кндр за счет чего живет
Северная Корея сегодня: как живет самая закрытая страна в мире?
«В Северную Корею мне довелось впервые попасть чуть более десятилетия назад. Тогда центральный аэропорт страны все еще был бетонным бараком, а рисовые поля и огороды вплотную обступали взлетную полосу. В глаза бросались лишь пара старых самолетов с винтами и акварельные горы с редкой растительностью». Так начинает свой рассказ Николай Алексеев о самой закрытой и во многом загадочной стране мира в журнале «Профиль».
Вместе с шокирующими слухами об этом государстве и отсутствием иных признаков современности вокруг все это почему-то с ходу заставило меня вспомнить голливудские фильмы об испуганных призывниках вьетнамской войны, только что вырванных из привычной цивилизации и очутившихся на полевом аэродроме посреди чужой и непонятной Азии.
Впрочем, город Пхеньян открывается глазам буквально через несколько минут по дороге от аэропорта. Не успел впервые попавший на Север Кореи удивиться тщательно обработанным полям, занимающим все возможные пространства вплоть до самых крутых склонов, как накатывает удивление от невероятной чистоты и пустоты неожиданно открывшегося большого бетонного города.
За неяркими «хрущевками» начинаются такие же небоскребы, а нарочитая, столь нехарактерная для азиатских городов третьего мира чистота удивляет даже раньше, чем отсутствие коммерческой рекламы. Впрочем, ее отсутствие компенсирует реклама политическая — от множества стел и портретов вождей до плакатной агитации то против американского империализма, то на иные, столь же актуальные для северокорейского режима темы.
Следующий приступ удивления настиг вечером, когда двухмиллионный город вдруг погрузился в полную тьму. Лишь где-то за рекой Тедон одиноко алел электрический факел памятника идеям чучхе — северокорейскому аналогу марксизма-ленинизма. А по тротуарам в полной темноте привычно передвигались массы людей. Это было очень странно — стоя на темном тротуаре, вдруг понять, что абсолютно темный город не уснул, просто в стране энергетический кризис, и на улицах с выключенными для экономии фонарями остаются потоки невидимых людей, буднично спешащих куда-то по своим делам в полной мгле.
Утро породило еще одно удивление. Заводские гудки по утрам вместо будильника и крошечные пионеры в красных галстуках, спешащие в школу, — это хотя бы имеет аналог в нашем советском прошлом. Зато целеустремленные стайки очень маленьких, буквально по колено среднему европейцу, детишек явно дошкольного возраста вызвали вопросы и поразивший ответ. Дети, самостоятельно идущие по утрам в детские сады, — такое было невозможно даже в СССР… В КНДР это норма.
Патриархальное спокойствие общества — обратная сторона жесткой политической системы. Минимальный уровень насильственной преступности, незначительное для большого города автомобильное движение и девушки-регулировщицы почти на каждом перекрестке — вот и весь секрет поразительного феномена: самостоятельно идущие в детские сады 3−5-летние малыши.
Девушки-регулировщицы в белой или цвета морской волны униформе — широко известная, но оттого не менее колоритная достопримечательность Пхеньяна. Они лишний раз показывают, что для отца-основателя северокорейского государства Ким Ир Сена исходным идеалом государства и общества был именно сталинский СССР после 1945 года. И популярные кадры советской послевоенной кинохроники, где девушки-регулировщицы бодро и лихо управляют дорожным движением, по воле местного лидера на десятилетия воплотились в жизнь Северной Кореи.
Сейчас это живое украшение Пхеньяна постепенно уходит в прошлое, сменяясь современными светофорами. Однако влияние советской, точнее, сталинской эстетики все еще чувствуется во всем — начиная от униформы, которой здесь много, не только у военных, а вплоть до работников метро и железнодорожников, заканчивая стилистикой политической пропаганды. Здесь, на севере Корейского полуострова, сталинизм причудливо слился с местным конфуцианством, породив удивительный и необыкновенно устойчивый феномен.
Северокорейская архитектура все меньше напоминает прежний унылый стиль серых бетонных бараков.Иллюстрация: Shutterstock/Fotodom
Немного истории и географии
Для начала следует избавиться от нескольких стереотипов. Российским гражданам далекая Корея, как и прочие «рисовые» страны Азии, обычно представляется как некая южная, почти тропическая земля. Увы, Северная Корея является северной не только по отношению к Южной. Это страна с вполне русской, даже местами сибирской зимой — средняя температура в январском Пхеньяне, по статистике, лишь на полградуса выше, чем в Москве, а в горных районах термометр регулярно показывает до 30 градусов ниже нуля. Мороз, обильно засыпанные снегом улицы, рыбаки с подледным ловом у лунок на замерзшей реке — в этом пейзаж северокорейской зимы мало отличается от российского.
Отличие Северной Кореи от России в том, что это полностью горная страна. Пригодных для жизни долин и равнин — менее 20% от территории. Всё остальное — горы. Представьте себе Кавказ, но с суровым климатом почти Сибири. Вот это вкратце и будет Северная Корея.
В прошлом свыше тысячелетия Корея была автономной периферией китайской цивилизации. Вплоть до конца XIX века местное королевство было вассалом цинского Китая, пока эти земли не стали объектом японской экспансии. Вспомним, что Русско-японская война 1904−1905 гг. началась именно из-за дележа сфер влияния на Корейском полуострове. Российская монархия в той войне потерпела поражение, и Корея на 40 лет стала частью Японии.
Страна восходящего солнца тогда почти переработала Страну утренней свежести — японцы оказались эффективными и крайне жестокими колонизаторами. К концу 30-х годов XX века, по официальному мнению Токио, корейцев уже не существовало — им всем насильно дали японские имена, японское образование и японское гражданство, превратив в японцев второго сорта.
Для русских, которые много веков не испытывали иностранного гнета, такой исторический феномен непонятен, а у корейцев он серьезно деформировал национальную психологию. Отсюда растет крайний национализм, свойственный в современной Корее и Северу, и Югу.
На зависимое и колониальное прошлое наложился искусственный раздел Кореи в 1945 году, когда США и СССР, согласовывая разгром Японии, разделили полуостров пополам в прямом смысле этого слова линейкой на карте. Даже в случае Восточной и Западной Германии национальный раскол стал крайне болезненным явлением, а ведь между «весси» и «осси» не было гражданской войны с сотнями тысяч погибших. Корея же разделена четырьмя годами самой страшной и кровопролитной войны за все три тысячелетия ее истории.
Эта совсем недавняя кровавая история во многом и предопределила текущее положение Севера Кореи. Почти болезненный пиетет к собственной независимости веками угнетенной и ныне разделенной нации плюс столь же нервный антиамериканизм.
Особенности национальной блокады
Впрочем, антиамериканизм имеет здесь не только исторические причины. На юге Корейского полуострова и рядом на островах Японии уже 70 лет располагаются несколько десятков тысяч военнослужащих США. Ежегодно непосредственно у границ Северной Кореи проходят военные учения американских авиации и флота. С учетом очевидного технического превосходства Штатов над КНДР американская группировка на таких маневрах вполне достаточна для начала масштабной операции против Пхеньяна.
До 1991 года противостояние шло в рамках холодной войны, но после Север Кореи надолго остался один перед лицом превосходящей военной мощи США — союзный СССР распался, Россия на время исчезла с мировой арены, а Китай не сразу набрал достаточную силу, чтобы стать весомым противовесом американской политике в регионе.
В 90-е годы минувшего века все постсоветские страны и бывшие государства советского блока пережили тяжелый кризис. На Севере Кореи он оказался самым тяжелым и даже страшным. При всей нарочитой самостоятельности Пхеньяна его экономика была достаточно тесно связана с советской — к 1990 году почти 60% всего товарооборота КНДР приходилось на СССР. Распад Советского Союза и кризис в РФ привели к тому, что объемы внешнеторговых отношений Северной Кореи с нашей страной упали более чем в десять раз, а общий внешнеторговый оборот КНДР после 1991 года сократился в три раза.
Здесь мы подходим к еще одной особенности северокорейских гор. Хотя они покрывают свыше 80% страны, в них нет ни нефти, ни газа, ни даже коксующегося угля. Все эти стратегические для современной экономики продукты Северной Корее приходится закупать на внешнем рынке.
После 1991-го покупать их Пхеньяну стало гораздо труднее. Во-первых, стало меньше доходов из-за общего кризиса и распада мировой социалистической системы, во-вторых, с крахом СССР разорвались прежние цепочки и связи с поставщиками и в-третьих, Северная Корея в полной мере ощутила на себе американскую финансовую блокаду.
Тут кроется еще одна ключевая особенность северокорейской жизни и экономики — небогатая горная страна со сложным климатом, вынужденная закупать львиную долю наиболее востребованного топлива на внешнем рынке, уже много десятилетий существует в условиях финансовой блокады. Не секрет, что банковский сектор мировой экономики плотно замкнут на США и их западных союзниках. Когда после 1991 года исчез СССР вместе с альтернативной формой международных расчетов для соцстран, КНДР оказалась не в состоянии оплачивать свои внешнеторговые сделки безналичными переводами — власти США жестко прессуют все банки, прикасающиеся к северокорейским деньгам, и мало кто из банкиров на нашей планете рискнет прогневить Вашингтон ради копеечной корейской прибыли.
Особенности национального кризиса
В итоге внешняя торговля КНДР, и так находившаяся в кризисе, оказалась на грани коллапса. Из-за невозможности международных безналичных расчетов любая внешнеторговая сделка Северной Кореи из рутинной процедуры превратилась в спецоперацию — бартер, взаимозачет и черный нал в международных масштабах плюс сомнительные банки в китайско-португальском Макао.
К середине 90-х годов прошлого века, когда экономика Северной Кореи уже испытала на себе все прелести постсоветского кризиса, к ним добавились природные катаклизмы. Из-за рельефа и климата сельское хозяйство и так не было сильной стороной КНДР, но в 1995 году небывалые дожди смыли не только весь урожай, но даже часть плодородного слоя земли, уязвимого на горных террасах.
Природный катаклизм был действительно чрезвычайным — за неделю выпала почти годовая норма осадков, ливни и вызванные ими горные оползни оставили без домов четверть населения страны, заодно затопив значительную часть угольных шахт и тем самым уничтожив энергетику. Страна, и так лишенная нефти, на некоторое время оказалась даже без угля.
Усугубивший экономический кризис природный катаклизм совпал и с политическим кризисом, когда лишенные после 1991 года советского «ядерного зонтика» власти Северной Кореи вполне серьезно опасались военного воздействия со стороны США и Юга. На фоне «гуманитарных» бомбежек в Ираке и Югославии такие опасения в то десятилетие не выглядели беспочвенными. Так что ко всем указанным выше проблемам добавились чрезвычайные расходы северокорейского государства на армию и атомный проект.
Неудивительно, что в 90-е годы Северная Корея пережила самый жесткий кризис среди всех стран бывшего соцлагеря. Утверждения о миллионах умерших с голоду остаются пропагандистской риторикой, но хроническое недоедание в течение ряда лет дало сверхсмертность: по разным оценкам, от 250 тыс. до 600 тыс. при 22−23 млн населения.
Особенности национальной политики
Почему северокорейский режим не рухнул еще в 1990-е годы вслед за куда более благополучными социалистическими странами? Видимо, потому, что к «культу личности» прилагалась еще и личность. Точнее, даже две.
Отцом-основателем Северной Кореи стал сын школьного учителя, ныне в официальной северокорейской риторике — Вечный президент КНДР, Великий вождь товарищ Ким Ир Сен. Можно по-разному относиться к этому диктатору, но в юности человек, много лет без страха и надежды выжить партизанивший против японских оккупантов, был, вне сомнения, героем и идеалистом.
Последним из корейских партизан, кого японцы сумели даже не разгромить, а выдавить на территорию СССР, был именно Ким. Пять лет, с 1941-го по 1945-й, он провел в нашей стране, и после десятилетия в партизанских схронах сталинский СССР показался Ким Ир Сену идеалом государства.
С разгромом Японии осенью 1945 года 33-летний партизанский атаман в чине советского капитана стал помощником коменданта Пхеньяна. Из всех политических «инвестиций» СССР в окружающий мир он оказался самой устойчивой и долгоиграющей.
При этом формально в КНДР никогда не было однопартийной системы, термин «народно-демократическая» фигурирует в наименовании страны не случайно. Это та самая «народная демократия», которую в конце 40-х годов минувшего века придумал Сталин для буферных государств между социализмом и капитализмом. Помимо правящей Трудовой партии Кореи на Севере всегда существовало минимум две партии, зато один бессменный президент и вождь.
Для российского читателя будет понятнее такая аналогия — представьте себе, что белорусский Лукашенко процарствовал почти полвека, будучи не только идеальным «председателем колхоза», но и в прошлом храбрейшим главой всех белорусских партизан. Вот чем-то таким и был Ким Ир Сен для корейцев, за десятилетия превративший свою страну в большой и хорошо вооруженный колхоз. Не случайно, по оценкам западных наблюдателей, до 70-х годов XX в. уровень жизни Севера был куда выше, чем на Юге Кореи.
Еще одна характерная деталь — Ким Ир Сен на протяжении десятилетий ежедневно перемещался по своей небольшой стране, лично вникая во все сферы и мелочи местной жизни. И к концу 80-х годов прошлого века каждый совершеннолетний гражданин КНДР хотя бы раз, хотя бы в коллективе, но вживую лично встретился со своим вождем, а не только наблюдал его на кадрах кинохроники. Одним словом, такая патриархальная диктатура во главе не с царем, а с председателем колхоза…
Ким-старший умер в 1994 году, и ему наследовал родной сын, два последних десятилетия жизни отца бывший при нем фактическим главой администрации. Именно такая личная преемственность позволила Северной Корее избежать грызни в верхах, неизбежной при смерти вождей и подобной той, что сотрясала политику СССР после Сталина. Ким-сын оказался столь же талантливым руководителем — удержал и власть, и само государство от распада в страшный кризис 90-х годов, да еще и довел до успешного финала атомный проект, несмотря на серьезное внешнее давление и почти полную международную изоляцию.
Притом отношения КНДР с Китаем — отдельная и сложная тема. С китайцами — дипломатами, туристами, бизнесменами — на Севере Кореи работают отдельно от всех иных иностранцев. Особые гостиницы, автобусы, мероприятия и т. п. Демонстративный культ «китайских добровольцев», 65 лет назад сражавшихся против войск США на корейской земле.
Одна из самых трудных задач — разговорить северокорейского чиновника на тему Китая. Внешне Пекин — главный политический и экономический союзник Пхеньяна, но реальные отношения куда сложнее — элиты КНДР боятся Китая не меньше, чем США, прекрасно понимая, что рядом с этим гигантом очень легко вернуться в прежнее состояние китайского вассала, как это уже было с Кореей до конца XIX века.
Жизнь при Киме-внуке
У Кима-внука не было десятилетий на учебу премудростям власти рядом с отцом. Это был экстренный выбор в окружении умирающего Ким Чен Ира — северокорейская элита просто повторила тот прием, который спас ее от внутреннего раскола в середине 90-х годов. Действительно, быстрый выбор преемника, нарочито похожего внешне на великого деда (в стране, воспитанной на небывалом культе личности, это немаловажно), минимизировал неизбежную при смене власти грызню в верхах — ее жертвой пал лишь клан бывшего мужа тети ныне правящего Ким Чен Ына.
Сегодня никто в мире, кроме нескольких старожилов в ЦК Трудовой партии Кореи, не знает истинных раскладов на северокорейском олимпе, поэтому не будем гадать о неизвестном. Правящий внук, естественно, не имел опыта деда и отца, понятно, что во многом «короля играла свита», но сама система власти устояла без заметных потрясений.
О Киме-внуке можно привести лишь несколько личных впечатлений, основываясь на том, каким его видел автор этих строк на массовых мероприятиях, частых и регулярных в КНДР. Весной 2012 года наследник был откровенно подавлен смертью отца и свалившимся на него высоким назначением, волнуясь и запинаясь при чтении публичных речей. Но за минувшие годы молодой человек явно освоился в роли первого лица государства и нации.
Кстати, о массовых мероприятиях, так характерных для КНДР. Здесь тоже есть немалая доля очень практичного подхода, свойственного корейцам. Различные парады, миллионные факельные шествия, массовые танцы «ариран» и т. п. — в реальности это очень недорогое действо с отработанной за десятилетия технологией. Но при этом они впечатляют даже на киноэкране, и, уж поверьте на слово, эти живые картины из десятков тысяч участников еще больше воздействуют при личном наблюдении. У властей бедной страны нет возможностей и денег Голливуда, чтобы поражать сознание масс дорогими блокбастерами, поэтому «Голливуд» им с успехом заменяют массовые действа на площади имени Ким Ир Сена в самом центре Пхеньяна.
Что сказать о Севере Кореи в последние годы? Еще пятилетку назад мобильные телефоны при въезде в страну сдавали на хранение таможеннику в опечатываемый бархатный мешочек, а человек с мобильником в Пхеньяне был такой же экзотикой, как в Москве конца прошлого века. Теперь же мобильник — это обыденность для столицы и не редкость для провинций КНДР.
Мобильная связь в КНДР перестала быть экзотикой, доступной только иностранцам. Иллюстрация: Ian Timberlake/AFP/East News
За минувшее десятилетие уровень жизни в стране заметно вырос. На месте бетонного барака возник вполне современный аэропорт. Центр Пхеньяна внешне все более походит на благополучный мегаполис из ярких небоскребов (правда, в целях экономии электроэнергии лифты во многих из них работают только с 9-го этажа). Интенсивность автомобильного движения увеличилась в разы, еще чуть-чуть — и на улицах в центре появятся пробки. Прежний абсолютно темный по вечерам город, кажется, уходит в прошлое.
Что будет дальше, гадать сложно. Но факт — политическая система и экономика Северной Кореи сумели пережить затяжной постсоветский кризис.
Секрет стойкости чучхейского социализма
В чем же секрет если не успеха, то выживаемости этого необычного государства? Во-первых, надо понимать, что северокорейский социализм, скажем так, гораздо ближе к Сталину, чем к Брежневу. Во-вторых, северокорейский социализм густо замешан на корейском национализме, а КНДР со статусом ядерной державы — это фактически первое реально самостоятельное корейское государство за несколько последних веков корейской истории.
В-третьих, социализм на севере полуострова, как ни странно на первый взгляд, укрепляет сам факт наличия рядом враждебного капиталистического Юга. Это в перестроечном СССР элиты могли в обмен на отказ от идеологии стать основными собственниками, а правящая элита КНДР понимает, что в случае отказа от своего «чучхе»-социализма ей такое счастье не светит — главными капиталистами Севера тут же станут не они, а куда более богатые южнокорейские «братья». Так что элитам КНДР, в отличие от советских элит, сдавать свой социализм просто невыгодно.
Если после распада мирового соцлагеря в 90-е годы минувшего века Северная Корея переживала жесточайший кризис, то за последнее десятилетие северные корейцы, так же, как и россияне, «стали более лучше одеваться». Их социализм справился с кризисом, и простые граждане КНДР действительно за последние годы ощущают рост уровня жизни. Это богатому московскому туристу он кажется пугающе аскетичным. Но северокорейские граждане меряют свою жизнь совсем другими показателями — в 90-е была проблема найти еду, а сейчас проблема найти модную модель мобильного телефона.
Еще один немаловажный момент. Жителя брежневского СССР повсеместно настигали противоречия между официальной идеологией и реалиями жизни. Пресловутые «сорок сортов колбасы» в западном магазине для советского человека означали крах пропагандистской иллюзии о «самой большой и лучшей стране». Зато переживший голод гражданин КНДР эти «сорок сортов» где-то в Европе или соседнем Китае воспримет без потрясений — он прекрасно знает, а официальная пропаганда объяснит ему дополнительно, что он-то родом из маленькой, небогатой, но гордой страны, осажденной зловредными империалистами.
Одним словом, идеология правящего режима КНДР пока не вступает в противоречие с мироощущением среднего корейца Севера. Более того, пока северокорейский официоз дает вполне правдоподобные ответы на главные вопросы, возникающие при столкновении гражданина КНДР с реалиями внешнего мира.
При этом не надо преувеличивать закрытость КНДР изнутри. Трудовая миграция граждан Севера на работу в соседние страны дает внушительные для небольшой страны цифры. За минувшие четверть века сотни тысяч корейцев поработали хотя бы в ближних России и Китае, где они успели заметить не только все плюсы «капитализма», вроде товарного изобилия, но и многие его минусы. Поверьте, для северного корейца, у которого ребенок самостоятельно по утрам ходил в детский сад, кажется дикой та страна, в которой подростка ради безопасности родителям надо сопровождать в школу.
Красная крепость Как Северная Корея пыталась построить рай и обрекла свой народ на нищету
Северная Корея — это разруха, голод и диктатура, а Южная — рай с «Самсунгом», кей-попом и демократией. Примерно так рассуждают люди, воспитанные на антикимовской пропаганде. Между тем реальность куда сложнее и интереснее. Специально для «Ленты.ру» известный российский кореист Константин Асмолов написал цикл статей об истории Корейского полуострова и двух государств, бывших некогда одним целым. В прошлый раз мы рассказывали, как в Северной Корее сложился культ личности вождей с легендами об их сверхспособностях. В этот раз речь пойдет о том, как эти самые вожди пытались насадить в стране правильную культуру и выстроили подобие экономики, потерпевшей в итоге крах.
В конце 50-х, когда первый вождь Северной Кореи Ким Ир Сен окончательно закрепился во власти, страна принялась восстанавливать разрушенную экономику. Ущерб, нанесенный войной — особенно американскими бомбардировками, — был огромен. В 1953 году промышленное производство составляло только 64 процента от объема 1949 года.
Ситуация в народном хозяйстве была плачевной, и уже с 1957 года в стране ввели карточки: именно по ним северные корейцы в основном и получают материальные блага по сей день. Естественно, у более привилегированных групп граждан есть спецзаказы (по аналогии со спецпайками советской номенклатуры) и премии, которые оформляются как подарки Великого вождя. Что же касается зарплаты, то она никогда не играла большую роль: на руки выдавалось лишь около 30 процентов заработка, остальное шло на облигации, взносы в разные государственные фонды и прочие «вклады».
Первый трехлетний, а затем и пятилетний планы предлагали в основном развитие тяжелой промышленности во многом за счет советской и китайской помощи. Параллельно шла коллективизация в сельском хозяйстве. Но Северная Корея не была бы Северной Кореей, если бы не пыталась переделать экономику на свой лад. С 60-х годов она отказалась от услуг профессионалов. А началось все, как водится в КНДР, с вождя. Как-то Ким Ир Сен несколько дней «поруководил на месте» сначала деревенской коммуной, а затем работой электромеханического завода близ Пхеньяна. В результате появились «метод Чхонсанри» и «Тэанская система работы»: Ким счел, что руководство экономикой нельзя доверять профессионалам, которые оценивают реальность только на основе объективных расчетов.
Ким Ир Сен с сиротами в 1961 году
Фото: Korean Central News Agency / AP
Вождь считал, что, находясь в плену своего профессионализма, они не могут требовать от народа, чтобы тот отдавал все силы и делал невозможное. Но это может сделать руководимая вождем партия, и потому необходимо покончить с единовластием директора завода, сделав руководство коллективным и передав функции управления парткому. При этом, конечно же, снабжение и обеспечение рабочих лучше осуществлять своими силами. Да и работа фабрик и заводов должна была ориентироваться не только на производство, но и на обеспечение высокого политико-идейного уровня рабочих, на их воспитание.
Как можно понять, Ким рассчитывал на усиление партийного контроля производства — это обеспечивало лояльность и управляемость — и на развитие курса опоры на собственные силы, чтобы не нуждаться во внешней помощи.
На фоне прихода к власти на юге режима Пак Чон Хи в 1961-м и Карибского кризиса 1962-го, когда страны соцлагеря и капиталистический Запад встали на грань ядерной войны, руководство Трудовой партии Кореи принимает ключевое решение о параллельном экономическом и оборонном строительстве — «о превращении всей страны в крепость». Повсеместно начинают строиться многочисленные подземные сооружения — не только бункеры для солдат, но и фабрики для рабочих, рассчитанные на производство в условиях подавляющего воздушного господства противника.
Излишним было бы говорить, что экономическая стратегия Ким Ир Сена имела мало общего с логикой и отражала его идеалистическое предположение, что высоко мотивированный человек в состоянии преодолеть любые обстоятельства. Однако марафонскую дистанцию преодолевают совсем не так, как стометровку: такая тактика способна дать результат, но он не может быть долговременным. И все потому, что достигается он за счет крайнего напряжения сил и ресурсов системы — изнашивается оборудование, истощаются резервы и исчерпываются люди, так как даже при постоянном идеологическом прессинге трудовой энтузиазм не может быть бесконечным.
Однако для Северной Кореи, похоже, принцип мобилизации всех сил и ресурсов стал постоянным. Ким Ир Сен был уверен, что воодушевление послевоенных лет, которое сопровождало деятельность народа по восстановлению страны, будет длиться бесконечно, что оно естественно для членов социалистического общества. Понятно, что такое длительное напряжение с работой на износ не могло не сказаться на будущем.
Кусонский станкостроительный завод в 1965 году
Фото: Korean Central News Agency / AP
Тем не менее по основным экономическим показателям Северная Корея в 1960-е годы заметно опережала Южную. Скорость, с которой она отстроилась после войны, не может не вызывать уважения, даже учитывая масштабную помощь со стороны СССР и Китая. В 1965 году кубинский революционер Че Гевара, посетив Пхеньян, заявил, что КНДР — образец, которому должна следовать социалистическая Куба. Более того, в это время экономисты социалистической направленности (например, Джоан Робинсон) напрямую говорили о «северокорейском экономическом чуде».
Однако к началу 1970-х развитие остановилось: страна выработала все ресурсы расширения производства, основанные на своих собственных, довоенных японских или старых советских технологиях. Партработники, которых поставили руководить производством, не уделяли внимания развитию новых технологий: поддерживать существующий уровень им удавалось, но внедрять новации — нет. Решающую ставку все равно делали на человеческий фактор, предполагая, что вооруженный революционным энтузиазмом квалифицированный рабочий на этом энтузиазме все и сделает.
Именно с этого времени началось отставание севера от юга: КНДР не смогла осуществить «третью промышленную революцию» и наладить производство продвинутой электроники, необходимой для нового промышленного рывка. Традиционно совершенно не уделялось внимание легкой промышленности и сельскому хозяйству: о них задумались лишь в 1990-е.
Но тенденция была налицо: север делал ставку на тяжелую промышленность и энтузиазм. Как раз в это время Ким Чен Ир ввел понятие «скоростного боя» (у нас этот термин любили переводить как «трудовая вахта»): то есть труд граждан приравняли к боевым действиям. Многодневные «скоростные бои», объявлявшиеся для ускоренного выполнения какой-то поставленной задачи, сравнивались со сражениями за стратегическую высоту, которой надо было овладеть. Однако это больше напоминает аврал, когда проблема решается не за счет инноваций или интенсификации производства, а путем чрезмерного вливания ресурсов и сил.
Служащие Рабоче-крестьянской Красной гвардии маршируют по дороге близ Пхеньяна в 1967 году
Здесь же отметим и роль военных в экономике — Корейская народная армия с ее долгими сроками службы всегда воспринималась как универсальный кадровый резерв, и разнообразные стройки века осуществлялись силами людей в форме. В армии КНДР, численность которой оценивалась в миллион человек, служили четыре процента населения страны. Это говорит не только об общей милитаризации общества, но и о том, что армия насыщена стройбатами и подразделениями обеспечения, выполняющими фактически гражданскую работу. Так страна экономила на средствах и ресурсах, так как солдат гораздо более дисциплинирован и неприхотлив, нежели гражданский рабочий.
К концу 1979 года валовый национальный продукт на душу населения в Северной Корее был втрое меньше, чем в Южной Корее, а на следующий год в стране случился дефолт, последствия которого были, по сути, погашены за счет «политического решения вопроса».
Однако нельзя сказать, что ничего не менялось. В 1984 году был принят закон о совместных предприятиях, рассчитанный на привлечение в страну иностранного капитала. Но идеология вмешивалась и здесь: на этих совместных предприятиях было запрещено назначать сотрудникам бонусы и штрафы, это считалось капиталистическими излишествами.
Красная Корея
Что же до чучхейской культуры, с руководства которой начинал Ким Чен Ир, то напомним, что представители либеральной интеллигенции, как правило, уже мигрировали на юг в ходе Корейской войны 1950-1953 годов или до нее. Поэтому необходимость в массовых чистках деятелей культуры и воздвижении искусственных барьеров на пути культуры прошлого — наподобие того, что произошло в КНР с введением сокращенных иероглифов, — была меньше.
С другой стороны, необходимость создания своих культурных символов стояла достаточно остро, так как традиционная для страны символика уже использовалась на юге — провозглашение Южной Кореи как государства произошло на месяц раньше, чем Северной. Логика фракционной борьбы препятствовала ее использованию «по немецкому образцу», когда к традиционным флагу и гербу просто добавили дополнительные элементы, и герб и флаг КНДР не имеют ничего общего с традиционной корейской символикой.
Люди собираются на улицах Пхеньяна для встречи Ким Чен Ира, возвращающегося из России, 2002 год
Фото: Katsumi Kasahara / AP
КНДР нередко упрекают и в разрушении материальной части культурного наследия, ставя ей в вину то, что кроме некоторых сооружений в Кэсоне, в стране практически не осталось архитектурных памятников прошлых эпох. Следует напомнить таким критикам, что памятники эти были разрушены не Ким Ир Сеном, а американской авиацией во время Корейской войны 1950-1953 годов.
Характерного образа «гнилой интеллигенции» и соответствующего отношения к ней в КНДР тоже нет. Эмблема Трудовой партии Кореи включает в себя на равных серп, молот и кисть, а на политических плакатах наряду с рабочим и колхозницей почти всегда присутствуют или солдат, или интеллигент (как вариант — служащий), или они оба. Эти четыре образа, как правило, фигурируют и на картинах, изображающих общение Вождя с народом. Зато есть очень сильная идеологизация, проявляющаяся не только в искусстве, но и задачах по арифметике («…сколько американских шпионов поймали все пионеры?»).
Кино чучхе
Ким Чен Ир, который был большим любителем кино (его видеотека состояла из 20 тысяч наименований, причем одним из любимых был фильм «Бегущий по лезвию»), пытался улучшить уровень местного «контента». Для развития северокорейской кинематографии в 1978 году спецслужбы похитили известную на юге актрису Чхве Ын Хи и ее бывшего мужа, режиссера Син Сан Ока.
По иной версии, правда, как раз в это время у четы начались как финансовые проблемы, так и трения с руководством страны, так что, возможно, бегство было и добровольным. Чхве и Син сняли в КНДР 17 фильмов, а в 1986 году, заручившись доверием Ким Чен Ира, получили возможность посетить Австрию, где им удалось получить убежище в посольстве США. После этого Чхве и Син 10 лет жили в статусе беженцев, а в 1999-м перебрались назад в Южную Корею.
Актриса Чхве Ын Хи, молодой Ким Чен Ир и режиссер Син Сан Ок
Фото: Magnolia Pictures / Entertainment Pictures / ZumaPress / Globallookpress.com
Несмотря на культ личности и прочий колорит, Северная Корея отнюдь не выглядела «адским адом». Американский историк Брюс Камингс рассказывает, как в 1987 году группа британских документалистов отправилась в Пхеньян. Журналисты представляли себе эту страну похожей на Иран начала 1980-х годов: то есть с тотальным страхом народа перед властью и зловещими грузовиками, заполненными агентами спецслужб, которые ездят по улицам, наставив дула пулеметов на окна домов.
Получив командировочные как за поездку в район боевых действий, они были поражены чистыми и широкими улицами Пхеньяна, современными домами, наличием в городе метро и троллейбусов, вежливыми регулировщицами или официантками и общим обликом города, более напоминающим Сингапур, нежели Москву.
А в 1989 году, отчасти в пику сеульской Олимпиаде-1988, Пхеньян провел у себя последний всемирный фестиваль молодежи и студентов, на подготовку к которому были потрачены значительные средства из государственных резервов. Но благополучие подходило к концу: впереди был распад соцлагеря и тяжелейший кризис. О нем — в следующих текстах.