Постирония что это

Почему мемы стали непонятными: как работают постирония и метаюмор

Когда-то в двухтысячных мы кидали друг другу простые и прямолинейные демотиваторы. В десятых они стали сложнее, обросли сюжетом и превратились в мемы. К началу двадцатых произошла еще одна трансформация: трендом стали постирония и метаирония.

Новые течения настолько отличаются от обычного юмора, что вызывают неприятие у старших поколений – они их просто не понимают.

Я помогу разобраться в юморе эпохи метамодерна, но начать придется с общего принципа работы шуток. Обещаю быть кратким.

Самая краткая теория юмора

Классическая шутка состоит из двух частей: сетап и панчлайн.

Проще говоря, мы смеемся потому, что в панчлайне натыкаемся на абсурдность, бессмысленность и несоответствие ожиданий. В шутке есть две разные системы координат, которые противоречат друг другу. Читателя смешит то, что утверждение из второй системы координат не имеет смысла в контексте первой системы.

Вот простой пример:

Бородатый анекдот: «Купил как-то раз мужик шляпу… А она ему как раз!».

В первой части используется система координат анекдота: слушатели ожидают в продолжении услышать что-то нелепое и комичное. Во второй – история завершается утверждением, нормальным с точки зрения системы координат повседневной жизни. Но в системе координат анекдота оно бессмысленно. Это и вызывает смех (вернее, вызывало, когда анекдот не был бородатым).

Розыгрыш 3 мест до 24.08. Остальным участникам розыгрыша – скидка 50 %

Как работают ирония и сарказм

В иронии в роли панча, если можно так выразиться, выступает скрытый смысл. Несмотря на буквальное значение сказанного, слова несут в себе полностью противоположный подтекст.

Герой нашей передачи – чрезвычайно честный, но проворный помощник обездоленных Сергей Мавроди.

Сарказм – более жесткий вариант иронии, сочетающийся с открытым нападением. Он сочетает слова с противоположным скрытым смыслом и агрессивное продолжение мысли открытым текстом.

Кто может быть честнее Сергея Мавроди? Только полковник Захарченко, засыпавший свою квартиру долларами.

Как работает постирония

Для постиронии сетап – это мнимая серьезность заявления и его автора. Шутка преподносится так, словно это вовсе не шутка, а реальные факты, мысли или убеждения. Панчлайном служит противоречие с имеющейся у слушателей системой координат, в которой известно, что автор не придерживается таких взглядов (или слушателям так кажется). Грань между серьезностью и глумлением оказывается размытой настолько, что вызывает вопрос: «А это он просто стебется или нет?».

К примеру, если во время президентства Трампа экс-президент Барак Обама скажет в интервью что-нибудь вроде «Я передумал. Нам нужна стена. Ее следует построить из самих мексиканцев!» и не рассмеется, это можно считать постироничным.

Яркие примеры постиронии можно найти в «Твиттере»

Важно: и в постиронии, и в метаюморе панч, игра слов и деконструкция (разрушение стереотипа или перенос явления в другой контекст) доминируют над смыслом. Связность повествования уже не имеет такой роли, как в классическом юморе, поэтому ее может и не быть: хороший пример – комикс про маркетинг от нашего пикчера.

Как работает метаирония

Если постирония заигрывает с серьезностью, то метаирония деконструирует сложившиеся форматы. Сетапом в ней служат имеющиеся у читателей представления о жанре, событии или явлении, а панчем – противопоставление или иной способ создать несоответствие ожиданий.

Эта абсурдистская картинка, несмотря на отсутствие видимого смысла, высмеивает не только структуру обычных мемов, о создании которых у нашего пикчера есть целое руководство, но и формат других – метаироничных. Она берет за основу мемы, обыгрывающие картинки с черно-белыми фотографиями и «глубокомысленными» надписями.

Игра слов в ущерб логике – нормальное явление для пост- и метаиронии

Мем использует сложившиеся метаироничные штампы вроде разделения слов на части, но доводит формат до полной нелепицы: надпись бессмысленна с точки зрения нормальной логики и почти не связана с изображениями. Таким образом и создается несоответствие ожиданий – возникает противоречие с системами координат обычных и метаироничных мемов.

Для понимания метаюмора крайне важен контекст. Так вы поймете, что и чему противопоставляется. Если показать что-нибудь метаироничное моей бабушке, она просто покрутит пальцем у виска: как человек вне контекста она понятия не имеет, о чем речь и почему это должно быть смешно.

Только котик понимает, при чем здесь Lobster

Например, на первой фотографии мем разрушает «четвертую стену» (границу, которая отделяет вымышленный мир произведения от реального мира зрителя). Кот знает, что находится в меме, знает каноны жанра – и иронизирует над ними. Человек, который далек от интернет-юмора и никогда не слышал про жанр абстрактных мемов с котами и шрифтом Lobster, сочтет картинку странной. На самом деле картинка переносит взаимодействие с самым распространенным шрифтом для мемов в контекст самого мема. Это и создает комический эффект.

Как говорят в юмористических пабликах, картинки «сос мыслом»

Второй мем тоже не имеет никакой юмористической и смысловой ценности, если раньше вы не сталкивались с мемами про политический спектр. Обычно на них изображают представителей политических течений или отсылки к ним в юмористическом ключе. Левый верхний квадрат отвечает за «злых советских комиссаров», правый верхний – за «самодержавных империалистов», левый нижний – за «беспечных анархистов», правый нижний – за «жадных капиталистов». Сам формат мема переносится в новый контекст, что создает противоречие со сложившейся структурой.

Зритель ожидает увидеть смешные утверждения от лица разных политических сил (или карикатуры на их представителей), но встречает лишь одинаковые конфорки. И нет разницы, на какой варить.

Кстати, специалисты TexTerra отлично разбираются в юморе, поэтому легко адаптируют новые культурные тренды для продвижения в соцсетях.

Ваша заявка принята.
Мы свяжемся с вами в ближайшее время.

Как видите, в пост- и метаюморе нет ничего сверхстранного или сложного. Это лишь эволюционировавший юмор иронии и мемов, который жертвует смыслом ради комизма, не собирается объяснять контекст и ориентирован на тех, кто его уже знает.

Источник

Постирония — что это такое? Суть и примеры

В последние годы появилось множество терминов с приставкой «пост-»: постправда, построк, постирония. Постиронические мемы стали создавать относительно недавно, в начале 2020-х годов. Они популярны среди зуммеров и миллениалов. Но люди постарше уже с трудом понимают такие полусерьезные шутки.

Ирония и сарказм

Прежде чем говорить о постиронии, уточним смысл собственно иронии (слово произошло от др.-греч. слова «притворство»). Это сатирический прием, в котором прямой смысл затушеван или противоположен явно высказанным словам.

Примеры иронии: «любит, как собака палку», «да куда уж мне, неучу, до тебя!»

Едкая ирония с нотами изобличения, негодования и даже злости – это уже сарказм: «Чем я вас так расстроил? Хочу это повторить!»

Структура классической шутки

Постирония отталкивается от традиционного юмора, поэтому уточним, как он работает. Схема короткой шутки (ее еще называют «ванлайн») такова:

У армянского радио спросили:
– Почему гомеопатия – это лженаука?
– Потому что 50 грамм с утра не помогают.

Читатель подобных шуток уже ожидает, что будет неожиданный поворот. По схеме вторая половина должна быть смешной или остроумной. А лучше: то, и другое одновременно.

В контексте серьезного публицистического высказывания ответ про гомеопатию был бы развернутым и аргументированным. А в юморе получился неожиданный резкий поворот, который и дает комический эффект. В данном случае малые дозы в гомеопатии соотносятся с якобы малым объемом алкоголя.

Чем отличается постирония?

Все определения постиронии делают упор на присутствие в ней серьезности. Именно из-за нее и происходит недопонимание. Чтобы оценить постиронический мем, нужно знать в деталях весь контекст: кто, когда, где и как говорит определенные слова.

Классический пример постиронии: твит Илона Маска «Где инопланетяне?» Эти слова в контексте жанрового кино или сайтов уфологов могут звучать совсем по-другому. Но сама личность говорящего придает им особую постироничную интонацию.

Еще примеры постиронии

Также в Интернете публикуют много постироничных мемов, которые могут вызвать вопрос: «В каком месте смеяться?» И опять-таки во многих случаях важен контекст. Также нужно учитывать, что постирония часто переходит в абсурд и не пытается быть «качественным юмором» (на YouTube есть даже целый жанр «Плохие шутки»).

Например, стал популярен ролик, в котором парень смешивает пиво с «Несквиком», а затем завирусился такой мем:

Без просмотра видео он может быть не понятен. Хотя и само по себе такое сочетание комично и может вызвать улыбку. Тем более, что изображение к словам прямого отношения не имеет. Вообще запутывание, двусмысленность, размывание границ, фиксация деградации – это важные элементы постиронии (об этом пишет «Википедия»).

Связанный с постиронией эксперимент провел журналист Дмитрий Лисовский: «Однажды я взял 10 случайных картинок из нескольких постироничных пабликов. Затем перетасовал подписи между ними. Оказалось, что нет большой разницы между получившимися и оригинальными мемами».

Постирония в кино

Зачин в постиронии часто связан с псевдосерьезностью самого заявления и/или его автора. В качестве примера приводят фильм Вернера Херцога «Плохой лейтенант» 2019 года. Николас Кейдж играет в нем преувеличенно «плохого полицейского», который сам нарушает закон, чтобы ловить преступников.

Переходы от иронии к серьезности и обратно в кинокартине довольно плавны. Поэтому откровенно смешных моментов в фильме как будто и нет. Но при этом вся абсурдность или фантасмагоричность происходящего вызывает улыбку. Таковы сцены с игуанами или общение лейтенанта Кейджа с начальником:

– Как поживает отец?
– Сводит себя в могилу выпивкой.
– Передайте ему наилучшие пожелания.
– Хорошо.

А такой диалог происходит между напарниками (героями Кейджа и Килмера), когда они заходят в разгромленный ураганом полицейский участок:

– Даффи укатил отсюда на своем новеньком кадиллаке, да еще имел наглость попросить меня забрать его вещи из шкафчика и сохранить их.
– Может он держит там грязные снимки своей жены?
– Понятия не имею что там… [открывает шкафчик] Он и вправду хранил там снимки своей жены [достают и рассматривают эротические фото].

Критика постиронии

Несмотря на большое распространение термина, он до сих пор остается расплывчатым. Постиронией могут называть любой несмешной современный юмор (но несмешная шутка не станет смешнее от того, что ее отнесут к постиронии).

Автор The Guardian Зои Уильямс обоснованно подвергла сомнению сам термин. Она отметила, что постиронией могут называть то, что следует после иронии. Кто-то связывает это понятие с постмодернистской иронией. Также этим словом якобы обозначают повышенную ироничность людей по сравнению с тем, как было раньше. И во всех этих случаях по мнению Зои Уильямс никакой постиронии нет.

А еще есть метаирония

Также достаточно сложно без подготовки разграничить постиронию и метаиронию. Последнее понятие связано напрямую с деконструкцией (разрушением) традиционного юмора. Французский философ Ролан Барт называл метаиронию «похищением языка», а французский художник-дадаист Марсель Дюшан – «иронией безразличия». Именно он поставил на выставке обычный писуар и назвал его «Фонтан». Другой его работой стала копия «Моны Лизы» с пририсованными усами (картина называется «L.H.O.O.Q.»).

Еще метаиронию называют «иронией над иронией». Примером может служить номер комика Энди Кауфмана, в котором он пародирует неумелость начинающего комика.

Тест на эрудицию

Оцените насколько разносторонне вы развиты, пройдите
тест на эрудицию!

Источник

Что такое пост ирония?

Современное поколение молодежи – людей, родившихся после 2000-го года, обзавелось своим собственным сленгом и терминологией, которая мало кому понятна вне их круга общения. Один из таких новомодных терминов – (пост ирония, от лат. post ― после и ирония) обозначающий некое состояние, когда сложно различить, иронизирует человек или же говорит на полном серьезе.

Подобная двусмысленность многими людьми трактуется неправильно, из-за чего нередко постиронией называются просто откровенно глупые, неприличные и оскорбительные попытки пошутить.

Что такое постирония простыми словами

Если обратиться к латинским и греческим корням этого выражения, слепленного из двух терминов, на русский язык переводящихся как “притворный” и “невежественный”, нетрудно догадаться об истинном значении. Постирония – это притворное невежество. Человек говорит очевидную ерунду, подразумевая прямо противоположные по смыслу вещи. Услышавшие постироничные высказывания люди вынуждены немного напрячь извилины, чтобы уловить их саркастический оттенок и правильно на них отреагировать, но иногда бывает и так, что публика недоумевает или некорректно оценивает шутку, отчего захотевший блеснуть интеллектом человек запросто может выставить себя не в лучшем свете.

Именно поэтому следует быть осторожным с постиронией, находясь в одной компании с не особо образованными и понимающими людьми. Если ваши остроты до них “не дойдут”, вас могут воспринять на полном серьезе и посчитать за идиота. Так что лучше оставить постиронию писателям, интеллектуалам и поэтам разных мастей (даже рэп-музыкантам). Их постироничные высказывания публика тоже может не понять, но тогда их в худшем случае посчитают эксцентричными и эпатажными, что творческому бизнесу пойдет только на пользу.

Постирония примеры из жизни

Еще до того, как термин “постирония” прочно обосновался в молодежном сленге поколения Z, сам скрывающийся за определением прием активно использовался деятелями искусства. Взять хотя бы в качестве примера знаменитого советского актера и юмориста Аркадия Райкина, который имел талант рассмешить людей, сохраняя абсолютно серьезное и даже грустное выражение лица. Монологи исполнителя содержали постиронию в больших объемах, а другие начинающие отечественные стендаперы старались с переменным успехом копировать его манеру речи.

У современной молодежи главным переносчиком постиронии стала всемирная паутина. Если быть точным – распространяемые через социальные сети картинки с мемами. Такие популярные сообщества ВКонтакте, как MDK, Бухта Кэндл, LoL и другие группы с миллионами подписчиков поспособствовали распространению постироничных комиксов и шуток, изрядно перемешав их с юмором не самого лучшего качества.

На картинке выше – пример очевидной молодежной постиронии, которую можно трактовать совершенно по-разному. Покажешь такую картинку людям старшего возраста, которые когда-то обхохатывались на концертах вышеупомянутых персонажей или смотрели их по телевизору, и они на полном серьезе задумываются на тему того, какой из исполнителей действительно самый лучший. А вот новое поколение, для которого все люди на картинке однозначно являются примерами низкопробного “стариковского” юмора, уловит явное дурачество и посмеется над абсурдностью происходящего.

Особенно популярной постирония стала после нескольких проводившегося летом 2017 года рэп-баттла между рэперами Оксимироном и Гнойным. Последний в течение своего выступления активно рифмовал постироничные фразы, которые стали его визитной карточкой, и нанес оппоненту сокрушительное поражение. Не удивительно, что молодежь очень быстро разнесла увлечение постиронией за пределы рэп-сообщества и сделала термин популярным. Статистика поисковых запросов наглядно показывает, откуда у нового мема ноги ростут.

Примеры употребления в разговоре/тексте

“Как же ты слаб в пост иронии. Я думал, что хоть здесь мои шутки смогут оценить правильно, но видимо ошибался”.

“Не хочу показаться излишне претенциозным и высокоинтеллектуальным, поэтому сокращу употребление постиронии до минимума”.

“Будем считать, что все сказанное тобой постирония – иначе сложится впечатление, что ты полный идиот”.

Источник

Что такое постирония?

Сейчас в интернете крайне распространено слово «постирония», которым буквально злоупотребляют некоторые индивиды. Но что такое постоирония, говоря простыми словами?

Постирония – это пограничное пространство между серьёзным высказыванием и иронией; высказывание, которое можно отнести, как к очевидному бреду, так и к серьёзным по смыслу вещам. Иногда требуется напрячь извилины, чтобы понять, ирония это или же же нет. Порой человек можно так высказаться по поводу чего-либо, что невольно думаешь – то ли он мастер постиронии, то ли просто дурак.

Именно по этой причине применять постиронию лучше в окружении образованных и понимающих людей, способных понять и оценить Вашу тонкую иронию.

Почему применяется постирония?

К сожалению, в современном обществе многие люди (в особенности это касается людей с ЧСВ) следуют трендам. Если модно говорить в стиле постиронии, то они это делают, не до конца понимая смысл. Также это очень удобно для некоторых личностей, которые считают себя всегда и во всём правыми. Твоё мнение посчитали неправильным, неадекватным или просто бредовым? Скажи, что это постирония – и оппоненту рот закроешь, и сам за умного сойдёшь.

Говоря простыми словами, постирония – это состояние, в котором искренность человека достаточно трудно отличить от иронии.

Источник

«Узнали? Согласны?» Что такое постирония

это постирония, то есть культурное явление, которое охватило интернет, кинематограф и частично наше сознание. Рассказываем и объясняем на примерах, что это такое.

Постирония — состояние, при котором границы между юмором и серьезностью размыты.

Шутка, которая зашла слишком далеко

Как-то неоднозначно

Человек, который применяет постиронию, намеренно вносит в свою речь двусмысленность. Его собеседник не должен понять, что перед ним: сарказм, ирония, издевка или серьезный разговор. К постиронии часто прибегают те, кто хочет казаться интеллектуалом — рэпер Слава КПСС, например.

Постирония в кино

Классическим примером постиронии принято считать кино Уэса Андерсона, особенно «Королевство полной луны» и «Отель «Гранд Будапешт»».

В обоих фильмах режиссер рассуждает о серьезных вещах — любви и одиночестве подростков, фашистах, злобных полицейских и алчных людях — но делает это в исключительно плюшевой форме. Постироничное исполнение позволяет донести серьезные темы до зрителя, не нагружая его.

American Empirical Pictures

Следующая остановка — мемы

В мем-культуре под постиронией понимается щитпостинг и повышение градуса абсурда. Особенно это хорошо заметно в мемах паблика 4ch— стена пестрит черным юмором и неясно, действительно ли у создателей такое мировоззрение.

Нарочито неправильное написание слов, украинские вставки и шрифт-лобстер в блоге «Малиновый кролик» — это тоже приемы интернет-постиронии.

Источник

Что такое постирония?

Что понимают под термином постирония?

Как-то я долго не выясняла точного значения этого термина, казалось, что это ирония, так сказать, задним числом, когда уже все посмеялись и забыли. Но это совершенно не так. Этот термин трактуется по другому.

Постирония совсем неоднозначна, у нее нет четких границ между серьезным высказыванием и ироничным, собеседнику приходиться напрягаться, пытаясь отличить одно от другого. Иногда он даже спрашивает: «Ты это серьезно или шутишь?»

В современном мире постиронию используют как один из приемов постмодернизма для создания некого контраста иронии, желая при этом добиться определенного эффекта восприятия у зрителя, слушателя, слегка сбивая его с толку. Вот классический пример постиронии.

Источник

Постирония

Постирония (или Пост-ирония) (от англ. post ― «после» и ирония [1] ) ― термин, используемый для обозначения состояния, в котором смешиваются серьёзные и иронические намерения или контекст, когда становится трудно отличить серьёзность от иронии. Реже этот термин может использоваться в противоположной ситуации: переход от иронии к серьёзности, что делает постиронию немного схожей с концепцией «новой искренности».

Содержание

Описание

В то время как в постмодернистской иронии над чем-то подразумевается циничное высмеивание и несерьёзное восприятие чего-либо, а в «новой искренности», наоборот, предполагается, что что-то следует воспринимать серьезно или «неиронично», постирония объединяет эти два понятия, либо принимая что-то абсурдное всерьёз, или же тогда, когда серьёзность или несерьёзность ситуации неочевидна. С годами это становится все более распространенной формой риторики на имиджбордах и форумах, таких как Reddit, iFunny, 4chan, 8chan, Krautchan, Ylilauta и Mintboard.

В качестве примера постироничности можно привести фильм «Плохой лейтенант»:

«В фильме есть то, что должно быть в фестивале иронии в стиле фильма «Змеи на самолете»: фальшивый сюжет, плохая игра и восхитительно чрезмерное прославление секса и употребления наркотиков. Но кинолента представляет собой гораздо большее, чем просто фильм, который упивается пошлой стилистикой своего жанра — «Плохой лейтенант» великолепно снят и содержит проницательные, тонкие и колкие комментарии ко всему, от расовых отношений до коррупции в полиции и размышлений о том, как можно обрести жизненный успех в Америке.» Мэттью Коллинс. The Georgetown Voice.

Критика

Этот термин становится всё более и более популярным, у него появляются и свои критики:

См. также

Ссылки

Примечания

Материалы сайта доступны по условиям Free Documentation License. Материалы могут быть скопированы при условии обязательного указания активной ссылки на источник копирования. Ссылка должна быть расположена в теле статьи на той же странице. Разрешается копировать, распространять и(или) изменять эти материалы в соответствии с условиями лицензии GNU Free Documentation License, Версия 1.3 или любой более поздней версия, опубликованной Free Software Foundation; без неизменяемых разделов. Копия лицензии включена в раздел, озаглавленный «Текст. GNU Free Documentation License».
Энциклопедия содержит статьи с материалами, имеющими ограничение 18+.

Источник

Пост сдал, пост принял. Чем ирония отличается от постиронии

В последнее время термин «постирония» активно приживается в разговорном языке. Но что это такое на самом деле? «Футурист» разобрался и объясняет.

Дитя заката

Давайте сразу и без прелюдий уясним следующее: постирония – это сложно. И вместе с тем очень просто. Вы понимаете спектр возникших проблем, да? Оперируя такими абстрактными категориями, всегда рискуешь порезаться собственным скальпелем и риск далек от минимального. Но давайте все же попробуем запрыгнуть на подножку этого поезда и вкатиться вместе с остальными, пока не поздно. А то звоночков уже много – от Дружко на ютубе до Гнойного на СТС.

Что такое ирония знают все, при этом пользоваться умеют единицы. На всякий случай – это иносказание, при котором смысл высказывания меняется на противоположный. Но это не точно. А вот последняя фраза уже пример – достаточно, надо сказать, омерзительный – постиронии. Но давайте начнем с истоков.

Постирония, как и розовый фламинго, дитя заката. В нашем случае – заката постмодерна. О том, что такое постмодерн и его –изм, чем они отличаются и как начать в этом разбираться написаны буквально сотни книг, чаще всего сложных и французских. Лезть туда без какой-либо гуманитарной подготовки следует на свой страх и риск, потому как вы обязательно напоритесь еще и на всякие ризомы, симулякры и лысую голову Мишеля Фуко.

Слава богу, одной известной стране и КПСС, что Умберто Эко дал нам более вменяемую трактовку. Постмодернизм проще всего понять через два его качества: отказ от метанарративов и модернистских иерархий. Первое – это любая система ценностей, претендующая на истину в последней инстанции, будь то любовь, религия или политическое течение. А модернистские иерархии – это культурные градации от «высокого» к «низкому».

Постмодернисты, соответственно, отвергают такое разделение, заявляя, что любой культурный пласт имеет ценность и все зависит от восприятия и – внимание – контекстов. Тот же Эко говорил, что в современном мире уже нельзя просто признаться человеку в любви, правильнее сказать что-то вроде «Как говорится, я тебя люблю». То есть, каждое высказывание несет на себе печать предыдущих культурных контекстов и подразумевает различные трактовки. Вы еще со мной, да?

Пост, мета и все вот это

Постирония – как ни странно – идеально вписывается в метамодернистскую повестку дня. Если ирония предполагает смысловой реверс, то постирония максимально размывает границы между искренностью и сарказмом.

Один из авторов термина «метамодернизм» Робин ван ден Аккер видит это так: находясь в обществе и совместно реализуя какой-нибудь бытовой проект, вы не можете постоянно вести себя иронично, иначе никому не понравитесь. Чтобы оставаться частью вменяемого социума, вы прибегаете к двоемыслию и притворяетесь, что вам нравится ваше занятие, даже если на самом деле вам не. Окей, это бытовой уровень. А что же культурный?

Комедия – лучший показатель

Для иронии нет лучшей проверки, чем юмор. Поэтому примеры следует искать именно в комедии. Великий комик Энди Кауфман преуспел в постиронии как никто другой. В 1980-м году он пришел на шоу Леттермана в образе комика неудачника и делал все, чтобы зритель не мог понять, следует ему посочувствовать или посмеяться. В какой-то мере это соответствовало действительности – можете посмотреть лучшую актерскую работу Джима Керри «Человек на Луне», где он передает трагикомедию жизни Кауфмана. Но с другой, он использует свои настоящие переживания как почву для комедии и иронии над самим понятием иронии. Вот вам и первый важный тезис: постирония – это когда затруднительно установить долю шутки.

Кроме того, Кауфмана всегда восхищал рестлинг. С одной стороны, это чистой воды мистификация и театр идиотизма для реднеков, с другой – эмоции этих самых недалеких зрителей вполне себе настоящие. В качестве издевки над жанром он на одном выступлении объявил о том, что собирается бороться с женщинами и провел более сотни боев. И вот опять – это определенно деконструкция, но вещи действительно происходили и Энди Кауфман бил женщин на ринге.

Сегодня ответственный за постиронию в британской комедии, конечно, стенд-ап комик Стюарт Ли. Посмотрите. Он чудовищно хорош. А подкованная публика с удовольствием смеется над занудными формулировками, намеренно плохими строчками и объяснением шуток по нескольку минут. Так это и работает. Чтобы получить удовольствие, вам нужно сделать интеллектуальное усилие. Вот вам, кстати, второй ключевой тезис.

Ирония ради искренности

И давайте свежайший пример для закрепления – «Тор: Рагнарек». Не удивляйтесь. Виной всему режиссер Тайка Вайтити, до того снявший самый смешной фильм последних лет – «Что мы делаем в тени?». И «Тор», как вы знаете, тоже получился смешным. И тоже самым – в рамках киновселенной Marvel. Но приглядитесь получше к своим эмоциям во время просмотра. Моменты с [HEAVY SPOILER ALERT] самопожертвованием персонажа Карла Урбана, покинутым Асгардом и в целом финальная сцена – настоящие. И персонажам в них сопереживаешь без дополнительных ремарок. Несмотря на то, что весь остальной фильм мы вместе с Тайкой весело смеялись над нелепым пафосом прошлых «Торов».

Статья по теме

Вот эти пограничные эмоции, когда в целом комедийный фильм не кажется одной большой шуткой, означают, что автор удачно размыл границы, не нарушив идейной целостности. А это можно сделать неправильно – возьмите хотя бы все триста пятьдесят шесть фильмов с Джимом Керри. Ну, тех самых, где в конце на нас вываливают мораль в духе «не забывайте о своих близких» или «думать нужно не только о себе». Или «Доктора Стрэнджа» от тех же Marvel, куда завезли тупой гэг с костюмом сразу после смерти Тильды Суинтон. Чтобы точно убедиться, что зритель ничего не почувствует.

Как это часто бывает, отвечая на вопрос «Что?» мы родили вопрос «Зачем?». Постирония нужна культуре, чтобы залечить рваную рану цинизма, оставленную постмодерном. Она дает возможность говорить о серьезном, не выпадая из современности в наивный опыт модерна. Возможность наслаждаться плохим искусством без издевки и использовать комедию, иносказание и игру со смыслами в качестве нового культурного языка. В эпоху показательной отрешенности это способ снова добиться от реципиента эмоциональной вовлеченности и при этом не ходить по кругу. И здесь мы находим финальный тезис: двоемыслие – новая искренность. А старик Оруэлл и подумать не мог.

Если уж мы вспомнили Оруэлла, то давайте обратимся к нашей подборке антиутопий. Они вгоняют в экзистенциальную тоску, правда, о них мало кто знает. А любителям аналитических лонгридов, вот идеальный вариант: размышление о том, почему год идет против часовой стрелки.

Источник

Растолкуйте за постиронию, пожалуйста

07 Oct 2021 в 11:57

07 Oct 2021 в 11:57 #1

Сабж. Вот тема, я весь внимание. Прошу определение/примеры термина «постирония». Думаю, есть люди, кто понимает этот термин точно, а не приблизительно, и не против высказаться, пожалуйста.

07 Oct 2021 в 12:03 #2

07 Oct 2021 в 12:03 #3

07 Oct 2021 в 12:03 #4

Отражение концепций метамодернизма в семиотике, культуре, искусстве дает множество интересных образчиков предмета статьи — метамодернистской эстетики, то же проявляется в выразительном стиле. Постирония, берущая свое начало как заостренное ментальное лезвие Сократа для изобличения человеческой глупости и приобретшая в переходный период метамодерна несколько иное значение — более сложное, но вместе с тем и более совершенное — намеренно стирает границы серьезности и классической иронии, что служит в конечном счете одной цели — дать возможность искренне говорить о вещах за рамками постмодерна, не опускаясь при этом до модернистской наивности. В более узком смысле – это изнанка комического эффекта. И не только глашатаи двадцать первого века, британские стендап-комики, в поиске новых форм комического стремительно ею вооружаются — кинематограф, литература и все, что можно определить как овеществление даже малой части воззрений метамодернизма, содержит элементы постиронии.

07 Oct 2021 в 12:07 #5

Постирония-сатирический приём, в котором искренность сложно отличить от иронии

На примере д2ру большинство вбросов можно считать за постиронию

07 Oct 2021 в 12:11 #6

Постирония-сатирический приём, в котором искренность сложно отличить от иронии

Источник

«Новая искренность» и постирония

Когда-то ирония была незначительным словесным феноменом, когда утверждается одно, а подразумевается другое. Постмодернизм показал нам, что сама реальность иронична: любое высказывание обречено на неполноту, истина неуловима, «вечные ценности» — не более чем иллюзия.

Ирония оказалась главным способом существования и настроением целой эпохи. Серьезность и непоколебимые убеждения стали признаком невежества и небольшого ума.
Разочарование и ироническая дистанция стали методом, с помощью которого «просвещенные люди следят за тем, чтобы их не считали простофилями».

Это отношение наполнило не только высоколобые постмодернистские романы, но и массовую культуру.

Такой «реализм» похож на позицию депрессивного больного, который считает, что любое позитивное изменение, любая надежда — не более чем иллюзия. Полвека назад, в начале постмодернистской эпохи, эта позиция выглядела свежей и продуктивной. Но ее время подошло к концу.

Борьба с шаблонами сама превратилась в шаблон.

Ирония уже не подрывает статус-кво, а его укрепляет. Зачем пытаться что-то изменить, если все старания обречены на провал?

Ирония — не просто риторическая фигура или художественный прием. Это образ мышления, который влияет на то, как мы живем и действуем. В психоанализе ирония описывается как психологическая защита, которая помогает дистанцироваться от ситуации, посмотреть на нее со стороны.

Ирония — это способ лишить объект его реальности, после чего субъект может ощутить себя полностью свободным. Она помогает мириться со сложностью жизни. Но со временем эта свобода может превратиться в ловушку.
Проблема иронии в том, что она не создает ничего нового. Ее функция — отрицание, чистая негативность.
Поэтому ирония совсем необязательно прогрессивна. С ее помощью можно оправдать даже самые человеконенавистнические убеждения.

Термин «отравление иронией» (irony poisoning) описывает мировоззрение, которое настолько проникнуто иронией и сарказмом, что провокационные заявления и сомнительные поступки уже не кажутся чем-то плохим.

Иронию можно сравнить с анестезией: в малых дозах она помогает выносить противоречия реальности и сохранять душевное равновесие, но затем становится ядовитой. Постмодернисты с их релятивизмом, деконструкцией, интертекстуальными цитатами и культурологическими отсылками помогли разрушить прежние каноны, но ничего не предложили взамен.

Если искусство хочет показывать, «что значит быть человеком», нужно двигаться дальше. Это значит — позволить себе быть сентиментальными, наивными и, возможно, немного слащавыми.

Ирония выстраивает барьеры между нами и художественными персонажами — и тем самым препятствует сопереживанию. «Новая искренность» означает не возврат к ценностям или идеологиям прошлого, а честное признание того факта, что все мы укоренены в своем опыте и отношениях с другими людьми. Мы заперты в своеобразных, веселых или пугающих, но всегда настоящих мирах, откуда не сбежать при помощи какой-то интеллектуальной уловки.

О морали лучше рассуждать не с точки зрения правил, а с точки зрения человеческих отношений.
То, что имеет значение, — это наши связи с другими людьми, способы сосуществовать, относиться друг к другу с заботой и уважением.

Трудно верить в рациональность, Бога или подлинное «я», если научился воспринимать себя как конгломерат противоречивых желаний, гормонов, языковых игр и культурных дискурсов. Ведь, мы живем в эпоху утраченной простоты.
У искренности и серьезности есть свои пределы.
Без порции подозрения — привычки читать между строк — мышление застаивается и интеллектуальная жизнь становится невозможной. О том, насколько важна ирония, можно узнать еще из диалогов Сократа, который использовал насмешку как инструмент на пути к мудрости.

Но ирония сама по себе вряд ли может нам помочь.

Радикальное сомнение стоит заменить на заботу и культивирование хрупкой созидательности.
Следует не разоблачать, а объединять. Не выбивать стул из-под ног наивных верующих, а создавать площадки для дискуссий. От деконструкции перейти к реконструкции.

Для этого нам понадобится и глубокая искренность, и мощная ирония. Любые попытки избавиться от одного из этих элементов будут обречены на провал.

/Источник/

Источник

Я такая мета-мета: постирония как главный тренд в кино 2010-х годов

Одним из самых заметных трендов в кино за последние десять лет стала постирония (что бы это ни было). Белорусский режиссер и кинокритик Никита Лаврецкий изложил для «Искусства кино» собственную теорию кинопостиронии: выявил общие места, перечислил ключевые фильмы.

У многих читателей новомодное слово «постирония» неизбежно вызовет здоровый скепсис. О ней много говорят в последнее время, но мало кто удосуживался дать ей строгое определение.

Определение

Первым о разрушительном влиянии иронии на поп-культуру заговорил большой американский писатель Дэвид Фостер Уоллес:

«Мой тезис состоит в том, что хотя ирония и высмеивание эффективны и увлекательны, в то же самое время они сообщают о катастрофической безысходности и застое в американской культуре; и что для молодых авторов они влекут за собой крайне неприятные проблемы. Причина, по которой наша всепроникающая культурная ирония сколь влиятельна, столь и неубедительна, состоит в том, что иронизатора невозможно ни в чем уличить»,

— пишет Уоллес в эссе 1993 года «E Unibus Pluram. Телевидение и американская литература».

Для самого понятия «ирония» Уоллес дает следующее определение:

«Всякая ирония — это разновидность некоего экзистенциального покерфейса. Вся американская ироничность основывается на идее, что говорящий не имеет в виду того, что он говорит. О чем в таком случае вообще говорит ироничность в качестве культурной нормы? О том, что невозможно в принципе иметь в виду то, что ты говоришь?»

Уоллес считал, что постмодернистская ирония, зазвучавшая в контркультурные 60-е, была необходимым диагнозом для болезней общества, однако идеалистический довод о том, что диагностика болезни и обнаружение тюремных стен ведут к излечению и освобождению, в последующие 30 лет так и не сбылся. Заканчивает эссе Уоллес оптимистичным прогнозом на будущее:

«Будущие литературные «бунтари» могут появиться в виде странной группы «антибунтарей», которые будут внимательно смотреть вокруг и в результате откажутся от ироничного наблюдения; которые будут обладать достаточным детским нахальством, чтобы поддерживать настоящие недвусмысленные ценности. Они будут относиться к старым, немодным человеческим проблемам и эмоциям в американской жизни с почтением и убежденностью. Будут сторониться самоосознания и апатии. Эти антибунтари, разумеется, окажутся вышедшими из моды еще до того, как начнут что-то делать. Слишком искренними. Явно травмированными. Отсталыми, причудливыми, наивными, анахроничными».

В Оксфордский словарь слово «постироничный» было включено в декабре 2006 года, и его определение звучит следующим образом:

«Осознающий или изображающий осознание иронии или ироничного эффекта и, как следствие, нарочито избегающий этого эффекта или, наоборот, подчеркивающий его».

Еще одно определение, позаимствованное авторами Википедии из романа Алекса Шакара «Дикарка» («The Savage Girl», 2001) звучит более емко: постирония — это такое состояние, когда искренность и ирония оказываются неразличимы.

В то время как первые метамодернисты, включая Дэвида Фостера Уоллеса, противопоставляли ироническое отстранение и искренние эмоции и тщетно стремились вернуть утраченную модернистскую невинность, авторы, о которых речь пойдет ниже, добились того, что искренность и ирония стали неким единым целым, наиболее полно передающим многослойную правду жизни. Постирония позволяет художнику не осознавать, насколько он сам говорит искренне или иронично о героях, а вместо этого приближаться к ним максимально близко и становиться на один уровень самоосознания, когда просто не возникает достаточной дистанции, чтобы можно было делать какие-то обобщенные выводы. В этом случае под иронией может пониматься не просто сатирический прием, а общая драматическая ирония, то есть любая ситуация, когда зритель и автор знают и понимают больше о происходящем на экране, чем персонажи.

Потеря контроля над восприятием

Источник

Как работают постирония и метаюмор

Помните, в двухтысячных мы кидали друг другу простые и прямолинейные демотиваторы? В десятых они стали сложнее, обросли сюжетом и превратились в мемы. К началу двадцатых произошла еще одна трансформация: трендом стали постирония и метаирония. Новые течения настолько отличаются от обычного юмора, что вызывают неприятие у старших поколений – они их просто не понимают.

Я помогу разобраться в юморе эпохи метамодерна, но начать придется с общего принципа работы шуток. Обещаю быть кратким.

Самая краткая теория юмора

Классическая шутка состоит из двух частей: сетап и панчлайн.

Проще говоря, мы смеемся потому, что в панчлайне натыкаемся на абсурдность, бессмысленность и несоответствие ожиданий. В шутке есть две разные системы координат, которые противоречат друг другу. Читателя смешит то, что утверждение из второй системы координат не имеет смысла в контексте первой системы.

Вот простой пример:

Бородатый анекдот: «Купил как-то раз мужик шляпу… А она ему как раз!». В первой части используется система координат анекдота: слушатели ожидают в продолжении услышать что-то нелепое и комичное. Во второй – история завершается утверждением, нормальным с точки зрения системы координат повседневной жизни. Но в системе координат анекдота оно бессмысленно. Это и вызывает смех (вернее, вызывало, когда анекдот не был бородатым).

Как работают ирония и сарказм

В иронии в роли панча, если можно так выразиться, выступает скрытый смысл. Несмотря на буквальное значение сказанного, слова несут в себе полностью противоположный подтекст.

Герой нашей передачи – чрезвычайно честный, но проворный помощник обездоленных Сергей Мавроди.

Сарказм – более жесткий вариант иронии, сочетающийся с открытой нападкой. Он сочетает слова с противоположным скрытым смыслом и агрессивное продолжение мысли открытым текстом.

Кто может быть честнее Сергея Мавроди? Только полковник Захарченко, засыпавший свою квартиру долларами.

Как работает постирония

Для постиронии сетап – это мнимая серьезность заявления и его автора. Шутка преподносится так, словно это вовсе не шутка, а реальные факты, мысли или убеждения. Панчлайном служит противоречие с имеющейся у слушателей системой координат, в которой известно, что автор не придерживается таких взглядов (или слушателям так кажется). Грань между серьезностью и глумлением оказывается размытой настолько, что вызывает вопрос «А это он просто стебется или нет?».

К примеру, если во время президентства Трампа экс-президент Барак Обама скажет в интервью: «Я передумал. Нам нужна стена. Ее следует построить из самих мексиканцев!» и не рассмеется, это можно считать постироничным.

Важно: и в постиронии, и в метаюморе панч, игра слов и деконструкция (разрушение стереотипа или перенос явления в другой контекст) доминируют над смыслом. Связность повествования уже не имеет такой роли, как в классическом юморе, поэтому ее может и не быть.

Как работает метаирония

Если постирония заигрывает с серьезностью, то метаирония деконструирует сложившиеся форматы. Сетапом в ней служат имеющиеся у читателей представления о жанре, событии или явлении, а панчем – противопоставление или иной способ создать несоответствие ожиданий.

Эта абсурдистская картинка, несмотря на отсутствие видимого смысла, высмеивает структуру обычных мемов и, более того, формат других метаироничных мемов. Она берет за основу мемы, обыгрывающие картинки с черно-белыми фотографиями и «глубокомысленными» надписями.

Мем использует сложившиеся метаироничные штампы вроде разделения слов на части, но доводит формат до полной нелепицы: надпись бессмысленна с точки зрения нормальной логики и почти не связана с изображениями. Таким образом и создается несоответствие ожиданий – возникает противоречие с системами координат обычных и метаироничных мемов.

Игра слов в ущерб логике – нормальное явление для пост- и метаиронии

Для понимания метаюмора крайне важен контекст. Так вы поймете, что и чему противопоставляется. Если показать что-нибудь метаироничное моей бабушке, она просто покрутит пальцем у виска – как человек вне контекста, она понятия не имеет, о чем речь и почему это должно быть смешно.

Например, на первой фотографии мем разрушает «четвертую стену» (границу, которая отделяет вымышленный мир произведения от реального мира зрителя). Кот знает, что находится в меме, знает каноны жанра – и иронизирует над ними. Человек, который далек от интернет-юмора и никогда не слышал про жанр абстрактных мемов с котами и шрифтом Lobster, сочтет картинку странной. На самом деле картинка переносит взаимодействие с самым распространенным шрифтом для мемов в контекст самого мема – это и создает комический эффект.

Второй мем тоже не имеет никакой юмористической и смысловой ценности, если раньше вы не сталкивались с мемами про политический спектр. Сам формат мема переносится в новый контекст, что создает противоречие со сложившейся структурой. Зритель ожидает увидеть смешные утверждения от лица разных политических сил (или карикатуры на их представителей), но встречает лишь одинаковые конфорки. И нет разницы, на какой варить.

Как видите, в пост- и метаюморе нет ничего сверхстранного или сложного. Это лишь эволюционировавший юмор иронии и мемов, который жертвует смыслом ради комизма, не собирается объяснять контекст и ориентирован на тех, кто его уже знает.

Источник

Постирония что это примеры простыми словами мем болезнь

За последний год очень возросла популярность так называемого “постироничного” или “абстрактного” контента, да и сами данные термины стали уже практически тождественны друг другу. Неудивительно, что многих людей начало интересовать, откуда же растут ноги у данного явления и почему абсурдные несмешные мемы называют “постироничными”, если они не имеют ничего общего с изначальным значением термина «постирония». «Мемепедия» представляет краткую историю развития постиронии в рунете, пишет memepedia.ru.

Глоссарий

Пролог: Эмиграция двачеров в ВК

О судьбе постиронии в рунете до начала две тысячи десятых известно сильно мало. Во многом это связано с тем, что в нулевых основной кузницей контента существовали анонимные имиджборды, из-за чего нельза было обозначить ни авторов большинства “абстрактных” и “постироничных” мемов, ни даже приблизительной даты их создания. По этой причиной точкой отсчёта надо считать начало 2011 года, когда многие двачеры (и не только двачеры — посетители всех популярных в то время имиджборд) захотели перебраться во «ВКонтакте», потому что тот наконец стал пригоден не только для общения.

Тогдашние посетители «Двача» имели принципы — брать картинки с доски и тащить их в социальную сеть считалось “раковым”, поэтому они стали создавать свой оригинальный контент. 1-м пабликом с околопостироничными мемами был “Вконтач”, из которого потом выросла намного более известная “Вконтаба”.

Говоря о «Вконтаче» и «Вконтабе», нельзя не упомянуть имя Андрея Сало — человека, сыгравшего большую роль в становлении данных сообществ, и пионера в использовании рейдж-комиксов как инструмента для создания постироничного контента.

Акт 1: Великий разлив мочи. Старый форч

Точно, вклад «Вконтабы» в развитие постироничной культуры огромен, однако за его популяризацией стоит событие, изменившее весь рунет. Данное событие — Великий разлив мочи, случившийся летом две тысячи двенадцатого года. Если вкратце, то именно из-за него ВК явился монополистом в сфере производства контента, а «Двач» наполнился контингентом с МДК и совсем дискредитировал культуру имиджборд.

Но, самое интересное лишь начиналось. Набежавшие в «Двач» школьники с МДК, само собой, понятия о культуре «Двача» не имели, а потому стали тащить смешные картинки оттуда в своё естественное местообитание. Предположительно, это и есть причиной появления осенью 2012 года первого паблика с “аморальным” юмором — 4chan, теперь покойного. Кроме картинок с «Двача», в нём постили еще краденые картинки с «Вконтабы» и оригинальный контент в том же “аморальном” духе.

Но ящик Пандоры уже было не закрыть — к началу 2015 года клонов оригинального 4chan находилось уже сотни, если не тысячи. За примерами далеко ходить не стоит— все данные паблики начинали как рассадники “аморального” контента с чёрным юмором, их отличие от оригинала только в том, что их создатели поняли, куда ветер дует, и вовремя свернули в сторону контента образца МДК 2011 года.

Несмотря на всю токсичность этих сообществ, их нельзя не рассматривать при описании пути постиронии в рунете. Их заслуга находится в популяризации агрессивного и абсурдного контента, а еще в том, что благодаря этим пабликам был переход в восприятии рейдж-комиксов от неироничного к ироничному. Посмотреть на то, каково было наполнение 4chan и его клонов, можно и теперь, надо просто немного отмотать время.

Акт 2: Взлёт и падение постироничных рейдж-комиксов

Пусть аморальный контент и ушёл из широкого употребления, но в андерграунд-культуре он оставил заметный след: формат рейдж-комиксов, который брал 4chan, явился популярен в узких кругах. Наиболее узнаваемым из пабликов “новой волны рейдж-комиксов” явился паблик «ржу», основанный Гариком Бабаджаняном и Евгением Васильковым в январе две тысячи пятнадцатого года.

Его основной особенностью было окончательное размытие грани между серьёзностью и иронией в подаче контента, что, собственно, и является постиронией. Этой подачей он и отличается от “аморальных” пабликов образца две тысячи четырнадцатого года, в которых ироничность и гротескность публикуемых мемов была видна любому адекватному человеку почти сразу.

Век славы “ржу”, который точно можно назвать золотым веком постиронии, был короткий. Снискав популярность в начале две тысячи шестнадцатого года, уже к концу года в паблике был упадок из-за ухода вышеупомянутого Гарика (по совместительству главного контентмейкера) и проблем с постингом.

Свою роль сыграл так же конфликт с администрацией паблика joj, дискредитировавший администрацию “ржу”. Мало-помалу, “ржу” терял изначальную популярность и славу, и теперь уже мало кому интересен.

Акт 3: Шрифт Лобстер и новая “постирония”

Если время популярности “ржу” — это золотой век постиронии, то с начала две тысячи семнадцатого года можно точно отсчитывать длительность “смутного времени”. Как ни странно, в данное “смутное время” и было становление термина “постирония” в сознании рядового обывателя. Предпосылки данной вехи в истории тянутся аж из лета 2015-го года: их можно отыскать в паблике «мемы про котов (по ржать)», созданном Борисом Мосехиным.

Иной предвестник новой эпохи — паблик “блядские фруктовощи”, основанный Данилом Гординым — был сделан в начале 2017 года. По сути, он есть продолжателем дела “ржу”, так как на ранних этапах брал мемы и манеру подачи контента последнего. Паблик сильно быстро скатился в лютый щитпостинг, но это не помешало ему быстро набрать подписчиков и породить несколько известных мемов, таких как “справедливо” и “ну а хули нам пацанам”. Этим образом, “фруктовощи”, равно как и “мемы про котов”, показали, что качество может спокойно идти в количество.

Последней, но не по значению, предпосылкой явился взлёт паблика «а» — 1-го успешного проекта, который не имел определённого формата и полностью состоял из щитпостинга. Имеется даже точная дата данного знаменательного события — восьмое мая 2017 года. Эту же дату надо считать началой “постироничного апокалипсиса” — событий зимы-осени две тысячи восемнадцатого года, когда медиапространство заполнили паблики-подражатели “а” и “мемов про котов”.

После вышеописанных событий никаких подвижек в “постироничном” коммьюнити не было, что говорит нам о стагнации и отсутствии каких-нибудь свежих идей. Последней тенденцией (несколько пугающей) явилась тактика агрессивного форсинга мемов породившими ими сообществами. Прекрасный пример — паблик “форсим хуйню», подписчики которого кидают единственный мем данного сообщества в комменты под посты многих пабликов, даже если он там ни к чему. Но, это можно рассматривать и как подвижку — появление пабликов, специализирующихся на 1-м форсе.

Акт 4: Почему щитпостинг ≠ здоровая постирония

Сам термин “постирония” был внедрён в общее употребление летом две тысячи семнадцатого года — не случайно же данный период был назван “постироничным апокалипсисом”! Ниже показана примерная хронология событий:

Собственно, отсюда и идут ноги у того, что теперь считают “постиронией”. На деле же, лобстер-мемы и прочий щитпост-контент — это не постирония, так как комический эффект в таких мемах достигается только повышением градуса абсурдности, а не иронизированием над первичной иронией.

Этим образом, понятие “постирония” в понимании современного русскоязычного обывателя приобретает такой смысл:

Заключение

Источник

Значение слова «постирония»

Делаем Карту слов лучше вместе

Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать Карту слов. Я отлично умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!

Спасибо! Я обязательно научусь отличать широко распространённые слова от узкоспециальных.

Насколько понятно значение слова захаянный (прилагательное):

Предложения со словом «постирония&raquo

Отправить комментарий

Предложения со словом «постирония&raquo

Постирония – это ирония эпохи постсовременности, ирония по ту сторону, ирония после всего.

Постирония – это высказывание, притворяющееся ироничным, но имеющее в виду, и, прямой смысл.

Постирония – это я лгу – парадокс лжеца, теряющийся в бесконечной анфиладе логических зеркал. Это вечное возвращение.

Карта слов и выражений русского языка

Онлайн-тезаурус с возможностью поиска ассоциаций, синонимов, контекстных связей и примеров предложений к словам и выражениям русского языка.

Справочная информация по склонению имён существительных и прилагательных, спряжению глаголов, а также морфемному строению слов.

Сайт оснащён мощной системой поиска с поддержкой русской морфологии.

Источник

Постирония что это

Метаирония и новая искренность

Если постирония – это рофлян над иронией, то метаирония – это насмешка над постиронией, выставляя всю её неоднозначность напоказ:
«Xiaomi – охуенный телефон, я зарабатываю миллионы на бинарных опционах, поэтому возьму себе рэдми 4х (или любое другое, я не разбираюсь)», – это пример обычный низкосортной иронии для бомжей (не путать с сарказмом, где идет язвительная насмешка).
«Xiaomi – это довольно хорошая компания, которая выпускает отличную продукцию за свои деньги. Поэтому, по возможности, я буду брать именно её телефоны», – это уже рофлян более высокого уровня – постирония, так как не совсем понятно, так ли я считаю на самом деле.
«При наличии денег, я бы купил какой-нибудь хороший телефон за свои деньги, например, Xiaomi», – тут не совсем понятно, над чем я рофлю, вроде бы обычное предложение. Давайте разбираться.

Давайте разберем это предложение, а точнее посмотрим на него с точки зрения постиронии. Тут явно прослеживается тонкая шутка, однако она не совсем понятна из-за не скрытия реального положения дел, как в постиронии, а добавлением неопределенности. Если вы запутались, то метаиронию можно понимать как обычное предложение, в котором есть отсылка на постиронию. А чтобы было проще, то приведу другой пример:
«Вполне возможно, что твоя мама – очень даже нормальная девушка».
Вот вроде обычное предложение, но опять про мамку, хотя самого рофла в предложении нет. То есть метаирония – это некоторый скелет неопределенности, на который насаживается мясо в виде постиронии.

Теперь поговорим про немного про новую или скрытую искренность. Некоторые говорят, что постирония (или метаирония) – это новая искренность, что в корне неверно, так как эта искренность наоборот отходит от принципа насмешки и больше похожа на постконцептуализм, где мы стараемся не показывать наших реальных намерений, однако делаем это так, как, что тебе кажется, что я с тобой солидарен.

Пример прикреплён к посту. В нем мы видим компьютеры, которые подключены к сети, а значит, они что-то делают, однако мы не знаем что, ведь все стены белые (на самом деле, это экраны, которе закрашены воском), из-за чего мы не знаем реальных намеряемой этих компьютеров, так что не важно, какими будут их намерения, так как именно наши догадки создают то, что думают о нас компьютеры. Отсюда и появляется скрытая искренность, то есть для нас наши догадки и то, что показывают компьютеры, совпадает. Можно привести пример: «Голубой». Для некоторых это может быть символом пидорства, для других – королевской принадлежности, а оставшиеся подумают о чём-то другом. То есть вы сами создаёте то, чего на самом деле нет, но вам кажется, что именно это я и подразумевал.

Нихуя не просто для понимания с первого раза, поэтому эту хуету надо читать несколько раз, особенно последнее.

Спасибо за то, что вы с нами.
С любовью, Рителлинг favorite

Источник

Постирония

Содержание

Постиро́ния (пост-иро́ния, от лат. post ― «после» и «ирония» [1] ) ― сатирический приём, в котором искренность сложно отличить от иронии. Иногда термин «постирония» используют и в другом значении: переход от иронии к серьёзности, что делает постиронию схожей с концепцией «новой искренности», что, однако, не совсем верно.

Согласно концепции постмодернистской иронии, некоторые вещи должны быть объектами циничного глумления и не должны приниматься всерьёз; согласно «новой искренности», наоборот, некоторые вещи должны восприниматься серьёзно или без иронии, «неиронично» (англ. unironically). Постирония же сочетает в себе эти два подхода следующим образом: в случае, когда нечто абсурдное воспринимается всерьёз или же тогда, когда серьёзность или несерьёзность ситуации неочевидна.

В качестве примера постироничности можно привести фильм « Плохой лейтенант» : [2]

Фильм выдержан в лучших ироничных традициях: отвратительно фальшивый сюжет, дурная актёрская игра и чрезмерное восхваление употребления наркотиков и занятия сексом. Но фильм не просто следует пошлой специфике данного жанра: «Плохой лейтенант» был снят просто великолепно, он содержит тонкие и колкие отсылки ко многим вещам, начиная с межрасовых социальных отношений и коррупции полиции и заканчивая вопросом о том, как можно обрести жизненный успех в американских реалиях.

Поскольку термин становится всё более и более популярным, у него появляются и свои критики: [7]

. существует ряд заблуждений по поводу сущности иронии, содержание которых в недавнее время приняло весьма причудливую форму. «постирония» ныне считается допустимым термином ― сейчас считается очень модным его употреблять в трёх разных значениях: 1) когда ирония заканчивается; 2) когда некто хочет указать на тождество постмодернизма и иронии, а также на то, что два понятия можно объединить одним удобным термином; 3) то, что мы стали ещё в большей степени ироничными, чем были ранее, а поэтому нам необходимо добавить соответствующую приставку, которая бы означила то, что была преодолена ирония в привычном её понимании. Ни одно из этих значений не является правильным.

Источник

Постирония

Постирония (пост-ирония, от лат. post ― после и ирония [1] ) ― термин, используемый для обозначения такого состояния, когда искренность становится трудно отличить от иронии. Иногда он может использоваться и в ином значении: переход от иронии к серьёзности, что делает постиронию схожей с концепцией «новой искренности».

Содержание

Обзор

Согласно концепции постмодернистской иронии, некоторые вещи должны быть объектами циничного глумления и не должны приниматься всерьёз; согласно «новой искренности», наоборот, некоторые вещи должны восприниматься серьёзно или без иронии, «неиронично» (англ. unironically). Постирония же сочетает в себе эти два подхода следующим образом: в случае, когда нечто абсурдное воспринимается всерьёз или же тогда, когда серьёзность или несерьёзность ситуации неочевидна.

В качества примера постироничности можно привести фильм « Плохой лейтенант» : [2]

Фильм выдержан в лучших ироничных традициях: отвратительно фальшивый сюжет, дурная актёрская игра и чрезмерное восхваление употребления наркотиков и занятия сексом. Но фильм не просто следует пошлой специфике данного жанра: «Плохой лейтенант» был снят просто великолепно, он содержит тонкие и колкие отсылки ко многим вещам, начиная с межрасовых социальных отношений и коррупции полиции и заканчивая вопросом о том, как можно обрести жизненный успех в американских реалиях.

Поскольку термин становится всё более и более популярным, у него появляются и свои критики: [7]

. существует ряд заблуждений по поводу сущности иронии, содержание которых в недавнее время приняло весьма причудливую форму. «постирония» ныне считается допустимым термином ― сейчас считается очень модным его употреблять в трёх разных значениях: 1) когда ирония заканчивается; 2) когда некто хочет указать на тождество постмодернизма и иронии, а также на то, что два понятия можно объединить одним удобным термином; 3) то, что мы стали ещё в большей степени ироничными, чем были ранее, а поэтому нам необходимо добавить соответствующую приставку, которая бы означила то, что была преодолена ирония в привычном её понимании. Ни одно из этих значений не является правильным.

Источник

Чем полезно хорошее чувство юмора: постирония как она есть

Жить без иронии в современном мире сложно. Смеяться над проблемами — здоровый подход к ситуации. Именно для этого создаются, например, мемы. Как тебе поможет твое чувство юмора и в чем сила постиронии, читай в нашей статье.

Модернизация юмора

Ирония — это прием, который использует эффект неожиданности. Она может быть явной и практически незаметной, скрывающейся в эмоциях или интонации. Сначала ирония использовалась в литературе, позже вошла в реальную жизнь. А в 21 веке модернизировалась, и появилось новое понятие в юморе — постирония, с помощью которой стало возможно говорить на серьезные темы всех сфер нашей жизни. Ирония всегда живет в одной плоскости, тогда как постирония балансирует на грани.

Цель постиронии — осветить существующие проблемы и изменить наше отношение по их поводу. Если говорить простыми словами, мы защищаем себя от стресса, превращая эмоции со знаком «—» на «+». Через смех мы боремся с нашими страхами, переживаниями и волнениями. Взять ту же яжмать, которая говорит о сложностях воспитания детей и статуса родитель. Или шутки на тему карантина и кризиса.

В чем сила постиронии?

Все, что пугало нас или казалось неисправимым, становится проще. А в спокойном расположении духа всегда легче справиться с проблемами. В этом и есть сила постиронии. Мы высмеиваем различные ситуации, и не разрушаем свои нервные клетки по поводу и без. Мы становимся свободнее от стереотипов и не боимся быть честными, мы видим, что проблемы отражаются в каждом, и знаем, что мы не одиноки. Мы смеемся и делаем свою жизнь лучше.

Юмор — это настоящий дар. Иронизируй и улыбайся почаще. Это полезно для здоровья!

Источник

Постирония и абстрактные мемы. Как развивалась культура щитпостинга в рунете3

За последний год резко возросла популярность так называемого “постироничного” или “абстрактного” контента, да и сами эти термины стали уже практически тождественны друг другу. Неудивительно, что многих людей стало интересовать, откуда же растут ноги у этого явления и почему абсурдные несмешные мемы называют “постироничными”, если они не имеют ничего общего с изначальным значением термина «постирония». «Мемепедия» представляет краткую историю развития постиронии в рунете.

Глоссарий

Пролог: Эмиграция двачеров в ВК

О судьбе постиронии в рунете до начала 2010-ых известно очень мало. Во многом это связано с тем, что в нулевых основной кузницей контента были анонимные имиджборды, из-за чего невозможно обозначить ни авторов большинства “абстрактных” и “постироничных” мемов, ни даже приблизительной даты их создания.

Тогдашние посетители «Двача» имели принципы — брать картинки с доски и тащить их в соцсеть считалось “раковым”, поэтому они начали создавать свой оригинальный контент. Первым пабликом с околопостироничными мемами был “Вконтач”, из которого позже выросла намного более известная “Вконтаба”.

Говоря о «Вконтаче» и «Вконтабе», нельзя не упомянуть имя Андрея Сало — человека, сыгравшего значительную роль в становлении этих сообществ, и пионера в использовании рейдж-комиксов как инструмента для создания постироничного контента.

Акт 1: Великий разлив мочи. Старый форч

Но ящик Пандоры уже было не закрыть — к началу 2015 года клонов оригинального 4chan были уже сотни, если не тысячи. За примерами далеко ходить не надо — все эти паблики начинали как рассадники “аморального” контента с чёрным юмором, их отличие от оригинала лишь в том, что их создатели поняли, куда ветер дует, и вовремя свернули в сторону контента образца МДК 2011 года.

Акт 2: Взлёт и падение постироничных рейдж-комиксов

Его главной особенностью стало окончательное размытие грани между серьёзностью и иронией в подаче контента, что, собственно, и является постиронией. Этой подачей он и отличается от “аморальных” пабликов образца 2014 года, в которых ироничность и гротескность публикуемых мемов была видна любому адекватному человеку практически сразу.

Век славы “ржу”, который смело можно назвать золотым веком постиронии, был недолог. Снискав популярность в начале 2016 года, уже к концу года в паблике начался упадок из-за ухода вышеупомянутого Гарика (по совместительству главного контентмейкера) и проблем с постингом.

Читайте также

Упоротые мемы: почему это модно и кто их создает?

Акт 3: Шрифт Лобстер и новая “постирония”

Уже тогда были видны зарождающиеся клише картинок с надписью шрифтом Lobster (далее — лобстер-мемов): нарочито неправильное написание слов, использование слов из украинского языка и некоторых локальных мемов.

Другой предвестник новой эпохи — паблик “блядские фруктовощи”, основанный Данилом Гординым — был создан в начале 2017 года. По сути, он является продолжателем дела “ржу”, так как на ранних этапах использовал мемы и манеру подачи контента последнего. Паблик очень быстро скатился в лютый щитпостинг, однако это не помешало ему быстро набрать подписчиков и породить несколько известных мемов, таких как “справедливо” и “ну а хули нам пацанам”. Таким образом, “фруктовощи”, равно как и “мемы про котов”, показали, что качество может спокойно переходить в количество.

Последней, но не по значению, предпосылкой стал взлёт паблика «а» — первого успешного проекта, который не имел определённого формата и полностью состоял из щитпостинга. Имеется даже точная дата этого знаменательного события — 8 мая 2017 года. Эту же дату можно считать началой “постироничного апокалипсиса” — событий зимы-осени 2018 года, когда медиапространство заполнили паблики-подражатели “а” и “мемов про котов”.

Акт 4: Почему щитпостинг ≠ здоровая постирония

Сам термин “постирония” был внедрён в общее употребление летом 2017 года — не случайно же этот период был назван “постироничным апокалипсисом”! Ниже представлена примерная хронология событий:

Таким образом, понятие “постирония” в понимании современного русскоязычного обывателя приобретает следующий смысл:

Заключение

Несмотря на сомнительную культурную ценность, сегодня “постироничный” контент пользуется большой популярностью, какой пользовался “аморальный” контент в 2013-2015 годах. Возможно, мода на такой “абстрактный” и “абсурдный” контент в скором времени сойдёт на нет, и на смену придёт уже метаироничный юмор, деконструирующий каноны как привычного юмора, так и самой постиронии. О последней лучше уже либо хорошо, либо ничего — если она не мертва в русском комьюнити, то находится в глубокой коме, из которой будет выходить очень и очень долго.

Источник

Что такое пост Метаирония?

Что такое пост Метаирония?

Ирония – «Я не дурак и иронизирую над тем, что я дурак». Постирония – «Непонятно, действительно ли я дурак, или это ирония». Метаирония – «Я говорю, что я дурак, абсолютно открыто, но люди думают, что это ирония».

Чем отличается Постирония от иронии?

Ирония-это насмешка посредством иносказания, когда высказывание обретает совершенно противоположный первоначальному смысл. Постирония-это отсутствие барьера между реальным значением и иронией. Постирония дает возможность «оторваться» от стандартного стилистического приема иронии, ее появление чаще всего неожиданно.

Что такое пост и мета?

Приставка пост- переводится как «после» и обозначает переосмысление, использование старого для создания нового. Приставка мета- переводится «между, через» и означает углубление в основы, изучение самости какого-либо явления.

Что значит Постирония?

post ― «после» и «ирония») ― сатирический приём, в котором искренность становится трудно отличить от иронии. Иногда этот же термин может использоваться и в другом значении: переход от иронии к серьёзности, что делает постиронию схожей с концепцией «новой искренности», что, однако, не совсем верно.

Что такое Постирония простыми словами?

Постирония это пограничное состояние между иронией и серьёзной речью. Приставка «пост» в переводе с латыни означает «после», так что пост-иронию можно рассматривать как серьёзную речь с послевкусием иронии, либо как иронию, после которой остаётся осадочек серьёзности.

Что такое Постирония в мемах?

Постирония (в изначальном смысле) — состояние, при котором границы серьёзности и иронии оказываются размытыми. Щитпостинг (от англ. shit posting) — временный или постоянный постинг не несущего смысла контента в мем-пабликах, при котором качество мемов уступает место количеству.

Что такое Панчлайн в мемах?

Пачлайн в мемах – это стандартная структура самого мема. Потому что, панчлайн – это кульминация или завершение в тексте или в анекдоте (шутке).

Чем отличается сарказм от Постиронии?

Постирония — это прием, который заставляет сомневаться в реальности происходящего и серьезности спикера. То есть ты смотришь и не понимаешь, человек шутит или всерьез, такая своеобразная двузначность. А сарказм — это высмеивание чего-то, жесткое, въедливое. …

Какой шрифт используется в Постиронии?

Но в последние годы Lobster — не обычный шрифт для подписи к картинке, а признак постироничного мема. В своё время «мемная» история Impact началась с изображения кота и фразы «I Can Has Cheezburger».

Какой шрифт используется для мемов?

Обычно для мемов используются шрифты без засечек, такие как Arial или Helvetica, Comic Sans, Montserrat, Dancing Script или Impact.

Какой шрифт используется в Демотиваторах?

Формат демотиватора включает базовое изображение в рамке, обрамлённое относительно широкими, чаще всего чёрными, полями и снабжённое по нижнему более широкому полю лозунгом, выполненным крупным белым или жёлтым шрифтом.

Где делать мемы на телефоне?

7 бесплатных приложений для создания мемов на вашем iPhone или iPad

Где создать мемы?

Как создать мем: 10 генераторов забавных картинок

Где делать мемы?

14 крутых приложений для создания мемов

Где можно делать мемы?

Мемы делают контент разнообразным, привлекают внимание аудитории, повышают ее лояльность и вовлечение….Зачем нужны мемы

Как делать мемы в контакте?

Создать мем Вконтакте можно при помощи специального сайта, который посвящён этому….Как сделать мем Вконтакте

Что такое мем в телефоне?

Мемом является любая идея, символ, манера или образ действия, осознанно или неосознанно передаваемые от человека к человеку посредством речи, письма, видео, ритуалов, жестов и т. д. Термин «мем» и его понимание были введены эволюционным биологом Ричардом Докинзом в 1976 году в книге «Эгоистичный ген».

Что значит слово мэм?

madame, произносится [maˈdam], «моя госпожа»), — уважительное обращение к женщине. В американской армии, британской полиции младшие по званию военнослужащие обращаются к вышестоящей по званию женщине-офицеру ma’am (мэм), к мужчине — sir (сэр). До 1917 года в Российской империи мадам — воспитательница-иностранка.

Как правильно писать мем или мэм?

Решили раз и навсегда разобраться, как произносить это короткое, но не такое уж простое слово, — мем или мэм. Люди делятся на два типа: первые говорят «м[э]м», вторые всё-таки смягчают первую согласную. И правильно делают! Это подтверждает главный редактор «Грамоты.

Что значит мем дэб?

Дэб, дэббинг (dab, dabbing) – танцевальное движение, когда человек прячет лицо в согнутом локте и поднимает вторую руку. Дэб пришел из американской хип-хоп культуры. Жест популяризировали спортсмены, а в России он обрел популярность во многом благодаря видеоблогерам.

Что такое дэб Андрей Гайдулян?

Дэб – это танцевальное движение, появившееся в 2015 году. Его суть в том, чтобы одну руку согнуть в локте, приставив ладонь к лицу. А другую вытянуть перпендикулярно телу. В инстаграме актера тоже особая атмосфера.

Что сейчас с Сашей из универа?

Актер Андрей Гайдулян, сыгравший Сашу в популярном российском молодежном ситкоме «Универ», расстался со своей невестой Дианой Очиловой, с которой они были вместе последние пять лет, вместе же пройдя через тяжелый период жизни, когда у Гайдуляна был диагностирован рак — лимфома второй степени.

Какой рост у актера из сериала сашатаня?

Снимается в кино и сериалах в характерных ролях, использующих его фактуру (рост 2 метра и крупное телосложение).

Кто играет Сашу в универе?

Андре́й Серге́евич Гайдуля́н

Какой рост у Саши из Сашитани?

Невысокого роста упитанный актер (рост Андрея 162 см при весе 73 кг) идеально подошел на роль ответственного студента. Ситком принес артисту популярность, работа стала основной в его фильмографии. Продолжение «Универ. Новая общага» и «СашаТаня» закрепили успех окончательно.

Источник

Связанные словари

Постирония

Впрочем, перед тем, как вы продолжите, мне хотелось бы посоветовать вам ознакомиться с несколькими нашими интересными публикациями по совершенно рандомной тематике. Например, кто такой Социопат, что такое Конфуз, как понять По бартеру, что означает Бескорыстный и т. п.

Итак, продолжим, что значит Постирония? Этот термин произошёл от двух иностранных слов, латинского » post» и греческого » εἰρωνεία«. Первое можно перевести, как » после«, а второе означает » притворство» либо » притворное невежество«.

Синоним слова Постирония: не смешная шутка (частично).

Некоторые люди, которые впервые слышат это редкое слово, трактуют его не совсем правильно. Обычно думают, что это такая ирония, идущая задним числом, то есть когда над шуткой все посмеялись, и она уже давно забыта. Хотя у него значение совсем другое, причём более мудрёное.

Этот весьма неоднозначный термин, поскольку у него нет строго очерченных границ между ироничным и серьёзным высказыванием. Поэтому человеку, который услышал постиронию, приходится «пошевелить мозгами», чтобы разобраться, какой в ней заложен подлинный смысл. Порой » подопытный» задаёт стандартный вопрос, » ты это серьёзно сейчас сказал, или решил приколоться?»

Обычно использовать постиронию в своей повседневной речи могут позволить себе немногие, ведь её нужно ещё правильно сформулировать, а то можно легко получить по щам, от менее интеллигентного собеседника.

Обычная ирония доступна практически всем, она проста и понятна, тогда, как постирония завуалирована, скрыта, и на первый взгляд конечно не видна. Поэтому только люди хорошо образованные, и с острым умом способны легко оперировать подобным сложным » явлением«.

Сегодня » постиронизирвать» обожают писатели, интеллектуалы, поэты ( т. е. те, кого товарищ Ленин назвал говно нации), в своих беседах, произведениях, стихах, считая себя исключительными и продвинутыми гражданами. Ведь для них обычные шутки, подколы, анекдоты не представляют ценности, подавай им нечто необычное, чтобы выделиться из своего окружения, и из толпы. Подобные игры разума привлекают далеко не всех, поскольку умные люди считают подобный стиль ведения беседы чрезмерно претенциозным и неудобным.

В наше время данное явление используется в качестве одного из приёмов постмодернизма, чтобы создать » сухую иронию«, добиваясь конкретного отклика у своего зрителя, и пытаясь сбить того с толку.

Что касается примеров, их есть у меня. Навскидку могу вспомнить некоторые монологи Аркадия Райкина, когда он с совершенно серьёзным лицом заставлял лолировать, и местами орать весь зрительный зал. Кроме того, не могу не упомянуть одного из персонажей в сериале » Друзья«, Чендлера Бинга, который так же знаменит своей иронией и постиронией. В общем я думаю вы поняли общий смысл, поэтому примеров приводить больше не стану, ибо мне просто лень долбить по клавишам.

Прочтя эту познавательную статью, вы наконец узнали что значит Постирония, и сможете объяснить это мудрёное понятие своим друзьям и родным.

Источник

Чача с сырком: самый полный гид по культуре интернет-мемов

На смену анекдотам и классическим шуткам пришли мемы — картинки, содержимое которых порой очень непросто понять взрослым, которые не знают, что такое постирония. Мы поговорили с тремя подростками и выяснили, какие мемы им нравятся и почему они считают их смешными.

Понятие «мем» придумал этолог и эволюционный биолог Ричард Докинз в 1976 году. По его определению, мем — это любая идея, символ, манера или образ действия, осознанно или неосознанно передаваемые от человека к человеку посредством речи, письма, видео, ритуалов и жестов.

Но современные любители мемов назвали бы такое определение унылым. Сейчас мемами называют шутки в интернете, которые распространяются по социальным сетям и имиджбордам (разновидность сетевого форума). В основном они представляют собой сатирические картинки или видеоролики на любые темы: отношения с родителями, учеба, видеоигры, спорт. Список тем бесконечен, новые мемы появляются каждый день.

Мемы эволюционировали вместе с интернетом. Они появились на форумах в США и Европе и к началу 2000-х годов добрались до России. Сейчас мемы используют в рекламе крупные компании, с помощью них высмеиваются социальные и политические проблемы и даже ведутся «информационные войны» между разными сообществами в сети. Однако самыми популярными среди массовых пользователей остаются шутки про обычную жизнь.

Если для вас мем — это картинка из родительских чатов и вы вообще не понимаете, о чем речь, читайте внимательно. С помощью подростков мы попробуем разобраться с современным культурным феноменом и целым рядом понятий, тесно с ним связанных.

Инструкция перед прочтением

Как объяснила 16-летняя Саша, одна из сегодняшних экспертов по мемам, существует несколько видов иронии. На каждом из них строятся совершенно разные шутки, которые будут казаться бессмыслицей без знания контекста.

Подростки часто упоминают слова «ирония», «постирония», «метаирония» и даже «преирония». Давайте разбираться:

Такое разделение часто используют сами подростки, когда рассказывают о своих любимых мемах. Для того чтобы было понятнее, Саша даже нарисовала схему:

«Мне нравится ощущение уникальности, ведь большинство людей не поймёт этих шуток»

Даша, 14 лет:

Себя бы я охарактеризовала как не очень вовлеченного в общение со сверстниками человека. Я тот одноклассник, который проводит все время в телефоне и мало общается с другими. Мое главное увлечение — культура Америки и Англии, поэтому часто ищу мемы на зарубежных сайтах — Reddit или Tumblr.

Я смотрю мемы только на те темы, которые интересны лично мне. Например, я увлекаюсь музыкой и различными фандомами, поэтому больше половины мемов в моей ленте об этом. Во-первых, такие шутки кажутся мне более глубокими. Во-вторых, мне нравится ощущение уникальности, ведь большинство людей их не поймет.

Фэ́ндом, или фа́ндом, — субкультура, состоящая из поклонников (фанатов) чего-либо. Обычно это фанаты определенного произведения культуры или вымышленной вселенной.

Из всех мемов мне особенно нравится так называемая постирония — шутка с неочевидным смыслом, которая становится смешной из-за путаницы в голове. Это комедия абсурда, в чем-то восходящая к Кафке: показать жука и подписать его имя. Многие люди постиронию не понимают, но я часто смеюсь над такими шутками. Меня веселит путаница в моей голове.

Еще я люблю животных, особенно собак, поэтому часто смеюсь над добрыми шутками про них. А мои мемы про музыку вообще узкоспециальные: если не знаешь текста песни, лучше даже не пытаться понять, в чем суть.

Мем 1

Это довольно яркий пример постиронии: размытая странная картинка и неподходящая абсурдная надпись не рождают никакого смысла. Но мне почему-то становится очень смешно от этой картинки. В ней прекрасно буквально все: от пингвина из «Мадагаскара» до надписи с маленькой буквы.

Мем 2

Весь эффект этой шутки строится на смешивании двух культурных феноменов: мема «Are ya winning, son?» («Сын, ты побеждаешь?») и фильма «Звездные войны». В итоге получается шутка, которую поймут только знатоки обеих культур — мира мемов и вселенной «Звездных войн».

«Жанр мема никогда не умрет, просто будут появляться новые форматы и персонажи»

Миша, 17 лет:

Вы обратились по адресу: я по-настоящему разбираюсь в мемах, я их искренне люблю. Для меня мем — это какая-то жизненная ситуация, которая отражена в смешной картинке, иногда с неочевидным подтекстом. А так называемые абстрактные мемы оцениваю на 4/10. Я люблю разбираться и становиться экспертом в разных темах, а потом смотреть или даже делать про это мемы. Поэтому так называемые локальные шутки — мои любимые.

Локальный мем — шутка, которая понятна только ограниченной группе лиц или распространяется в пределах малых групп.

Иногда я смотрю на мем и понимаю: «Черт, это же моя жизнь!»

Сейчас подобные картинки — это основной источник юмора и неотъемлемая часть интернет-культуры. Мемы про учебу, мемы про видеоигры, мемы про социальную жизнь — все это родилось в интернете и сделало его таким, какой он есть. Жанр мема никогда не умрет, просто будут появляться новые форматы, персонажи.

Мем 1

Я считаю этот мем смешным, потому что он отражает сущность вещей. Здесь описана ситуация, когда мама просит тебя поставить на паузу онлайн-игру, только перевернутая наоборот. Это пример жизненного мема. То есть такого мема, который отражает реальную ситуацию из жизни человека.

Мем 2

Мем про «вьетнамские флешбэки» возникает, когда ты вспоминаешь, насколько сложна была жизнь и насколько было жестко когда-то давно. У меня нет сомнений, что про пандемию таких шуток будет особенно много. Это мой любимый пример флешбэка. Сам мем про флешбэки старый, ему около 10 лет, но некоторые шутки проходят сквозь годы.

«Важно отметить, что уже два года я нахожусь в тусовке метаиронии»

Саша, 16 лет:

Я увлекаюсь музыкой, немного занимаюсь косплеем, смотрю аниме и играю в своей рок-группе. Мне нравятся самые разные мемы, без привязки к каким-то особенным темам. Уже два года я нахожусь в тусовке метаиронии, считаю свой юмор очень специфичным, но его одобряют мои знакомые и друзья.

Это новый виток постиронии, только менее распространенный. Объяснить, в чем заключается суть, очень трудно, потому что в этом и вся прелесть таких шуток. Метаироничные мемы появились из-за того, что люди начали искажать изначальный смысл шуток и постепенно перестали его понимать.

Одноклассники начинают думать, что ты какой-то странный. А ты на самом деле просто в метаиронии

В этом и кроется какое-то очарование абстрактных шуток. Их никто не может понять, но все делают вид, что им смешно. Мне кажется, что мемы похожи на искусство, которое каждый человек может трактовать как угодно. Ведь когда шутки нет, ты можешь ее создать сам для себя. Естественно, главное — это смех.

Мем 1

Это пример очень популярного, но максимально глупого мема. Он не имеет вообще ничего общего с реальностью. В нем вообще не стоит искать смысл, но именно поэтому он кажется мне безумно смешным.

Мем 2

Этот мем я сделала сама. Я просто соединила два лучших слова на планете — «лось» и «лох». Когда я показываю этот мем, всегда смотрю на реакцию людей. Если человек смотрит на меня и не понимает шутку, то сразу в голове появляется мысль «Да! Я такой классный!».

Главное — помните: если вы не смеетесь, значит, вы просто ничего не поняли.

Почему родители не любят интернет, а учителя жалуются на мемы. Исследователь интернета обсуждает с учеником 11 класса сленг и то, почему КВН сегодня заменили сериалы

Кринж, рофл и топчан: как мы узнаём новые слова и путаемся в старых

Кот Шрёдингера и парадокс близнецов. Семь интеллектуальных мемов, которые сделают вас в разы умнее

«Мам, садись, сейчас будем мемы смотреть!». Почему родителям важно быть на одной волне с подростком

«Менеджер в болоте» и «Повар спрашивает повара»: как изменились дети из популярных мемов

Источник

Четыре лика пост-иронии

Ли Константину

Вирус иронии в Калифорнии распространен так же, как герпес, стоит им заразиться, и он поселится в вашем мозгу навсегда.

Нил Стивенсон, «Криптономикон»

Многие современные романисты — такие как Уоллес, Смит, Крис Бакелдер, Ривка Гэлчен, Дженнифер Иган, Дэйв Эггерс, Джеффри Евгенидис, Джонатан Франзен, Шейла Хети, Джонатан Литэм, Тао Лин, Сальвадор Пласенсия, Ричард Пауэрс, Нил Стивенсон, Колсон Уайтхед и Карен Тей Ямашита — считают иронию одним из ключевых элементов культуры постмодерна и высказывают опасения, что она породила различные общественные, политические и философские проблемы. Такие авторы определяют иронию как этос, некую установку, которая трактует мир и язык через едкую практику симптоматического, скептического или параноидального чтения. Перед лицом культуры постмодерна трансцендентные ограничения иронии становятся неотложным творческим, философским и политическим проектом. Этот проект я называю пост-иронией. Сторонники пост-иронии не ратуют за банальный возврат к искренности — потому что не выступают с позиций анти-иронии — а скорее хотят сохранить постмодернистские критические озарения (в различных сферах), при этом преодолев их тревожные измерения.

Анализируя этот пост-иронический проект, данная глава является частью более глобальных усилий по позиционированию культурной доминанты, пришедшей на смену постмодернизму. Чтобы дать этому периоду название, наряду с метамодернизмом предлагались и другие термины — глобализация, диалогизм, космодернизм, альтермодернизм, ремодернизм, диджимодернизм, перформатизм, пост-постмодернизм. Но на каком бы из них мы ни остановились, теорию новой культурной доминанты, какой бы они ни была, в принципе нельзя предлагать, предварительно не обратившись к проблеме иронии. Здесь я использую термин «пост-ирония» не для того, чтобы поименовать концепцию того или иного периода или же новую культурную доминанту; пост-ирония в данном случае означает усилия, направленные на то, чтобы выйти за рамки проблем, которые ирония создала в современной жизни и культуре. Хотя сам я избегаю использования префикса «мета-» (не пишу «мета-ирония» по той причине, что этот термин слишком легко ассоциировался бы с метапрозой), пост-ирония знаменует собой особенно популярный ответ на «структуру чувства метамодерна», которую ван ден Аккер и Вермюлен в общих чертах описывают во вступлении к этой книге и в других работах. Двойственность, содержащаяся в их концепции, красноречиво описывает культурные проблемы, характеризующие повседневную жизнь, особенно в сфере труда, в условиях неолиберализма Глобального Севера, начиная с чрезмерной гордости за свободный рынок, с которой в 1989 году все приветствовали падение Берлинской стены. Метамодернизм — это название туманного ощущения колебаний между различными творческими, философскими и политическими возможностями – колебаний, породивших аффекты, которые мы, следуя терминологии ван ден Аккера и Вермюлена, могли бы ассоциировать с такими наречиями, как «среди», «между» и «после». Анализ, проведенный ван ден Аккером и Вермюленом, проливает свет на неуверенность, нерешительность и замешательство, с которыми сторонники пост-иронии прилагают более или менее амбициозные усилия для того, чтобы выйти за пределы постмодерна в поиске более прочной эмоциональной, творческой и политической почвы.

Следовательно, пост-ирония выходит далеко за рамки литературного мира, осуществляя в различных отношениях переоценку постмодернизма в творчестве, теории пост-структурализма, скептической философии и в герменевтике подозрения. В то же время данная глава в большей степени сосредоточена на пост-ироничной литературе (главным образом, художественной), предлагая типологию, создающую фундамент для более масштабного анализа. Пост-иронию нельзя считать синонимом Новой искренности, хотя критики нередко применяют эти категории для одних и тех же текстов. А. Д. Джеймисон описывал Новую искренность в виде набора «общих [литературных] приемов или моделей» (включая “[значительную] долю автобиографичности», «[минимальную] пунктуацию» и «[само]проверку»)», представляющихся настолько очевидными, непосредственными и естественными, что многим попросту не удается увидеть их в работе. Келли определяет Новую искренность как модель поведения в ситуации, когда «предвосхищение восприятия другими экстравертного поведения человека, получает приоритет над действующим “я”, в результате чего внутренние состояния теряют свой первоначальный каузальный статус, становясь следствием этой логики предвосхищения». Эти исследования, какими убедительными они бы ни были с их собственной точки зрения, либо игнорируют проблему иронии, либо преждевременно смягчают ее муки, предполагая, что искренность представляет собой противоположность иронии. В отличие от Новой искренности, термин «пост-ирония» не решает наперед, что следует за эпохой иронии. Кроме того, для начала термин «пост-ирония» напоминает нам, что решений проблемы иронии столько же, сколько способов ее анализировать, и в этом смысле предсказывает, что современное пост-ироничное искусство будет гетерогенным.

Чтобы выстроить эту гетерогенность, я проведу различия между тем, каким образом художник реагирует на иронию постмодерна как форму и на иронию постмодерна как содержание. Обсуждая иронию постмодерна как форму, я опираюсь на типично ироничные социальные явления, институты, доктрины, теории и позиции, способные стать предметом обсуждения искусства литературы. Ирония постмодерна как форма, со своей стороны, обозначает ироничные стили, жанры и способы презентации. Конечно же, форму и содержание никогда нельзя полностью отделять друг от друга. Вполне можно представить, что какой-нибудь жанр, например метапроза, проявляет себя как содержание или форма, как рассказ о метапрозе или же как пример метапрозы. Более того, с диалектической точки зрения, мы также должны принимать во внимание то, насколько сама форма социальной реальности (например, неолиберальная экономическая политика) сводима к презентации или ироничной критике, либо насколько она им сопротивляется, и как литературное искусство придает социальной реальности новые формы. Тем не менее, различные художники пост-ироничной эпохи демонстрируют разные позиции по отношению к каждому творческому уровню и дальнейшие общественно-политические исследования извлекут пользу из четкого первоначального описания эстетического поля пост-иронии. На фоне различий между постмодернистской формой и постмодернистским содержанием явственно просматриваются четыре литературные реакции, отличающиеся друг от друга по своей структуре. Эти четыре реакции соответствуют четырем творческим методам: мотивированному постмодернизму, доверчивой метапрозе, пост-ироничному Bildungsroman [1] и реляционному искусству. Хотя англо-американское литературное поле и не исчерпывается этими четырьмя типами, они все же описывают концептуальные эстетические аттракторы, к которым стремятся современные авторы.

МОТИВИРОВАННЫЙ ПОСТМОДЕРНИЗМ

Для начала следует заметить, что ирония постмодерна никогда и никуда не девалась. Сегодня ее абсолютная власть — и как формы, и как содержания — вероятно сильнее, чем когда-либо. По сути, призывы к пост-иронии черпают силу в преобладающем могуществе иронии. В действительности авторы многих современных произведений художественной литературы продолжают использовать стили постмодерна и эксплуатировать характерные для него темы. Описывая литературные труды последних лет, Грин называет наши дни «поздним постмодернизмом», настаивая на его преемственности по отношению к предыдущему поколению, хотя и несколько смягчает свой аргумент, утверждая, что «мы больше не являемся постмодернистами в том смысле, как когда эта концепция появилась впервые». При правлении «позднего постмодернизма», «всеобщая ирония, саморефлексивность, интертекстуальность, формальная игра и пастиш… стали стандартными особенностями многих художественных фильмов и телешоу». Некоторые авторы не возражают против перехода характерных для постмодерна методик из элитарной в массовую культуру. Здесь на ум сразу же приходит Марк Лейнер — автор книг «Мой Кузен, мой гастроэнтеролог» и «И ты, малышка» – которого Уоллес осуждал как поставщика выхолощенного «образа-вымысла» (Image-Fiction). По мнению Уоллеса, этот «образ-вымысел» является откликом на мир, в котором «мы можем есть палочками блюда техасско-мексиканской кухни, слушать регги и смотреть по советскому спутнику последние известия о падении Берлинской стены». Наблюдая за миром постмодерна по телевизору, такие творцы выдают произведения, представляющие постмодернизм не как критику, но как представление мира как такового. К примеру, роман Тома Карсона «Пробуждение Гиллигана» соединяет в себе стилистические эксперименты в духе Джойса и переосмысление телевизионной программы «Остров Гиллигана». Карсон не просто механически воспроизводит американскую поп-культуру, сам не понимая, о чем идет речь, но превращает «Остров Гиллигана» в Розеттский камень, позволяющий расшифровать высшую истину Американского века. Трудно найти роман, подобный этому, представляющий собой не что иное, как накал постмодернистского пастиша. Этот же ситком стал предметом ностальгической сатиры в первом романе Уоллеса «Метла системы», в котором фигурирует бар под названием «Остров Гиллиана». В нем постмодернистская форма и постмодернистское содержание не отвергаются, но усиливаются, зачастую в интересах большего правдоподобия. Это часть явления, о котором говорит Нилон, описывая пост-постмодернизм как «усиление и мутацию в рамках постмодернизма».

В то же время, когда постмодернизм усиливается или становится «поздним», характерные для него ирреализм, антиреализм, пастиш и рефлексивность перестают служить примерами критики. Они больше не подрывают, не ниспровергают и не выводят из строя устаревшие предметно-изобразительные коды, вместо этого превращаясь в фундамент для новых, в полной мере функциональных предметно-изобразительных кодов. Отложив в сторону вопрос мимесиса, я предпочитаю термин «мотивированный постмодернизм» для описания практики оправдания постмодернистских литературных методик в качестве правдоподобия. К примерам мотивированного постмодернизма можно отнести романы Ричарда Пауэрса, Джонатана Литэма, Ривки Гэлчен, Йена МакЭвана, Марка Хэддона, Джона Рэя. Рот относит их творчество к образцам «нейроромана», который медикализирует «экспериментальный импульс», превращая модернистский (а я бы добавил, что и постмодернистский) стиль в «язык сумасшествия».

Аналогичным образом, приемы постмодерна были перепрофилированы в виде придатков к цифровой эре. Представления Кеннета Смита о Концептуальной поэзии — как можно увидеть в таких произведениях, как «Погода» (2005), «Транспортный поток» (2007) и «Спорт» (2008) — являются ярким примером того, как компьютерные технологии мотивируют прочно установившиеся формальные нео-авангардистские и постмодернистские эксперименты. Голдсмит придает новый облик традиции концептуального искусства, перенимая ряд идей у «Параграфов о Концептуальном искусстве» Сола ЛеВитта, но придавая своим формулировкам (парадоксально) оригинальный вид, ассоциируя их с «нынешним цифровым миром», «манипулятивными свойствами цифровых медиа», особенностями «цифровой эпохи» и т. д. Голдсмит предполагает, что новые приемы неизбежно влекут за собой не только новые поэтические практики, но и его любимые практики присвоения. Предъявлять претензии к тому, что у искусства Голдсмита было много «доцифровых» предтеч, означает не учитывать размах его проекта, представляющегося совершенно новым. Новым является изъятие из произведений Голдсмита любых общественных, политических либо культурных волнений. Современные концептуальные поэты, пишет он, обсуждая труды Ванессы Плейс, «дают читателю право самому выносить моральные оценки», отказываясь «диктовать моральные или политические значения слов, которые им не принадлежат». Таким образом, концептуальная поэзия предлагает «реализм за гранью реализма», «гиперреалистичную» форму искусства, «литературный фотореализм». Это поэзия литературного мира, в котором постмодернизм становится академичным, а удручающая рутина, обладавшая, казалось, столь мощным подрывным потенциалом у таких писателей, как Берроуз и Акер, становится просто-напросто рутиной. Голдсмит гордо выдает «нечитаемую» концептуальную поэзию, впоследствии предлагая универсальный ключ к ее толкованию в своих эссе. Включение Голдсмитом плана урока является основной особенностью книги его эссе под названием «Нетворческая литература». Если мы живем в эпоху, которую МакГерл, говоря о подобных «автопоэтических» творческих приемах, называет «программной», если и само литературное искусство, и его критический анализ происходят из одной и той же общественной либо институциональной среды, а нередко даже исходят от одного и того же человека, наша способность к критической иронии (скептическая, подозрительная или параноидальная герменевтика) в определенном, весьма значимом, смысле значительно снижается. В конечном счете, как человек может осуществить симптоматичное прочтение собственного художественного произведения?

Те, кто продолжают использовать постмодернистские методики для мотивации своих приемов, также обращаются к новым формам глобальных взаимосвязей. Как отмечает Хайзе, глобализация «постепенно заменила собой более ранние ключевые концепции таких теорий современности, как постмодернизм и постколониализм». Ряд писателей, таких как Лесли Мармон Силко, Карен Тей Ямашита, Дж. М. Кутзее и Джулиана Спар, в той или иной степени глобализировали и описали по новой (с использованием экологической терминологии) постмодернистские сюжеты. В погоне за формой, способной представлять глобальные взаимосвязи, представители мотивированного постмодернизма используют явление, которое Нгай и Джагода независимо друг от друга называют «сетевой эстетикой», т.е. литературные приемы для описания сетевых обществ, экономик и политических систем. Сборник стихов Спар под названием «Всеобщая связь всех с легкими» подчеркивает, насколько трудно достичь ироничного расстояния в глобализированном мире. Спар пишет с Гавайев, исследуя «С чем я была связана, к чему причастна, живя припеваючи на крохотном островке, наслаждаясь всеми благами военно-промышленного комплекса». Интерес Спар к связи и причастности — классические постмодернистские тропы — приводит ее к субъекту, выступающему от первого лица единственного и множественного числа, который проявляет серьезное отношение к сопричастности каждого человека к Войне с терроризмом и разговаривает с другими в разных частях света. Она красноречиво повествует о «границах и взаимосвязях, как местных, так и глобальных, о крыльях бабочек и ураганах». Предпринятая ею попытка «спокойно говорить о мире в том виде, в каком его видно из космоса» не увенчивается успехом и вызывает в ее душе замешательство, потому что «мир вращается, но как, я понять не могу». Ироничное изгнание из имперского отечества — концепция, которую в течение непродолжительного времени созерцает ее коллективный лирический оратор — отвергается как невозможная. В конечном счете, где на земле можно бежать от Империи? Если, по утверждениям Хардта и Негри, Империя «действительно процветает» за счет «разнообразия, текучести и», то что хорошего может дать критическая ирония? Для описания работ Голдсмита или Спар больше не подходит даже «бесцельная ирония», описанная Фредриком Джеймисоном.

Мотивированный постмодернизм переформатирует постмодернистский эстетический проект, изымая из него любые намеки на вызов существующей реальности либо доминирующим моделям восприятия. С этой точки зрения, постмодернизм становится всего лишь способом регистрации свойств искомой реальности. Таким образом, подобные авторы либо не проявляют интереса к критике реальности, либо боятся, что критическую функцию как таковую поглотит власть. С учетом этой выигрышной позиции, художнику только и остается, что переописывать сегодняшний мир усиленного постмодерна, повторять характерные жесты, пионерами которых стали постмодернисты, порой даже с тепленького академического местечка, оправдывая приемы того или иного автора тем, что они представляют собой некую форму реализма.

ДОВЕРЧИВАЯ МЕТАПРОЗА

Другие авторы используют традиционно постмодернистские формы, особенно метапрозу, для описания традиционных (или, как минимум, не постмодернистских) сюжетов, тем и социальных миров. В более конкретном смысле постмодернистская форма используется для отторжения постмодернистского содержания либо путем отрицания состоятельности теорий постмодернистской реальности, либо, что бывает значительно чаще, пытаясь выйти за рамки провалов постмодерна. Соглашаясь, что мы живем в глобальном режиме постмодерна, писатели, взявшие на вооружение доверчивую метапрозу, несмотря ни на что, пытаются изыскать способ возродить или же заново открыть ценности, варианты выбора и приемы, которые, как предполагается, характеризовали жизнь до того, как этот режим самым плачевным образом пошел на спад. Самым ярким представителем, продвигающим этот проект, является Уоллес. Он описывает себя человеком, который «использует приемы постмодерна», «постмодернистскую эстетику», «но использует для обсуждения или представления исключительно старых человеческих истин, связанных с духовностью, чувствами, обществом и идеями, которые авангард посчитал бы слишком старомодными». Холланд использовала термин «постмодернистский реализм», чтобы описать этот проект, дискутируя по поводу «произведений, написанных в постмодернистский период, согласующихся с условностями и этикой реализма». Такого рода авторы редко полагают, что могут повернуть часы вспять (постмодернизм нельзя игнорировать или отмахиваться от него), но при этом стремятся восстановить то, что постмодернизм нарушил или погубил, не прибегая к реакции. Как утверждает МакЛафлин, такого рода литература исследует, «как жить в мире с несовершенными системами знания, как различные системы знания могут быть связаны друг с другом или включаться друг в друга, чтобы создать пусть частичную, но все же полезную структуру».

Кроме Уоллеса по этому же пути также пошли писатели Дэйв Эггерс, Сальвадор Пласенда, Хелен Девитт, Джонатан Сафран Фоер и Зэди Смит в таких ее произведениях, как «Собиратель автографов» и «NW». Эту пост-ироничную тенденцию я описал как «доверчивую метапрозу». Как любит повторять Элиас, базовая метапроза постмодерна «отказалась от представления реальности… и вместо этого обратилась к философско-этическим вопросам о том, что же главным образом представляет собой репрезентация». В отличие от нее, доверчивая метапроза, с одной стороны, заключает в себе ирреалистические или анти-реалистические тенденции постмодернизма, с другой – отвергает исторический проект постмодернистской метапрозы, предусматривающий развенчание условностей, веры и траты усилий на вымышленные миры. Если вкратце, то доверчивая метапроза использует метапрозу не для того, чтобы культивировать недоверчивость или иронию, а чтобы воспитывать веру, убежденность, эмоциональную связь и погружение в жизнь. В отрыве от иронии метапроза становится средством возврата к «старомодному» содержанию.

Рассказы Уоллеса, подобные «Октету» (1999) или «Старому доброму неону» (2004), пытаются убедить нас в следующем: то, что поначалу казалось нам хитрыми экспериментами, на деле является усердными попытками подлинного, а не предполагаемого автора, общаться с нами напрямую – «со 100%-ной беспристрастностью». Подобных примеров в современном литературном пространстве можно отыскать довольно много. Дэйв Эггерс прибегает к некоторым методикам, рассчитанным на специфический эффект, чтобы с большей степенью искренности написать свои мемуары «Душераздирающее творение ошеломляющего гения», и доходит даже до того, что использует дополнение к изданию 2001 года этой книги в мягкой обложке под названием «Ошибки, которые мы знали, что совершаем», чтобы прояснить следующее: «по моим оценкам, 99,99% читателям издания в твердой обложке было ясно, что в книге от корки до корки практически нет иронии». Хотя есть соблазн усмотреть в самом этом отказе от иронии особенную форму иронии, я бы сказал, что это скорее признание Эггерса в том, что он постоянно думает о 0,1% читателей (представленных придирчивыми критиками), которые могут его не понять или неправильно истолковать.

Аналогичным образом сценарии Чарли Кауфмана представляют собой изящные творения метапрозы, призванные внушать восторг и любовь. К примеру, его «Адаптация» описывает в немалой степени автобиографичный характер борьбы Чарли за то, чтобы закончить сценарий «Адаптации», основанной на «Похитителе орхидей» Сьюзен Орлеан (1998). Кауфман придумывает Чарли брата-близнеца по имени Дональд, во всем похожего на него, который дописывает вторую часть сценария и, в конце концов, фигурирует в титрах наряду с Кауфманом. В сущности, стиль фильма самым драматичным образом меняет тон, когда Дональд начинает на экране писать сценарий к нему же. Кауфман создает эту метапрозу не для того, чтобы подчеркнуть условность кинематографа, как убедительно доказывал Лэнди, но чтобы «уберечь не-нарративные явления от цунами диахронического мышления» — особенно чтобы помочь оценить красоту цветов в состоянии неподвижности и покоя. Странный, напечатанный за собственный счет авторов роман «Твое имя здесь» (2006) Хелен ДеВитт и Ильи Гриднеффа хитроумно использует формы метапрозы: авторы открыто ссылаются на роман Итало Кальвино «Если однажды зимней ночью путник…» (1979) и без стеснений выражают желание, чтобы «Твое имя здесь» стал бестселлером — предпринимая странную, но в высшей степени искреннюю попытку сделать для языков Ближнего Востока, «арабского, иврита, фарси, пушту и других “экзотических” языков» то, что Толкин придумал для вымышленных языков, таких как эльфийский.

Писатели, работающие в этой манере, полагают, что постмодерн приучил читателей к опыту, аффекту, вере или убежденности. Доверчивая метапроза хоть и не тождественна, но все же напоминает собой явление, которое Эшельман назвал перформатизмом — постпостмодернистскую культурную модальность, бросающую вызов «дробной концепции знака и стратегиям нарушения границ постмодернизма». Перформатистские произведения искусства нередко предлагают технику «двойного фремирования», которая сталкивает «остенсивную сцену» с бесконечной контекстуализацией этой сцены. Цель художника при этом сводится к тому, чтобы читатель поверил в истинность данной остенсивной сцены — повествования такого рода не просто сообщают смысл, но и пытаются изменить существующие убеждения читателя. Сторонники доверчивой метапрозы считают постмодернистские формы инструментами для реконструкции утраченных читателями способностей. Как и для представителей мотивированного постмодернизма, для них творческая форма не носит характера репрезентации. В доверчивой метапрозе форму можно назвать тактической, инструментальной. Она предназначена для того, чтобы нам что-то сделать.

Играя на литературном поле, требующем, чтобы авторы — в особенности авторы цветные — облекали в новые формы и преподносили подлинно этнический опыт, Пласенсия беспокоится о том, что и сам превращает печаль в товар. Точно такую же озабоченность демонстрирует и Генри Парк в романе Чан-Рэя Ли «Носитель языка» (1995), еще одном произведении, которое, как предполагает Ри, граничит с метапрозой, когда связывает «мультиэтническую операцию по сбору информации под командованием Денниса Хогланда с рынком и культурными условиями произведений американской литературы, написанными выходцами из стран Азии». Как в таких условиях, спрашивает Пласенсия, можно выражать печаль как индивидуальную, так и коллективную? Независимо от того, носит его роман напрямую автобиографичный характер или нет, он вводит в метапрозу элементы автобиографии, чтобы преодолеть барьеры, отождествляемые с «превращением в товар», которые якобы нейтрализуют способность читателя испытывать печаль. По утверждению Сальдивара, роман Пласенсии стремится «искренне предъявить права на утопическое видение достигнутой свободы и справедливости, при этом не веря, что они в принципе достижимы». Изображая в своем романе бунт персонажей против автора (Сатурна), живописуя покушение на его убийство, Пласенсия надеется напомнить нам о том, что существует «за рамками страниц этой книги» и, таким образом, вызволить печаль из замкнутого круга литературного ее превращения в товар.

ПОСТ-ИРОНИЧНЫЙ BILDUNGSROMAN

По-видимому, самой популярной пост-ироничной модальностью является пост-ироничный Bildungsroman. Романы, представляющие эту категорию, одним махом отвергают как постмодернистскую форму, так и постмодернистское содержание. Они подчеркнуто воскрешают исторические формы реализма (и других устаревших жанров) в попытке показать, что эти условности сохраняют в себе эмоциональное, интеллектуальное и предметно-изобразительное могущество. К Bildungsroman, т.е. к романам воспитания, они относятся потому, что нередко изображают развитие главных персонажей от их наивных истоков через фазу иронии к конечному пост-ироничному состоянию. Подобно историческим Bildungsroman, такие тексты, по мнению Моретти, демонстрируют «предрасположенность к компромиссу». В отличие от романистов, которые попросту пишут в стиле реализма, сочинители пост-ироничных Bildungsroman вводят реализм в состояние конфликта с постмодернизмом. Эти писатели отвергают иронию не в принципе, как это, предполагается, было бы необходимо, но лишь временно, используя этот прием, чтобы по достоинству оценить силу традиций. Этот компромисс позволяет пост-ироничному Bildungsroman избежать обвинений в наивности.

Главным символом данного направления является Джонатан Франзен. В своем повсеместно цитируемом эссе «Мистер Сложный» Франзен отказывается от былой приверженности постмодернизму, отвергая эту литературу (называя ее «статусной») в пользу искусства, в большей степени озабоченного потребностями читателя (называя его «договорной» литературой). Отказавшись от погони за Статусом, Франзен соглашается с необходимостью писать в соответствии с Договором общепринятых форм, предлагая читателю «удовольствие и связи». Писатели, подобные Франзену, будь то неовикторианцы или реалисты, пишущие произведения, для понимания которых не требуется особых интеллектуальных усилий, превращают традиционные литературные формы в анти-постмодернистские утверждения. Чтобы их признали в качестве постмодернистских утверждений, подобные романы в своих воображаемых мирах выводят на сцену отказ от постмодернизма и постмодернистской иронии. В случае его «Поправок» [2] Франзен ритуально унижает одного из своих персонажей, Чипа Ламберта, которому противостоит скептично настроенный студент, в конечном счете втягивающий его в ужасную историю. Несмотря на то, что «»партия извращенцев» постоянно отдавала ему свои голоса», Чип обнаруживает, что «в отсутствие восприимчивой молодежной аудитории его любимые теории звучали не очень убедительно». Вылечив своего героя от постструктуралистских иллюзий — и втянув в постмодернистский заговор, включающий литовскую финансовую аферу, которая, что весьма примечательно, происходит за рамками дигезиса романа — Франзен в награду посылает Чипу соответствующие его возрасту отношения с «удачливой молодой докторшей».

↑ [2] Цитаты сверены по PDF русского перевода. – Прим. научн. ред.

К числу пост-ироничных Bildungsromans я бы причислил «А порою очень грустны» (2011) Джеффри Евгенидиса, «О красоте» (2005) Зэди Смит, «Огнеметы» (2013) Рэйчел Кушнер, «Бастион одиночества» (2003) и «Сады диссидентов» (2013) Джонатана Литэма, «Время смеется последним» (2010) Дженнифер Иган, «Алмазный век» (1995) Нила Стивенсона, и, вероятно, что самое удивительное, мемуары Барака Обамы «Мечты моего отца». Многие из этих книг демонстрируют реакцию реализма на иронию постмодерна, хотя далеко не все из них можно однозначно отнести к реализму. В одной из других книг я обсуждаю то, что сам назвал «повествовательной неореалистической» ветвью этого метода. Все эти произведения в той или иной форме представляют переход от наивности через иронию к цинизму пост-иронии. Порой это случается с самим автором, в других случаях через это проходит один или несколько героев. Иногда принять позиции пост-иронии приглашают читателя. Например, Зэди Смит в своем романе «О красоте» выводит на сцену конфликт между двумя специалистами по Рембрандту, постструктуралистом Говардом Белси и неоконсерватором Монти Кипсом. Сын Говарда растет, не питая иллюзий по отношению к отцу, его больше прельщает неоконсерватизм Монти, но в конечном счете он отказывается и от того, и от другого, потому что оба течения, каждое по своему, слишком ироничны. Роман «О Красоте» предлагает историю метаморфоз через многих персонажей. И хотя ни одного из них нельзя назвать главным действующим лицом как таковым, произведение все равно можно с полным основанием считать Bildungsroman до такой степени, что читателю предлагается сначала рассмотреть иронию постмодерна, а затем ее отвергнуть.

Лучшим примером подобного развития является роман «А порою очень грустны» Евгенидиса, сознательно перекликающийся с викторианским Bildungsroman, хотя повествование в этой книге делится между двумя персонажами. Когда мы встречаемся со студенткой последнего курса Брауновского университета Мадлен Ханной, нас приглашают взглянуть, «сколько тут книжек» в ее коллекции, представленной в основном романами викторианской и поздней викторианской эпохи, а также чтивом для обывателя. Оказываясь в 1982 году, мы следим, как Мадлен изучает семиотику и открывает для себя условность литературы реализма. Знакомясь с «Фрагментами любовной речи» (1977) Ролана Барта, она рассматривает предположение о том, что «если осознать культурное происхождение любви, взглянуть на свои симптомы как исключительно ментальные… то можно освободиться от ее тирании». Мы можем испытать искушение отнестись к реалистичному стилю книги — и к ее центральному любовному треугольнику — иронично, чтобы считать роман метапрозой. Однако Мадлен отвергает мнение о том, что деконструкция любви избавляет человека от ее хватки, приходя к выводу, что «проблема состояла в том, что метод не действовал; она могла целыми днями читать у Барта про деконструкцию любви, при этом чувствуя, что ее любовь к Леонарду ни капельки не уменьшается». К концу романа, когда Мадлен и другие персонажи приходят к пониманию неадекватности теории как путеводителя по жизни, нам предлагают поддержать откровенный стиль Евгенидиса и наряду с Мадлен стать неовикторианцами. Заканчивается роман на ноте утратившего иллюзии реализма — персонаж по имени Митчелл (который идет по собственному пути воспитания и отождествляется с самим Евгенидисом) осознает, что Мадлен действительно «его романтический идеал, но в раннем представлении, и со временем это у него пройдет». Вынесенный в название романа брачный сюжет, в итоге терпит крах, но во имя высшего смысла реализма и историчности. Таким образом, книга одновременно выводит на сцену эволюцию ее героев, автора и предполагаемых читателей; причем все рождается из критики постмодернизма на более твердых основах, возвращаясь к постмодернистской форме и постмодернистскому содержанию, к утомленным, но так и не ставшим циниками реалистам.

РЕЛЯЦИОННОЕ ИСКУССТВО

Последний метод пост-ироничной литературы, который я намереваюсь обсудить, использует для описания реальности постмодерна реалистическую, минималистскую или же обывательскую форму, понимание которой не требует особых усилий. Такого рода литература, представляющая собой часть более широкого интереса искусства к реляционности и явственнее всего говорящая о метамодернистской структуре чувств, отворачивается от ироничных форм, типично ассоциируемых с эстетикой постмодернизма, в надежде на более непосредственное понимание подспудной реальности, которую постмодернистские теории медиации считают недостижимой. Рождающиеся вследствие этого произведения искусства нередко обладают мощной эстетикой неудобства, читать или смотреть которую бывает на удивление неуютно. Коцко предполагает, что неудобство может служить доминирующей эстетической категорией эры, которая приходит на смену веку иронии. По его мнению, ирония в качестве защиты от неудобной реальности капитализма в конечном счете «истощила себя», явив незавершенность неудобной реляционности. Хотя эту форму использует и многие другие художники (основы реляционного искусства и его обсуждение можно найти в книге: Буррио 2016), лично я идентифицирую доминирующую литературную ветвь реляционного или аффективного искусства с романистом и поэтом Тао Линем, равно как и с писателями, публикующимися в его небольшом издательстве Muumuu (такими как Сэм Пинк и Мэри Кэллоуэй), с рассказами и фильмами Миранды Джулай, с такими книгами, как «Каким должен быть человек?» Шейлы Хети, с кинематографическим жанром мамблкор (к нему можно причислить режиссеров Эндрю Буджальски, Джо Сванберга, Джея и Марка Дюплассов), а также ряд популярных телепередач (некоторые из которых обсуждает Коцко), в том числе «Офис» и «Массовка» Рики Джервейса, «Умерь свой энтузиазм» Ларри Дэвида, «Задержка в развитии» Митча Гурвица, «Луи» Луи Си Кея, «Девчонки» Лины Данэм и «Леди Динамит» Марии Бэмфорд. Реляционное искусство предоставляет нам постмодернистскую реальность посредством непостмодернистских форм. Критики по отношению к этому искусству выражают полярные мнения. Некоторые приветствуют его подлинность, репрезентативность и правдивость; другие бранят, считая педантичным, манерным и явно лишенным мастерства. Реляционное искусство представляет собой тот самый вид литературы, который Джеймисон имел в виду, описывая Новую искренность. Характеризуясь плоским тоном, путаным сюжетом, автобиографическим контентом и явным отсутствием внутреннего содержания, это искусство привлекает внимание к пропасти между читателем и писателем, показывая, как трудно решить иронично или искренно повествование в отсутствие тональных или аффективных аллюзий, выводя на первый план неспособность автора к коммуникации.

В популярном жанре мокументарного кино, к которому в частности относятся «Офис» или «Парки и зоны отдыха», режиссеры и сценаристы снимают лица крупным планом — особенно в те моменты, когда партнеры комика смотрят прямо в камеру — что несет в себе ту же функцию, что и ранее фонограмма с записью смеха. Эти крупные планы, с одной стороны, усиливают эффект мокументарной реальности, с другой – порождают в душе некоторых зрителей почти невыносимое чувство неловкости. Я бы сказал, что этот взгляд персонажа в камеру вместо того, чтобы создавать ощущение общности героя и зрителя, напоминает последнему о нарушенном интерсубъективном пространстве между людьми. Взгляд персонажа вроде бы задуман подменять собой нормативную силу фонограммы со смехом, но это у него никак не получается. Если закадровый смех буквально сигнализирует, что пора присоединиться к хохоту, то в подобного рода мокументарном кино бремя ориентироваться в описываемых сценарием событиях в той или иной степени перекладывается на зрителя. Подобно другим видам реляционного искусства, мокументарное кино привлекает внимание к тому, как трудно ориентироваться в двойственных социальных нормах.

Самым искусным литературным примером этой модальности является Лин. Один из критиков описал «двухплоскостную способность убеждать поколение жаждущих истины молодых мужчин и женщин принимать реалистическую, однозначную литературу, одновременно с этим убедительно представляя себя закоренело крутым шутником возникшей из Интернета сцены». Для стиля Лина весьма характерна повесть «Кража из American Apparel». В ней часто приводятся отрывки из текстовых сообщений и чатов в Gmail, предлагаются плоские, лишенные аффекта диалоги. Вынесенную в название книги кражу главный герой Сэм, особенности биографии которого недвусмысленно напоминают жизнь Лина, совершает без комментариев, предупреждений и, если на то пошло, мотива. Вот каким параграфом начинается повесть:

Сэм проснулся около половины четвертого дня и увидел, что по электронной почте от Шейлы ничего не пришло. Затем сделал себе фруктовый коктейль с мороженым, лег на кровать и уставился в монитор компьютера. Принял душ, оделся и открыл вордовский файл со своими стихами. Проверил ящик электронной почты. Примерно через час на улице стемнело. Сэм поел хлопьев с соевым молоком. Выложил кое-что на аукцион eBay и попытался угадать пароль от аккаунта электронной почты Шейлы, не думая, что ему повезет, и ему действительно не повезло. Потом пятьдесят раз попрыгал на месте, то сводя, то расставляя ноги, то опуская, то поднимая руки. «Господи! Лежа на кровати, я чувствовал себя так, будто меня отымели, — сказал он через час Льюису в чате Gmail, — хотел тут же уснуть, но это оказалось невозможно. Мне нужно было уснуть. Без промедлений. Просто провалиться в сон».

Этот фрагмент демонстрирует реалистичные традиции — описывая персонажей, обстановку, время и ситуацию, — но при этом преследует нетрадиционные цели. Предложения лишены модификации с помощью прилагательных или наречий, а действие разворачивается в рамках немногочисленных контекстуальных аффективных реплик. Ощущение, будто его «отымели», о котором говорит Сэм, ничем не мотивировано, предложения Лина, взятые вместе, не согласуются со связным действием. Фраза «он выложил кое-что на аукцион eBay» может показаться близкой к «он пятьдесят раз попрыгал на месте», однако никакой явной нарративной связи между тем, что он выложил какие-то вещи на eBay, и его прыжками не прослеживается (как и с тем, что он поел хлопьев с соевым молоком, проверил почту и т.д.). Повесть почти полностью состоит из таких небрежных, дробных предложений. Автор не может, или может лишь самую малость, провести различия между описанием и изложением, по всей вероятности создавая стилистический аналог бессвязного и бесцельного жизненного пути Сэма. Но даже просто заявить, что Лин создает специфический стиль для достижения определенных эстетических эффектов, означает поднять тот же вопрос, который поднимает литература Лина. В конце концов, до какой степени он полагается на любые условные понятия мастерства для достижения своих эстетических эффектов (для одних читателей мощных, у других вызывающих раздражение)? Я бы сказал, что реляционное искусство превращает неуверенность читателя или зрителя в отношении того, как отвечать на этот вопрос, его колебания между взаимоисключающими, но, казалось бы, обоснованными толкованиями, в основополагающий эстетический эффект.

Неудобство, конечно же, не единственный аффект, обнаруживающийся в популярных произведениях реляционного искусства, но весьма и весьма распространенный, вероятно, потому, что представляется особенно осязаемым для тех, кто проявляет интерес к творческому изучению нарушений и неудач интерсубъективности. Также можно обратить внимание на господство автобиографичности, особенно на примере Криса Крауса. Пост-ироничная миссия реляционного искусства несет в себе черты родства с объектно-ориентированной онтологией, созерцательным реализмом и другими проявлениями материализма, вдохновленными Делезом и Латуром, которые аналогичным образом переводят постструктуралистские понятия, сформулированные в терминах анализа дискурса, в онтологический регистр. Акцент в случае такого нового материализма в текстах наподобие «Пульсирующей материи» Беннетт, смещается в сторону странных, сетевых отношений между объектами, принимающими характер действующей силы. Неплохими кандидатами в литературные аналоги нового материализма являются такие книги, как «Бельэтаж» (1988) Николсона Бейкера с его напряженным акцентом на истории предметов потребления; «Век проводов и струн» (1995) Бена Маркуса, изобретающего непонятные новые предметы, а старые и хорошо знакомые выставляет в странном свете; или же произведения, использующие форму эссе и неподписанные фотографии, чтобы предложить читателю наблюдения странствующих героев, такие как «Кольца Сатурна» В.Г. Зебальда, «Открытый город» (2012) Теджу Коула и «Покидая станцию Аточа» (2011) Бена Лернера. Одержимая реляционностью, взаимоотношениями между писателем и читателем, а также интерсубъективными проблемами, эта ветка пост-ироничной литературы по целому ряду признаков в своих доминантных амбициях является в высшей степени аффективной.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Типология, в общих чертах изложенная в данной главе, представляет четыре значимые тенденции в современной художественной литературе. Каждая из этих категорий — мотивированный постмодернизм, доверчивая метапроза, пост-ироничный Bildungsroman и реляционное искусство — очерчивают некий круг текстов, многие из которых демонстрируют различные тенденции и амбиции. «Роман из жизни», такой как «Каким должен быть человек?» Шейлы Хети, который я описывал в качестве примера реляционного искусства, также можно считать пост-ироничным Bildungsroman или доверчивой метапрозой. Аналогичным образом, книги типа «Время смеется последним» Дженнифер Иган, с одной стороны, ведут повествование за рамками иронии, описывая многих персонажей, с другой – мотивируют умеренно постмодернистскую форму ссылками на цифровые технологии. Стратегии, представленные этими четырьмя тенденциями, не исчерпывают формальные либо интеллектуальные возможности пост-ироничного проекта. Те, что мы описали здесь, доказали свою популярность, но их развитие может идти по непредсказуемому пути. Выйдет ли та или иная версия пост-иронии за эти границы, сможет ли пост-ирония как таковая занять главенствующие позиции, на сегодня остается вопросом открытым, хотя этот эстетический проект с каждым годом, похоже, приобретает все более доминирующий характер.

Наконец, мы должны рассмотреть важный вопрос о том, почему эти версии пост-иронии добились столь видного положения, а также как их возникновение соотносится с более широким литературным полем и неолиберальным обществом. С последними исследованиями, предлагающими ответы на эти вопросы, можно познакомиться в работах Смита и Халса. Джеймисон предположил, что прогресс в искусстве следует анализировать в связке с сопутствующим прогрессом в истории капитализма. Нилон предпринял попытку соотнести пост-постмодернизм в искусстве с глобализацией и неолиберализмом, однако, так и не смог продемонстрировать в подробностях, каким образом структуры, типично ассоциируемые с неолиберализмом — приватизация, отмена регулирования и контроля, усиление влияния финансовых институтов и движение капитала — соответствуют культурной логике настоящего момента. Как пост-ирония (в качестве антагониста иронии и не-иронии) смогла стать привлекательным эстетическим проектом для неолиберального бизнесмена, которому приходится управлять собственным запасом человеческого капитала? Почему ирония несовместима с позицией состоятельного неолиберала? Эта глава заканчивается предположением о том, что доминирующей неолиберальной культурной единицей является не отдельный предприниматель, как принято считать, а временная группа или команда, объединившаяся для реализации того или иного проекта. Чувство нерешительности и колебания, которые ван ден Аккер и Вермюлен обсуждают во вступлении к этой книге, в конечном счете своими корнями восходят к появлению новых норм, регулирующих отношения отдельного человека с глобализированным рынком труда. Авторитетный анализ риторики неолиберального менеджмента, который Болтански и Кьяпелло провели в работе «Новый дух капитализма» тоже выступает в поддержку этого вывода.

В режиме, который Болтански и Кьяпелло называют «проектным градом», «современное предприятие» представляется чем-то вроде «гибкой мышцы, окруженной целой системой субподрядчиков, поставщиков работ и услуг, дружественных предприятий и временных работников, позволяющих варьировать число персонала в зависимости от решаемых задач». В границах подобного сетевого видения гибкого капитализма, отдельные сотрудники «должны быть организованы в небольшие разнопрофессиональные группы», осуществляющие то один, то другой проект. Такие «проекты образуют преграды свободному круговращению, абсолютной циркуляции: они налагают на участников определенные обязательства, пусть даже на какой-то ограниченный срок и в каком-то отдельном отношении; они подразумевают, что проявляемые в проекте качества контролируются со стороны других участников». Акцент на «определенном уровне заинтересованности, пусть даже временной и частичной» намекает на правдоподобное объяснение риторической и культурной силы пост-иронии для таких общественно-ориентированных, филантропических предприятий, как McSweeney’s Дэйва Эггерса. Одним словом, пост-иронию вполне можно считать как полезным аффектом, так и позицией для проектно-ориентированных либо неолиберальных предприятий.

В предыдущую эпоху социально ориентированного либерализма — альянса между трудом, капиталом и государством, характерным для капитализма середины прошлого века — эффективность отдельного человека в капиталистической компании (и его заявления о преданности делу) значили больше, чем истинные убеждения и репутация, которую обеспечивает «заинтересованность». В подобных обстоятельствах иронию можно считать действенным, эффективным средством выживания в корпоративном окружении, «защитной окраской», к которой член организации прибегает, чтобы «обезоружить общество» и остаться классным специалистом в консервативном мире, о чем в своей работе «Человек организации» говорит Уильям Х. Уайт. В противоположность ему в условиях проектно-ориентированного, одержимого спекуляциями неолиберализма, положение сотрудника куда хуже. В глобальном смысле рынок, будто в едкой кислоте, продолжает разъедать убеждения и ценности; у отдельного работника или художника нет прочной основы, чтобы выдерживать заданный курс. Тем не менее, он должен здесь и сейчас тратить усилия на очередную спекулятивную операцию, на решение текущей задачи, что требует позиции самоподчинения, которую мы описали бы как «убеждения, зависящие от обстоятельств». Независимо от того, работаете вы в «стартапе», являетесь членом коллектива или самостоятельно пишете роман (в сетевой связке с агентом, рекламным директором, выпускающим редактором), вам приходится культивировать искреннюю заинтересованность, внутреннюю мотивацию и ревностную старательность — по крайней мере до тех пор, пока сохраняется этот альянс. Представляется вполне логичным сделать вывод, что новые нормативные горизонты работы, которые не только воздействуют на художника, но и представляют его идеализированным работником, могут оказывать разное влияние на форму и содержание современной литературы. Как только ваш шаткий альянс распадается, вы, либо добившись успеха, либо потерпев поражение, чтобы взяться за следующее смелое предприятие, должны продемонстрировать гибкость и открытость по отношению к непредвиденным обстоятельствам, равно как способность к самоиронии. В этом и заключается условие пост-иронии.

Перевод: Виктор Липка
Редактура: Александр Павлов
Иллюстрация: Мария Серова

Перевод шестой главы является предварительным и будет незначительно изменен в итоговой версии книги «Метамодернизм: историчность, аффект и глубина после постмодернизма».

Источник