компенсация морального вреда диссертация
Унификация подхода к размеру компенсации морального вреда
Как показывает анализ российской судебной практики, в ней по-прежнему отсутствует единство в подходах к определению размера компенсации морального вреда. Отмеченное обстоятельство объясняет сохраняющийся интерес российской общественности, в особенности юридической, к решению этого болезненного вопроса.
Позволю себе утверждать, что, находясь у истоков исследования указанной проблемы, первым предложил в 1994 г. унифицированную методику определения размера компенсации морального вреда (далее – Методика Эрделевского). Впервые она была опубликована в журнале «Российская юстиция», 1994 г., № 10 в статье «О размере компенсации морального вреда». В несколько усовершенствованном виде с указанной методикой можно ознакомиться также, например, в моей монографии «Компенсация морального вреда: комментарий законодательства и судебной практики. – М., 2007».В рамках этой заметки я не ставлю перед собой цели подробно описать методику либо произвести своего рода «Summingup» ее применения. Остановлюсь лишь на некоторых основных моментах.
В процессе исследования аналогичных компенсации морального вреда правовых институтов в зарубежном праве было выявлено отсутствие их детального законодательного регулирования в странах как прецедентного, так и континентального права. В то же время большое значение в развитии и совершенствовании упомянутого института в зарубежном праве имеют судебная практика и доктринальные толкования. При этом в судебной практике зарубежных государств наблюдается явная тенденция к упорядочению системы определения размеров компенсации. Например, в Англии это достигается путем введения таблиц для определения размеров компенсации морального вреда, причиненного умышленными преступлениями, а в ФРГ и Франции – путем выработки судебной практикой правила ориентироваться на ранее вынесенные судебные решения по делам, связанным с сопоставимыми правонарушениями.
Иная ситуация сложилась в российской правоприменительной практике. Отсутствие общих количественных ориентиров при определении размера компенсации морального вреда по-прежнему ставит российские судебные органы в сложное положение. До последнего времени данные обстоятельства усугублялись отсутствием каких-либо рекомендаций или разъяснений Верховного Суда РФ по обсуждаемому вопросу. В течение длительного периода единственным судебным актом общего характера, посвященным вопросам компенсации морального вреда, было Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 20 декабря 1994 г. № 10 «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда». Однако оно не содержало указаний, позволяющих суду обоснованно определять размер компенсации при разрешении конкретного дела.
Методика Эрделевского, не будучи, как отмечается во многих судебных решениях, нормативным актом, пока не нашла в российских судах всеобщего применения. В то же время в отдельных случаях суды считали вполне возможным использование ее как не противоречащей закону (см., например, кассационное определение Верховного суда Республики Татарстан от 17 марта 2011 г. № 33-2799/11). Интересно отметить, что названная методика была положительно воспринята, например, на Украине, где на протяжении шести лет она фигурировала в Реестре судебных методик (именно по этой причине Методика Эрделевского хорошо знакома судам Республики Крым).
В настоящее время в российском праве появились некоторые нормативные ориентиры в отношении размера компенсации морального вреда, которые определяются положениями п. 2 ст. 2 Федерального закона от 30 апреля 2010 г. «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок», а также указанием в п. 9 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 июня 2013 г. № 21 «О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней» на то, что при определении размера денежной компенсации морального вреда суды могут принимать во внимание размер справедливой компенсации в части взыскания морального вреда, присуждаемой Европейским Судом за аналогичное нарушение.
Это дает российским судам подкрепленную указанием закона и Верховного Суда РФ количественную основу для определения размера компенсации морального вреда. Однако, к сожалению, в отношении не всех благ, для защиты которых может использоваться компенсация морального вреда, поскольку Конвенция о защите прав человека и основных свобод (далее – Европейская конвенция) защищает лишь ограниченный перечень прав и благ. Между тем ориентация на размеры компенсаций, присуждаемых Европейским Судом, в сочетании с основными принципами Методики Эрделевского позволила бы создать санкционированный высшим российским судебным органом унифицированный подход к определению размера компенсации морального вреда при нарушении любых прав и благ, для которых применим этот способ правовой защиты.
Напомню, что в основе методики лежит введение понятия презюмируемого морального вреда, то есть страданий, которые должен испытывать «средний», обычным образом реагирующий на совершение в отношении него противоправного деяния человек.
Требование разумности и справедливости при определении размера компенсации морального вреда следует рассматривать как обращенное к суду требование о соблюдении разумных и справедливых соотношений присуждаемых по разным делам сумм компенсации морального вреда. Если бы в России действовал один судебный состав, рассматривающий все иски, связанные с компенсацией морального вреда, требование разумности и справедливости могло бы быть достаточно легко выполнимым. Вынося свое первое решение о компенсации морального вреда, такой судебный состав установил бы для себя тем самым определенный неписаный базисный уровень размера компенсации, опираясь на который выполнял бы требования разумности и справедливости при вынесении всех последующих решений. Однако такая гипотетическая ситуация в действительности недостижима.
Следовательно, требование разумности и справедливости применительно к определению размера компенсации морального вреда следует считать обращенным не только к конкретному судебному составу, но и к судебной системе в целом. Поэтому должны существовать единые для всех судов базисный уровень размера компенсации и методика определения ее окончательного размера, на основе которых конкретный судебный состав сможет устанавливать размер компенсации так, как это предписывает закон, то есть с учетом требований разумности и справедливости. Поскольку законодатель отказался от нормативного определения базисного уровня и методики исчисления размера компенсации и оставил этот вопрос на усмотрение суда, этим судом следует считать Верховный Суд РФ. Именно он, в порядке обеспечения единообразного применения законов при осуществлении правосудия, должен предложить судам общий базис для определения размера компенсации морального вреда, предоставляя при этом достаточный простор усмотрению суда при решении конкретных дел.
Методика Эрделевского исходит из того, что наиболее жесткой мерой ответственности является уголовное наказание, в силу чего предполагается, что соотношения максимальных санкций норм Уголовного кодекса РФ, предусматривающих уголовную ответственность за преступные посягательства на права человека, в большинстве случаев наиболее объективно отражают соотносительную значимость охраняемых этими нормами благ. Поэтому в указанной методике предлагается использовать эти соотношения для определения размера компенсации презюмируемого морального вреда при нарушениях отдельных видов прав и благ. Конечно, такие соотношения носят весьма условный характер, но вряд ли в существенно большей степени, чем условны сами размеры санкций за различные преступления и соотношения между ними.
Применительно к благам, защищаемым Европейской конвенцией, можно принимать во внимание также соотношения между размерами компенсаций, присуждаемых ЕСПЧ. Использование в качестве ориентира размеров компенсаций, присуждаемых ЕСПЧ, позволило бы устранить необходимость применения содержащегося в Методике Эрделевского понятия презюмируемого морального вреда. Достаточной была бы экстраполяция средних размеров компенсаций, присуждаемых ЕСПЧ при защите предусмотренных Европейской конвенцией прав и благ, на другие права и блага на основе соотношения максимальных санкций норм Уголовного кодекса РФ за преступные посягательства на соответствующие блага.
Представляется, что на основе такого подхода Верховным Судом РФ могли бы быть разработаны и доведены до сведения нижестоящих судов разъяснения, включающие рекомендуемые количественные ориентиры для определения размера компенсации морального вреда, что позволило бы устранить отмеченную неопределенность в судебном подходе к решению этого вопроса.
Врачи не смогли вовремя диагностировать коронавирусную инфекцию
10 мая 2020 г. пожилая жительница Подмосковья Анна Самохвалова вызвала врача на дом в связи с высокой температурой. Прибывший врач порекомендовала пенсионерке лишь прием лекарств «Арбидол» и «Ибуклин». При этом медик не предложила женщине сдать анализ на коронавирус и провести компьютерную томографию, хотя та находилась в группе риска. Спустя три дня у Анны Самохваловой вновь поднялась температура свыше 40 °С, ей вызвали «скорую помощь». Врач сделал укол, послушал дыхание пациентки и сказал, что легкие чистые, а также сообщил, что на следующий день к ней придет медработник для сдачи анализа на коронавирус. Тогда же женщине был поставлен диагноз – легкое течение ОРВИ.
На следующий день Анне Самохваловой вновь стало плохо, по приезде родственников она едва дышала. «Скорая» отвезла женщину в Шатурскую центральную районную больницу, где врач отказался принимать ее для лечения со ссылкой на отсутствие снимка компьютерной томографии и свободного аппарата ИВЛ. Позже в приемном покое больной сделали рентгенограмму, которая показала полное поражение легких. В итоге Анна Самохвалова скончалась в приемном отделении, не получив никакой медицинской помощи. Согласно справке о смерти, ее причиной стали дыхательная недостаточность, вирусная пневмония, коронавирусная инфекция и гипертрофическая кардиомиопатия.
Сын покойной Павел Самохвалов обратился в Шатурскую городскую прокуратуру с требованием провести проверку относительно бездействия медиков в отношении лечения его матери. По результатам проверки прокуратура сделала вывод, что медицинский персонал Московской областной станции скорой медицинской помощи и Шатурской ЦРБ не принял необходимые меры по госпитализации Анны Самохваловой, не провел в отношении нее никакого лечения и не выписал ни одного рецепта, что привело к ее смерти. Прокуратура сочла, что медики нарушили требования Минздрава России от 19 марта 2020 г. № 198н «О временном порядке организации работы медицинских организаций в целях реализации мер по профилактике и снижению рисков распространения новой коронавирусной инфекции COVID-19», согласно которому относящиеся к группе риска пациенты с признаками ОРВИ подлежат госпитализации. В связи с этим прокуратура вынесла представление главному врачу Шатурской ЦРБ об устранении нарушений законодательства по охране здоровья граждан, материал проверки был направлен в соответствующий следственный орган для принятия решения.
При этом врачебная комиссия Юго-Восточного филиала Московской областной станции скорой медицинской помощи по итогам проверки сочла, что при первом вызове бригады «скорой помощи» оснований для экстренной госпитализации пациентки не имелось. Во время второго вызова «скорой», по мнению комиссии, Анна Самохвалова была незамедлительно эвакуирована в больницу, при этом был выявлен дефект в оказании медпомощи – не была проведена катетеризация вены ввиду объективных причин. Из объяснительной фельдшера Т. следовало, что инфузионная терапия не проводилась из-за спавшихся вен.
Суд посчитал, что медики должны нести ответственность
Впоследствии Павел Самохвалов обратился с иском к медицинским учреждениям, потребовав взыскать с них в солидарном порядке компенсацию морального вреда в размере 2 млн руб.
В заключении прокурора на иск указывалось, что требования следует удовлетворить частично, поскольку, согласно заключению эксперта, причиной смерти матери истца стало заболевание коронавирусной инфекцией, а между заболеванием и наступлением смерти Анны Самохваловой имелась прямая причинно-следственная связь. В документе также отмечалось, что врачи не нанесли ущерб здоровью женщины, но результаты экспертизы выявили ряд дефектов, в том числе недостатки диагностики и лечения.
В ходе судебного разбирательства была назначена судебно-медицинская экспертиза в Бюро СМЭ Министерства здравоохранения Московской области с целью установления фактов нарушения качества оказания медицинских услуг Анне Самохваловой, а также наличия причинно-следственной связи между ее смертью и действиями или бездействием медиков. Результаты исследования выявили ряд дефектов в оказании медпомощи пациентке персоналом «скорой» и больницы.
Шатурский городской суд Московской области счел, что, согласно предоставленным медицинским документам, госпитализация Анны Самохваловой была показана только 14 мая 2020 г., когда было установлено ее тяжелое состояние, тогда как 11 мая при посещении врачом на дому и 13 мая при вызове «скорой помощи» показаний для госпитализации не имелось. Причиной смерти Анны Самохваловой стало осложнение коронавирусной инфекции – двухсторонняя пневмония, при этом коронавирусная инфекция имелась у пациентки до оказания ей медицинской помощи. Следовательно, указал суд, между имевшимся у женщины заболеванием и наступлением ее смерти имеется прямая причинно-следственная связь.
«При рассмотрении оказания медицинской помощи Анне Самохваловой 11, 13 и 14 мая 2020 г. выявлены дефекты оказания медицинской помощи, которые не вызвали у нее нового заболевания (состояния), то есть с судебно-медицинской точки зрения не состоят в прямой причинно-следственной связи с наступлением ее смерти. Вместе с тем в данном случае юридическое значение может иметь и косвенная (опосредованная) причинная связь, если дефекты (недостатки) оказания медицинской помощи могли способствовать ухудшению состояния здоровья пациента и привести к неблагоприятному для него исходу, то есть к смерти», – подчеркивается в решении суда.
Шатурский городской суд добавил, что результаты экспертизы выявили ряд дефектов диагностики в отношении пациентки. Так, при первичном посещении 11 мая у больной из группы риска с признаками ОРЗ не взяли мазок для проведения ПЦР-теста. Кроме того, имелись недостатки в тактике лечения: вначале был назначен «Циклоферон» и не был прописан жаропонижающий препарат, не имелось сведений о невозможности сотрудниками скорой помощи обеспечить 14 мая внутривенный доступ для проведения инфузионной терапии, вопрос о проведении внутрикостного доступа для такой терапии не рассматривался.
Как пояснил суд, правильная диагностика является основой для избрания нужной тактики и средств лечения, в связи с чем имелось безусловное наличие косвенной причинно-следственной связи между этим дефектом оказания медицинской помощи и ухудшением состояния здоровья Анны Самохваловой с последующей ее смертью. Между бездействием фельдшера по проведению внутрикостного доступа с целью инфузионной терапии и смертью пациентки также имелась косвенная причинно-следственная связь. Суд отметил, что ухудшение состояния здоровья человека вследствие ненадлежащего оказания ему медицинской помощи причиняет вред как самому пациенту, так и его родным, что является достаточным основанием для компенсации такого вреда.
В то же время при определении компенсации морального вреда суд учел имевшую место грубую неосторожность Анны Самохваловой, выразившуюся в непринятии мер к своевременному обращению за медицинской помощью. «С марта 2020 г. в России, как и в большинстве стран мира, принимались масштабные меры по предотвращению распространения новой коронавирусной инфекции. Средства массовой информации, органы государственной власти, местного самоуправления всеми доступными способами распространяли информацию о необходимости выполнять защитные мероприятия и при появлении первых признаков заболевания, информация о которых также распространялась, незамедлительно обращаться за медицинской помощью», – отмечается в решении.
Таким образом, суд вынес решение о частичном удовлетворении иска и взыскал с ответчиков в пользу истца компенсацию морального вреда в размере 50 тыс. руб.
Эксперты оценили решение суда
В комментарии «АГ» адвокат АП г. Москвы Григорий Червонный, представлявший интересы истца в суде, оценил решение как прогрессивное. «Тем не менее мизерный размер компенсации морального вреда мы будем обжаловать в вышестоящем суде. Это первое судебное решение по дефектам лечения коронавирусной инфекции, в котором суд счел, что косвенной связи между дефектами оказания медпомощи достаточно для установления вины ответчиков», – отметил он.
Адвокат АП Челябинской области Елена Цыпина обратила внимание, что решение суда в целом соответствует текущей позиции ВС РФ по аналогичным делам и является одним из примеров формирующейся судебной практики. Она согласилась с выводом суда о наличии оснований для удовлетворения исковых требований, но отметила, что в части обоснования суммы компенсации морального вреда судом допущена ошибка.
По словам эксперта, судом правильно учтено, что в рассматриваемом случае юридическое значение может иметь и косвенная причинная связь. Адвокат добавила, что применительно к спорным отношениям ответчики должны были доказать отсутствие своей вины в причинении морального вреда истцу в связи со смертью его матери, медицинская помощь которой была оказана ненадлежащим образом. «Фактически медицинские учреждения должны были доказать, что ими были выполнены все меры по предотвращению наступления у Анны Самохваловой смертельного исхода, – то есть, что бы они ни сделали в сложившейся медицинской ситуации, такой исход по ряду объективных причин был бы неизбежен. Однако доказательств отсутствия своей вины медицинские учреждения суду не представили», – подчеркнула Елена Цыпина.
Она также отметила, что присужденная компенсация морального вреда крайне мала и не отвечает принципам разумности и справедливости. «Считаю, что указание суда в обосновании установленной им суммы компенсации морального вреда на то, что со стороны матери истца имелась грубая неосторожность, выразившаяся в непринятии мер к своевременному обращению за медицинской помощью, не является обстоятельством, влияющим на сумму такой компенсации. Суду необходимо было оценить не поведение матери Павла Самохвалова, а поведение самого истца в сложившейся для матери неблагоприятной ситуации», – убеждена адвокат.
По ее мнению, если оценивать связь позднего обращения женщины с развитием у нее течения заболевания, появления патологических симптомов и синдромов, то в этой части суд вышел за пределы своей компетенции, поскольку разрешение таких вопросов – это все же компетенция специалиста. «Также полагаю, что довод суда о возросшей в условиях пандемии нагрузке на лечебные учреждения не является основанием для определения суммы компенсации морального вреда», – заключила Елена Цыпина.
Юрист правозащитной организации «Зона права» Анастасия Коптеева положительно оценила решение Шатурского городского суда. «Уникальность этого решения заключается в том, что суд при отсутствии причинно-следственной между действиями медиков и наступившими последствиями у пациента взыскал компенсацию по наличию установленных дефектов медицинской помощи. ВС РФ в последние годы вынес немало судебных актов относительно правильности такой позиции по взысканию компенсации морального вреда даже без причинной связи, а только лишь на основе дефектов. Вместе с тем далеко не всегда нижестоящие суды такую правовую позицию применяют при вынесении своих судебных актов», – отметил она.
Эксперт также обратила внимание на то, что суд при определении суммы компенсации морального вреда сослался на соблюдение ст. 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, которая обеспечивает защиту прав на уважение семейной жизни и охватывает существование семейных связей между родственниками. «При этом взысканная мизерная сумма компенсации не может отвечать требованиям разумности и справедливого возмещения за утрату близкого человека в государственном учреждении, а присужденная компенсация не соответствует практике международного взыскания», – подчеркнула Анастасия Коптеева.
Медицинский юрист Иван Печерей, представлявший одного из ответчиков, также прокомментировал решение суда.
Он обратил внимание, что разрешение вопросов, связанных с оказанием медицинской помощи, всегда требует специальных знаний, поэтому судами в таких случаях назначается судебно-медицинская экспертиза. «Оценивать правильность либо неправильность действия медицинских работников, не обладая подобными знаниями, на мой взгляд, в корне неверно», –полагает он.
Эксперт заметил, что в данном деле судебно-медицинская экспертиза выявила ряд дефектов оказания медицинской помощи, но при этом в заключении отмечено, что данные дефекты не состояли в прямой причинно-следственной связи со смертью пациентки. И также указано что при оказании медицинской помощи вред здоровью пациентки. причинен не был. «На мой взгляд, это исчерпывающий ответ на вопрос, виноваты ли медицинские работники в причинении смерти в данном случае. Истец в данном случае испытывал нравственные страдания в связи со смертью своей матери, но, как установила экспертиза, медицинские работники не совершили действий, приведших к ее смерти. Поэтому полагаю, что медицинские организации в данном случае не должны рассматриваться как причинители вреда», – высказался Иван Печерей.
Он добавил, что в мотивировочной части решения суд указал на то, что следует учесть период, когда имели место фактические обстоятельства дела, а именно период новой коронавирусной инфекции, когда средства и стандарты медицинских действий по лечению инфекции только разрабатывались, заболевание носило массовый характер, в связи с чем значительно возросла нагрузка, как физическая, так и эмоциональная, на медицинские учреждения и медицинский персонал. «Позиция суда в данном случае заслуживает уважения, поскольку при вынесении решения были учтены те обстоятельства, что причиной смерти являлось новое, неизученное заболевание, порядок лечения которого просто невозможно на начальных этапах урегулировать какими-либо порядками и стандартами, поэтому все рекомендации по лечению и организации медицинской помощи при коронавирусной инфекции носят временный характер, – высказался эксперт. – Также хочу отметить, что, как показывает моя практика и практика моих коллег, в настоящее время судебных дел, связанных с оказанием медицинской помощи ненадлежащего характера пациентам с новой коронавирусной инфекцией, крайне мало. На мой взгляд, это обусловлено прежде всего совместным пониманием в обществе той непростой ситуации, в которой оказались сейчас как пациенты, так и медицинские работники, поскольку новая коронавирусная инфекция фактически бросила вызов обществу и здравоохранению, отвечать на который нужно сообща. И время сейчас явно неподходящее для того, чтобы подавать подобного рода иски, хотя, конечно же, это происходит».
ВС указал, что негативные публикации влияют на размер компенсации морального вреда реабилитированным
21 сентября Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда вынесла Определение № 45-КГ21-12-К7, в котором рассмотрела вопрос влияния публикаций в СМИ на размер компенсации морального вреда реабилитированному гражданину.
Суд удовлетворил требования о компенсации
29 октября 2019 г. приговором Верхотурского районного суда Свердловской области Степан Глазунов был оправдан по предъявленному обвинению в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 293 УК РФ «Халатность», в связи с отсутствием события преступления. В соответствии со ст. 134 УПК РФ за оправданным было признано право на реабилитацию.
В феврале 2020 г. Степан Глазунов обратился в суд с иском к Управлению Федерального казначейства по Свердловской области, Министерству финансов РФ о взыскании компенсации морального вреда в размере 2 млн руб. и расходов на оплату услуг представителя в размере 20 тыс. руб.
В обоснование иска он указал, что длительное незаконное уголовное преследование повлекло за собой возникновение у него сильных эмоциональных переживаний. Так, поскольку его обвинили в халатности, по которой он не спас детей от пожара, тогда как он сам является отцом малолетних детей, он испытывал стресс, страх и опасения в связи с возможным незаконным осуждением, возможности того, что он не сможет принимать участие в жизни своих детей.
Степан Глазунов разъяснил, что за период производства следственных действий и рассмотрения дела судом были многочисленные публикации в прессе, не соответствующие действительности, где указывалось на него, так как город маленький, жители знали конкретно, о ком идет речь. Также истец указал, что потерял работу ввиду незаконного привлечения к уголовной ответственности.
Решением Верхотурского районного суда Свердловской области от 21 мая 2020 г. исковые требования были удовлетворены частично: он снизил на 200 тыс. руб. размер компенсации морального вреда. Разрешая дело по существу, суд первой инстанции установил, что в отношении истца незаконно осуществлялось уголовное преследование по обвинению в совершении преступления, применена мера процессуального принуждения в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении. Оценив обстоятельства дела и собранные доказательства, суд пришел к выводу о частичном удовлетворении исковых требований.
Апелляция снизила размер компенсации с 1,8 млн до 100 тыс. руб.
Представитель Минфина России подал апелляционную жалобу, в которой указал на чрезмерно большую сумму компенсации при установленных по делу обстоятельствах. Он указывал, что судом неверно распределено бремя доказывания по делу, а истцом не доказано наличие вреда, и в связи с этим просил изменить решение суда, снизив размер компенсации.
В судебном заседании Степан Глазунов, его представитель, адвокат АП Свердловской области Ольга Дьячкова настаивали на исковых требованиях, указывали на законность принятого решения первой инстанции.
13 ноября 2020 г. судебная коллегия по гражданским делам Свердловского областного суда вынесла определение о переходе к рассмотрению дела по правилам производства в суде первой инстанции. Поводом для этого послужило непривлечение в качестве третьего лица прокуратуры Свердловской области. Позднее прокуратурой были поданы возражения на исковое заявление Степана Глазунова, в которых указано, что компенсация морального вреда, взысканная судом, должна быть снижена до 80 тыс. руб.
4 декабря 2020 г. апелляционным определением Свердловский областной суд отменил решение суда первой инстанции. По делу вынесено новое решение о частичном удовлетворения исковых требований: в пользу Степана Глазунова взыскана денежная компенсация морального вреда в размере 100 тыс. руб., расходы на оплату услуг представителя в размере 10 тыс. руб., в удовлетворении остальной части исковых требований отказано.
Апелляционный суд подтвердил, что Степан Глазунов был незаконно и необоснованно подвергнут уголовному преследованию, в связи с чем пришел к выводу о наличии правовых оснований для удовлетворения исковых требований истца о взыскании компенсации морального вреда. Вместе с тем, вопреки позиции истца, апелляция указала, что имеющие место публикации в СМИ о событиях пожара, явившихся поводом для возбуждения уголовного дела в отношении истца, не могут повлиять на размер компенсации морального вреда, предъявленного в порядке ст. 1070 ГК РФ, основанием для взыскания которого является реабилитация истца вследствие незаконного уголовного преследования. Кассационный суд согласился с выводами апелляционной инстанции, оставив ее решение без изменений.
Жалоба в Верховный Суд
В кассационной жалобе в Верховный Суд (документ имеется у «АГ») Степан Глазунов просил отменить решения апелляции и кассации и оставить в силе судебный акт первой инстанции. В жалобе было указано, что суд второй инстанции необоснованно, в нарушение процессуального закона привлек к участию в деле прокуратуру Свердловской области и перешел к его рассмотрению по правилам производства суда первой инстанции. Так, заявитель пояснил, что привлечение прокуратуры к участию в данном деле было заявлено на основании Приказа Минфина России и Генпрокуратуры РФ от 20 сентября 2009 г. № 12/3Н, который носит рекомендательный характер и не является нормой федерального законодательства.
В жалобе отмечалось, что права прокуратуры Свердловской области при вынесении судебного акта не были нарушены, поскольку в суде первой инстанции принимал участие помощник прокурора Верхотурского района, который как лицо, подчиненное прокурору Свердловской области, согласовывал с ним свою позицию. «Считаю, что апелляционная и кассационная инстанции проявили заинтересованность в деле в интересах прокуратуры Свердловской области, нарушив тем самым принципы справедливости, объективности и беспристрастности и нарушив мои права», – указал в жалобе Степан Глазунов.
В жалобе также отмечалось, что суды в оспариваемых судебных актах не приняли во внимание то, что многочисленные публикации работников СК и прокуратуры в СМИ, соцсетях, интернете представляли поведение истца как поведение малодушного, хитрого, трусливого человека, думающего только о своей выгоде. «Я не являюсь таким человеком, и мне было очень тяжело и обидно читать все эти публикации в отношении меня, где в комментариях на эти статьи простые люди обзывали меня разными оскорбительными словами, вплоть до нецензурной брони. Они же не могли не верить работникам прокуратуры, руководству СК, которое расследовало данное дела, а я не мог убедить каждого из них в ложности этих публикаций», – поделился в жалобе Степан Глазунов.
Заявитель привел примеры публикаций с указанием места и времени выхода статей. Он добавил, что это только часть того, что ему в ходе расследования уголовного дела и в ходе судебного следствия передавали люди: «Мне звонили мои знакомые, родственники и спрашивали меня, как так получилось, почему я проявил малодушие и не спас детей, а оставил их в горящей квартире умирать».
В жалобе подчеркивалось, что при определении размеров компенсации морального вреда суд принимает во внимание степень вины нарушителя и иные заслуживающие внимания обстоятельства. Суд должен также учитывать степень физических и нравственных страданий, связанных с индивидуальными особенностями лица, которому причинен вред. Поэтому, учитывая практику определения размера компенсации морального вреда в связи с незаконным привлечением к уголовной ответственности ЕСПЧ, судом первой инстанции обоснованно определен размер компенсации в размере 1,8 млн руб. Кроме того, по мнению заявителя, Свердловский областной суд необоснованно уменьшил размер понесенных расходов на оплату услуг адвоката, не приняв во внимание, что иск заявлен в порядке реабилитации.
Верховный Суд указал на допущенные ошибки апелляции
После изучения материалов дела Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ не согласилась с мнением апелляции о том, что вынесение судебного акта первой инстанции могло повлиять на права прокуратуры.
ВС отметил, что судебная коллегия областного суда не указала, вопрос о каких правах и обязанностях прокуратуры разрешен обжалуемым решением суда первой инстанции, в частности имело ли место ограничение или лишение решением суда каких-либо прав данного органа прокуратуры или возложение на него каких-либо обязанностей.
Верховный Суд разъяснил, что доводы указанных возражений о том, что участие представителя областной прокуратуры необходимо для предоставления суду информации о наличии оснований для компенсации морального вреда и о фактических обстоятельствах уголовного преследования, сами по себе не свидетельствуют о разрешении судом первой инстанции вопроса о каких-либо правах и обязанностях областной прокуратуры.
Так, ВС посчитал, что в обжалуемом апелляционном определении не указаны основания для перехода к рассмотрению дела судом апелляционной инстанции по правилам производства в суде первой инстанции и отмены решения суда первой инстанции. Суд согласился с доводом заявителя жалобы о том, что ссылка на совместный Приказ Генеральной прокуратуры РФ и Минфина России от 20 января 2009 г. № 12/3Н таким основанием являться не может, поскольку он не относится к указанным в ч. 1 ст. 1 ГПК федеральным законам, определяющим порядок гражданского судопроизводства.
Не согласился Верховный Суд и с выводами апелляции о том, что публикации в СМИ о событиях пожара, явившихся поводом для возбуждения уголовного дела в отношении истца, не могут повлиять на размер компенсации морального вреда, основанием для взыскания которого является реабилитация вследствие незаконного уголовного преследования.
Со ссылкой на п. 1 ст. 1070 ГК Суд разъяснил, что вред, причиненный гражданину в результате незаконного осуждения, незаконного привлечения к уголовной ответственности, возмещается за счет казны РФ, а в случаях, предусмотренных законом, за счет казны субъекта РФ или казны муниципального образования в полном объеме независимо от вины должностных лиц органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда в порядке, установленном законом.
Обращаясь к п. 21 Постановления Пленума ВС РФ от 29 ноября 2011 г. № 17, Суд отметил, что при определении размера денежной компенсации морального вреда реабилитированному судам необходимо учитывать степень и характер физических и нравственных страданий, связанных с индивидуальными особенностями лица, которому причинен вред, иные заслуживающие внимания обстоятельства, в том числе продолжительность судопроизводства, длительность и условия содержания под стражей, вид исправительного учреждения, в котором лицо отбывало наказание, и другие обстоятельства, имеющие значение при определении размера компенсации морального вреда, а также требования разумности и справедливости. Мотивы принятого решения о компенсации морального вреда должны быть указаны в решении суда.
Верховный Суд посчитал ошибочным вывод апелляции о том, что при определении размера компенсации морального вреда учитываются только нравственные страдания, причиненные непосредственно действиями органов дознания и предварительного следствия, и не подлежат учету нравственные страдания, вызванные распространением и обсуждением в обществе информации о привлечении лица к уголовной ответственности за совершение преступления.
Судебная коллегия по гражданским делам ВС РФ пришла к выводу, что принятые по делу определения апелляционного и кассационного судов нельзя признать законными, в связи с чем отменила их, а дело направила на новое рассмотрение в суд апелляционной инстанции.
Комментарий адвоката реабилитированного
Адвокат Ольга Дьячкова поделилась, что довольна тем, что Судебная коллегия ВС РФ признала ее доводы, изложенные в кассационной жалобе, убедительными и достойными внимания и удовлетворила их. Она отметила, что Верховный Суд подробно и доступно изложил, что является основанием для участия областной прокуратуры в качестве третьего лица по делам данной категории и в каких случаях апелляционная инстанция вправе отменить решение первой инстанции.
Ольга Дьячкова подчеркнула, что судьи ВС РФ согласились с ее доводами о том, что имеющие место публикации в СМИ о событиях пожара, явившиеся поводом для возбуждения уголовного дела, в том числе и той же прокуратуры Свердловской области, влияют на размер компенсации морального вреда и должны учитываться при определении его размера как нравственные страдания.
«К сожалению, в судебной практике по компенсации морального вреда как реабилитированным, так и иным лицам у нас полностью отсутствуют какие-либо методики по определению его размера, что и стало следствием вынесения судебных решений по аналогичным делам с определением размера компенсации морального вреда от нескольких тысяч до миллионов рублей», – прокомментировала адвокат. По ее словам, на Западе этот размер привязывают к утраченным доходам либо судебной практике ЕСПЧ по определению размера компенсации морального вреда за один день содержания под стражей или за один день, например нахождения на подписке о невыезде.
Адвокат обратила внимание на то, что Верховный Суд не дал оценки доводам о том, что участие в суде первой инстанции прокуроров районной прокуратуры не требует персонального привлечения к участию в деле отдельно областной прокуратуры. Также она отметила, что не дано оценки тому, что реабилитированное лицо имеет право на полное возмещение понесенных им судебных расходов, связанных с вопросами его реабилитации и компенсации ему морального вреда, в том числе и на оплату услуг адвоката, на подготовку соответствующих заявлений в судебные органы и на представление его интересов в судебных процессах.
В заключение Ольга Дьячкова отметила, что с учетом разъяснений, данных ВС РФ, определение может повлиять на судебную практику по аналогичным делам.
Адвокаты оценили позицию Верховного Суда
Адвокат АК «Гражданские компенсации» Ирина Фаст отметила, что Верховный Суд изложил очень важную и, самое главное, нужную правовую позицию. «К сожалению, из-за отсутствия в действующем законодательстве четких критериев определения размера компенсации морального вреда и конкретных цифровых ориентиров мы имеем дело с серьезной проблемой взыскания судами невысоких сумм, в частности по такой категории дел», – поделилась адвокат.
По мнению Ирины Фаст, пока на законодательном уровне решается вопрос о целесообразности утверждения специальных методических рекомендаций, Верховный Суд подобными судебными постановлениями, безусловно, снизит градус имеющейся в правоприменительной практике неопределенности.
Адвокат полагает, что распространение в различных СМИ и обсуждение в обществе информации о привлечении лица к уголовной ответственности за совершение преступления, бесспорно, доставляет реабилитированным лицам дополнительные нравственные страдания, характер и степень которых вытекают из занимаемого ими в обществе положения, высокой должности, популярности и иных факторов. «В 2020 г. ВС РФ обращал внимание нижестоящих судов на то, что незаконное уголовное преследование негативно сказывается на деловой репутации и этому следует давать надлежащую правовую оценку при определении размера компенсации. Однако зачастую действительно важные критерии, как в данном кейсе, игнорируются судами, в итоге взыскиваются формальные суммы», – указала Ирина Фаст.
Она подчеркнула, что данное определение является одним из немногих по данной категории дел, в котором дана конкретизация содержащейся в законе и давних разъяснениях ВС РФ общей формулировки «иные обстоятельства, имеющие значение при определении размера компенсации морального вреда. «Полагаю, что оно станет достойным ориентиром для судей и устранит возможные их сомнения», – заключила эксперт.
Адвокат, управляющий партнер АБ «FORTIS» Вячеслав Земчихин считает, что проблема компенсации морального вреда вообще и компенсации морального вреда за незаконное уголовное преследования в частности в настоящее время является крайне актуальной: «Не секрет, что суды первой инстанции зачастую значительно снижают требования по компенсации морального вреда. В приведенном случае, напротив, суд первой инстанции удовлетворил требования по компенсации практически полностью и в достаточно приличном размере. А вот суд апелляционной инстанции снизил размер компенсации аж в 18 раз! Суд кассационной инстанции поддержал это решение».
Вячеслав Земчихин обратил внимание, что определение ВС затрагивает как процессуальные нарушения, допущенные судами апелляционной и кассационной инстанций, так и нарушения норм материального права, которые касаются необоснованного снижения размера компенсации. «Надеюсь, тезисы, содержащиеся в определении Верховного Суда РФ, найдут свое отражение в новом апелляционном определении, и размер компенсации как минимум останется таким же, каким его установил суд первой инстанции, и как максимум требования реабилитированного лица будут удовлетворены полностью в сумме 2 млн руб.», – прокомментировал адвокат.