) коммунитаристы считают, что формальный процедурный подход к правам человека затушевывает их содержательную сторону, т.е. не обращает должного внимания на ценности, — между тем реализация прав человека невозможна без учета ценностных ориентаций;

2) либерализм является формой индивидуализма, он не принимает во внимание то, в какой степени идентичность человека зависит от сообщества, в котором личность формируется;

3) коммунитаристы сомневаются в универсальности либерализма и возможности его применения в незападных культурах; наконец,

4) под сомнение ставится акцентируемый либералами моральный приоритет индивидуального выбора, коммунитаристы придают большое значение общему благу. Иными словами, коммунитаризм делает акцент на «сообществе», которое придает нашей жизни смысл, формирует личность человека, и в этом смысле они опираются на идею Аристотеля о человеке как «политическом животном» (zoon politikon).

Коммунитаризм, таким образом, пытается найти «средний путь» между индивидуализмом и универсализмом. Коммунитаристы верят в общее благо, признавая идею «общей воли», как ее формулировал французский философ XVIII в. Жан-Жак Руссо. Известный канадский теоретик Уилл Кимлика, например, считает, что общество создает представление о благе, которое, в свою очередь, предопределяет образ жизни и критерии, с которыми соотносятся индивидуальные предпочтения индивида. Отсюда вытекает приоритетность государства по отношению к его гражданам. Кимлика утверждает, что коммунитаризм — это идея совершенного государства, отражающего текущую практику данного сообщества.

В теории международных отношений идеи коммунитаристов пользуются успехом главным образом благодаря тому, что они создают моральный базис для национального государства. Вопреки мнениям теоретиков космополитического направления, считающих источником морали индивида, коммунитаристы настаивают на том, что корни морали следует искать в национальном государстве — индивид не может быть человеком в полном смысле слова вне связи со своим сообществом. То, что мы понимаем под благом, имеет тесную связь с культурными традициями и образом жизни нашего сообщества. Таким образом, в некоторых отношениях коммунитаризм вполне совместим с политическим реализмом, по крайней мере в той части, где речь идет о роли национальных государств.

Однако такой известный американский коммунитарист, как Амитаи Этциони, все же попытался применить коммунитаристские воззрения к анализу не внутригосударственных, а глобальных процессов. По его мнению, новая глобальная архитектура, включающая ООН, ВТО, ЕС, Киотский протокол и т.д., создает нормативный синтез между «западными» (преимущественно либеральными ценностями, исповедующими автономию и индивидуальные права человека) и «восточными» ценностями социального порядка и равенства, позволяя разрешать проблемы, с которыми не могут справиться отдельные государства. Он также призывает с большим уважением относиться к ценностям и культурам других народов, тем самым противопоставляя свои взгляды неолиберальным теориям глобализации.

Марксистская школа в теории международных отношений сегодня представлена классическим марксизмом, неомарксизмом, теорией зависимости, критической теорией, мир-системным подходом и т.д.

Классический марксизм опирается в своих исследованиях преимущественно на учение об историческом материализме. По Марксу, исторический материализм — это теория развития и познания общества, которая исходит из признания первичности материальной жизни общества — общественного бытия по отношению к общественному сознанию. Истмат выделяет производственные отношения как экономическую структуру (базис общества), определяющую надстройку (политику, право, мораль и т.д.); рассматривает историю как закономерный естественно-исторический процесс развития и смены общественно-исторических формаций (от первобытно-общинного строя через рабовладельческий и феодальный к капитализму, в результате краха которого должно утвердиться бесклассовое общество — коммунизм). Движущей силой этого эволюционного процесса является классовый конфликт, в случае капитализма — антагонизм между трудом и капиталом.

Несмотря на распад СССР в 1991 г. как главного носителя марксистской идеологии, влияние марксизма на исследование международных отношений осталось довольно сильным, в особенности в развивающихся странах. Сохраняется интерес к трудам таких марксистов-международников, как Гюнтер Франк, Фернандо Кардозо, Рауль Пребиш и др. Неомарксисты рассматривают международную систему как интегрированную капиталистическую систему, в основе которой лежит стремление к постоянному накоплению капитала.

В марксистскую парадигму может быть включен также мир-системный подход Иммануила Валлерстайна. Для него мир-система, эквивалентная системе капиталистических государств, — основная единица анализа, а отнюдь не национальные государства. Единство мир-системы носит исторический характер и сегодня обеспечивается разными политическими единицами, действующими на разных уровнях, включающими в том числе государственные структуры. Начало формирования мир-системы Валлерстайн относит к «долгому XVI столетию» — с 1450 по 1670 г. В силу кризиса феодализма и массовых эпидемий, уничтоживших значительную часть крестьянского населения, в Европе начинается развитие рыночной экономики. Валлерстайн выделяет два периода в этом процессе:

1) XVI-XVII вв. — развитие капитализма в Европе;

2) пространственная экспансия рынка, включение в зону обмена Азии и Африки, скачок в производстве товаров — в результате возникла новая мировая экономика, радикально отличающаяся от империй предшествующих эпох: с одной стороны, ей присуща множественность политической юрисдикции; с другой — единый тип разделения труда между «ядром» (местом концентрации капитала в наиболее развитых формах) и «периферией» (т.е. зонами, в которых отсутствует централизованное правление, преобладает принудительный труд, а не продажа своей рабочей силы за зарплату; основным источником экспорта является сырье, а не готовая продукция).

Таким образом, предполагается, что капиталистические страны сумели преодолеть присущие им по определению противоречия, создав «ядро» капиталистической системы, которое, в свою очередь, безгранично эксплуатирует «периферию» — страны третьего мира. Буферное положение между ними занимает «полупериферия» — географически расположенные в зоне «ядра» страны, переживающие период упадка, или, наоборот, периферийные страны на подъеме. Их эксплуатирует «ядро», но и они также пользуются преимуществами «периферии». К началу XX в. мир-система приобретает глобальный характер.

Эти идеи были в дальнейшем развиты латиноамериканской «школой зависимости», а также многочисленными критиками современного глобализма преимущественно «левых» ориентаций.

Таким образом, марксистские концепции социального неравенства и эксплуатации широко используются теми исследователями международных отношений, которые выступают против глобального капитализма и империализма Запада. Можно предположить, что до тех пор, пока капитализм будет доминировать в современном мире, марксизм будет оставаться влиятельным источником идей, противостоящих глобальному капитализму.

Критические теории. В основе трудов авторов так называемой «франкфуртской школы», возникшей в 1923 г., лежат критические теории. В фокусе внимания теоретиков этой «школы» находились проблемы демократии и революции, относительно которых они также стояли на позициях критики. Наиболее известными представителями «франкфуртской школы» были Теодор Адорно, Герберт Маркузе, Макс Хоркхаймер, позднее — Юрген Хабермас и др. Они занимались критическим анализом взаимосвязи между фашизмом и авторитарной личностью, а также влиянием науки и техники на развитие критического способа осмысления реальности.

В целом под критической теорией понимается тип теории, которая формулируется исходя из сознательного критического анализа определенного социального устройства, его последствий и результатов. Часто такая теория строит свой анализ на основе изучения причинно-следственных (каузальных) факторов, которые привели к имеющемуся с ее точки зрения «несправедливому» состоянию дел. Или, иными словами, такая теория сочетает в себе и объяснение, и критичность. Например, этим требованиям отвечают многие феминистские, а также марксистские и неомарксистские теории международных отношений. В то же время современная критическая теория — это не некая завершенная доктрина, а скорее пространство напряженных дискуссий, охватывающее широкий спектр актуальных вопросов современного международного развития и диагностики нашего времени.

Представители критической теории (Р. Эшли, Р. Кокс, А. Линклейтер, Дж. Розенберг и др.) подвергают критике современные главенствующие теории международных отношений, в частности неолиберализм и неореализм, за их ограниченность и неполноту. Так, Роберт Кокс, сыгравший важную роль в применении критической теории к исследованию международных отношений, бросил вызов политическому реализму с позиции истмата. Он предложил метод «исторических структур», доказывая, что государственная власть не только не может быть единственным объясняющим национальный интерес фактором, она сама нуждается в объяснении и исследовании. Он также изучал влияние капитала на создание моделей государственной власти и через эту призму — на механизмы принятия внешнеполитических решений между государствами. Критическая теория оспаривает господствующий мировой порядок, ставит под сомнение легитимность политических и социальных институтов и изменения, которые они претерпевают с течением времени. Она сориентирована преимущественно на внешнеполитический процесс, а также изучение влияния социальных сил (классов, социальных движений и т.д.) на конкретные сочетания «исторических структур». Ее сторонники пытаются определить, какие именно элементы мирового порядка имеют универсальный характер, а какие обусловлены исторически.

Марксистские позиции также довольно сильны в феминистских теориях. Феминистская школа в теории международных отношений стала популярной в начале 90-х годов прошлого века. Прежде всего феминистов интересовала проблема женской идентичности. Поначалу она конструировалась по отношению к мужчине, основной акцент делался на биологических, культурных и социологических различиях. Причины подавления женщин выводились из гендерных (гендер — отношение между полом и властью) различий, а также исключения женщин из сферы публичной жизни, в том числе из анализа государства, международной политической экономии и международной безопасности, обычно с помощью противопоставления публичного и частного. Исключение женщин из политики привело к тому, что их голос перестал быть слышен, поэтому поначалу исследователи сосредоточились на роли жен первых лиц государств в неформальном влиянии на мировую повестку дня.

Но если феминисты «первой волны» (в 1980-х годах) преимущественно игнорировали гендерные аспекты международных отношений, то за последние десятилетия феминизм превратился в наиболее влиятельное направление критической теории. Современные сторонники данной школы утверждают, что гендерные отношения являются неотъемлемой частью международных отношений. Однако, по их мнению, признание фундаментальных прав человека на формальном международном уровне отнюдь не тождественно гендерному равенству в мировой политике, в которой, как считается, продолжают господствовать силовые факторы, а военная область остается прерогативой мужчин. Отсюда, как они полагают, вытекает необходимость фундаментальной структурной перестройки как всей системы международных отношений, так и ТМО. Так, известный специалист по данной проблеме Энн Тикнер пишет: «Феминисты, в общем, разделяют мнение других ученых, принадлежащих к критическому направлению, что культура, идентичность и интерпретирующие их способы анализа “снизу вверх” важны для понимания вопросов безопасности и что эмансипаторские видения безопасности находятся вне государственнических ограничений. Они отличаются, однако, тем, что считают гендер центральной категорией анализа для понимания, как неравные социальные структуры, особенно гендерные иерархии, негативно сказываются на безопасности индивидуумов и групп».

Феминизм — крайне разнородное течение, в котором присутствует множество направлений. Так, эмпирический феминизм прежде всего стремился сделать женский голос услышанным, поэтому он делает акцент на множестве функций, выполняемых женщинами в международной сфере. Аналитический феминизм обращается не к «биологическим» различиям между мужчинами и женщинами, а к социальным конструкциям мужской и женской идентичности, прослеживая гендерные отклонения в межпарадигмальных дебатах в социальных науках, включая и ТМО. Они доказывают, что само изучение международных отношений имеет гендерный акцент, который выражается в том, что маскулинный взгляд на вещи проецируется как универсальная точка зрения (это имеет место, например, в идеализме и реализме и связано с такими понятиями, как автономия, независимость и сила). Маскулинные предположения, таким образом, по мнению феминистов, положены в основу наших представлений о межгосударственных отношениях, безопасности, прогрессе, экономическом росте и т.д. Кроме того, существует либеральный феминизм, радикальный феминизм, марксистский и постмарксистский, постмодернистский феминизм. Список можно продолжить.

Таким образом, феминизм — это очень богатое, сложное, зачастую противоречивое течение в современной ТМО, приобретшее сегодня большую популярность.

Марксистский вариант изучения ТМО нашел свое выражение также в структурализме (Г. Франк, И. Галтунг и др.). Структуралисты занимаются преимущественно выяснением источников неравенства, унаследованных международной системой из прошлого, а также возможными путями его преодоления, или, иначе, сглаживания противоречий в глобальной капиталистической системе. Важную роль в становлении этой школы сыграл марксизм, хотя будет неверно просто его с ним отожествлять. Идеи структуралистов часто впитывали представления и других школ и течений в теории международных отношений.

В отличие от либералов структуралисты не верят в реформы, регулирующие межгосударственные отношения, в особенности если они зависят от доброй воли великих держав. По их мнению, и политический либерализм, и политический реализм просто служат закреплению сложившейся системы распределения силы и богатства. Поэтому в центре их исследований оказываются проблемы глубинного неравенства между глобальными группами, а также материальные и идеологические силы, способные потенциально произвести революционные изменения ради утверждения более справедливого мирового порядка. По их мнению, капиталистическое вмешательство в странах третьего мира предопределяется главным образом потребностями их экономического роста в интересах наиболее развитых стран и фактически предопределяет экономическую недоразвитость развивающихся.

В отличие от структурализма постструктурализм выступает не в качестве парадигмы, а скорее как направление исследований в отношении новых вопросов и проблем. Рассматривая теорию как практику, т.е. отказавшись от противопоставления теории и практики, постструктурализм сосредоточивает свое внимание на отношениях знания и власти. Начиная с 1980-х годов он в лице своих наиболее ярких представителей (Р. Эшли, Дж. Дер Дериана, М. Шапиро и др.) занял важное место в теоретических дискуссиях ученых-международников. Их интерес заключался главным образом в том, чтобы представить метатеоретическую критику реализма и неореализма, для того чтобы продемонстрировать, как их теоретические постулаты формировали наши представления о мировой политике и международных отношениях. Они пытаются поместить ТМО в междисциплинарный контекст, привлекая все новые и новые источники теории, а именно: этические интересы тех групп, которые традиционно исключались из анализа международных отношений. Тем самым они обратились к вопросу о том, каким образом внешнее и внутреннее взаимно конструируют друг друга. Если для реалистов (как мы помним) главным актором международных отношений было государство с его границами между внешним и внутренним, суверенитетом и анархией, мы и они, то для постструктуралистов объектом интереса становится само государство, его история, концептуализация, формирование и осуществление политики, экономическое устройство, специфика социального регулирования и т.д. Постструктуралисты неоднократно обращались к конкретным политическим событиям, стремясь исследовать их с теоретических позиций, например, к анализу корейской проблемы, событий в Боснии, положения в Ираке, Афганистане и др., выдвигая на первый план самые разные факторы — от миграционной политики до финансов и международной политической экономии.

Конструктивизм в последнее время стал довольно популярным подходом к изучению международных отношений. Его сторонники (А. Вендт, П. Каценштейн, Р. Джепперсон и др.) делают акцент на социальном аспекте мировой политики. По их мнению, международные отношения не могут быть сведены только к рациональным действиям государств, как полагают реалисты, или к созданию международных институтов, как считают либеральные институционалисты. Взаимодействие государств не сводится исключительно к национальным интересам, существенно важнее идентичность и то, как она понимается в определенное историческое время.

Конструктивизм может иметь множество форм. Для ТМО типичен такой тип конструирующей теории, который отвечает на вопрос, каким образом правила, нормы и идеи «конструируют» социальные объекты, например, национальные государства. В этом случае исследователи исходят из того, что социальный мир конструируется через идеи, дискурсы и теории, на которые опираются действующие лица международных отношений. В этом смысле институты и акторы взаимно обусловливают друг друга. Международные институты одновременно выполняют как регулирующие (установление определенных правил или стандартов поведения), так и конструирующие (поведение участников международных отношений) функции. Они не только объясняют правила игры, но и придают действиям участников смысл.

С точки зрения конструктивистов государства обладают идентичностью, сквозь призму которой формулируются их основные цели, например, обеспечение безопасности, стабильность, признание со стороны других государств, экономическая модернизация и т.д. А вот то, как именно они реализуют свои цели, зависит уже от их социальной идентичности, т.е. того, как именно государства видят себя по отношению к другим странам и мировому сообществу в целом. Например, в период холодной войны СССР и США позиционировали себя как противники, соответственно и национальные интересы определялись в антагонистическом духе.

Международная система состоит из социальных отношений, с одной стороны, и материальных потенциалов — с другой. Социальные отношения придают смысл материальному потенциалу. Социальные структуры находят воплощение в международных институтах. Под институтами конструктивисты понимают стабильную совокупность, или «структуру», идентичностей и интересов. Они не могут существовать отдельно от идей действующих лиц (акторов) в отношении того, что представляет собой окружающий мир. Поэтому институты и государства также взаимно обусловливают друг друга. Поэтому предметом особого внимания конструктивистов становятся институты международного сообщества, а именно: международное право, дипломатия, суверенитет, режимы и т.д.

Политэкономия международных отношений

Это междисциплинарное направление исследований международных отношений, использующее методологию различных общественно-научных дисциплин, ключевыми из которых являются политология и экономическая наука.

Междисциплинарность политэкономии международных отношений как научного направления предопределяет двойную природу ее предмета, к которому, с одной стороны, относится влияние политических факторов на международные экономические отношения, а с другой — влияние экономических факторов на мировые политические процессы и систему международных отношений.

Политэкономия международных отношений является одним из наиболее «молодых» теоретических направлений в науке о международных отношениях. Принято считать, что ее методологические основы были заложены еще в 1970-х. Однако как отдельная научная дисциплина политическая экономия международных отношений стала формироваться лишь с конца 1980-х годов, когда появились первые комплексные работы по данному направлению. К таким работам следует прежде всего отнести монографию Роберта Гилпина «Политическая экономия международных отношений» (1987 г.) и коллективную монографию под редакцией Джеффри Фридена и Дэвида Лейка (1987 г.).

За последние двадцать лет политэкономия международных отношений значительно обогатилась как теоретическим, так и эмпирическим материалом. Методологической основой направления стали работы таких исследователей, как Р. Гилпин, Т. Оутли, Т. Кон, Дж. Равенхилл, Р. Миллер, Дж. Фриден и Д. Лейк, Т. Леирсон и Д. Скидмор, Дж. Грико и Дж. Айккенберри и др. На сегодняшний день это целостный и сбалансированный аналитический инструментарий, характеризующийся относительно строгим методологическим ядром.

В течение 1970-1980-х годов экономические модели, нашедшие свое применение в теоретическом обосновании внутриполитических процессов, были постепенно распространены и в сферу анализа МО. Это стало первой предпосылкой для появления нового направления в международных исследованиях — политической экономии международных отношений.

Второй предпосылкой стала эволюция методологии самой экономической науки применительно к международным отношениям. Последние никогда не были отдельным направлением теоретического моделирования для экономистов. Многие годы их интерес был преимущественно ограничен проблемой согласования конкретных направлений макроэкономической политики государств. После Второй мировой войны и вплоть до 1970-х годов это были вопросы торговых отношений и платежного баланса. С 1970-х годов на первый план вышли вопросы согласования денежно-кредитной и валютной политики. С конца 1990-х годов актуальными стали вопросы степени открытости национальных экономик и регулирования международных потоков капитала (наряду с необходимостью реформирования международной валютно-финансовой системы).

Если традиционные теоретические подходы к исследованиям международных отношений уделяют основное внимание вопросам распределения влияния между странами и поддержания баланса сил в международной системе, то для представителей политэкономии наиболее актуальным является вопрос эффективности взаимодействия на международной арене. Последнее отчасти может быть объяснено тем, что одним из основных инструментов анализа здесь является теория игр, а отчасти — предпосылкой об изначально анархичной природе международных отношений. Основным результатом использования теории игр стало понимание необходимости координации действий на международной арене. Использование же предпосылки об анархии рационализировало стратегию сотрудничества: координация действий позволяет участникам международных отношений снизить издержки анархического взаимодействия.

Приоритетность вопроса эффективности при теоретическом обосновании международных отношений выводит на первый план их экономическую составляющую. Более того, экономика часто рассматривается представителями направления как системообразующий фактор, без признания реальности которого ни одна попытка объяснить современные процессы взаимодействия в международной системе не будет полноценной. Например, международный конфликт здесь может быть рассмотрен как продукт следования своим экономическим интересам (оппортунистического поведения), формируемого внутренними предпосылками, которые заставляют правительства использовать агрессивную внешнюю политику, чтобы соответствовать широкому спектру внутренних экономических интересов.

Следует также отметить еще одну методологическую особенность политэкономии, а именно ее многоуровневый подход к исследованию международных отношений. С одной стороны, как и традиционные политологические концепции международных отношений, политэкономическая литература характеризуется доминированием наднационального измерения проблематики. Основной акцент здесь делается на суверенных государствах и на последствиях их политики для других участников международных отношений (а также на том, как меняются позиции государств в ответ на изменения внешних условий). Эффективным при этом признается проведение национальными правительствами политики, которая способствует внутренней стабильности и экономическому росту и одновременно не создает негативных внешних эффектов. А важным условием минимизации внешних последствий внутренней политики считается ее координация между странами.

Методология политической экономии международных отношений может быть сведена к определенному набору базовых предпосылок, которые в своей совокупности формируют методологическое ядро данного направления.

Во-первых, субъектом или участником международных отношений с точки зрения политэкономии может быть признан любой индивид, последствия решений (деятельности) которого не ограничены одним государством. В то же время в работах по международным отношениям принимаемые людьми решения принято обобщать, рассматривая коллективные результаты человеческой деятельности. В итоге в роли субъектов международных отношений обычно выступают группы индивидов, которые абстрагируются до уровня суверенных государств (в лице национальных правительств или межгосударственных организаций) или негосударственных структур (транснациональных корпораций, неправительственных организаций, террористических групп и т.д.).

Во-вторых, международные отношения имеют рациональную природу. Как процесс взаимодействия субъектов, действия которых являются результатом человеческих решений, они характеризуются принципом субъективной рациональности’, действия участников направлены на получение результатов, которые максимально соответствуют их предпочтениям (или интересам).

В-третьих, поскольку все субъекты международных отношений уникальны по своим характеристикам (потребностям; материальным и нематериальным ресурсам, которыми они располагают; геополитическому и геоэкономическому положению и т.д.), то отличие последних формирует различные предпочтения (или интересы) на международной арене. Отличия интересов участников международных отношений ведет к возникновению конфликта интересов при их взаимодействии.

В-четвертых, поскольку международные отношения — одна из сфер человеческой деятельности, то, как и в других сферах деятельности людей, принцип рационального принятия решений требует от субъектов международных отношений согласования интересов путем урегулирования взаимных прав и свободы действий в отношении объекта конфликта. Такое согласование позволяет взаимодействующим сторонам снизить издержки взаимодействия (и тем самым остроту существующих разногласий) и перейти на более эффективный уровень взаимодействия. Сами же международные соглашения являются правилами, ограничивающими поведение субъектов международных отношений. Эти правила формируют в конечном итоге систему международных институтов.

В-пятых, эффективность любого международного института (как и системы международных отношений в целом) определяется через степень его соответствия предпочтениям (интересам) субъектов, действия которых он регламентирует. Предпочтения в отношении тех или иных институтов зависят от соотношения выгод и издержек, которые получает и несет каждый из субъектов при функционировании этих институтов, а также от издержек по их реформированию. Выгоды и издержки от действующих международных институтов могут распределяться между участниками международных отношений неравномерно. В результате между ними может возникнуть новый конфликт интересов — по поводу содержания тех или иных институтов.

В-шестых, наличие конфликта интересов ведет к тому, что в процессе формирования системы международных отношений доминирует не вопрос эффективности, а вопрос распределительной природы международных институтов. Учреждение любого международного института a priori преследует цель перераспределения каких-то благ (материальных или нематериальных) между взаимодействующими субъектами в более выгодную (предпочтительную) для них сторону. Другими словами, международные институты выступают инструментом перераспределительной политики в международных отношениях — т.е. инструментом выбора вариантов распределения какого-либо общего блага или благ между взаимодействующими субъектами международных отношений.

В-седьмых, вид институциональной системы международных отношений зависит от политического веса взаимодействующих субъектов. Другими словами, вопрос эффективности институтов во многом определяется интересами политически доминирующих в международных отношениях субъектов, т.е. тех субъектов, интересы (предпочтения) которых являются определяющими при действующей международной институциональной системе. Если даже функционирование определенных международных институтов подрывает благосостояние каких-то участников международных отношений, но при этом ведет к перераспределению благ в пользу тех или иных доминирующих в этих отношениях субъектов, то эти институты будут сохраняться и поддерживаться. Из- за высоких трансакционных издержек проигрывающие от функционирующих институтов участники международных отношений могут оказаться неспособными инициировать процесс их реформирования, в ходе которого они должны будут получить согласие на изменение существующих институтов заинтересованных в их сохранении субъектов (например, путем дополнительного перераспределения ресурсов). Кроме того, в такой ситуации вполне вероятно, что проигрывающие субъекты могут «подстроить» свои интересы к интересам политически доминирующих субъектов. Такая перестройка системы ценностей может привести в дальнейшем к изменению баланса сил в международных отношениях и к модификации институциональной системы, правда, в несколько ином направлении, отличающемся от первоначальных предпочтений бывших «аутсайдеров».

Усложнение быстро меняющегося мира, глобализация, развитие информационных технологий, распространение демократии и другие новые процессы и явления способствовали утверждению плюрализма в теории международных отношений. Плюрализм в этом смысле означает усиление внимания к проблемам идентичности, социальным и культурным аспектам взаимодействия государств и других участников международных отношений, в частности НПО, различных социальных и местных движений, гражданского общества. На этом фоне разворачиваются дебаты между сторонниками позитивистских и постпозитивистских методологий исследования.

Позитивизм строится на основе трех факторов:

1) наука и научные методы рассматриваются как единственный источник знания, поскольку опираются на логическое рассуждение и эмпирический опыт (с этой точки зрения они противоположны мнению);

2) проводится жесткое противопоставление фактов и ценностей;

3) демонстрируется категоричное неприятие традиционной философии и религии.

Позитивизм рассматривает мир в детерминистском ключе через причинно-следственные связи. Наука воспринимается механистически: используется метод дедукции, благодаря которому позитивистские гипотезы могут пройти проверку на истинность или ложность.

Позитивизм исходит из того, что всякое подлинное знание основывается на фактах, познаваемых с помощью человеческих чувств. Он также предполагает объективность, т.е. принципиальную беспристрастность исследователя-международника, предполагающую отсутствие предвзятости, заинтересованности в заранее определенном результате, или, иначе, она идентична открытости мышления. Большинство позитивистов стремится к объективному знанию, определяя для этого соответствующие методы и критерии и тем самым сводя к минимуму влияние ценностных суждений. Поэтому с точки зрения позитивистов систематизированные и выстроенные на основе четких правил процедуры исследования предпочтительнее, чем знание, полученное на основе несистематизированных и даже хаотичных или случайных процедур.

Они считают, что только систематическое наблюдение и соблюдение прозрачных методологических процедур могут обеспечить истинное знание мировой политики. Отсюда делается вывод: научное знание может быть сочтено надежным только в том случае, если оно опирается на эмпирические данные и соответственно измеряемо: то, что не может стать объектом опыта, не обосновано научно. Таким образом, большинство теорий международных отношений, признающих позитивизм, следует определенным процедурам и стремится выявить причинно-следственные связи.

Постпозитивисты, в отличие от позитивистов, опираются на самые разные интеллектуальные традиции, к их числу принадлежат поздние политические реалисты, феминисты, постмодернисты, постструктуралисты и др. — по существу, при таком разнообразии точек зрения их объединяет лишь отказ от какого-либо или многих аспектов позитивизма. По-видимому, наилучшее определение постпозитивизма звучит как «стремление современных теоретиков расширить эпистемологические и методологические горизонты своей науки». И хотя некоторые исследователи считают, что благодаря этому теория международных отношений впала в хаос, большинство все же уверено, что движение в направлении постпозитивизма открывает новые возможности для анализа международных процессов. Что же касается содержательной стороны, то постпозитивисты сосредоточивают свое внимание преимущественно на исследовании гегемонизма в мировой политике, а также таких концепций, как суверенитет, анархия, легитимность и т.д.

Постмодернизм. Особо важную роль в постпозитивистских исследованиях в последние десятилетия играет группа так называемых постмодернистских теорий международных отношений. Представители постмодернизма считают, что следует принимать во внимание не только знание о реальности, но и самого исследователя с его опытом, знаниями, предрассудками, склонностями, мифологическими представлениями и т.д. При этом постмодернисты впадают в некоторый релятивизм, объявляя об относительности любого дискурса. Постмодернисты не ищут причинно-следственные связи, т.е. объяснения, они пытаются понять, интерпретировать, часто развенчать доминирующий в том или ином обществе дискурс, чтобы показать, как с его помощью создается система властных (силовых) отношений.

Благодаря постмодернизму и в более широком смысле — постпозитивизму как направлению с его акцентом на социокультурном контексте деятельности постепенно преодолевается «западоцентризм» международных исследований как научной дисциплины. Не секрет, что международные исследования не избежали искушения универсализации «западных» по своей сути теорий. Например, при таком подходе Вестфальская модель, трактующая международные отношения как взаимодействие в условиях анархии суверенных государств-наций, — не что иное, как результат распространения «западной модели» на весь остальной мир. Однако такой анализ при всех его претензиях на объективность, рациональность и научность по сути своей нормативен, потому как позволяет себе оценивать незападные феномены в западной терминологии, сравнивая все международно-политические явления и процессы с моделями, построенными на основе западного опыта (например, теория демократического мира и концепции прав человека, теория интеграции). Во многом благодаря постпозитивистам в последнее десятилетие наметилась тенденция к переосмыслению существующих теорий на основе анализа незападного опыта путем изучения конкретных кейсов, региональных и страновых особенностей глобальных процессов; все больший акцент делается на изучении уникального, единичного, а не на поиске универсальных закономерностей. Можно предположить, что дальнейшее приращение знания в области международных отношений в ближайшее время будет происходить прежде всего благодаря междисциплинарному синтезу международных исследований, сравнительной политологии, регионоведения/страноведения и нормативной политической теории.

В любом случае дебаты между позитивистами и постпозитивистами стали поворотным моментом в развитии как философии науки, так и науки о международных отношениях.

В любом случае споры между школами теорий международных отношений отнюдь не завершились, наоборот, они постоянно возникают по разным поводам и вокруг разных проблем. Например, сегодня разворачиваются дебаты о том, могут ли иметь значение для понимания международных проблем такие непарадигмальные подходы, как критическая теория, в частности, взгляды немецкого политического мыслителя Юргена Хабермаса? Некоторые исследователи даже считают, что это начало новых «великих дебатов», которые позволят соединить науку и критическое рассуждение и создать подход, направленный на обеспечение социальной справедливости. Однако даже сама постановка вопроса о будущей дискуссии, в свою очередь, вызывает споры.

Во второй половине 2000-х годов американский Институт теории и практики международных отношений провел ряд масштабных социологических и статистических исследований, нацеленных на выявление основных тенденций в преподавании международных отношений, научных разработках и их связи с практической политикой. Участники проекта провели опрос почти 2,7 тыс. политологов-международников из 10 западных стран, которые ответили на 90 вопросов о состоянии дисциплины. Результаты проекта получились неожиданными.

В 2000-х годах по восприятиям опрошенных международников в рамках реалистской парадигмы создается около 30% литературы, в рамках либерализма — 27%, конструктивизма — 16%, марксизма — 6%, феминизма — 6%, вне парадигм — около 16%. Более того, в соответствии с проведенным анализом количество статей, написанных в рамках четырех основных парадигм, вместе взятых, начиная с 1980 г. ни разу не превысило половины от общего количества статей! Одновременно доля статей (без учета монографий), написанных вне рамок парадигм, выросла с 30 до 50%. В настоящее время около трети исследователей-международников считают, что их работы не вписываются в рамки ни одной из существующих парадигм.

Источник