Как сделать страшную музыку
Создание звука и музыки в хоррор-играх
Графика в игре обращается преимущественно к рассудку. Мы немедленно замечаем красивый объект или превосходное движение. В жизни мы тоже часто говорим о визуальном ряде, существует множество слов, чтобы описать то, что мы видим. Мы легко можем определить, что скрывается под фразой «Облака пушистые и серо-белые», но со звуками гораздо труднее («Это звучит необычно»).
Почему так? Потому что звуки в основном обращаются к подсознанию. Они огибают дорогу вокруг вашего разума, следуя напрямую к чувствам. Именно поэтому звук – такой важный инструмент в повествовании, и также поэтому игровые продюсеры, незнакомые с силой аудиокомпонента, систематически им пренебрегают.
До того как я начал придумывать игры, я долгое время работал композитором и звукорежиссером в сфере театральных постановок. У звука в играх и звука в театре много общего. И там, и там нет хронометража как такового (как, например, в фильмах), так что выходит, что вы создаете мир для актеров и игроков, в котором они существуют. Вам необходимо изобрести искусные способы постепенного перехода из одной сцены в другую и развития атмосферы, поскольку в повествовании очень мало резких смен эпизодов. То есть пространство постоянно, и заметные перемены в звучании могут легко разрушить эффект погружения.
Я бы хотел поговорить о некоторых своих идеях относительно звука и музыки в видеоиграх и дать несколько простых советов по поводу того, как создать продуманную со стороны звука работу.
Маскировка и подсознательное
Я где-то читал, что достаточно первой секунды звучания ноты, чтобы определить музыкальный инструмент. К примеру, если вы вырежете первую партию записи флейты, исполняющей одну ноту, будет очень трудно понять, что это был за инструмент. В то же время если кто-то услышит вырезанную секунду исполнения, он поймет, что это флейта, и перестанет уделять этому осознанное внимание. Вуаля, мы получили доступ к области подсознательного нашего слушателя, и мы можем начать манипулировать им каким-то другим способом. Эта концепция исключительно хорошо работает при создании звуковой атмосферы в игре.
Предположим, игрок заходит на кухню, а там громко гудит большой холодильник. Как только мы его увидели и связали звук с ним, разум перестанет на этом концентрироваться. Затем игрок открывает шкафчик. Медленное преобразование звука, издаваемого холодильником, во что-либо новое обратится к подсознанию игрока, давая ему понять, что что-то изменилось или что-то не так. Но он даже не сообразит, почему. Если бы мы вставили звук именно тогда, когда он открывает шкафчик, его бы восприняли осознанно и такого эффекта уже бы не было.
Структурируя звучание
Мы все слышали одинокое, ненастроенное пианино в хоррор-играх. И вот почему. Великолепным средством создать ощущение ужаса является искажение чего-то, что кажется нам безопасным и знакомым. Используя пианино и извращая тон его звучания, мы трансформируем его в нечто не поддающееся контролю – следовательно, в нечто пугающее. Я был бы рад сказать, что подобный феномен актуален в отношении ЛЮБЫХ звука или музыки. Мне нравится называть этот процесс – добавление к знакомым звукам пластов или эффектов – структуризацией. Здесь устанавливается предел вашей творческой изобретательности.
Иногда аудио, которое я создаю, состоит из десяти различных звуков, каждый из которых работает в своей части спектра.
Если звук, издаваемый дверью, неубедителен, добавьте звук сыплющегося гравия, или кипящей воды, или ржущей лошади. В этом отношении с аудио все просто: при условии, что у вас есть преобладающий звук, дополнения не сделают его менее правдоподобным, а лишь добавят больше индивидуальности.
Единственное, с чем лучше не связываться, – реверберация. Люди – большие эксперты в определении того, что с комнатой что-то не так, или что два звука с искусственным эхом плохо сведены. Всегда работайте только с «жесткими» звуками, добавляя эхо в самом конце или, что наиболее предпочтительно, в игровой движок.
Использование фокуса с технофильтром sweep
Допустим, вы хотите создать атмосферу завода. Постоянное, монотонное гудение машин. Что ж, вы не можете этого сделать. После минуты прослушивания шума у игрока поедет крыша. Вам нужно создать настроение в течение тридцати секунд или около того, а затем придется вносить поправки.
Если звук будет чрезмерно монотонным, то в конечном счете разрушит эффект погружения, и игрок воспримет этот факт осознанно. Если начнете убавлять интенсивность, это также будет слишком очевидно.В такой ситуации существуют две возможности: либо вы используете набор разных машинных звуков, плавно микшируя их друг с другом, либо применяете фильтр sweep, непрерывно регулирующий высокие, средние и низкие тона звука. Эффект, подобный sweep, был популярен в техно, только раз в пятьдесят медленнее. Постоянные изменения в спектре вызывают восхищение, если слушать их в течение долгого времени.
Медленная блокировка различных частей спектра тоже прекрасно справляется с регулировкой силы звука.
Место музыки
Написание музыки для игр – это совершенно не то же самое, что написание музыки вообще. Здесь музыкальное сопровождение переходит во что-то другое, подкрепляя происходящее, но не рассказывая всю историю. Если обычная музыка сразу обращает на себя ваше внимание, то игровая музыка должна быть частью фона.
У каждого композитора свои приемы, но я хотел бы предложить несколько ориентиров. Повторяющаяся тема – прекрасный способ связать все компоненты воедино. Соединение инструментов со звуковым дизайном – это совсем иное. Работайте на контрастах: включить монотонную музыку перед мелодичной частью – превосходное средство углубить эмоцию. Смена спокойной музыки на мертвую тишину – это совсем иное.
Постарайтесь представить музыкальное сопровождение как тело и поместите его в игру. Хорошо ли игра «прилегает»? Что, если сделать тело чуть поменьше? Или побольше? Что, если заменить голову на мороженое в вафельном стаканчике? Все игры разные, и единственная возможность узнать, что будет работать, а что нет, – применить метод проб и ошибок.
Когда игра проходит подобную аудиообработку, случается чудо. Когда изображение метели сопровождается великолепным звучанием, когда эффект от концовки усиливается грандиозной темой, когда кажется, что вы вот-вот откроете артиллерийский огонь, тогда вы вот-вот сделаете изумительную игру. А без хорошего звука вы потеряете шанс на такой результат. Это просто как дважды два.
Никлас Суонберг, создатель хоррор-игры Sylvio.
Как записывают музыку для хорроров.
Дубликаты не найдены
О, мой сосед сверху
Мне для извлечения таких звуков хватает одной скрипки.
от одних Звуков уже волосы встают дыбом.
сразу все моменты Horror игр начиная с первой Resident Evil вспомнились.
Впрочем, ничего нового.
Во-первых, это не музыка, а тупо набор звуков.
А во вторых, я ещё в детстве когда металлический забор и калитку на пружине на даче дёргал и прутьями стучал, водил, такие эффекты извлекал. Поэтому могу лишь сказать «ясен уй, что это вот так делается, как же ещё?»
Кококо зачем нужно натуральное звучание, Кококо на компьютере делаешь звук в синтезаторе и нету разницы.
Вот же. Этот пост специально удалили, чтобы ты его не увидел!
хочу видео трипода в русском городе, в туманную погоду
Напоминает мелодии из Bladerunner’a
в Day-R что ли поиграть
Продам кирпичи, недорого.
Валера, не нагнетай.
На звонок с работы пойдёт
Включил послушать, и при этом старшая дочь слушала английский.
А для этого инструмента тоже есть ноты? Типа «сначала вот тот страшный, сначала тихо и все громче, потом бах бах, бум, и снова тот страшный, только чтобы волосы встали дыбом на 2мм выше, а потом давай закадровый смех и скрипов, и в заключение что-нибудь капец страшное, на твой вкус, риф запили, чтоб инфаркт у пары человек случился».
Если прокрутить наоборот немного ускорить, то получится вступление к сериалу друзья. Это мне сказали два демона перед тем, как я попал в программу «аHальная разукрашка». Будьте бдительны, не попадайтесь на провокации.
видео даже в формате Mpeg1
Когда в городе пахнет корицей, знай, что кто-то только что умер (часть 1)
Ты будешь жить в раю. Мы дадим тебе все, о чем только можно мечтать. Но за это надо платить. И ты заплатишь.
Мы начинаем небольшую серию от автора рассказа о фонарях (нет, эту историю он пока не продолжил, о чем мы скорбим вместе с вами) и супермаркета. Серия состоит из зарисовок о жизни одного затерянного городка прямо и условно связанных и периодически пополняется, будем держать руку на пульсе. А пока наслаждайтесь, всем бу =)
Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек
С самого рождения я живу в городе под названием Таттлтой. С того самого дня, когда воздух был пропитан запахом мускатного ореха. Прелестное место. Каждый горожанин здесь одарен всем, о чем только можно мечтать. Каждая семья живет в красивом доме, таком большом, что несколько поколений легко уместятся в его стенах. У каждого есть машина, хотя, по-моему, в них нет никакой необходимости. Отсюда никто никогда не уезжает, а городок такой маленький, что его можно проехать на велосипеде вдоль и поперек.
Если вы так уж хотите попасть в центр города, то легко можете дойти туда пешком. Гулять, глазеть на милые маленькие рестораны и магазинчики. Каждый из них – признанный шедевр, под управлением исключительно уважаемых членов общества. В цветочном найдутся самые невообразимые растения с самыми яркими цветами. В обувной лавке продаются сапоги, в которых вы захотите плясать до упаду и никогда не останавливаться. А в ювелирном – ослепительные бриллианты, подобных которым вы больше нигде не увидите.
Однако самое важное место, настоящее сердце нашего города, которое делает его таким, какой он есть – это чудесная пекарня миссис Холли. Миссис Холли – румяная пожилая женщина в пурпурном платье. Она всегда напевает, выпекая самые вкусные в мире пирожные, хлеб и печенье. Стоит вам зайти в эту прекрасную пекарню, и вы уже никогда не захотите уйти. К сожалению, жителям города не разрешается покупать ничего из богатого ассортимента витрин как пекарни, так и любого другого магазинчика. Все товары производятся исключительно на экспорт.
В особом месте, под названием Таттлтой, происходят поистине особые вещи. Видите ли, каждый раз, когда в нашей маленькой больнице рождается ребенок, воздух в городе пахнет мускатным орехом. А когда кто-то умирает – корицей. А все потому, что как только новость доходит до ушей прекрасной миссис Холли, она начинает готовить выпечку, чтобы весь город как можно скорее узнал о приобретении или потере члена нашей маленькой общины. Мы все к этому привыкли. Мы не хотим другого. Запах города так много может рассказать о его истории. Париж пахнет маслом, Берлин – железом, а Неаполь – базиликом. Сама я никогда не бывала ни в одном из этих мест, поэтому не ручаюсь за свои слова, но именно так описывал мне их мой дедушка. Он любил описывать мир через запахи. Дедушка был самым замечательным человеком из тех, что я знала, и одним из немногих счастливчиков, которым позволялось время от времени покидать город. Он был экспортером.
До сих пор помню день, когда его забрали. Корица никогда еще не пахла приторней.
Таттлтой – необычное место. Люди, которые снискали честь жить здесь, никогда не испытывают недостатка ни в чем, о чем только могут мечтать. Конечно же, за такую спокойную и легкую жизнь приходится платить. Если вы живете среди нас, то должны придерживаться наших правил. Их не так уж много и следовать им не так уж трудно. Просто нужно проявить достаточно усердия.
Ну, например, если вы хотите жить в Таттлтой, то должны трудиться на общее благо. Когда ребенок достигает определенного возраста, его назначают на работу. Я уже говорила, что у нас есть много специализированных магазинов. Не для нас. Да, знаю, звучит немного странно. Но Городской Комитет говорит, что мы обеспечены всем необходимым, и, если когда-либо захотим большего, это будет означать, что мы алчны и недостойны жить в этом маленьком раю.
Я никогда особо не разбиралась в наших идеалах. Вы всю жизнь работаете, но не имеете права ничего покупать? Это звучит очень странно. Но родители с самого раннего детства учили меня, что я должна следовать правилам.
Теперь я стала достаточно взрослой, чтобы потрудиться на благо общины, так что меня назначили на мою первую в жизни работу. Я думала, что отправлюсь на фабрику зубной пасты, работать вместе с родителями. Это было бы не очень приятно: они тестируют пасту, от которой зубы чернеют и болят. Но мне повезло, мне досталась куда лучшая работа. Та, о которой любой ребенок городе может только мечтать.
Я буду работать в пекарне миссис Холли.
– Дебора, милая! Входи, входи! – с теплой улыбкой поприветствовала меня миссис Холли.
Стояло раннее утро, до рассвета еще было далеко, но я знала, что лучше не опаздывать в первый рабочий день.
– Доброе утро, миссис Холли! И большое спасибо, что наняли меня. Я боялась даже интересоваться, какая работа мне достанется.
Она сочувственно улыбнулась и жестом пригласила меня войти. Мы направились вглубь пекарни. Миссис Холли протянула мне мой собственный фартук.
– Обычно я предпочитаю работать одна, но до меня дошли слухи, что тебя распределили тестировать обувь, а мне бы очень не хотелось, чтоб у тебя отвалились ноги.
Я озадаченно нахмурилась.
– А почему у меня отвалились бы ноги?
– О, милая, Комитет узнал, что где-то в Штатах есть город, в котором люди танцуют даже тогда, когда им не следовало бы. Так что они хотят наказать нерадивых, поэтому производство обуви расширяют. Им нужны тестировщики, чтобы понять, работает ли новый товар должным образом.
– Ну да, – пробормотала я. Все товары в городе создавались для того, чтобы кого-то где-то наказать. Даже не спрашивайте, почему: у Комитета, кажется, очень четкие представления о том, как должен функционировать мир.
– Ты же знаешь, что мы с твоим дедушкой были большими друзьями. Я всегда питала к тебе нежные чувства, моя дорогая. Твои родители были достаточно умны, чтобы завести только одного ребенка. Некоторые люди здесь… – Она замолчала и вдруг бодро улыбнулась мне, будто чуть не сболтнула что-то, чего не должна была говорить. – Как бы то ни было, я собираюсь печь партию синнабонов с корицей, почему бы тебе не помочь мне?
– Кто умер? – выпалила я.
– Ты ведь знакома с Дроттлами, да? Так вот, их старший сын влюбился в Дженни Дженкинс. Видимо, он пытался достать ей одно из тех колец в ювелирном. Бедный дурачок. Он знал, что будет, если это всплывет.
Чем дольше я работала в пекарне миссис Холли, тем отчетливее начинала понимать, что на самом деле происходит в городе. Фабрики и магазины создавали ужасающие вещи. Все более-менее взрослые люди об этом знали, но предпочитали игнорировать этот факт. По разным причинам. Жизнь здесь и правда была идеальной. Тебе нечего было бояться, пока ты работал и не трогал товары запретных магазинов. Для жителей работали отдельные магазинчики, раздающие легальные вещи бесплатно. Дома, машины, еда, развлечения… Все, что только можно себе представить. Все бесплатно. Все для того, чтобы вы захотели жить здесь и никогда не задавать вопросов.
Да, это еще одно правило. Не задавать вопросов.
– Что сделал мой дедушка?
Я знала, что мне нельзя было спрашивать. Миссис Холли могла ударить меня, ранить, отдать меня на сожжение, но почему-то я не смогла удержаться, и слова сами сорвались с губ. Я задавалась этим вопросом каждый раз, когда улавливала запах корицы. К тому же мы сблизились с миссис Холли. Я чувствовала, что ей можно доверять.
Я еще не закончила фразу, а ее глаза уже широко раскрылись от ужаса.
– Дитя, ты сошла с ума? Ты разве не знаешь, что…
– Нельзя задавать вопросы. Я знаю. Но вы же знаете, что на днях они забрали Тимми, моего соседа. Он был таким добрым и милым… Его распределили работать в крематорий, а он отказался. И тогда они его сожгли.
Не знаю, что со мной творилось. Быть может, я становилась старше, а может, работа в пекарне наполняла меня безрассудной храбростью. Тимми был не единственным на моей памяти, кого вот так забрали. Но этот случай ранил меня в самое сердце. Он был добрым мальчиком.
Миссис Холли вздохнула.
– Твой дедушка не делал свою работу. Он должен был путешествовать и распространять товары, но он уничтожал их. Он привозил деньги, которые получал разными способами, но Комитет раскрыл обман. Это все, что я могу сказать. Больше никогда ни о чем не спрашивай меня.
Она подняла со стола тяжелую деревянную скалку, размахнулась и с болью в глазах изо всех сил ударила меня по руке. Они наверняка слышали мой вопрос. И они узнали бы, если б миссис Холли не сделала то, что должна была. Я знала, что она не хотела причинить мне боль, что я сама виновата, что задавала вопросы. Сломанная рука стоила того, что я узнала. К тому же, наказание могло бы быть и хуже.
Я думала, что понимаю Таттлтой, но простые ответы никогда не смогут осветить сложные вопросы. Теперь я это понимаю. Долгое время я думала, что наш мир крутится вокруг запахов. Мускатный орех осчастливит вас, корица научит бояться. Я долгое время каждый день проводила в пекарне в окружении этих запахов, но только сейчас начинаю смотреть на это с другой стороны. Я начинаю сомневаться и понимать. Мускатный орех никого не делает счастливым. А его избыток может даже стать ядом.
Даже представить не могу, сколько синнабонов ей пришлось испечь, когда они сожгли ее мужа и детей, пойманных при попытке уехать из города.
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента, который здесь не запостишь, в нашей группе ВК
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия автора. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
О Машине. Конец
Я наконец решился изменить мир. Но кое-что помешало моим задумкам воплотиться в жизнь…
Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек
«Мы – преступники космического масштаба, мы здесь устанавливаем правила, и никакая полиция нам не помеха», – говорил Грифф.
В ту пару месяцев, которые прошли после его смерти, я думал уничтожить Машину. Но, конечно же, не стал этого делать. Я не хотел возвращаться к своей старой жизни. Не хотел работать весь день. Я хотел хорошо проводить время, и я хотел изменить мир.
Однако не то чтобы у меня получилось «хорошо провести время». Я просто замкнулся в себе и целыми днями и ночами, долгие месяцы, работал над решением. Давайте расскажу, как я помогу человечеству.
Вот что я запрограммировал в Машине (грубо говоря, простым языком):
1) Скопировать Землю в Машину;
2) Удалить из копии людей, животных и любую разумную жизнь;
3) Удалить с копии загрязнения атмосферы;
5) Заменить искусственно созданную инфраструктуру примерно такой же, но из природных материалов.
Да, конечно, не так уж и много, но я много времени потратил, придумывая код. Да, мое решение не идеально, но по сравнению с другими решениями, у этого было минимум недостатков. Я планировал разместить эту отредактированную копию Земли на другой стороне Солнца. Понимаете? Я хотел создать вторую Земля, на том же расстоянии от Солнца, но с другой стороны от него. Она вращалась бы с такой же траекторией и скоростью. А вскоре после создания этой второй Земли, ученые непременно быстро узнают о ней, и мы могли бы полететь туда, чтобы начать все сначала.
Совершенно новая, очищенная планета для человечества. Конечно, это было только временное решение, но, тем не менее, решение – шаг в правильном направлении.
Когда до выполнения команды и создания новой Земли оставалось два дня, кое-что случилось, и это что-то помешало мне претворить мою задумку в жизнь.
В тот день я сидел на кровати, смотрел на Машины и просто думал. Не могу вспомнить, о чем именно. Но внезапно одна из Машин исчезла прямо у меня на глазах. Будто бы ее удалили. Стерли. Растворили в пространстве. Она исчезла. Или кто-то ее забрал, подумал я внезапно.
Но вместо нее осталась записка. Я подошел к ней. Кто-то подменил Машину на лист желтой бумаги, явно вырванный из блокнота. На нем были написаны координаты, а под ними говорилось: «Поговорим здесь».
Меня охватил страх, в голове помутнело, но каким-то чудом я заставил себя держаться. Я погуглил координаты, чтобы убедиться, что не перемещу себя куда-нибудь на середину океана или в жерло вулкана. К счастью, они оказались «нормальными» и располагались где-то на юге США, в штате Юта. На много миль вокруг расстилалась пустота. Думаю, место было выбрано вполне безопасное.
Наверное, именно поэтому впервые Грифф рассказал мне о машине в таком же пустынном месте.
Я вбил координаты в Машину и установил их для себя (и Машины, чтобы она переместилась со мной и я мог потом вернуться назад с ее помощью), а потом нерешительно нажал на Enter.
И вот спустя секунду, даже быстрее, я оказался на кукурузном поле в центре Юты. Машина валялась рядом со мной в грязи.
Стебли кукурузы передо мной зашевелились, и наконец показалась неспешно идущая фигура. На нем были джинсы, белая футболка и ковбойские сапоги. Волосы у него были белые, как и щетина на лице.
– Здравствуй, – сказал он низким ровным голосом.
– Привет, – просто ответил я. Мы стояли неподвижно, просто глядя друг на друга. Может быть, оценивали друг друга?
– Полагаю, ты знаешь, зачем я попросил тебя сюда прийти.
– Да, если тебе хочется так ее называть.
– У тебя тоже такая есть? – осмелел я.
Он рассмеялся и смеялся еще долго.
– Нет, мой мальчик, нет. Моя Машина прямо здесь. – Он постучал пальцем себе по лбу.
– Как… – начал было я, но, даже не дав мне договорить, человек убрал палец от головы и указал им на Машину, лежавшую рядом со мной. Она тотчас исчезла.
– Видишь ли, – сказал незнакомец, – мне не нужен кусок металла, как тебе.
– Кто ты? – едва выговорил я.
Он подошел ко мне немного ближе.
– Если ты религиозен, можешь называть меня Богом или, возможно, Дьяволом.
– А как вы бы сами себя назвали?
– Хм, может, немного Бог, немного Дьявол. Имена там, откуда я, ничего не значат.
– А там – это где? Откуда вы?
– Юта, – сказал это с невозмутимым видом. Я нахмурился. Повисла тишина. Затем он снова рассмеялся, на этот раз громче. – Парень, да ты почти поверил! Юта! Ха! Я – и из Юты! – Он все еще смеялся.
– Да что с тобой не так? Чего ты от меня хочешь?
Он немного успокоился:
– Я хотел сообщить тебе, что со всем покончено. Я имею в виду – с этой вселенной.
– Ч… что? Что вы имеете в виду?
– Ну, единственная причина, по которой эта Машина вообще заработала, заключается в том, что вся эта вселенная сломана. Я собираюсь начать все сначала.
– Да. Начать сначала. Удалить, а затем снова «да будет свет» и все такое.
– То есть вы все это создали – землю, вселенную? Вы действительно Бог?
– Да, я все это создал.
– Так почему бы просто не исправить этот сбой? Зачем удалять целую вселенную просто потому, что какой-то парень нашел в ней ошибку?
– Может, и исправил бы, случись это раньше. Годах в 1200-ых. После этого происходило самое хорошее, что я совсем не хотел упускать – Черная чума, рабство, захватывающие войны и так далее.
– Что-что? Это, по-вашему, хорошее?! Что вы несете?!
– Ой, не притворяйся таким удивленным. Думаешь, я создал целую вселенную, чтобы смотреть, как люди держатся за ручки и поют веселые песенки? Нет-нет, это не увлекательно. Думаешь, ты знаешь, что такое веселье? А? Может быть, хочешь узнать?
Его слова прозвучали злобно, одержимо. Я не ответил. Я знал, что он все равно продолжит.
Он широко улыбнулся.
Я замер, не в силах пошевелиться или хотя бы заговорить. Я даже не знал, могу ли вообще еще говорить.
Я все еще не двигался, но немного успокоился. Я пытался не думать о том, что он сказал, но все же спросил:
– А что же, во вселенной есть только… только мы? Больше нигде нет жизни? Может, какая-нибудь другая планета может вас развлечь?
Он скрестил руки на груди и медленно произнес:
– Подумай о земле как о питательном веществе. Представь: ты ужинаешь, усваиваешь все нужные питательные вещества, а на следующий день исторгаешь их из себя.
– Так вот Земля – это те самые питательные вещества. Остальное… – Он указал на небо. – Просто мусор. Космос – всего лишь побочный продукт создания этой планеты. Только Земля имеет значение.
Я никогда раньше не чувствовал себя настолько маленьким. Неужели огромную Вселенную никто не населяет? Неужели есть только мы – совершенно одинокие, вращающиеся в космосе на какой-то мелкой Земле, по сравнению с космосом размером где-то со скалу? Я был ошеломлен, зол и расстроен.
– Зачем вы мне это говорите?
– Потому что удаление всей вселенной требует времени. Это тонкий процесс. Очень тонкий. Я не могу, чтобы что-то создавалось, разрушалось или двигалось во время процесса.
– Да что вы? А если я пойду домой и построю еще одну Машину? Я смогу даже… удалить вас!
Он снова рассмеялся, но на этот раз недолго и негромко.
– Думаешь, ты сможешь это сделать? Конечно, это тело, в котором я сейчас, состоит из атомов и молекул, но это не я. Я то, что твой простой мозг даже не может понять. Я существую за пределами этой вселенной. Ты не сможешь уничтожить меня, даже если попытаешься.
Мне казалось, что я вот-вот заплачу.
– Почему вы не можете просто оставить эту вселенную в покое?
– Потому что в мире есть место только для одной такой. Не принимай это на свой счет, малыш. Вы еще проживете пару месяцев, может, год. Постарайтесь получить от этого удовольствие. Как я уже сказал, удаление требует времени.
Мне больше нечего было сказать, и впервые за все время разговора у него слов тоже не нашлось.
Он просто указал на меня, и я сразу же оказался в своей спальне в одиночестве.
В полном одиночестве.
Я сидел неподвижно пару часов, надеясь, что мне приснился дурной сон и я вот-вот проснусь, но в глубине души я знал, что все произошло наяву.
Я пишу эту историю только для того, чтобы сказать: не вините меня. Не убивайте гонца, принесшего дурные вести. Если бы Гриффин не изобрел Машину, мы бы вообще ни о чем не знали.
Итак, проводите время со своими близкими, делайте то, что делает вас счастливым, будьте добры по отношению к другим и живите хорошей жизнью – пока можете.
Больше мы не можем что-либо изменить.
Пройдет время – и мы все исчезнем.
Пусть это будет секретом.
Секретом между мной, вами и Богом.
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Не забывайте заходить в наш уютный чатик =)
Еще больше атмосферного контента, который здесь не запостишь, в нашей группе ВК
Перевела Кристина Венидиктова специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия автора. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
О Машине. Середина
Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек
Следующие несколько месяцев я жил с Гриффином. День за днем он объяснял мне, как работает Машина, и, хоть и не без труда, я в конце концов научился ею управлять. Здесь я не буду описывать подробности – надеюсь, вы простите меня за это и поймете, почему я не хочу делиться такими знаниями.
Узнав все, что можно, о Машине я решился спросить Гриффина:
– Как думаешь, мы могли бы создать еще…
– Да, конечно, за пару…
– Нет, я имею в виду, мы можем создать другую Машину с помощью этой Машины?
– Вау! – Грифф запрокинул голову. – Я даже и не думал об этом.
Несколько дней мы работали над кодом, который предстояло загрузить в Машину, и на пятый день наконец управились. Код был готов, и я нетерпеливо загрузил его и нажал Enter. Рядом со мной появилась вторая Машина, прямо рядом с первой. Прямо рядом со своим создателем, отцом, Богом… И все же они были равны.
– Ну что ж, теперь у нас есть вторая, – осторожно сказал Грифф.
– Спасибо, – откликнулся я, все еще глядя на вторую Машину.
– За что? Это была твоя идея.
– За то, что рассказал мне о Машине. За то, что научил ею пользоваться.
– Ты мой ближайший… да что там, единственный друг. Я не хотел проходить через все это в одиночку, – пояснил Грифф и положил руку мне на плечо.
– Так что мы будем делать, есть какой-то план? С чего мы начнем?
– Мы кому-нибудь расскажем?
– Черта с два. Я же уже сказал: это секрет между тобой, мной и Богом.
– Ладно, но подумай о том, что мы собирались сделать. Очистить воздух, удалить пластик и мусор из океана, накормить голодных, отправиться на Марс и дальше. Мы не можем просто сделать это и надеяться, что никто не заметит. Тайное быстро становится явным.
Грифф немного подумал, прежде чем ответить.
– Все это, конечно, хорошо, но ты же понимаешь, насколько это опасно. Мы ходим вокруг да около, обсуждая, как быть с Машиной, но вот что я скажу: мы не можем рассказать о ней другим людям. Если Машина попадет в плохие руки, то… миру придет конец.
– То есть мы просто будем сидеть, сложа руки? – хмыкнул я. – И что тогда – будем до бесконечности пялиться на величайшее изобретение человечества и даже не попробуем сделать что-то хорошее? Ты этого хотел бы?
– Я пока не знаю, – проговорил Грифф и надолго замолчал. – Я просто… я просто не знаю. Мы не можем ничего не сделать, ты прав.
– Ты намного дольше, чем я, занимаешься Машиной. О чем ты думал? Какие цели приходили тебе на ум?
– Честно? – резко спросил Грифф.
– Честно. Расскажи все, о чем думал.
– Ладно-ладно. Я тебе расскажу все, о чем думал. Хорошее, плохое, ужасное. Конечно, я думал и о том же, о чем и ты, – помочь голодным, бедным, все вот это вот. Но если честно, я этого тоже боюсь.
– Предположим, мы накормили всех голодных и обеспечили каждого человека домом. Можно еще дать каждому генератор и возможность создавать и менять в нем батарейки. В итоге у каждого будет еда, вода, бесплатный дом, бесплатная энергия.
– Тогда никто больше не захочет работать. А зачем? Зачем кому-то в таком мире понадобятся деньги? Все нужное для жизни и так будет у каждого. И миллионы, если не миллиарды людей уйдут с работы.
– Но это в общем-то звучит неплохо. Все смогут отдохнуть.
– Да, поначалу. Но знаешь, кто еще уйдет с работы? Скорая помощь. Полицейские. Пожарные. Зачем им работать по много часов и спасать жизни каждый день, если деньги им не нужны? Доктора, которые годами учатся и влезают ради учебы в огромные долги, – зачем им тогда работа? Они не захотят больше заниматься медициной. А школа – в нее зачем ходить? Что заставит хоть кого-то туда пойти? Да и потом, а кто будет преподавать? В следующем десятилетии человечество будет состоять из миллиардов тупиц, которые не могут ни писать, ни читать. Так что мы не можем использовать Машину для множества людей, если мы это сделаем, нам конец. Всему миру конец.
Я ни о чем из этого даже и не думал, меня как током ударило. А Грифф все продолжал говорить:
– Я думал и о другом варианте, конечно. Предположим, мы не станем афишировать наше изобретение для всего общества, сохраним его в тайне. Что тогда будем делать? Используем для других целей.
Я распахнул глаза, понимая, к чему он ведет, но все же спросил:
– Как захотим. Перейдем к экстремистам, например. Вот представь: политик выступает по телевизору в прямом эфире, он делает важное объявление для народа…
Я не мог осознать то, что он говорил. Такие вещи, наверное, точно не придут в голову обычному человеку. А Грифф не останавливался, хотя его лицо уже раскраснелось, а глаза буквально вываливались из орбит:
– Или! Давай подумаем о чем-нибудь покруче. Мы можем изменить атмосферу на Марсе, сделать ее такой же, как на Земле – подходящей для людей. Потом мы телепортируемся туда вместе с Машинами. Возьмем с собой пару женщин и станем основателями целого города, да что там – целой планеты. А потом взглянем на голубую точку на небосводе – ну, ту самую, которую когда-то считали домом. Вспомним, что мы там любили, вспомним историю человечества, а потом – спалим Землю к хренам собачьим! А когда огонь угаснет, удалим ее, как будто бы и не было.
От ужаса у меня отвисла челюсть. Я судорожно пытался вспомнить хоть какие-то слова и наконец промямлил:
– Но… но ты же не хочешь что-то такое делать, правда?
Грифф несколько раз глубоко вздохнул и выдохнул, чтобы восстановить дыхание. Цвет его лица наконец выровнялся.
– Нет, Боже, нет, конечно, ни за что. Но ты спросил, о чем я думал. И еще сказал, чтобы я говорил правду.
– Ну да. Мне тоже что-то подобное в голову приходило. Правда, не в таких… подробностях.
– Ты сказал, чтобы я говорил правду, – настойчиво повторил Грифф. – А человеческий мозг так устроен, что думает о плохом, нравится тебе это или нет. Но я бы никогда ничего подобного не сделал. Это просто мысли, и я ими по-дружески поделился.
– Знаю, Грифф, знаю. Просто мысли.
«Просто мысли, – проговорил я про себя. – Такие же, как расстрелять пару старшеклассников. Или влететь на самолете в здание. Навязчивые мысли – такие иногда посещают людей. Или даже большинство людей. Но только малая часть, только сумасшедшие такое в самом деле делает».
– В итоге мы не можем афишировать свое изобретение и мы не собираемся кого-то убивать или уничтожать планету. Чем тогда займемся?
Грифф пожал плечами.
Какое-то время мы действительно веселились. Жили в красивых домах, которые спроектировали сами. Ездили на красивых машинах, которые создали (на удивление, это не так сложно, как кажется). Мы много пили и ели. И ни за что не платили. Если мы хотели пойти в бар, клуб или просто что-то купить, это было легко. Как только мы выяснили, как создавать законные 100-долларовые купюры, мы смогли платить за что угодно. Никто и никогда не заметит разницы, потому что в наших «подделках» не было ни одного лишнего атома.
Ему тоже никогда не приходилось за это платить. Если ему нужно было употребить, он просто пользовался Машиной. Больше он не выходил из дома – а зачем? За пределами спальни его ничего не интересовало, ведь у него была Машина.
Раньше мы даже не думали о том, что такое может произойти. Эта… «возможность» была настолько простой, тривиальной, что нам такое просто не пришло в голову. Я бы сделал все, чтобы вернуться в тот день, когда мы были в походе, и дать клятву, что мы никогда не прикоснемся к наркотикам. Как же мы тогда ошиблись…
Гриффин умер от передозировки прямо перед Рождеством. Я нашел его на следующий день. Он так и не смог открыть свой подарок.
Как? Как мог человек, обладающий всей властью во вселенной – большей силой, чем у любого другого человека до него – так поддаться простой, обычной слабости? Он был богом, ходящим среди людей, а забрала его порция жидкости в шприце. Перед ним был бесконечный путь из чудес и возможностей, а он решил на него даже не смотреть, а стоять на месте.
Я решил не стоять на месте.
А это означало, что мне предстоит много, много дел.
Мне – и двум моим Машинам. Вселенная стала нашей игровой площадкой. Гриффин ушел, но его знания остались при мне.
Теперь Машина была секретом между мной и Богом.
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Не забывайте заходить в наш уютный чатик =)
Еще больше атмосферного контента, который здесь не запостишь, в нашей группе ВК
Перевела Кристина Венидиктова специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия автора. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
О Машине. Начало
Мой друг создал нечто, что способно изменить мир. Сейчас я расскажу вам историю о Машине и о том, как наступит конец света.
Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек
Нам с Гриффином было по 25. Мы не виделись с тех пор, как закончили колледж, но поддерживали общение. Я работал в фирме, занимающейся кибербезопасностью, но вот он никогда не говорил мне, чем занимается. Просто упоминал, что «над чем-то работает».
В тот день я взял выходной на работе, и мы решили увидеться, а именно – пойти в поход с ночевкой. На следующее утро, как только мы проснулись, он рассказал мне о Машине.
– Воу, тут так красиво, – сказал я, выползая из палатки.
– Ты чертовски прав, дружище, – откликнулся Гриффин. За его спиной по небу расползался рассвет, и на фоне красного горизонта он казался темным безликим силуэтом. – Иди сюда, – добавил он, открывая банку кофе.
– Я серьезно. Иди сюда.
Я сел рядом с ним на большое бревно, которое мы вчера притащили, чтобы удобнее было отдыхать у костра.
– Хочу тебе кое-что рассказать, – пояснил Гриффин.
– Над чем я работал в последнее время.
– Но ты должен слушать меня внимательно и дать мне слово, что ты никому об этом не расскажешь. Это секрет, который я могу доверить только себе, тебе и Богу.
– Да никому я не расскажу. Кля…
– Нет, не надо мне обещаний и клятв. Просто дай мне слово. Скажи это. Ты никому об этом не расскажешь.
– Я никому об этом не расскажу, Грифф.
– Ладно. – Он отпил из термоса и пробормотал: – Мужчина стоит ровно столько, сколько стоит его слово. Какая-то знаменитость это сказала, вроде бы.
– Чувак, по-моему, это вообще из Библии.
Гриффин коротко рассмеялся:
– Тогда это забавно, учитывая, что я собираюсь тебе рассказать. Вся эта история… заставила меня всерьез задуматься о том, есть ли где-то там Бог. – Он резко замолчал, глядя вдаль.
Почему-то в эту секунду я напрягся и нетерпеливо произнес:
– Сразу тебе скажу – я буду звучать как конченный сумасшедший, я это знаю. Ты подумаешь, что старый добрый Грифф окончательно сбрендил. Но ты потерпи немного. У меня есть доказательство. Я принес его с собой.
– Машину. Вот как я это называю.
– И что делает Машина? – скептически уточнил я.
– Она может… ну, давай я тебе лучше покажу. – Грифф бросился к палатке – оттуда донесся звук расстегиваемой молнии – и вернулся с чем-то, отдаленно похожим на ноутбук. От него провода тянулись к маленькой черной коробочке. Грифф положил эту вещь к себе на колени, а коробочку опустил на землю.
– И на кой хрен ты пер это все с собой? Ты мог бы все показать мне еще у себя дома!
– Мог бы, – ответил Грифф. – Но не хотел. Это изобретение может изменить весь мир, чувак. Если правительство прослушивает наши телефоны, телевизоры и прочие гаджеты, я не хочу, чтобы они об этом знали. – Он нажал на кнопки, и Машина низко загудела. – Через минуту заработает.
– Так для чего она? – снова уточнил я.
– Она может создавать, уничтожать и перемещать материю, – сказал он резко и вдруг протяжно, тяжело вздохнул. Как если бы он очень давно ждал возможности с кем-то этим поделиться.
А мне нечего было ему ответить. Я молчал, потому что не мог ему поверить и в то же время я верил, что он вот-вот что-то мне продемонстрирует – и я никогда этого не забуду. Внутри меня горячей волной разлился страх.
– Ты мне не веришь, – утвердительно заметил Грифф, косо улыбнувшись. – Да я бы и сам себе не поверил, но я тебе сейчас все покажу. – Он погладил черную коробочку так, как хозяин гладит верную собаку.
– Так ты утверждаешь, что эта штука может, аэм, что именно? Создавать что-то из ничего?
Он не переставал улыбаться.
– Да. И уничтожить вещь, превратив в ничто. И она может перемещать материю за миллисекунду – да даже быстрее.
– То есть твоя коробочка нарушает все существующие законы физики?
– Это не «моя коробочка». Это – Машина.
Модифицированный ноутбук издал несколько нетерпеливых сигналов. Грифф что-то напечатал, затем посмотрел мне в глаза. Он больше не улыбался, вид у него был серьезный.
– Вытяни руку, – велел он.
Я послушался и вытянул руку.
Я молча кивнул, чувствуя, как язык прилип к нёбу.
Грифф нажал на кнопку, и в то же мгновение (даже быстрее) я почувствовал что-то тяжелое в руке. У меня отвисла челюсть; все мои мысли, все мои чувства, вся моя адекватность пытались осознать, объяснить, объять то, что только что произошло.
В руке у меня лежало красивое сияющее красное яблоко. Оно появилось из ниоткуда. Не было ни звука, ни дуновения ветра. Это яблоко вообще не существовало секунду назад, и все же сейчас я держал его в руках.
– Вытяни другую руку, – сказал Грифф.
Я не смотрел на него, но был уверен, что его лицо все так же серьезно. Я послушно, как загипнотизированный, вытянул вперед вторую руку и замер, глядя только на яблоко.
Оно вдруг исчезло – и тут же переместилось в другую мою руку. Правда, сложно было назвать это «переместилось». Оно… перенеслось. Телепортировалось. Оно просто преодолело время и пространство так, словно их вовсе не существовало. А спустя пару секунд яблоко исчезло. Просто исчезло вникуда. Грифф его удалил. Навсегда.
Изумление. Восхищение. Ужас. Эти эмоции клубились в моей голове. Я глубоко вздохнул, вдруг осознав, что перестал дышать еще где-то секунд 20 назад.
– Как… – Вот и все, на что мне хватило сил.
– Позже, – сказал Грифф, – позже я объясню тебе, как она работает. Увольняйся. Давай работать вместе.
– Знаю. Ты ошеломлен. Но я предлагаю тебе действительно важную работу. Мы можем улучшить Машину вместе. Еще столько всего можно сделать…
– Но… Мне нужно получить зарплату и…
– Нет, не нужно. Помнишь, я сказал, что Машина может изменить мир? Так вот, зачем тебе нужны деньги? На еду? Машина может создать любую еду, какую пожелаешь. Хочешь новый дом? Машина может построить для тебя дом. Даже освещение можно сделать бесплатно, просто создав генератор, работающий на батарейках, а потом просто менять батарейки каждый день. Хочешь машину? Нужен газ или вода? Чувак, я даже своим банковским счетом не пользовался целый год и вряд ли возьму оттуда хоть цент. Мне это просто не нужно.
Я, точно окаменев, все еще сидел в той же самой позе с вытянутыми руками.
– Ладно, – выдохнул я наконец.
– Ладно? – переспросил Грифф, снова улыбнувшись.
Грифф закрыл ноутбук и положил рядом с собой. Открыл банку с пивом, хотя было еще только 8:30 утра, и посмотрел на рассветное небо. Я смотрел вместе с ним.
– Возможности Машины безграничны, – проговорил он.
– Ты, наверное, много уже чего сделал с Ее помощью, да?
Не знаю, как мне вообще пришло это в голову, но пришло.
– А ты пытался, эм… сделать что-то с человеком?
Грифф искоса посмотрел на меня.
– Ну, сам понимаешь. Пытался удалить кого-то? Или переместить? Или… создать?
Он ненадолго задумался, прежде чем ответить.
– Не уверен, что я мог бы создать человека. Я не очень разбираюсь в тонкостях сотворения живого существа. Но я перемещал самого себя, например. Недалеко, просто в другую комнату в доме. Странное чувство… Но это работает.
Я думал, что Грифф продолжит говорить, но он замолчал. И тогда я осторожно спросил:
– А удалять кого-то пробовал.
– Нет. – Он отпил из банки. – Но я удалял насекомое. Паука. Он просто исчез, как яблоко из твоей руки. А с человеком я ничего подобного не делал.
– Мы изменим мир, – сказал я.
– Нет, – поправил меня Грифф, – мы будем править миром.
И эти слова растворились в утреннем воздухе, и мой ужас вдруг обрел форму.
«Машина может уничтожить что угодно, идиот, – подумал я. – Она может – и уничтожит. Конечно, ты по простоте душевной хочешь всем помочь. Но представь, если Машина окажется у террористов. Они по щелчку пальцев смогут уничтожить целый город. Враждебная страна может уничтожить целый континент, если захочет. Черт побери! Какой-нибудь один злобный подонок сможет уничтожить всю Землю. Или Солнечную систему! Или вселенную!»
Эти мысли бились у меня в голове.
Я поспешно отпил кофе. Гриффин отпил пиво. Мы молча смотрели на рассвет.
Но что бы ни произошло дальше, я не мог пока что это остановить.
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Не забывайте заходить в наш уютный чатик =)
Еще больше атмосферного контента, который здесь не запостишь, в нашей группе ВК
Перевела Кристина Венидиктова специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия автора. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Учительница географии, скелет сына в комнате и труп сожителя в шторе на помойке
В конце 80-х в благополучной семье в Москве родился больной ребенок. Сильный пол, по старинной русской традиции, не смог вытерпеть такого груза, и бросил жену с больным сыном, забрав с собой здоровую дочь.
Больше в жизни учительницы географии отец ее детей не появлялся, алименты не платил. Ей пришлось потратить все деньги на лечение сына, но ничего не помогало. Она обратилась к магам. Через какое-то время с одним из целителей она начала жить, в доме проводились обряды.
Полицейские случайно за шкафом обнаружили вторую комнату — в ней оказался скелет ее сына. Он умер лет 20 назад. Его, как и сожителя, у нее не было денег похоронить — оба умерли по естественным причинам.
Сейчас пожилую женщину отвезли в психиатрическую больницу.
Наша закусочная открыта 24 часа в сутки. Мало кто заходит в нее дважды. За свою работу здесь я повидала немало интересных персонажей, и вcе они искали для себя местечко получше. Но этот посетитель. Ну вы сами видели название.
Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек
Я работаю в придорожной закусочной, куда люди забегают, чтобы передохнуть, и так же быстро уходят, чтобы поскорее оказаться в месте получше. Она носит горделивое название «Счастливчик», что, конечно, иронично, потому что тот, кто вынужден останавливаться здесь, счастливчиком точно не является. С другой стороны, если задержаться, то закусочная оказывается вполне милым местом. Да, работая здесь, никогда не увидишь одну и ту же машину или человека дважды. Я бесчисленное количество раз спрашивала: «Куда едете?» – и бесчисленное количество раз получала ответ: «Куда угодно, лишь бы не назад». Да, свет иногда мерцает, а музыкальный автомат иногда решает, что лучше знает, какую песню бы сыграть (подчас такой даже нет в «меню»). Зато кофе всегда горячий, а блинчики у нас вкуснейшие – по крайней мере, большинство посетителей, кто рискнул их заказать, так говорили, и я с ними скорее согласна.
К моей униформе прилагается бейджик, на котором написано: «Изабелла», – но это не мое настоящее имя. Так звали мою маму, и бейджик когда-то принадлежал ей, ведь «Счастливчик» открылся довольно давно. Мне нравится, когда кто-то произносит ее имя, как будто она все еще здесь, среди нас, и вот-вот присоединится к разговору. Как будто она сейчас, как ни в чем не бывало, войдет в зал, а вовсе не похоронена на захудалом кладбище сразу за стрип-клубом.
«Счастливчик» всегда открыт. Абсолютно всегда. Здесь, за обслуживанием путешественников, дальнобойщиков и беглецов – в общем, тех, кто только ненадолго вырвался из объятий постоянной дороги, – быстро учишься проницательности. Правда, люди, большую часть своей жизни проводящие в дороге, будто оставляют позади себя частичку души за частичкой. Они продолжат ехать вперед, вникуда, просто потому, что у них нет дома. Я много таких видела в «Счастливчике» – заблудившихся, потерянных.
Я видела человека, который сбил на дороге оленя и остановился выкопать для животного могилу в красной придорожной грязи. В закатных сумерках по щекам у него текли слезы, но он копал и копал, чтобы скрыть следы своего позора.
Я видела однорукую девушку, которой на вид было не больше шестнадцати. Она стояла на крыше своей машины и пела, а потом к машине внезапно вышел койот, уселся перед капотом и начал подвывать, казалось, ей в такт.
Я видела двух женщин, ожесточенно дравшихся на парковке в ночи. Они остановились, только когда одна из них сплюнула кровь и осколки зубов, а потом жарко поцеловались, и их окровавленные, но сияющие лица осветили мигалки проезжавших мимо полицейских автомобилей.
Я видела огонь на шоссе – тонкие линии пламени на плавящемся на жаре асфальте, которые лизали шины.
Я видела крещение на дороге, священников в шикарных грузовиках с детским бассейном. Я видела, как в пустыне, за пределами синеватого сияния знака мотеля, бродили существа, совсем не похожие на людей. Я видела женщину, которая показала мне фото собственной могилы. Я разговаривала с людьми, которые после непродолжительного диалога начинали мерцать, потому что им сложно было поддерживать свое физическое присутствие. И с теми, кому, чтобы зайти в закусочную, требовалось сначала приглашение. И с членами культа жертвоприношений, которые, кстати, оставляли неплохие чаевые и всегда вели себя предельно вежливо, даже когда спрашивали, не позволю ли я принести себя в жертву.
Но эта история совсем о другом – вы сами это уже понимаете, если читали название.
В ту пятницу я работала в ночную смену. Я в принципе предпочитаю ночные смены, потому что после них, возвращаясь домой, я могу притвориться, будто бы сейчас поеду следом за одной из бесконечных машин на шоссе и оставлю все позади. Буду ехать и ехать, пока пустыня не сменится океаном, пока я не почувствую, опустив окна, запах соли. Ну и, конечно, есть и вторая причина – я единственная официантка, которая, скажем так, может справиться с ночными гостями. Сегодня я еще надеялась на хорошие чаевые: гости всегда были более щедрыми, если ночь выдавалась безлунной.
За все годы существования «Счастливчик» смог наскрести всего трех действительно преданных завсегдатаев, и пока что из них пришли только двое.
Розмари считалась нашей первой постоянной гостьей, и из всех завсегдатаев она приходила чаще других. Сегодня она сидела у окна, кутаясь в коричневую шерстяную шубу, которая вне зависимости от погоды всегда закрывала плечи. Длинные белые волосы струились по спине – как лунный свет по стеклу. Она мне помахала и подмигнула, морщинки на ее лице при этом стали заметнее, но удивительным образом это ее только украсило. Розмари обожала чай, непременно с добавлением виски. Крошки после десертов она иногда скармливала куклам вуду, которые неизменно носила в карманах. Еще она нередко страдала бессонницей и, когда сон от нее ускользал, любила подыскать себе компанию в «Счастливчике». Она неторопливо мешала колоду карт, часть из которых уже была разложена на столе. На моих глазах она перевернула рубашками вниз двух джокеров.
Если у Розмари было время, она любила предсказывать будущее. Для этого она всегда использовала дешевые отельные карты, но если у нее случалось хорошее настроение, могла прочитать будущее и по кофейной гуще. Я никогда особо ее об этом не расспрашивала, потому что ее предсказания имели свойство сбываться.
Стол номер шесть, как обычно, пустовал. Только на этот стол я никогда не ставила солонку и никогда не предлагала к блюдам столовые приборы. Только один человек всегда занимал именно это место.
Второй наш завсегдатай, Джонс, сидел в своей кабинке, потягивая остатки кофе из чашки, которую он слишком крепко держал в руках. Его значок небрежно валялся на столе. Он сидел, склонившись вперед, будто в жесте величайшего раскаяния, и закрыв глаза, а пар, вздымающейся из чашки, вился вокруг его пальцев. Джонс был моим любимым клиентом, правда, я никогда ему об этом не говорила. Я прошла мимо него, невзначай задев коробку с пакетиками сахара. Та негромко ударилась о кружку, и Джонс резко подпрыгнул, потянулся было к кобуре, но потом сфокусировал на мне взгляд и смущенно улыбнулся. Улыбка изменила его лицо, словно возвращая к жизни. Она напоминала внезапный дождь после долгой засухи – хотелось стоять и смотреть. Мне невольно захотелось положить свои руки на его ладони и почувствовать через них тепло кофе.
Иногда я чувствую в людях печаль, просто прикоснувшись к ним. Люди словно прячут ее в себе как можно глубже, чтобы мир не заметил. А ведь даже случайный прохожий может унять эту печаль на минуту-другую, если хватает доброты. Чаще всего для этого даже не нужно тратить много времени. Джонс был слишком молод, чтобы так расстраиваться.
– Замотался сегодня? – спросила я, поводя кофейником в сторону его наполовину опустевшей кружки. Все знали о том, что на прошлой неделе на задворках бассейна, в мусорном баке он нашел тело маленькой девочки. Она была пятой пропавшей за последние три месяца. Когда ее нашли, на ней не оказалось ботинок, и Джонс нес ее до машины скорой помощи на руках. Нес девочку в розовых носочках, украшенных маленькими ромашками. Она казалась совсем крохотной в его руках и такой умиротворенной, словно просто спала.
Лу, наш повар, расплакался, когда я ему об этом рассказала. Мне нравился Лу. Он был таким огромным, что едва мог пройти сквозь служебную дверь, но на плече у него красовалась татуировка с изображением его любимого пса. Прямо под другой татуировкой ангела смерти. Лу часто лил слезы. Его расстраивали и мертвые еноты с оторванными лапками, которых мы часто находили у закусочной, и новые плакаты о пропавших людях, которые нередко вешали на телефонную будку на парковке, и даже песня «I Will Forever Hate Roses», если музыкальный автомат решал включить именно ее. Большому парню – большое сердце, как говорится.
– Да я всегда уставший, – ответил Джонс, пока я подливала ему кофе. Еще одна девочка вчера пропала. Старательно держа кофейник, я осторожно погладила Джонса запястьем по большому пальцу. Я хотела избавить его от этой печати печали, и он наконец улыбнулся мне, и я, не удержавшись, улыбнулась в ответ.
Я пошла дальше, к двум дальнобойщикам, чья кожа явно видела много солнца. Один показывал другому фото новорожденного, которое хранил в кошельке. Его зубы давно пожелтели от никотина, щеки и губы обветрились, но когда он говорил о ребенке, его лицо сияло так, что казалось самым прекрасным на свете. Он и мне показал фото, пока я наливала им кофе, и я недолго с ними обоими поболтала.
Другой дальнобойщик, у которого дальние зубы сверкали золотом, рассказал, что раньше возил свиней, но отказался от этой работы, потому что всякий раз после того, как он сдавал свой груз на скотобойню, его мучила вина. Сказал, что смотрел на их розовые мордашки и ему казалось, будто они умоляюще смотрят на него, словно знают, какая участь им предстоит. Сказал, что его до сих пор мучают кошмары. А теперь он возит в морозильниках морепродукты, специально доставляемые в всякие фешенебельные рестораны. Но сам никогда за свою жизнь не видел моря.
Откуда-то из глубин кухни раздался звон колокольчика – звонил Лу, и я вернулась к работе. Я приняла заказ женщины с лабрадором – она заказала хот-доги для них обоих – и от компании из трех подростков в углу, одетых в окровавленную университетскую форму. У них на троих было десять долларов, и они попросили принести им столько вафель, сколько получится на эти деньги.
Они часто приезжали в полнолуние и бросали байки на парковке. Вечно на что-то охотились, носили с собой бейсбольные биты, в рюкзаках звенели упаковки пуль и охотничьи ружья, позаимствованные у отцов. Но вели себя хорошо, поэтому я всегда приносила им в качестве комплимента от заведения мороженое. Кроме того, я знала, что энергия им никогда не помешает: для охоты им нужно было быстро бегать. Очень быстро. Когда-то их было четверо.
На обратном пути я почистила стол, который только что покинули две женщины. Они выглядели как близнецы, потому что обе носили длинные шелковые юбки и походные ботинки, у обеих были одинаковые растрепанные рыжие волосы.
Ни одна из них меня не узнала, но едва ли намеренно. Они были слишком заняты, собираясь в дорогу, их рюкзаки ломились от карт и записных книжек. Еще я заметила там изоленту, бутылку водки, а еще несколько кольев и распятий. Женщины увлеченно беседовали, размахивая руками, и я невольно подслушала их диалог: «Я знаю, где я его закопала, Сильвия! – Да нихрена ты не знаешь! Мы часами там копали, и…»
Мама всегда учила меня, что подслушивать нехорошо, поэтому я поспешно отошла от них и удалилась на кухню. Но у меня сложилось такое ощущение, что тот, кого они искали (кто бы это ни был), – уже давно не там. Мне даже захотелось им сказать об этом, но, говорю же, мама меня учила, что подслушивать нехорошо. Никогда не знаешь – вдруг услышишь что-то такое, чего не хотелось бы.
Лу пританцовывал под музыку, льющуюся из радио: Долли пела «Sugar Hill». Он помахал мне лопаткой, в которую пел, словно в микрофон.
Карлос протянул мне тарелку с блинчиками.
Карлос работал здесь так давно, что помнил еще мою маму. Он единственный знал мое настоящее имя. Иногда по выходным он даже ходил со мной поменять цветы на ее могиле. Он всегда приносил с собой пустынные цветы, выросшие на той же земле, что и моя мама. И Карлос единственный знал фирменный рецепт блинчиков «Счастливчика», только он мог приготовить их правильно. В те дни, что у него был выходной, мы попросту не подавали блинчики, нельзя было этого делать. Я уяснила это не сразу, и мне с трудом это далось, но все же уяснила.
Вручив мне тарелку с блинчиками, Карлос заговорил, и его слова звучали как предупреждение:
– Он вернулся. – Он указал на дверь. – Столик номер шесть.
Наш третий, последний завсегдатай наконец соизволил прийти. Он давненько у нас не был. Я не видела, как он входил, но не то чтобы меня это удивляло. Этот посетитель появлялся внутри другим путем.
Я со вздохом скорчилась, и Карлос ответил мне тем же, а потом кинул соль, и я торопливо рассовала ее по карманам фартука. Лу шустро залез в один из шкафчиков для персонала, а потом повернулся с таким видом, словно одержал великую победу. В его руках виднелась потрепанная, знавшая времена и получше Библия. Лу положил ее на тумбу рядом с бутылками с сиропом и открыл на случайной странице.
Мы заглянули ему через плечо – хотели прочитать, что там на странице. «Удаляйся от неправды и не умерщвляй невинного и правого, ибо Я не оправдаю беззаконника». Лу пожал плечами и коротко потрепал меня по волосам.
Мне явно недостаточно платят, учитывая обстоятельства.
Я отнесла блинчики за столик номер шесть, который раньше, пока я была в зале, пустовал. А теперь за ним сидел мужчина, улыбнувшийся при виде меня. Если, конечно, это можно было назвать улыбкой. Он скорее ухмыльнулся, губы собрались в две красные линии на лице. Его взгляд перебегал с одного предмета в закусочной на другой, с одного посетителя на другого, я даже не могла уследить за ним, будто бы его зрачки просто не могли решиться, на чем остановиться. Когда я подошла поближе, его руки затрепетали, точно мухи, роющиеся в разлагающемся трупе.
Ставя на стол тарелку, я постаралась держаться от посетителя как можно дальше. Но как только я, закончив, отодвинулась, посетитель тут же резко повернулся, вздернул голову, его лицо оказалось совсем близко. Он с силой втянул носом воздух. С такого близкого расстояния я увидела, как у него подрагивают веки. Он тоненько захихикал, как будто смешки застревали у него во рту. Меня невольно пронзило отвращением, но я попыталась скрыть тот факт, что больше всего на свете мне хотелось вернуться на кухню. Согласитесь, есть что-то противоестественное в том, чтобы взрослый мужчина хихикал. Прямо мурашки по коже.
– Что будете заказывать? – спросила я, притворно лучась улыбкой.
– Я бы заказал твое имя. – Он схватил один из блинчиков и смял его в бесформенную массу.
Я торопливо поправила бейджик, прикрепленный к форме. Посетитель покачал головой, ухмыляясь; его плечи мелко подергивались, словно желе. А потом вдруг на мгновение он перестал улыбаться, в прорези рта мелькнули передние зубы и острый язык. Я торопливо посмотрела на его руки – под ногтями запеклась грязь, похожая на красную землю вдоль дорог. И тут посетитель принялся покачиваться из сторону в сторону, на его лице вновь заиграла «улыбка». Он кутался в камуфляжную куртку и напоминал мне дикого зверька. Слипшиеся волосы свисали вдоль ушей, покачиваясь вместе с ним, что два крысиных хвостика.
– Изабелла, Изабелла, Изабелла. Не подходит! – Он вдруг одним махом запихал себе в рот размозженный блинчик. Это произошло так внезапно, что я невольно отшатнулась и поспешно сунула руки в карманы фартука, поближе к соли. Глаза посетителя сузились.
– Не стоит, – сказал кто-то позади меня пронизывающим до костей голосом. Мистер Принс.
Я повернулась посмотреть на нашего третьего завсегдатая, чувствуя, как в груди смешиваются ужас и облегчение. Такое чувство бывает, когда летним днем катаешься на карусели слишком долго, и с одной стороны уже нужно остановиться, а с другой – боишься, что как только сойдешь на землю, станет плохо. Мистер Принс так влиял на людей.
– Прошу прощения за моего товарища. Он немного… – Мистер Принс посмотрел на мужчину за столом номер шесть. Тот дышал, высунув язык, как собака. – Он немного переволновался.
Мистер Принс сел за стол, сдвинув шляпу. Лампочки над ним судорожно замигали, а музыкальный автомат вдруг закашлялся и вдруг включил песню Роберта Джонсона – тот пел что-то о проклятом перекрестке. Мистер Принс тем временем сунул в рот сигарету «Мальборо Ред» и толкнул стакан костяшками левой руки. Серебряное кольцо с пентаграммой на безымянном пальце стукнуло по стеклу.
Мистер Принс улыбнулся – так улыбались бы змеи, следя за добычей, если бы могли. Сигарета зажглась сама собой, для этого ему даже не потребовалось двигаться.
– К тому же, на Лероя соль не действует, – добавил он. – Он просто человек. – Мистер Принс, скривив губы, оглядел «Лероя» с ног до головы. – Если его можно так назвать. – После этого он обратился к Лерою: – Вижу, ты уже заграбастал мои блинчики. Но что хорошего в еде, если ей не с кем поделиться, правда?
Лерой снова странно, пронзительно хихикнул. Меня передернуло, захотелось снова сбежать на кухню. Все в Лерое заставляло меня нервничать. Тело будто кричало: «Бей или беги!»
Мистер Принс протянул Лерою меню.
– Закажи, что захочешь, – сказал он, перегнувшись через стол. Лампочки опять опасливо мигнули.
Лерой заказал четыре чизбургера и стакан молока.
– Что ж, если это все… – выговорила я и развернулась, чувствуя, как Лерой провожает меня цепким взглядом.
Прежде, чем я успела спрятаться в безопасности кухни, Розмари махнула мне рукой из своего угла.
– Я бы на твоем месте не волновалась по поводу него, дорогая. – Перекрестившись, она достала карту и положила ее поверх стопки. Пиковый валет с выцарапанными глазами. Но не Розмари это сделала – карта выглядела так, словно ее именно в таком виде и напечатали много лет назад. – Он здесь больше не появится. – Она имела в виду не мистера Принса.
Она прикоснулась к моей щеке, и я подалась вперед, чувствуя прикосновение огрубевшей от возраста, но теплой ладони. Могу поклясться, в этот момент она думала, что я выгляжу уставшей. После этого Розмари расплатилась за кофе и тосты и вышла из закусочной навстречу теплой ночи.
В конце концов я вернулась на кухню и сразу же подверглась «жестокому нападению». Холодная вода окатила лицо, и я инстинктивно вскинула руки, пытаясь защитить прическу. Лу агрессивно брызнул мне в лицо из распылителя – такие еще используют для ухода за растениями, – который мы предусмотрительно держали в шкафчике для персонала. Только наш был наполнен святой водой.
Впрочем, я не особо злилась. В конце концов, всегда лучше перестраховаться. Особенно когда речь идет об одержимости.
– Прости, я просто проверял. – Лу робко протянул мне кухонное полотенце. – Уже проверил себя и Карлоса». – Он неловко посмотрел на свои туфли. Он был на фут выше меня и на десять лет старше, и я незаметно улыбнулась, потому что он крутил носком ботинка взад и вперед, как маленький ребенок, которого оставили в наказание после уроков.
Карлос как раз переворачивал жарящиеся котлеты и не отводил от них взгляд, но я чувствовала, как он сдерживает смех и отчаянно стискивает зубы, чтоб не расхохотаться. Я сузила глаза и направила на него распылитель.
Иногда, когда тьма подступает слишком близко, лучший способ от нее защититься – это смех. Мама всегда говорила, что, когда дела совсем плохи, человек волен выбирать – смеяться ему или плакать. А я никогда не видела, чтобы моя мать плакала.
Когда я отнесла чизбургеры к столу номер шесть, время уже близилось к трем часам ночи. Я не успела даже подойти к столику, а Лерой уже пускал слюни и хлопал в ладоши. Поставив перед ним тарелку так быстро, как только могла, я поспешно отстранилась, но он быстро повернулся ко мне и лизнул внутреннюю сторону запястья. Под его длинным, влажным языком судорожно бился мой пульс. Я отпрянула, словно он меня укусил, и Лерой пронзительно, безумно рассмеялся.
– Ты на вкус лучше, чем они, – сказал он, все еще улыбаясь и показывая на чизбургеры. Мистер Принс наблюдал за всем этим спокойно, на лице не проступало ни одной эмоции. Так небо отстраненно наблюдает, как под солнцем разгораются лесные пожары. Я тщательно вытерла руку о фартук, но как будто все еще чувствовала прикосновение этого языка, словно засунула руку прямо в рот Лерою. На глаза наворачивались слезы, но я крепилась. Что-то мне подсказывало, что Лерой будет в восторге, если я расплачусь. Вздрогнув, я забрала тарелку мистера Принса.
– Скажи Карлосу, что блины были. дьявольски хороши, – сказал он. Затем он тихо, хрипло усмехнулся, словно сказал что-то смешное, зажал меж зубов еще одну сигарету и, не прикасаясь, зажег ее. Лерой тем временем торопливо засовывал в рот мясо. Глядя, как еда забивается под длинные ногти, я с трудом сдержала рвотный позыв.
На обратном пути я прошла мимо Джонса. Он, хмурясь, махнул мне и провел рукой по лицу, точно пытаясь стереть все плохое.
– Он тебе мешает? – Он указал на Лероя, который раскачивался взад-вперед и пил молоко. Джонс в помятой форме внезапно показался мне почти стариком лет пятидесяти пяти вместо двадцати двух.
– Ничего страшного, я с ним справлюсь, – покачала я головой и подумала о Розмари. – Он сюда больше не придет.
Казалось, Лерой ел бесконечно долго. Я приняла заказ у человека с татуировкой в виде бабочки на шее и у нескольких дальнобойщиков, которые попросили добавить виски в кофе и принести еще одну дополнительную чашку. Чашку они поставили на пустующее место за столом – «для друзей, которые не смогли прийти». Я почистила пустующие столы, пополнила запасы сахарных пакетиков для посетителей и выкинула мусор, не обращая внимания на человека в маске кролика, который частенько ошивался у мусорных контейнеров. Если на него не смотреть, он не причинит вреда. Я снова и снова наполняла чашки кофе, приняла заказ у большой группы одетых в кожаное байкерш, уставших после дороги.
В 3:03 мистер Принс поднялся из-за стола. Лерой к тому моменту уже вылизал тарелку и сидел неподвижно, глядя на него и скалясь, вцепившись в столешницу так сильно, что костяшки побелели, точно молоко. Мистер Принс протянул мне пачку купюр, завернутых в черный пластик. Я знала, что лучше не пересчитывать, сколько там денег. Мистер Принс отсалютовал мне шляпой.
– Послушай, Лерой. В конце концов всегда наступает час расплаты, – сказал он, потом наклонился и мягко продолжил, улыбнувшись: – «Ибо я не оправдываю нечестивых».
Он протянул руку Лерою в ожидании. Дрожа, Лерой достал что-то из куртки – пару ботинок. Детских туфелек, таких маленьких, что могли бы уместиться на одной руке. Розовая ткань была вымазана в грязи, на носках темнели бурые следы – я догадывалась, откуда они. Мистер Принс на мгновение задумался, глядя на них, а потом покачал головой.
Он передал мне ботиночки, словно сожалея.
– Это для того мужчины. Скажите ему, чтобы он копнул глубже там, где искал в последний раз. – Он кивнул Джонсу, который наблюдал за ними издалека, сжимая в руках значок. Но Джонс знал, что пока лучше не вмешиваться.
Мистер Принс повернулся к Лерою и усмехнулся в сигаретный дым.
– Пойдем, нам нужно прогуляться, знаю я хорошую дорогу. О ней еще говорят, что она вымощена благими намерениями. – Он хохотнул, и я вдруг почувствовала тошноту. Мистер Принс взял Лероя за руку, как ребенка, и они вышли из закусочной в ночь. Дверь захлопнулась, хотя никто к ней даже не притронулся. Музыкальный автомат закашлялся, и вдруг запел Крис Ри – снова о дороге.
Моя смена закончилась, и я поехала домой, как всегда, за чьей-то машиной, поблескивающей фарами в темноте. Я знала, что когда проснусь, будет темно и придет время снова работать, но пока что я просто ехала дальше, мечтая об океане и глядя на рассвет.
Солнце ведь всегда восходит – несмотря ни на что.
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Не забывайте заходить в наш уютный чатик =)
Еще больше атмосферного контента, который здесь не запостишь, в нашей группе ВК
Перевела Кристина Венидиктова специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия автора. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.