истории переболевших коронавирусом в тяжелой форме в реанимации
«Я будто находился под водой»: переболевший коронавирусной инфекцией москвич рассказал, как лежал на ИВЛ
— Когда вы заболели?
— Сейчас мой диагноз звучит как «внебольничная двусторонняя полисегментарная пневмония». Я частично выздоровел, но течение болезни продолжается, как и процесс лечения.
Заболел я 5 марта. Почувствовал недомогание, немного поднялась температура, начался кашель, в целом ощутил упадок сил. Обратился в частную клинику, с которой у моего работодателя есть контракт. Меня направили делать анализы, а также рентгенограмму, которая показала правостороннюю пневмонию. На следующем приёме мне вызвали скорую и отвезли на госпитализацию.
— Как проходило лечение?
— Я побывал в разных стационарах: в клинике «Семейный доктор» на Бауманской, в 52-й больнице, в ГКБ №1. За всё время, наверное, раз шесть сделал КТ. Медикаментов был целый арсенал: у меня одновременно и вирусная, и бактериальная пневмония, и это всё осложняется COVID-19. Много антибиотиков широкого спектра, давали иммуноглобулин, препарат «Калетра», лихорадку подавляли с помощью парацетамола. В общем, с каждым аспектом моего довольно тяжёлого случая боролся свой препарат.
— Вы были на ИВЛ. Расскажите, в какой момент врачи приняли такое решение?
— На ИВЛ я попал в третьем по счёту стационаре. Там я оказался спустя всего два дня после выхода из предыдущей больницы — началась лихорадка. Её лечили несколько дней, после чего меня перевезли в реанимацию. И вот тогда выяснилось, что моих лёгких не хватает на то, чтобы эффективно продолжить лечение. «Матовое стекло», потемнение и другие негативные процессы.
Объём лёгких и оксигенацию последовательно попытались поддержать кислородной маской, потом специальной закрытой маской, но безуспешно. Грубо говоря, мне требовалось выторговать немного времени со стабильным объёмом лёгких, чтобы подействовало самое мощное лекарство из доступных — моноклональные антитела. Сам я с этой задачей не справлялся, к сожалению, поэтому мне предложили перейти на искусственную вентиляцию лёгких.
Меня ознакомили с последствиями ИВЛ и отказа от процедуры. Если бы я отказался, у врачей не было бы никаких гарантий моего выздоровления, зато почти наверняка моё состояние резко бы ухудшилось. Вместе с тем долго находиться на ИВЛ нельзя — может возникнуть баротравма или повреждение трахеи. Поэтому мне нужно будет не только полагаться на аппарат, но и действовать самому.
Я согласился. Предупредил родных и коллег, что от меня некоторое время вообще не будет никаких вестей, что предстоит непростой период. Меня погрузили в медицинский сон, и я проснулся уже на ИВЛ.
— Как вы себя ощущали? Как общались с врачами?
— Это было довольно необычное ощущение. Я как будто находился под водой. Изо рта торчала куча трубок. Самое странное — дыхание не зависит от того, что делал я, я чувствовал, что за меня дышит машина. Но её наличие меня и обнадёживало — значит, есть шанс на помощь.
С врачами я общался жестами или писал сообщения от руки. Это было, конечно, ужасно неудобно, учитывая, что я потерял очень много сил. Даже одно предложение составить было трудно. Но я освоился, врачи стали меня понимать. Постепенно я приспособился ко всему: и к трубкам, и к машине, и к тому, что мне постоянно приходится переворачиваться и лежать на животе большую часть времени.
У меня была определённая задача — к следующей процедуре КТ помочь аппарату поправить мои лёгкие. И были определённые нехитрые средства: лежание на животе, дыхательная гимнастика.
Очень поддерживали врачи, постоянно меня подбадривали. Некоторые даже называли меня коллегой, такое обращение и привязалось. Однажды завотделением меня так назвал, наверное, перепутал с настоящим врачом, урологом, который лежал на соседней койке. Кстати, уролога раньше меня сняли с ИВЛ, надеюсь, у него сейчас всё нормально.
Хочу поблагодарить всех врачей и моих коллег, которые наладили диалог между больницей и моими близкими. Я был отрезан от внешнего мира, только несколько раз удалось написать жене. И информация обо мне поступала скудная, из-за чего родные, конечно, сильно переживали. Но в то же время то, что они беспокоились за меня, лично меня как-то успокаивало. Значит, помнят и заботятся обо мне.
— Что вы первым делом сделали после отключения от ИВЛ?
— Когда я находился на ИВЛ, то периодически представлял себя героем песни Black Sabbath Iron Man. Этот персонаж из-за путешествий во времени превратился в железного истукана, он не мог ни с кем общаться и не мог предупредить о предстоящем несчастье, которое он пережил в будущем.
Когда меня сняли с ИВЛ, я, прокашлявшись и отплевавшись, процитировал оттуда строчку: Vengeance from the grave. Но так как никто этого не понял, то я просто попросил завтрак. Все обрадовались, потому что появление аппетита — хороший знак.
— Опишите свои ощущения после отключения. Как вы восстанавливались?
— Сразу после отключения у меня было несколько секунд на то, чтобы поймать своё дыхание, «нащупать» его рядом с машинным. Мне показалось, что прошла целая вечность. Когда я начал дышать сам, то почувствовал необыкновенный прилив сил и радость от того, что я выкарабкался. С того момента я понял, что умею радоваться мелочам: возможности самостоятельно дышать, есть, вставать с кровати, передвигаться.
После реанимации я около недели провёл в обычной палате. Восстановление мне давалось довольно трудно. Но по миллиметру я эти трудности преодолевал. Начал приподниматься на кровати, подтягиваться на перекладине над койкой, вставать, садиться на специальный стул, ходить — сначала с одышкой и тахикардией, а потом всё проще. Делал дыхательную гимнастику, лёгкую зарядку. Так постепенно я начал отвоёвывать для себя нормальную жизнь и продолжаю это делать до сих пор.
— Как вы сейчас себя чувствуете? Когда вас выписали?
— Выписали 6 мая. Сейчас всё по-прежнему непросто. У меня часто бывает упадок сил, возникает одышка, хотя я могу сделать самые простые вещи, например помыть посуду или принять ванну.
Но для меня всё равно большое счастье, что я могу всё делать сам: дышать, ухаживать за собой, одеваться, передвигаться. Я наконец-то могу обнять и успокоить жену — ей этот период дался нелегко.
— Какие дальнейшие рекомендации по лечению дома дали вам врачи?
— Рекомендаций по препаратам как таковых мне не дали. Сказали, что у меня все показатели здорового человека. Я, получается, победил и пневмонию, и коронавирусную инфекцию. Осталось только прийти в себя в плане дыхания. Продолжить занятия с постепенным увеличением нагрузок, лежать на животе, делать дыхательную гимнастику, но не нагружать себя слишком сильно и не забывать про отдых.
— Вам есть что сказать людям, которые прогуливаются по улице?
— Да, есть. Предыдущие месяцы оказали на нашу психику гнетущее воздействие. Понятно, что находиться в четырёх стенах, когда каждый выпуск новостей начинается с роста числа заболевших, сложно. Хочется ощутить свободу. Я сам лечился два месяца, мне тоже хотелось бы поскорее почувствовать вкус нормальной жизни, ходить куда хочу.
Но вместе с правом на свободу передвижения у нас есть и ответственность перед своими родными, которых мы, к сожалению, тоже можем заразить.
Например, я после нахождения в стационаре заразил свою жену — к счастью, у неё нет симптомов, кроме потери обоняния, и она, скорее всего, уже поправилась, мы ждём результатов анализов.
Но случаи могут быть гораздо серьёзнее. Мы подвергаем опасности семью и усиливаем нагрузку на систему здравоохранения.
Врачи говорят, что мы находимся в состоянии войны с коронавирусом. А война — это жертвы. Но я бы не хотел, чтобы кто-то из нас стал жертвой войны, чтобы люди лежали в коридорах, потому что в палатах нет мест. Я никому не пожелаю испытать то же, что и я, находясь на искусственном дыхании. В том, что со мной произошло, не было ничего весёлого. Я понимаю, что выбор есть у каждого и вряд ли мои слова радикально изменят мнение большинства. Но если мой пример поможет спасти хотя бы несколько жизней, я буду этому рад.
Новости Барнаула
Опросы
Спецпроекты
Прямой эфир
«Меня спасла внучка». История женщины с COVID, которая провела 10 суток в реанимации
57-летнюю жительницу Барнаула Аллу Викторовну 10 дней назад выписали из 5-й городской больницы. Женщина одной из первых в Алтайском крае заразилась COVID-19, еще в начале апреля. Болезнь протекала очень тяжело: двусторонняя пневмония, высокая температура. Почти месяц в госпитале и 10 суток в реанимации, между жизнью и смертью. А выжить ей помогла маленькая внучка, которая родилась в тот же день, когда скорая увезла женщину в больницу. Алла Викторовна рассказала amic.ru о том, как ее спасали и почему коронавирус – это действительно страшно.
«До сих пор говорю не своим голосом»
– Собственно говоря, мы еще не пережили эту историю, потому что меня выписали с улучшением, а не с выздоровлением. Врачи сказали, и я с ними совершенно согласна, что лучше долечиваться дома, чем если, не дай Бог, вирус мутирует и я подцеплю новый штамм на ослабленный иммунитет. Болезнь очень серьезная. Прошло столько времени, а я до сих пор еще говорю не своим голосом, и держится температура.
До сих пор непонятно, где именно я заразилась: Алтайский край не покидала. Но я очень общительный человек, особо никаких мер не соблюдала, видимо где-то и подхватила.
Заболела в конце марта. Поднялась температура, обратилась к врачам. У меня заподозрили пневмонию, выписали лечение. Но оно не помогало, становилось все хуже. 2 апреля вызвали скорую помощь, и меня увезли в четвертую городскую, а там – сразу в реанимацию и подключили к кислороду.
При поступлении я сдала тест на коронавирус, и уже в ночь с третьего на четвертое апреля пришел врач и сообщил, что результат положительный. Сразу же вызвали бригаду и меня на реанемобиле доставили в «пятерку» (городскую больницу № 5, – прим. авт.). Я так поняла, что там для меня подготовили специальную палату, бокс, и сразу, как привезли, подключили к аппарату искусственной вентиляции легких.
Стимул жить
– Было очень тяжело. Очень. И физически, и психологически. Я была в критическом состоянии. Не могу сказать, чем и как меня лечили, так как сама не врач и абсолютно не разбираюсь в медицине. Но было очень много лекарств. Вначале они не давали результата, мне подбирали другие. Не сразу у врачей получилось меня вывести из кризиса.
Врачи догадывались по губам
Со мной круглосуточно находился кто-то из медиков. Я очень благодарна всем, кто мне помогал, кто меня спасал. Я была тогда в очень плохом состоянии, не могла говорить. И они по губам или как-то еще догадывались, что мне нужно.
Моя самая горячая благодарность вам: Олег, Аркадий, Роман, Юлия, Юлия Петровна и Александр. Это основная бригада реаниматологов. Потом меня перевели в другое отделение, там тоже были очень чуткие врачи, которым я тоже очень благодарна, но просто не всех запомнила по именам.
Спасибо вам большое за профессионализм, за чуткость, теплоту, внимание, которое мне уделяли, за то, что вывели меня из этого состояния.
Врачи, которые со мной работали, были полностью экипированы в защитные костюмы. В самом начале, когда была в полубессознательном состоянии, я даже понять не могла, кто они. Называла их про себя «зеленые человечки». Эти очки, маски с каемочкой… Потом стала различать. Но видно было, что им очень тяжело в этой экипировке. Очки постоянно запотевали, маска пузырилась. Им и так во всем этом находиться непросто было, а ведь еще и за больным надо ухаживать, манипуляции совершать.
Для «неверующих»
Я знаю, что многие не верят в коронавирус. Это потому, что они с ним не столкнулись. В том отделении, где я лежала, «неверующих» больше не было. Там болели целыми семьями. Этот вирус очень коварный и непредсказуемый.
Я где-то его подхватила и так тяжело болею, а мой муж даже не заразился. Он две недели просидел на карантине, дважды сдавал тест, и оба раза результат отрицательный. То есть непонятно, как вирус передается и какую вызовет реакцию.
Сейчас я выздоравливаю. По крайней мере, надеюсь на это. Но температура пока все еще держится, сохраняется слабость. Врачи говорят, что это будет еще долго, возможно, в течение месяца – болезнь серьезная.
Я смотрю из окна на улицу и удивляюсь, когда вижу, как дети сидят гурьбой в песочнице, а рядом их мамы спокойно общаются. Да, свежий воздух нужен, но ведь в таких условиях лучше гулять в одиночестве. Надо соблюдать все меры предосторожности, о которых говорят врачи. Носить те же маски. Может быть, они и не имеют большого эффекта, но хуже от них точно не будет. Люди просто не знают, с чем могут столкнуться. И это плохо.
Текст с ошибкой:
Комментарии
Поправляйтесь быстрее, чтобы общаться с внучкой
Я знаю, что многие не верят в коронавирус. Это потому, что они с ним не столкнулись. В том отделении, где я лежала, «неверующих» больше не было. Там болели целыми семьями. Этот вирус очень коварный и непредсказуемый.
Все самые заядлые скептики в мире признали этот факт.
Заболела в конце марта. Вопросы: почему сразу не был проведен анализ на короновирус? Кто виноват в том, что женщина оказалась в критическом состоянии? Почему женщина с пневмонией лечилась дома? Какие меры были приняты после? Как я понимаю, она еще в больничке №4 полежала, заражая окружающих и врачей.
Бессимптомных больных коронавирусом будут лечить на дому.
Если болезнь так тяжело протекает,то зачем подвергать риску всех домашних,соседей?
Скорейшего выздоровления.
Только подобную историю можно про много какую болячку навоять.
И из текста прямо понятно. Долечивать не стали. Отправили в поля заражать. Где правда?
Такие грустные истории может написать любой человек, переживший реанимацию или интесивную терапию. Или до короны там места пустовали, по-вашему? Что-то раньше никто у таких людей интервью не брал? Не интересно было? А сейчас резко интнресно стало? Вирус естественно есть, никто не спорит, но создается ощущение, сми с умыслом нагнетают панику по этому поводу. Тяжелые больные всегда будут и с коронавирусом и без него.
13.04.20
Минздрав России рекомендовал врачам рассматривать все случаи ОРВИ как подозрение на коронавирус. Об этом говорится во временных методических рекомендациях для медработников
«Наблюдается спад заболеваемости сезонными ОРВИ на фоне нарастания заболеваемости COVID-19. Принимая во внимание такие эпидемиологические особенности, любой случай ОРВИ вне зависимости от эпидемиологического анамнеза следует рассматривать как подозрительный на COVID-19»,— говорится во временных методических рекомендациях для медработников. Отмечается, что любой случай острой респираторной инфекции считается подозрительным на COVID-19 по определению «подозрительного случая» и «при отсутствии других известных причин, которые объясняют клиническую картину вне зависимости от эпидемиологического анамнеза».
В документе приводятся отличия коронавируса от других заболеваний. Так, инкубационный период при большинстве ОРВИ не превышает трех дней, а его длительность у коронавируса может составлять 1–14 дней. При гриппе заболевание начинается остро, а при COVID-19 и ОРВИ, как правило, нарастает постепенно. При гриппе и ОРВИ одышка и затрудненное дыхание «отмечаются значительно реже, чем при COVID-19».
В этом же отделении нужно параллельно открывать психиатрический стационар
«Если бы вы знали, как страшно в реанимации»
Читательница «МОЁ!» рассказала о том, как была на грани жизни и смерти и как врачи ковидного стационара спасли ей жизнь
Читать все комментарии
Войдите, чтобы добавить в закладки
Менеджер по продажам Анна Торшина написала нам из красной зоны ковидного госпиталя — больницы № 8. Анна захотела рассказать, каково это — оказаться буквально на грани жизни и смерти. И тем самым предупредить тех воронежцев, которые до сих пор не верят в опасность и коварство коронавируса.
Время для телефонного разговора выдалось, когда 36-летней Анне ставили очередную капельницу. Но самую страшную часть истории она рассказала позже, выйдя в коридор, «чтобы не расстраивать девочек-соседок по палате».
— Если честно, я как-то не думала, что у меня ковид, — вспоминает Анна. — 21 июня почувствовала себя плохо. Знаете, всё начало болеть так, словно меня побили. Одновременно с этим поднялась до 38 температура. Для меня это уже много, потому что редко болею. Пару дней принимала какие-то препараты сама, на улицу не выходила. А потом обратилась в нашу 19-ю поликлинику. Приехал врач. Послушал меня, прописал антибиотик, противовирусный препарат и жаропонижающее. Смотрю — он уже собирается. Спрашиваю — «А как же тест на коронавирус?» Он ответил: «Да пока не нужно. Полечитесь, и всё в порядке будет». Но полечиться дома не удалось. 25 июня мне стало хуже, поэтому отправилась в поликлинику сама. Посидела в очереди, потом меня довольно внимательно выслушали, взяли мазок и сказали, что результат будет дня через два. Но и результата я не дождалась. Потому что 26-го температура скакнула уже под 39 и стало трудно дышать. Тут уже вызвала скорую.
Скорая повезла Анну в главный ковидный стационар Воронежа — восьмую больницу. КТ, по словам Анны, показала, что вирусной пневмонией поражено около 30% лёгких. Такие пациенты по меркам восьмой больницы сейчас считаются не тяжёлыми. И их направляют в другие ковидные стационары. Анну вместе с некоторыми другими пациентами отправили в больницу № 11 в Сомово.
Эта больница, в «мирное» время специализировавшаяся на заболеваниях позвоночника, в те дни снова была перепрофилирована для приёма больных с коронавирусом. Во время второй волны ковида там оборудовали кислородную разводку. Поэтому проблем с кислородом не было. Главная проблема — с лечением.
Напомним, во всём мире пока нет препарата, который мог бы с гарантией купировать распространение коронавируса в организме. Кислород же помогает воспалённым лёгким, но никак не лечит от ковида. Врачам и пациентам остаётся только ждать. Вероятно, поэтому в 11-й больнице врачи, как вспоминает Анна, относились к пациентам довольно прохладно.
— А между тем ко 2 июля мне стало совсем плохо, — вспоминает Анна. — Душил дикий кашель, вообще не могла без кислорода. К тяжёлым больным относятся уже по-другому, внимательнее. Из 11-й больницы меня снова направили в 8-ю. Спасибо ребятам из скорой — они меняли баллоны моментально, так что я ни на минуту не оставалась без кислорода. В восьмой больнице мне сделали КТ, и скорая тут же подняла меня в реанимацию. Хорошо, что я тогда не спрашивала сама, а врачи благоразумно промолчали — КТ показала, что поражение лёгких уже больше 70 процентов. Если бы вы знали, как плохо в реанимации. Нас в палате сначала было двое. Я на высокопоточном кислороде и бабушка на аппарате ИВЛ. Потом привезли девушку лет 30, в ещё более тяжёлом состоянии, чем я. Сначала у бабушки случилась паническая атака, потом — у этой девушки. Она пыталась кричать, сорвать с себя маску, убежать. Насилу её врачи успокоили. Это выглядело так страшно. Поэтому я, чтобы не сойти с ума, старалась читать что-то в телефоне или хотя бы сосредоточиться на картинках. Подняла голову, когда снова зашёл врач. Оказалось, что девушка умерла.
Анна провела в реанимации трое суток, которые не забудет никогда в жизни.
— Врачи и медсёстры в буквальном смысле слова вытащили меня с того света, — считает она. — Настолько чётко и внимательно они работали. И когда пневмония начала немного отступать и меня перевели из реанимации… Если бы вы знали, какое это счастье! Я искренне не понимаю претензий некоторых пациентов, которые не были в реанимации, к тому, что им здесь тесно или неудобно. Врачей, медсестёр и санитарок здесь не так уж и много. Но те, что есть, реально выкладываются по полной. Не знаю, как они вообще выдерживают этот марафон, который уже больше года длится. Так что спасибо им большое!
Дорогие читатели! Верить или нет в опасность коронавируса — личное дело каждого. Но мы убедительно просим вас — если вы будете комментировать этот материал, пожалуйста, отнеситесь к истории Анны с уважением.
Новополочанка провела 62 дня на ИВЛ и четыре месяца в разных больницах, но благодаря врачам смогла победить коронавирус и вернуться домой
Тонкие грани судьбы
«Вы молодая, еще поборетесь»
Чуть более недели назад Ирина Ерофеева отпраздновала 45-летие. Обычно с возрастом люди теряют интерес к своим дням рождения, но только не наша героиня. Она буквально выбила у судьбы возможность жить и уж точно не собирается этот подарок принимать как должное.
Любимый муж, который рядом уже два десятка лет, умница дочка и прекрасная работа в детском саду — так выглядела идеальная жизнь Ирины, пока в нее не ворвался COVID-19. Злосчастная инфекция разрушила все, кроме, пожалуй, надежды — она и спасла дружную семью от трагедии.
— Я по натуре человек неболеющий, обычную простуду всегда переносила на ногах, — собеседница аккуратно присаживается в кресло и накидывает плед. — О коронавирусе, конечно, знала: очень старалась оберегать себя и подчиненных в детском саду. Они даже смеялись, что я, заведующая, постоянно подхожу и каждому пырскаю на руки антисептик. В конце весны, 13 мая, резко поднялась температура — думаю, странно, схожу-ка к врачу. Дежурный терапевт меня осмотрел и направил на снимок — легкие оказались чистыми.
Ирина успокоилась и принялась лечиться от ОРВИ. Но буквально за два дня состояние ухудшилось: к кашлю и температуре 39 °C присоединился настораживающий симптом — пропало обоняние.
— Вызвала терапевта на дом, а он, послушав легкие, позвонил в скорую. Так я оказалась в пульмонологическом отделении Новополоцкой центральной городской больницы с двусторонней полисегментарной пневмонией. Когда пришли результаты КТ и теста на COVID-19, врачи ужаснулись: 70 процентов легких оказались поражены. Меня сразу же перевели в реанимацию и подключили к ИВЛ. Перед медикаментозной комой только успела спросить: доктор, я умру? На что получила ответ: «Вы молодая, еще поборетесь». Дальше — темнота. И тишина.
Пациент 7.2 и инопланетяне в скафандрах
Представляете, что переживали родные Ирины, каждый день слыша от врачей короткую фразу: «Делаем все возможное, но ситуация критическая»? Сама она старается об этом не думать — сердце плачет. Но один день повернул ее роковую судьбу вспять.
— В самом конце мая в больницу приехала замминистра здравоохранения Елена Богдан — посещала клиники города и изучала ситуацию. Не знаю, как так вышло, но, взглянув на меня, она сказала: «Везите пациентку в Минск». На следующий день меня на реанимобиле отправили в МНПЦ хирургии, трансплантологии и гематологии, где по сей день лежат самые тяжелые пациенты с коронавирусом.
Семья была безутешна и обрывала телефоны медиков с просьбами дать надежду. Организм Ирины бунтовал: отказали почки, скакало давление, открылась язва… Однажды врачи предупредили: готовьтесь к худшему. Но чудо, сотворенное их руками, все-таки произошло — 10 июля Ирина открыла глаза.
Самый вкусный компот
Удивляться Ирина не переставала еще долго. В реанимации, где она лежала, висели настенные часы — увидев дату, подумала, что они сломались. Ведь для нее двухмесячная кома продлилась как одно мгновение.
— Когда меня забирали в больницу на скорой, я была в пальто и ботинках. А когда очнулась, услышала, что медсестры обсуждают цены на клубнику и жаркую погоду. Подумала: вы что, девчонки, с ума сошли? Какая вам клубника в мае, ишь чего удумали!
Выйти из постковидного сумрака: пять историй людей, сражающихся с последствиями коронавируса
Потеря ориентации, депрессия, головные боли — лишь малая часть осложнений.
В Петербурге в сентябре открылся первый в мире центр по изучению постковидного синдрома на базе Клиники им. Н.И.Пирогова и сейчас проводится набор участников исследований. Пока ученые собираются выяснять, с какими последствиями столкнулись пациенты, пережившие коронавирусную инфекцию, «Росбалт» публикует истории людей, которые уже несколько месяцев не могут отойти от ковида (все имена по просьбе переболевших изменены).
Лариса, 51 год:
«Дельта прошла по моей семье танком. Легче всех отделался муж, а у меня началась серьезная энцефалопатия и мозжечковая атаксия — это когда нервные клетки мозга погибают из-за недостатка крови и кислорода, и нарушается координация движений. Все это комбинировалось с внезапными приступами аритмии и другими нарушениями: мозг переставал видеть пространство вокруг себя в 3D. Ступени превращались в сплошную дорожку, а обычная дорога, раскачиваясь, поднималась вертикально стеной. От этого мозг давал команду «лежать», из-за которой я теряла равновесие, а мышцы ног переставали работать.
После появления пугающих симптомов мы поехали в больницу, невропатолог провел тесты молоточком и попросил потрогать нос указательным пальцем. Мои руки уверенно трогали ухо и подбородок — я была крайне удивлена и возмущена поведением рук, но ничего не могла поделать. Врачи заподозрили инсульт и хотели вызвать скорую. Я упросила не госпитализировать меня из поликлиники, а отправить домой, чтобы я оттуда поехала в больницу.
Мы приехали к подъезду, подлые ступеньки продолжали «прятаться». Муж придумал хитрость: я закрыла глаза, а он командовал «ногу поднять-вперед-опустить». Обманывая мой мозг, мы добрались в квартиру, а через час врач позвонил мужу из реанимации и сказал, что его мама умерла от ковида… Супруг был в таком состоянии, что о моей госпитализации не могло быть и речи. Я не могла его оставить одного в горе, и он ничего не соображал в организации похорон. Я говорила, что делать и куда ехать, а он грузил меня в машину, и мы ездили по делам… Похоронили свекровь быстро — в морге попросили, так как там отключился холодильник, а умерших от ковида с каждым днем было все больше.
На следующий день меня госпитализировали в неврологию. К тому времени я уже ходила только в уборную. И добавился тремор правой руки. В больнице 10 дней уколов и капельниц значительно поправили ЦНС. Потом еще месяц я принимала таблетки.
Вскоре мы решили лететь на море, и снова возникли проблемы — сильное головокружение и тошнота от волн. Я научилась заходить в воду, держась за мужа. Только на мелководье мозг был уверен, что все нормально, на глубине начиналась паническая атака.
Сегодня я могу самостоятельно ходить на небольшие расстояния, но спустя полчаса снова нарушается работа вестибулярки и начинается чудовищная одышка. Я не могу ездить за рулем — дорога по-прежнему заворачивается вертикально. Появились частые боли внизу живота — гинеколог сказала, они могут быть спровоцированы коронавирусом. Зрение упало.
По характеру я — боец. Но даже мой характер сжирает ковид. Что уже говорить о более слабых людях. Я не зацикливаюсь на болях, судорогах, аритмии, скачках давления, головокружениях, выпадении волос… Радуюсь, что спустя два ковида осталась жива. Что могу поспать пять часов в сутки. Что заставляю себя каждое утро встать и улыбнуться новому дню. Стараюсь работать, вести онлайн-мероприятия. Мы с мужем смотрим юмористические передачи, занимаемся аутотренингом и дыхательными упражнениями, много гуляем. Собираемся пойти на латинские танцы. Главное в борьбе — осознанный настрой и позитив».
Сергей, 28 лет:
«Я переболел в ноябре 2020 года. Перенес легко, температура во время болезни была, но чувствовал себя прекрасно. Через три месяца запахи поменялись: жареное пахло тухлятиной, запах лука с огурцами изменился, иногда воняла и вареная еда.
Ближе к марту заметил какие-то боли в теле, будто удары током в правой ноге и в области левых ребер. В это же время появилась отдышка. В июле началась диарея, сильное потоотделение под мышками со странным запахом. Затем депрессия и сброс веса — я похудел на 5-7 кг за два месяца. Голова — как во сне, соображалка толком не работает, нет чувства позитива и удовлетворенности. Только мысли о болячках.
Сдал все анализы, какие мог. Все было в норме, единственный выход — идти к психотерапевту. Тот подтвердил, что в клинику сейчас, в основном, поступают те, кто переболел ковидом — он бьет по нейронам головного мозга, и нужно прежде всего лечить их. Я лег в больницу, мне прокололи витамины и антидепрессант с нейролептиком. Только потом начал чувствовать себя лучше, как до ковида. Но как только выписался, спустя неделю вся та же история…»
Ирина, 42 года:
«У меня уже опустились руки. Я каждый день просто выживаю. Что со мной после ковида происходит, я не знаю. Мою посуду — и пол будто едет. Сижу ем — и какой-то прострел в голове, меня в сторону ведет. Какое-то предобморочное состояние. Периодически накатывает тошнота, дурман, скачками поднимается давление. При этом у меня до сих пор много антител в крови, но ощущение, что вирус никак не уходит.
Ночью начинаю странно дышать. Будто в груди что-то перекрывается и становится не по себе. Всю грудную клетку и позвонки ломит. Сегодня я почти из-за этого не спала. Вечно бросает в жар — при этом бывает температура 37.3, а бывает 36.3. На груди будто лежит тяжелая плита. Стала плохо ездить за рулем, как чумная. Не соображаю, что я тут делаю и почему, возникают мысли, что сейчас столкнусь с кем-то. На пассажирском тоже не могу — укачивает, будто едем со скоростью 200 км в час.
Депрессии, слезные истерики. У меня и раньше были неврозы, но сейчас происходит кромешный ад. И волосы выпадают клочьями. Лежу, иногда плачу от бессилья. Головные боли участились. Работать больше не могу. По дому ничего делать не могу. Во дворе пыталась тряпками помыть машину — тошнило, давление поднялось, пульс, дурнота. Думала умру».
Лиза, 25 лет:
«Когда я выздоровела от ковида, то вскоре вернулась на работу, продолжила ходить на йогу. Чувствовала себя отлично. Но прошло два месяца после болезни, и начала кружиться голова. Обычные дела давались тяжело: сложно было просто одеться и сходить в магазин, какой-то туман в голове.
Так и на следующий день. И следующий. Началась паника. Терапевт предположил анемию, но анализы были почти нормальными, только чуть снижен гемоглобин. Невролог решила, что у меня спазмы сосудов головы — я ходила на капельницы с витаминами, но лучше не становилось. А потом начались не только головокружения с мушками перед глазами, но и озноб, какой-то периодический тремор по телу. Проблемы со сном, чтением. Только лежу целыми днями и ничего не могу делать.
Наконец, мне поставили депрессию. Хотя это сделать легче всего, не понимая, что с человеком происходит на самом деле. Я начала пить антидепрессанты, но бросила. Проходила на иглоукалывания для успокоения нервов, легче не становилась.
Другой невролог подтвердила, что мое самочувствие — это последствия короны. Сказала гулять и пить витамины — отличное лечение, когда мне безумно плохо! Потом я слегла — сознание затуманенное, головные боли отдают в лоб, в глаза… Обращаюсь к четвертому неврологу. Приношу ей груду анализов, она смотрит МРТ и видит кисту в голове. Говорит, что она появляется в результате травмы либо инфекции.
В общем, короновирус вызвал микрокровоизлияния в голове и после образовалась эта киста. Как следствие — повысилось внутричерепное давление. Отсюда были и все проблемы. Сейчас прохожу лечение, пока не восстановилась, но не сравнить с тем ужасом, что я пережила.
Не знаю, откуда у меня такой тяжелый постковидный синдром. Голова прежде никогда не болела — то есть сказать, что это самое слабое место в организме, нельзя. Может, дело в том, что я переборола болезнь сама, без лекарств, ведь она протекала как простуда».
Валентина, 33 года:
«Все шло неплохо после выписки в июне. Я начала выходить на пробежки, гуляла по часу. А где-то через месяц-полтора меня будто от розетки отключили — накрыла невероятная слабость. Пошла к врачу, прописал ноотропный препарат, от которого я стала лучше спать, смеяться над приколами в сети — раньше просто пролистывала. А потом сын притащил из школы ОРЗ, мы снова переболели. И, видимо, организму что-то не понравилось. Появилось раздражение, начал болеть живот, как будто какая-то ферментная недостаточность. Что ни поем — все вызывает бульканье. Потом стало болеть все тело. Про пробежки и физнагрузку забыла — не могу себя заставить. Пошла к врачу, нашли новые проблемы. Опять назначили много анализов.
И вот ночью меня накрыло. Не спала, рыдала так, что не могла остановиться. Не от состояния здоровья, а в целом. Экзистенциально. Такое ощущение, что это не просто вирус, который дает побочки и осложнения. Этот мутант вырубает человеческую энергию. Делает из человека покорное и вялое создание, не способное к активной трудовой и мыслительной деятельности. К созиданию. К изменению мира к лучшему. Все заняты тем, чтобы просто выжить. Хоть как-то вытянуть свое здоровье на минимум.
Какие там желания?! Стремления? Цели? Просто чтоб не сдохнуть. Чтобы протянуть как-то, пока дети маленькие. Хотя я, конечно, понимаю, что сейчас мое сознание искажено».