Будьте как дети евангелие
Будьте как дети евангелие
Будьте как дети
Господь в Евангелии неоднократно призывает каждого человека уподобиться ребенку. Будьте «как дети» (Мф. 18: 3), «ибо таковых есть Царствие Божие» (Мк. 10: 14).
Каждый человек растет, развивается, становится взрослее. И это не только реальность нашего времени. Даже до грехопадения человек был призван возрастать в любви Божией, развивать свои способности. Так, он познавал творение Божие, нарекал имена животным (см.: Быт. 2: 20). По мысли святителя Василия Великого, древо познания добра и зла «было дано для того, что нужна была заповедь для нашего послушания». То есть и в раю человек воспитывался, развивался.
Так же и мы, взрослея, призваны становиться лучше, возрастать физически и духовно. Мы должны овладевать своими способностями и развивать дары Божии. Неужели вопреки этому Господь говорит: «Будьте как дети» – неумелые, неразвитые, беспомощные? Интуитивно мы с вами понимаем, что Он имеет в виду. Каждый, видя ребенка, чувствует, что мы потеряли, взрослея, в чем дети действительно лучше нас. Давайте постараемся немного разобраться в том, что же Христос так ценил в детях.
В раннем возрасте дети еще сохраняют поразительную целостность ума, сердца и воли. Им чужды такие качества взрослого человека, как двоедушие, лукавство, лицемерие. Гармония в душе ребенка позволяет видеть гармонию и вокруг себя. Получается, что это и есть то подлинное Царство Божие, которое находится «внутри нас» (Лк. 17: 21).
Детям свойственна простота, непосредственность, особая реалистичность души. Мир фантазии и мир реальности зачастую не имеют четких границ. Осваивая окружающий мир, они тут же творят что-то новое, воспринимая свою фантазию ничуть не менее реально, чем мир вокруг. Это же касается и времени. Вспомните, как долго ребенок осваивает наши привычные временные категории. Он уже хорошо говорит, многое знает и помнит, но, например, «вчера» и «год назад» для него одно и то же, прошлое живет в настоящем, а настоящее довлеет над будущим. Можно сказать, что это образ будущей жизни в вечности.
Мы, получив многие знания и опыт, теряем прямую связь сердца с Богом, свойственную детям
Дети по природе своей открыты, общительны. Они впитывают в себя новые знания, а сердце их открыто для слова Божиего, добра, света. Христос, видя, как дети тянутся к Нему, внимают духом любви и чистотой сердца, в Своей молитве к Отцу Небесному говорит: «Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам» (Мф. 11: 25). Мы, обладая многими знаниями, разумом и опытом, теряем прямую связь сердца с Богом.
Доверчивость и благорасположенность к людям. Детям не свойственна неприязнь, злоба, вражда, ненависть к кому-либо. «На злое будьте младенцами» (1 Кор. 14: 20), – говорит апостол Павел, имея в виду то, как дети зачастую даже не видят зла вокруг, а если и чувствуют злое против себя, то очень быстро забывают и прощают обидчиков. Действительно, подобное познается подобным. Ребенок, по свойствам своим не знающий зла, не будет видеть этого зла и вокруг. Родитель, с гневом наказывающий своего ребенка, еще долго будет чувствовать тяжесть в своем сердце – последствие совершенного им греха. Ребенок же, быстро простив, снова бежит к родителю с полным любви сердцем. Все доброе, чистое вызывает у ребенка доверие и притяжение.
Вера для детей естественна, она является опытной частью их жизни. Наоборот, им несвойственны сомнения, колебания, лукавые мудрования и самооправдания. Их вера безотчетная и при этом искренняя. Ребенок с любой бедой бежит к маме, зная, что она поможет всегда. Эта вера в безусловную любовь и помощь распространяется и на жизнь духовную, естественная для ребенка вера в Бога формируется на опыте любви и доверии родителям. Дети верят в слова взрослых, для них эти слова то же, что и дела их. Если родители не бросают слов на ветер, а подтверждают разумные слова разумными делами, то обретают авторитет в глазах детей, полное доверие и сердечную дружбу. Вера детей во взрослых, вера последних в детей ведут к глубокой, искренней и естественной вере в Бога.
Ребенок обладает естественным смирением. Взрослея, мы отступаем от этой спасительной добродетели
Когда ученики спросили Христа: кто больше всех в Царстве Небесном, то Он, поставив дитя посреди них, сказал: «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное… Кто умалится [смирится], как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном» (Мф. 18: 1–4). Ребенок от рождения «умален», он обладает естественным смирением, скромностью. Взрослея, мы теряем эту спасительную добродетель и взращиваем в себе гордость, честолюбие, тщеславие. Мы уже считаем себя если и не лучше всех, то уж точно не хуже. Причем часто мы с раннего детства воспитываем в своих детях стремление быть лучше других.
Получается, что ребенок от рождения уже обладает многими качествами для жизни в Царстве Божием, но по мере взросления они ослабевают, теряются или даже заменяются противоположными страстями. Во многом этому способствуют те примеры, которые окружают растущего ребенка. Мы формируем себе подобных людей. Не имея подлинной духовной жизни, заботясь прежде всего о ценностях «мира сего», способствуем скорому отходу наших детей от их еще мало испорченной природы.
Существует путь избранных еще от чрева матери, примеры которых мы видим в житиях святых, угодивших Богу своей святой жизнью от младенчества. Однако для нас с вами Господь предлагает второй путь – путь возвращения к смиренному детскому духу: духу веры, любви, скромности, чистоты и безграничного упования на Бога.
Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное. (Мф. 18:1–9)
Еще на пути в Капернаум ученики Христовы спорили между собой: кто из них больше в Царстве Небесном? Господь не хотел в присутствии посторонних обличать их в честолюбии; но когда Он снова выказал Свое особенное внимание Петру, повелев ему уплатить чудесным статиром подать на храм и за Себя, страсть честолюбия снова заговорила в них. В ТО ВРЕМЯ, – говорит святой Матфей, – УЧЕНИКИ ПРИСТУПИЛИ К ИИСУСУ И СКАЗАЛИ: КТО БОЛЬШЕ В ЦАРСТВЕ НЕБЕСНОМ?«Стыдясь, – говорит святитель Златоуст, – обнаружить страсть, которой недуговали, они не говорят прямо: «Почему Ты отдал Петру преимущество над нами? Неужели он больше нас?» Еще стыдились. Спрашивают неопределенно: «кто больше?» Когда Иисус оказывал предпочтение троим из них, в них не обнаруживалось ничего подобного; а когда честь предоставлена одному только, они опечалились». Им припомнилось при этом и то, как Господь ублажал Петра за исповедание, припомнилось и великое дерзновение Петрово ко Господу. «Нечто человеческое действовало в учениках, – говорит святитель Златоуст, – но ты размысли и о том, во-первых, что они и теперь ничего земного не ищут; во-вторых, что они после оставили и эту слабость, и взаимно друг другу уступили первенство. А мы не можем возвыситься и до погрешностей их; не спрашиваем о том, кто больше в Царствии Небесном, но – кто больше в царстве земном, кто богаче, кто сильнее».
Что же Господь? Он уже показал им пример самоуничижения, когда согласился на уплату не полагающейся с Него подати; и теперь, желая нагляднее показать необходимость смирения для Своих истинных учеников, Он раскрывает их совесть и отвечает не на слова их, а на их чувствования. ИИСУС, ПРИЗВАВ ДИТЯ (по преданию, это был святой Игнатий Богоносец), ПОСТАВИЛ ЕГО ПОСРЕДИ НИХ И СКАЗАЛ: вы доискиваетесь, кто больше, и спорите о первенстве; а Я говорю вам: кто не будет ниже всех, тот недостоин Царствия Небесного. ИСТИННО ГОВОРЮ ВАМ, ЕСЛИ НЕ ОБРАТИТЕСЬ от честолюбия к смиренномудрию, от лукавства к незлобию, если не перемените своих ложных мнений о Моем Царстве, если не оставите тщеславных надежд на почетные места в этом Царстве И если НЕ БУДЕТЕ КАК ДЕТИ, – не возрастом, а сердечным расположением, – если не будете так же смиренны и простосердечны, так же беззаветно преданы воле Божией, как дети, то не только не займете высшего места, но и вовсе НЕ ВОЙДЕТЕ В ЦАРСТВО НЕБЕСНОЕ. Господь указал ученикам Своим на дитя, в полном смысле свободное от страстей, дитя, чуждое гордости и тщеславия, зависти и сварливости, дитя, украшенное многими добродетелями, как то: простосердечием и незлобием, смирением и спокойствием, дитя, которое ни одной из этих добродетелей не гордится; свойство высокой мудрости – обладать добродетелями и не гордиться ими. «Когда мы, – говорит святитель Златоуст, – не имеем этих добродетелей, то как бы ни были велики наши дела, спасение наше сомнительно. Младенца хотя бы поносили, хотя бы хвалили, хотя бы наказывали, хотя бы чествовали, он ни в первом случае не досадует и не укоряет, ни в последнем не гордится». Божественное смирение Иисуса Христа не позволило Ему в наставлении о смирении указать на Свой собственный пример. С нежной любовью обнимая дитя, Господь продолжал: ИТАК, КТО УМАЛИТСЯ, КАК ЭТО ДИТЯ, будет считать себя хуже и ниже других, ТОТ И БОЛЬШЕ В ЦАРСТВЕ НЕБЕСНОМ. Что дитя имеет по природной своей чистоте и невинности, того вы достигайте подвигом самопонуждения, самоотречения, отсекая свои страсти и злую волю. Мне так любезно смирение и простосердечие, что не только если вы сами будете таковы, то получите великую награду, но даже если И КТО ПРИМЕТ ОДНО ТАКОЕ ДИТЯ ВО ИМЯ МОЕ, кто с любовью ради Меня примет верующего в Меня, будет ли это на самом деле дитя, или же уподобившийся дитяти в простоте и смирении сердца последователь Мой, – кто поможет ему в том, в чем он имеет нужду, не из личной выгоды, а только потому, что он – Мой ученик, христианин, тот МЕНЯ ПРИНИМАЕТ, а от Меня получит награду; а кто Меня принимает, тот принимает пославшего Меня Отца.
Но если так высоко ценю Я смирение и простосердечие, то столь же строго накажу и тех, которые этих смиренных и простосердечных обижают, соблазняют или склоняют ко греху; А КТО СОБЛАЗНИТ или обидит ОДНОГО ИЗ МАЛЫХ СИХ, не детей только, но и всех ВЕРУЮЩИХ В МЕНЯ в простоте сердца, ТОМУ ЛУЧШЕ БЫЛО БЫ, такому соблазнителю, ЕСЛИ БЫ ПОВЕСИЛИ ЕМУ МЕЛЬНИЧНЫЙ ЖЕРНОВ НА ШЕЮ, тяжелый верхний мельничный жернов, который может приводиться в движение только ослом, И ПОТОПИЛИ ЕГО ВО ГЛУБИНЕ МОРСКОЙ. «Не сказал Господь: жернов будет повешен на шею его, но что лучше было бы вынести это наказание, и этим показывает, что несчастного ожидает другое жесточайшее зло: если то несносно, то тем более последнее. Видишь ли, какая ужасная угроза? Видишь ли, как Он до основания ниспровергает высокомерие, как внушает домогающимся первенства везде искать последнего места? Подлинно, нет ничего хуже высокомерия! Оно лишает нас самого обыкновенного благоразумия и совсем делает безумными. Ибо, если бы кто, будучи не выше трех локтей, усиливался быть выше гор и считал себя таковым, если бы он стал вытягиваться, как будто бы был выше вершин холмов, то мы не стали бы искать другого доказательства его безумия. Так, когда ты увидишь надменного человека, который считает себя лучше всех, и за безчестие ставит жить вместе с простыми людьми, не ищи другого доказательства в подтверждение его безумия» (свт. Иоанн Златоуст). Взирая Своим Божественным всеведением на мир, во зле лежащий и грехом обуреваемый, Человеколюбец Господь с глубокой скорбью восклицает: ГОРЕ МИРУ ОТ СОБЛАЗНОВ! «Будучи Богом, – говорит святитель Златоуст, – Иисус Христос сделался для тебя человеком, принял на Себя образ раба, подвергся всем поношениям и не оставил ничего, что нужно было бы еще сделать. Но поскольку все это людям неблагодарным не принесло никакой пользы, то Он сожалеет о них, что и после такого врачевания они не избавились от своей болезни, как больной, который не захотел повиноваться предписаниям врача своего! Но там нет никакой пользы от сожаления, а тут служит врачевством уже и то, что Иисус Христос предсказывает будущее и сожалеет о мире». «Часто бывает, что тем, для которых безполезно было наше убеждение, – говорит блаженный Феофилакт, – мы доставляем пользу, когда начинаем плакать о них, и они приходят от этого в чувство». Если бы люди, от которых происходят соблазны, решились не делать зла, то и соблазнов не было бы; но поскольку эти люди предались злу и впали в болезнь неисцелимую, то Спаситель, провидя, что они не захотят исправиться, говорит: ИБО НАДОБНО ПРИДТИ СОБЛАЗНАМ, всегда были и будут соблазнители и соблазняемые.
Но почему же Господь не уничтожает соблазны? для чего попускает их? На это святитель Иоанн Златоуст отвечает: «Для чего же уничтожать их? Для тех ли, которые получают от них вред? Но они получают вред не от соблазнов, а от своего нерадения. Люди добродетельные не только не терпят от соблазнов вреда, но еще получают величайшую пользу. Таковы были Иов, Иосиф и все праведники. Соблазны пробуждают людей от усыпления, делают их осмотрительными, и не только того, кто хранит себя от них, но и падшего скоро восстанавливают: они учат его осторожности и делают неуловимым. Если и при множестве врагов и искушений мы безпечны, то что бы было, если бы мы жили в безопасности? Итак, прийти соблазнам надобно, но погибать от них нет необходимости». Если бы зло было необходимо, то Иисус Христос не сказал бы: НО ГОРЕ ТОМУ ЧЕЛОВЕКУ, ЧЕРЕЗ КОТОРОГО СОБЛАЗН ПРИХОДИТ; ему, как слуге диавола, грозит страшное наказание. А если ты хочешь избежать соблазна, то Господь показывает тебе и путь, как избежать: ЕСЛИ ЖЕ РУКА ТВОЯ, – говорит Он, – ИЛИ НОГА ТВОЯ СОБЛАЗНЯЕТ ТЕБЯ, ОТСЕКИ ИХ И БРОСЬ ОТ СЕБЯ; ЛУЧШЕ ТЕБЕ ВОЙТИ В ЖИЗНЬ БЕЗ РУКИ ИЛИ БЕЗ НОГИ, НЕЖЕЛИ С ДВУМЯ РУКАМИ И С ДВУМЯ НОГАМИ БЫТЬ ВВЕРЖЕНУ В ОГОНЬ ВЕЧНЫЙ; И ЕСЛИ ГЛАЗ ТВОЙ СОБЛАЗНЯЕТ ТЕБЯ, ВЫРВИ ЕГО И БРОСЬ ОТ СЕБЯ; ЛУЧШЕ ТЕБЕ С ОДНИМ ГЛАЗОМ ВОЙТИ В ЖИЗНЬ, НЕЖЕЛИ С ДВУМЯ ГЛАЗАМИ БЫТЬ ВВЕРЖЕНУ В ГЕЕННУ ОГНЕННУЮ, в муку вечную. Спаситель говорит здесь не о членах тела, но о друзьях и сродниках, которые дороги нам как наши собственные члены. Прекрати дружбу с людьми нечестивыми, как бы ни были они тебе любезны. Ничего не жалей, откажись от всего, что препятствует тебе в деле спасения, как бы тебе это ни было больно и прискорбно. Без тяжких жертв, без самоотречения и подвигов не войти в Царство Небесное.
«Будьте как дети»: как мне откликнуться на этот призыв Христа?
Приблизительное время чтения: 10 мин.
В редакцию «Фомы» пришел вопрос от читательницы: «Здравствуйте! Я не совсем понимаю смысл фразы, которую произносит Иисус Христос: “Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное”. Мы должны быть беззаботны? И как это совмещается с трезвым взглядом на жизнь?»
О том, что вложено в эти слова Христа, и как отличить настоящую евангельскую детскость от инфантилизма, мы поговорили с протоиереем Владимиром Зелинским, настоятелем храма «Всех скорбящих Радость» в городе Брешия (Италия) и автором книги «Будьте как дети. Теофания детства».
— Отец Владимир, Вы посвятили исследованию этой фразы Христа о детях целую книгу. Расскажите, почему она Вас так заинтересовала?
— Когда-то меня приковали эти слова из 18-й главы Евангелия от Матфея. Они перекликались с другими словами о том, что, принимая дитя, мы принимаем самого Христа (Мк 9:36–37; Лк 9:47–48). Они звучали и поныне звучат твердо и недвусмысленно, даже категорично, и вместе с тем, как мне казалось, по сравнению с другими заповедями, не привлекали столь пристального внимания комментаторов.
В евангельском, Христовом «дитя» меня поманила какая-то тайна, то есть нечто большее, чем назидательный пример хорошего поведения для взрослых. Я попытался разгадать ее. Не для того разгадать, чтобы объяснить, что мы что-то должны — книга «Будьте как дети» как раз ставила своей целью уйти от моралистического понимания детства как некоего долга, который нужно исполнить. Ее целью было найти другое, неожиданное измерение младенчества. И если мы что-то должны, то прежде всего тому ребенку, который еще живет в нас. Мы должны его найти. Должны открыть заново собственное детство с его опытом, пусть и неосознанным, присутствия Божия. В устах Христа, смею думать, это и означало «быть как дети». Впрочем, не столько должны, сколько призваны. Призваны осуществить замысел о каждом из нас: быть с Богом.
— А как можно его осуществить?
— Для начала, скажем, удивиться тому, что Бог решил подарить нам жизнь. Вот лично каждому. Он захотел, чтоб мы были, вложил в это решение Свою мысль, Свою любовь. Свидетельства этой любви мы не раз находим в Библии, особенно в изумительном 138-м псалме. Попробуем вслушаться:
Славлю Тебя, потому что я дивно устроен. Дивны дела Твои, и душа моя вполне сознает это. Не сокрыты были от Тебя кости мои, когда я созидаем был втайне, образуем во глубине утробы. Зародыш мой видели очи Твои; в Твоей книге записаны все дни, для меня назначенные, когда ни одного из них еще не было.
Псалмопевец Давид ничего здесь не изобретает, но как бы «вспоминает» себя во взгляде Божьем. «Вспоминает» все свое существо — от формирования костей до дней предназначенной ему жизни, записанных в книгу Божьей памяти. «Вспоминает» себя как тело и себя как личность. Наука давно разгадала тайну возникновения человека как живого организма, но едва ли будет разгадана тайна возникновения личности. Потому что личность берет свое начало от замысла Божия о человеке даже и тогда, когда человек от этого замысла отступает.
И вот этот замысел приоткрывается в раннем детстве. Именно в раннем, пока змей еще не внушил нашему растущему «я» главную свою заповедь: будете как боги, знающие добро и зло. В раннем детстве мы еще не «боги», мы то, что недавно сотворил Бог при участии наших родителей, Им созданных.
Ребенок хранит в себе чудо шестого дня творения, когда человек явился в мир из Его деяния. «Быть как дети», «стать как дети» — значит отправиться на поиски этого чуда. Не в сентиментальном смысле, совсем нет, но в изначально религиозном, связующем нас с Творцом.
— В Евангелии мы не один раз встречаем мысль о том, что Царствие Небесное будет открыто младенцам, а не «мудрым и разумным». Разве мудрость и разумность — порок? Как нам следует это понимать?
— Попробуем задуматься: а что открыто младенцам? Им открыта — на каком-то доразумном, дорациональном уровне — любовь Божия. Она тайно светит в творении мира, в воздухе, которым дышим, в самом нашем существовании. В любви родителей, когда они есть. В природе, пока она не разрушена. В цветах, облаках, домашних животных. И вот когда человек ставит любовь в центр своей жизни, разум и мудрость повинуются ей, живут в гармонии с ней. Так возникают святые.
Или же разум становится господином нашего суверенного «я» и его страстей, которых это «я», даже очень религиозное и церковное, часто в себе не видит: гордыни, самолюбия, эгоцентризма. Отсюда вырастает ответ на вопрос: что делать? Не один ответ, а много, потому что мы свободны и можем выбирать разные пути.
И если мы что-то должны, если уж мы непременно хотим повернуть на мораль, то только одно: повиноваться любви. Нести ее в мир. Начав хотя бы с детей, со служения им. С их охраны, ограждения от зла.
Вообще, когда Вы открываете в себе любовь Божию, а это важнейшее открытие нашей жизни, столь редко сознаваемое, то не должны относиться к ней как к своему достоянию, к тому, что вам по праву принадлежит. Нет, любовь обнаруживает себя лишь тогда, когда вы бескорыстно ею делитесь. Мне приходилось читать о семьях, которые усыновляют больных сирот. Любовь Божия становится в них видимой, светящейся. Януш Корчак (ничего не знаю о его религиозных взглядах), который добровольно вошел с обреченными детьми в газовую камеру, до конца исполнил заповедь Христову: «стал как дети».
— Что скрывается за тем определением ребенка, младенца, которое дает Господь?
— Господь не дает в данном случае определений. Он загадывает загадку, которую мы должны разгадывать. Не умом разгадывать, не богословием, но сердцем, соучаствующим в любви Божией. То есть являть ее делом, делясь любовью, «становясь как дети».
Человек находит, определяет себя в ребенке. Из такого самоопределения, на мой взгляд, рождается и подлинное искусство. Я привожу в пример некоторых поэтов, особенно Хлебникова, у которого нахожу абсолютно младенческое, почти недоступное нам восприятие вещей в их первозданности, откровении первого безгрешного дня творения. Вот гениальный образ кузнечика: «крылышкуя золотописьмом точайших жил. » Поэт воспроизводит свой первый, еще доразумный взгляд на мелькнувшего кузнечика, тот мгновенный снимок младенческого восприятия, который теряется в памяти, но поэт способен его извлечь, а потом запечатлеть в слове. Настоящее творчество для меня — это освобождение в себе исчезнувшего ребенка.
— Встречали ли Вы людей, которые этому определению детскости соответствуют? Расскажите, когда, где, при каких условиях?
— Мне приходилось встречать людей, в которых как бы проявлялась эта «святая детскость» и становилась очевидной. Она, как ни странно, часто дает о себе знать в старости после долгой молитвенной жизни. Детство и старость Василий Розанов называл метафизическим возрастом. Но дело здесь не в какой-то философии, но в обретении однажды отпущенного, утраченного и вновь обретенного дара. Потому что детство — это дар, который нами потом тратится, стирается, теряется, но никогда не пропадает целиком, до самого конца. Вернуться к нему, обрести вновь, может быть, легче в старости, когда отодвигаются земные дела, слабеет их напор, но лишь в старости просветленной, вернувшейся к своему детскому началу в Боге.
В своей книге я упоминаю об особом выражении взгляда новорожденного, о котором пишет отец Павел Флоренский, и не только он. Иногда в этом взгляде приоткрывается какая-то бездонная мудрость, мелькает лишь на мгновенье, потом исчезает. Многим родителям случалось встретиться с этим удивительным взглядом своего ребенка, потом они забывали о нем. Почему я вдруг вспоминаю об этом? Потому что иногда он просыпается в людях, вновь достигших детскости. Встречаясь взглядом с другим человеком, мы чаще чувствуем в нем чужого, от которого хочется укрыться. Но вот от взгляда ребенка — никогда. И если взгляд ребенка просыпается во взрослом, то взгляд становится взглядом друга, сочувствующего, ближнего, но не взглядом соглядатая. Таков взгляд старца, настоящего духовника. Когда встречаешься с ним хоть один раз, потом не забываешь.
— Некоторые считают, что «быть как дети» — значит смотреть на все через розовые очки…
— Слова Христа если не обратитесь и не станете как дети обращены ко взрослым. Они давно не дети, они отягощены всем прожитым своим «я», всем накопленным, взрослым, неизбежно греховным опытом. И Христос вовсе не советует им «впадать в детство» и надевать розовые очки, которых, впрочем, тогда не было. Он зовет их к преодолению самих себя. К перемене ума. К внутренней работе, особой аскезе. Такая аскеза требует рассудительности, которая считается одной из главных монашеских добродетелей.
В своей книге я пытаюсь найти связующую цепочку между обращением в ребенка и становлением святого через покаяние и аскезу, через внутреннее очищение. То есть через борьбу со своим «я», желающим утвердить себя в этом мире, «разбогатеть» в нем, но не Богом разбогатеть, а самим собой, своими приобретениями в жизни, своими имениями, пусть даже имениями ума.
Для меня самого это было открытием: связь детства со святостью, причем, святостью стяжаемой, приобретаемой молитвой и постом. Наша греховная взрослость, то есть заложенная в нас воля к власти, накоплению, обладанию, служению себе, возвышению над другими, удобному устроению себя в этом мире за счет других и т. п. побеждается, преображается усилием сознательного «обращения в ребенка».
— Некоторые неверующие считают, что православные люди часто инфантильны и несамостоятельны, и аргументируют это мнение той же цитатой Христа. В чем они не правы?
— Не правы они прежде всего в том, что хотят спародировать Откровение. Люди, не уважающие веру других, сознательно, а иногда почти инстинктивно, хотят довести ее до нелепости, до пародии. Инфантильность — это и есть пародия на детскость. Как розовые очки — карикатура на младенческий взгляд.
— А как «детскость» христианина должна совмещаться с трезвым взглядом на жизнь?
— «Братия! Не будьте дети умом: на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершенолетни» (1 Кор 14:20). Ум, о котором говорит апостол Павел, — это ум, обращенный к Богу и вместе с тем сохраняющий трезвость в делах практических. Посмотрите, как Христос решает проблему налогов: какая бы ни была власть, налоги надо платить. Но деньги на них Он находит как бы играя — ну хоть в рыбной пасти. Он показывает: пусть это не будет вашей заботой, ищите прежде всего Царства Божия, остальное. ну, пусть оно идет своим чередом.
И с Закхеем, заведомым жуликом, обращается как с возлюбленным чадом Божиим, ибо и он — сын Авраама. Как — духовно — и мы все. Закхей по-ребячески лезет на дерево, чтобы посмотреть на Иисуса, и, откликаясь на этот порыв, Иисус тотчас узнает в нем ребенка и говорит: «Приду к тебе». И вот ребенок, внезапно пробудившийся в сборщике налогов, раздает немыслимые обещания, не задумываясь, в силах ли он их выполнить. Шутка ли: «половину имения моего отдам нищим» — разве может такое сказать человек, привыкший считать деньги? Мы слышим здесь поистине детский лепет на пороге уже открывающегося Царства Божия. Это первые попавшиеся примеры, которых в Евангелии можно найти множество.
— Если перейти в практическую плоскость: что должен делать христианин, чтобы откликнуться на призыв Христа быть как дети?
— У меня нет готового списка практических рекомендаций. Для начала нужно найти ребенка в себе, чтобы суметь ощутить его в другом и полюбить его, как бывшего когда-то ребенка. Любовь научит и напомнит в каждой конкретной ситуации, как поступать, будучи младенцами на злое и совершеннолетними умом, перефразируя апостола Павла.
В своей книге я пишу о «цивилизации ребенка», которая должна стоять под знаком Христовой заповеди «принять дитя». Она могла бы научить нас сопротивлению той цивилизации аппаратов и умных («умнее» нас) машин, которая на нас надвигается. Ибо человек однажды, даже не заметив этого, может оказаться во власти своих собственных изобретений и оживших фантазий. А мудрость детства в Христовом его видении тогда вдруг окажется нашим убежищем.
Что значит быть ребенком в жизни? Бросить свои рыбацкие, свои житейские сети и следовать за Христом, как апостолы. Если Он зовет тебя, идти к Нему по воде, как Петр. Узнать Его мгновенно и исповедать, как тот евангельский Нафанаил, в котором нет лукавства. Вскрикнуть от радости как Мария Магдалина, встретив Его у пустого гроба.
Все эти случаи историчны, но вместе с тем они стали языком, точнее, метаязыком нашей веры. Каждый, если захочет того, может перевести этот образный язык в контекст житейских ситуаций, своего жизненного пути. Христос редко говорит ученикам: делай то, а того не делай, Он не руководит каждым нашим шагом. Он открывает истину — в том ребенке, которым мы были сотворены и которого можем узнать в других. Вот за этой истиной следует нам идти, помня слова: «сыны свободны» (Мф 17:26).
Беседовала Анастасия Спирина
Благодарим издательство «Никея» за помощь в организации интервью.
Будьте как дети. Евангелие от Матфея 18 3
(«Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное». Евангелие от Матфея 18:3)
Человек является самым социальным животным на планете.
Социализация его является основой для развития и становления в своей среде именно как человека, а не как звериного маугли.
То что дети попадая в нечеловеческую среду либо развиваясь в специфических условиях людьми не становятся стало понятно еще в средневековье (хотя и не везде).
До нас дошел страшный эксперимент проведенный в Магрибе. Очередной султан захотел узнать на каком языке будут говорить дети, если не будут слышать человеческой речи. Он обратился к мудрецам, а те ответили, что конечно же дети будут говорить на языке аллаха, то есть на арабском.
Но султан был любопытен и отобрал несколько детей, поместив их в отдельный комплекс, причем ухаживали за ними безъязыкие и немые.
По прошествии 7 лет султан с мудрецами пришел к «воспитанникам». Но вместо человеческих голосов, ухо резали звериные крики, которые издавали дети.
Так что ребенок становится ребенком только относительно того взрослого состояния к которому он должен прийти в будущем, то есть как часть рода человеческого не биологическом и социальном плане.
Дети в процессе взросления переходят от чисто биологического инстинктивного поведения к рассудочному поведению первоначально посредством прямого подражания (т.н. имплементации – запоминания), а в дальнейшем и путем воспроизведения собственных поведенческих черт в дозволяемых пределах.
Собственно подражание не есть черта свойственная исключительно человеческим представителям. Имплементация является основным способом усвоения поведенческих навыков и правил по крайней мере среди птиц и млекопитающих.
Все организмы, которые эволюционно не нуждаются в обучении, в том числе посредством подражания (насекомые, рептилии и пр.) имеют детерминированное поведение определяемое генетически.
То есть поведение таких организмов находится в рамках жестко определяемых их геномом. Это возможно учитывая, что геном человека состоит из 3 х 109 пар хромосом, а геном насекомых из 2,3 х 109 пар хромосом.
Для определения поведения высших животных и человека этого недостаточно, а вот для насекомых – в самый раз.
Так личинка стрекозы выползая на стебель или бабочка выползая из кокона умеют летать непосредственно сразу же расправив свои крылышки.
Тем же птицам уже нужно обучаться в большей или меньшей степени подражая родителям и другим птицам стаи (гнездовья).
Крокодилы абсолютно детерминистки убивают жертву утаскивая ее на глубину и там отрывают части крутясь вдоль своей оси. Их этому никто не учит.
Но проделывают они это мастерски.
Человек же самостоятельно даже не может научиться ходить. Собственно все маугли, воспитанные зверями ходили на всех четырех, подражая своим звериным сородичам.
Возвращенные в человеческую жизнь маугли правда начинали, хоть и с большим трудом, ходить как люди, но со всем остальным у них было очень сложно.
Читать и писать большинство из них так и не научилось, в лучшем случае научились расписываться.
Такие маугли могли освоить только простые виды физического труда (работа с пилой, молотком), у них была крайне плохо развита тонкая моторика, то есть руки не были приспособлены к сложным и точным работам.
Причины по которым мозг маугли не мог освоить методом научения достижения человечества сейчас понятны.
Это торпидность нейронов головного мозга в плане создания новых нейронных (аксонных) связей и образования новых дентритных шипов, определяющих новые информационные навыки.
Отсюда следует, что возможности мозга в целом к научению ограничены и зависят от регулярного потребления новой информации, причем информация должна носить определяющий поведенческий характер.
Иное приводит к невозможности развития личности. Индивид подчиняясь требованиям внешней среды не может развиваться без отрыва от этих требований внешней среды.
Но в дальнейшем (в частности, в случае с маугли, вернувшимися в человеческое общество, несколько отличающееся от жизни звериной) внешняя среда изменилась, причем резко.
Вот только нервная система такого маугли не заточена под усвоение новой, кардинально отличающейся информации.
Причем усвоение такой информации в классическом человеческом обществе современного или относительно современного типа происходит на основании восприятия письменной информации в дополнение к восприятию зрительному, осязательному, обонятельному и пр. классической средовой информации.
Письмо является, в принципе, отличительной чертой именно развитой человеческой культуры, поскольку появилось в отдельных человеческих обществах не более 4 тысяч лет назад.
Именно с изобретением и относительно широким распространением (так греческими письмами «А» и «Б» додорийской эпохи владело не более нескольких сотен писцов занимавшихся учетом и распределением царских и, возможно, храмовых имуществ), письменности культурное развитие человечества существенно ускорилось, поскольку письмо, наряду с увеличением численности совместно проживающих групп земледельцев или скотоводов, отчасти взяло на себя функцию, ранее выполнявшуюся практически исключительно нервной системой.
Это функция накопления информации, позволяющей давать адекватный ответ на внешние вызовы (ответ на внутренние, сугубо биологические потребности организма, у человека, как и у животных по прежнему возложены на гоморальную систему и нервную систему, с преобладающим (у человека) воздействием головного мозга).
Современный человек не только не должен производить все без исключения предметы обихода собственными руками, как это делали люди первобытнообщинного строя, или создавать большую их часть, как это делало большая часть населения при натуральном хозяйстве в России еще в 19 веке, но человек сейчас снабжен инструкциями о том что он может, что не может делать и как это делать и в какой последовательности практически на любую жизненную ситуацию.
В современном мире объем письменной информации возрастает в среднем каждые 5 лет и эта динамика пока ускоряется.
Следовательно, уже не нервная система во главе с головным мозгом определяет какое решение способствует выживанию, а какое нет, такое решение уже прописано либо будет прописано в дальнейшем, причем без учета знаний, опыта, характеристик и особенностей мышления конкретного человека.
Описанное положение вещей создавалось с целью разработки одинаковых, а соответственно, понятных и усреднено приемлемых правил человеческого общежития.
Все что выходит за эти рамки отвергается обществом и государством. Причем к не приемлемому относятся не только некие произвольно насильственные действия частных субъектов (отдельных индивидуумов), но и действия освященные обычаями и законами, в случае изменения политической, социальной, экономической ситуации.
Так, одним из первых актов парламента после Великой Французской революции 1789г. была отмена права первой ночи.
По этому праву феодалы имели право лишать девственности[1] зависимых крестьян своего феода, при выходе последних замуж, либо получить имущественный откуп за отказ от права первой ночи.
Но это плата за цивилизацию.
В свою очередь неумение этого отбрасывает человека прочь от достижений цивилизации (это к вопросу о последствиях отказа от письменности в пользу голосового и визуального способа доведения информации с использованием технических средств).
Необходимо отметить, что ребенок – маугли и ребенок, не умеющий пока еще читать, писать и говорить, но живущий в человеческом обществе отличаются все же сильно. Но они оба не приобщены к цивилизации, поскольку не могут почерпнуть достаточной информации из окружающей среды, кроме как способами доступными для животных.
Отсюда можно сделать закономерный вывод о том, что дети в период их взросления проходят в плане нервной системы путь от животных к человеку, как представителю того культурного слоя среды в котором они вращаются.
Биологически процесс взросления, как уже говорилось ранее, определяется ростом количества межнейронных связей и дендритных отростков (шипов). Количество же самих нейронов у человека (примерно 3 млд) не меняется.
В период же взросления и роста нервной системы этот рост мозга и нервной системы в целом обеспечивается помимо роста межнейронных соединений (синапсов) еще и обводнением нейронных клеток.
Сама проблема формирования человеческого зародыша (плода) и его рождение и дальнейшее развитие связана в первую очередь с развитием нервной системы и головного мозга.
Так, при формировании плода наибольшие проблемы возникают именно с формированием головного мозга, поскольку в случае допущения деформаций и иных нарушений при формировании мозга дальнейшее плодообразование прекращается и несформировавшийся плод изгоняется из матки.
Так заканчивается около 60% всех начинающихся беременностей.
В дальнейшем зародыш вынужден рождаться (с нормальными сроками беременности) по факту недоношенным и беспомощным именно по причине большого размера головного мозга.
Если посмотреть соотношение продолжительности детского возраста у различных млекопитающих и приматов то можно увидеть существенный рост детского беспомощного периода у высших приматов относительно иных млекопитающих.
Так, у копытных детеныш уже на первые сутки после родов может самостоятельно следовать за матерью и в течение 1 года становиться полностью самостоятельным, тогда как у шимпанзе детеныш даже в 5 летнем возрасте будучи отлучен от матери и не получая активной поддержки иных членов стаи (в ряде сообществ шимпанзе, в зависимости от внешних обстоятельств, нормальным является попечение детенышей сирот) обречен.
У человека дети рождаются с еще более крупным мозгом, составляющим 1/10 – 1/7 массы всего тела. Для сравнения у взрослого человека масса мозга составляет около 2% от массы тела.
Однако даже такого соотношения веса мозга и тела недостаточно. В итоге младенцы абсолютно беспомощны и начинают ходить только в районе 10-14 месяцев. Речевые навыки начинают формироваться не ранее чем в 18 месяцев и более.
В дальнейшем у детей идет длительное научение всем тем навыкам, и информации которые окружение и общество в целом считают нужным предоставить.
С таким научением связаны и социально-экономические условия, в которых находятся как дети, так и общественные отношения.
В ранние эпохи цивилизационного строительства, в отсутствие письменности или при отсутствии необходимости в овладевании навыками чтения, счета и письма (так еще в классическом средневековье читать и писать не умели большинство феодалов) период обучения был короток и фактически заканчивался в 10-15 лет в зависимости от статусной и профессиональной принадлежности обучаемого.
В дальнейшем требования к качеству и периоду обучения все повышались.
В России в течение 20 века перешли от обязательного начального обучения к обязательной 7-ми летке, потом к 10 и 11-летке.
В том же 20 веке были повсеместно введены запреты на детский труд в принципе, тогда как еще во второй половине 19 века детский фабричный труд составлял основу на многих производствах, поскольку детям можно было платить меньше чем взрослым.
Более того, вводились запреты на работу по множеству профессий без получения полного специального (среднего и высшего образования).
Так, в Англии до середины 30-х годов 20 века студенты ветеринарных учебных заведений могли работать по специальности, а вот начиная со второй половины 30-х годов уже нет.
Все эти явления безусловно связаны с повышением сложности экономических процессов, но в первую очередь вызваны именно экономическим развитием, которое позволяло снижать трудовую нагрузку на отдельных индивидуумов, в особенности на наиболее социально незащищенные слои.
Подтверждением этому является факт привлечения на производства огромного количества детей в период Второй мировой войны в СССР взамен ушедших на фронт мужчин.
То есть при изменении экономической ситуации положение дел с детским трудом стало напоминать тот же 19 век.
Биологическое развитие нервной системы ребенка по мере роста при условии нахождения такого индивида в нормальном человеческом (во всех смыслах) окружении приводит к обретению человеческой личности.
Ребенок до определенного момента такой личностью не является, он является лишь биологической многоклеточной единицей.
При этом, вопрос о личности является одним из самых важных вопросов в жизни человечества в принципе.
Ряд исследователей полагают, что личность в человеческом существе сформировалась уже в историческое время. То есть по сути вместе с возникновением цивилизации.
Положительный половой отбор, в свою очередь, проходя в условиях острой внутригрупповой конкуренции (с ограниченными возможностями по разрешению конфликтов насильственным путем), дает преимущество особям с более высоким коэффициентом умственного развития, поскольку такие особи в состоянии более эффективно размножаться, оставляя больше потомков.
В рамках усложнения внутригрупповых связей поздних гоминид субъект таких отношений вынужден соотносить свое поведение с поведением других членов сообщества, в том числе предугадывать их поведение в ответ на свои собственные действия и действия иных членов сообщества.
Вот эта то необходимость предугадывания, по устоявшейся в настоящее время теории, и послужила предпосылкой для возникновения личности, поскольку прачеловек был вынужден формировать аналитический аппарат для понимания тех или иных поступков, а самое главное последствий этих поступков для себя и иных субъектов.
Аналитический аппарат мог сформироваться только на базе собственного мышления (просто в отсутствии иной базы), путем формирования своего личностного образа в качестве «обкатки» понимания (прогноза) последствий своих намерений и действий на иных субъектов группы и понимания намерений и действий иных субъектов в отношения самого себя, причем в неразрывной связи вызов – ответ.
Развитие высшей нервной деятельности ребенка идет по аналогичным принципам.
На этапе младенчества с развитием оценочных суждений и аналитики нервная система, с руководящей и направляющей ролью головного мозга, начинает формировать свой личностный образ, как поведенческую систему, позволяющую принимать решения, адекватные запросам среды, основополагающей частью которой для ребенка являются иные люди (родители, родственники, знакомые и пр.) и окружающая культура, материальная часть которой которая является овеществленными и сигнализированными человеческими проявлениями.
Для учета возможностей своего поведения в человеческой среде и формируется личность ребенка, его «я».
У животных личность отсутствует по тем же причинам – неразвитость высшей нервной деятельности вследствие менее сложных задач, встающих перед субъектом животного мира.
Это отражается не только в объеме мозга в перерасчете на массу тела, но и в насыщенности головного мозга нейронной сетью.
У человека эта насыщенность является наибольшей. Более развитыми являются и обеспечивающие системы.
Так, кровеносная система головного мозга человека содержит до 120 мм капилляров на 1 мм3.
Причем разветвленность кровеносной системы головного мозга до 45 – 50 лет только растет.
Теперь понятно, что в условиях звериной (естественноприродной) среды обитания ребенок – маугли не сможет стать человеком, поскольку не сможет сформировать свою личность.
Такой маугли, с точки зрения высшей нервной деятельности, это просто еще один зверь.
Отсюда следует главный вывод – ребенок должен максимально полно приобщаться к своей культурной среде.
При чем именно к «взрослой» не примитивизированной среде существования.
Сохранение человека в детском состоянии является сохранением в человеке зверя с неразвитым мозгом и с несформированной личностью.
В случае широкого распространения подобного явления, что можно наблюдать с последней четверти 20 века, человечество не просто скатится вниз по лестнице культурного развития, но с необычайной легкостью самоуничтожится, поскольку развитие гоминид шло по пути снижения внутригрупповой агрессии за счет развития внутригруппового же альтруизма.
Дети же не только склонны проявлять большую агрессию во вне своего сообщества (достаточно вспомнить насколько жестоки подростковые банды), но и внутри группы, точно также как внутригрупповую агрессию проявляют те же шимпанзе.
Связано это с незрелостью детской личности, отсутствием достаточного аналитического аппарата, наработанных методик реагирования на внешние вызовы. В итоге все сводится к примитивной агрессии.
Упование же на то, что человек должен быть как дитё имеет под собой вполне конкретную мину замедленного действия, поскольку при широком распространении такой детскости это приведет в социокультурном плане к ситуации романа Ульяма Голдинга «Повелитель мух» только без надежды на спасение, поскольку взрослых не останется.
Евангелие по Матфею 19:13
Толкования:
Анонимный комментарий
Тогда приведены были к Нему дети, чтобы Он возложил на них руки и помолился; ученики же возбраняли им
Блж. Иероним Стридонский
Ст. 13-15 Тогда приведены были к Нему дети, чтобы Он возложил на них руки и помолился; ученики же возбраняли им. Но Иисус сказал: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное. И, возложив на них руки, пошел оттуда
Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное. И возложив на них руки, пошел оттуда
Толкование на Евангелие от Матфея.
Блж. Феофилакт Болгарский
Тогда приведены были к Нему дети, чтобы Он возложил на них руки и помолился, ученики же возбраняли им. Но Иисус сказал: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное
Матери приносили детей, чтобы дети их получили благословение чрез прикосновение рук Его. Но женщины с детьми подходили в беспорядке и с шумом, а потому ученики и не допускали их. Кроме того, ученики полагали, что достоинство их Учителя может унижаться, если будут подносить детей. Но Христос, показывая, что для Него приятнее тот, в ком нет лукавства, говорит: «пустите детей, ибо таковых есть Царство Небесное». Он не сказал: «этих», но «таковых», то есть простых, невинных, незлобных. Посему если и ныне к какому-либо учителю приходят христиане, предлагая детские вопросы, то учитель не должен удалять их от себя, но должен принять их.
Толкование на Евангелие от Матфея.
Евфимий Зигабен
Тогда приведоша к Нему дети, да руце возложит на них и помолится: ученицы же запретиша им
Лука ( 18:15 ) назвал их младенцами, которые приносились по вере родителей. Ученики же запрещали, т.е. не допускали приносящих, как написал Марк ( 10, 13 ). Вероятно, они не допускали и тех, и других, из уважения к Учителю.
Толкование на Евангелие от Матфея.
Лопухин А.П.
Тогда приведены были к Нему дети, чтобы Он возложил на них руки и помолился; ученики же возбраняли им
Прп. Иустин (Попович)
Ст. 13-15 Тогда приведены были к Нему дети, чтобы Он возложил на них руки и помолился; ученики же возбраняли им. Но Иисус сказал: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное. И, возложив на них руки, пошел оттуда
Господь благословляет детей
Толкование на Евангелие от Матфея.
Свт. Иларий Пиктавийский
Тогда приведены были к Нему дети, чтобы Он возложил на них руки и помолился; ученики же возбраняли им
Комментарий на Евангелие от Матфея.
Свт. Иоанн Златоуст
Ст. 13-15 Тогда приведоша к Нему дети, да руце возложит на них, и помолится: ученицы же запретиша им. Он же рече им: оставите детей приити ко Мне, таковых бо есть царствие небесное. И возложь на них руце, отъиде оттуду
Беседы на Евангелие от Матфея.
Троицкие листки
Тогда приведены были к Нему дети, чтобы Он возложил на них руки и помолился; ученики же возбраняли им
Евангелие по Матфею 19:14
Толкования:
Блж. Иероним Стридонский
Но Иисус сказал: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное
См. Толкование на Мф. 19:13
Блж. Феофилакт Болгарский
Но Иисус сказал: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное
См. Толкование на Мф. 19:13
Евфимий Зигабен
Иисус же рече (им): оставите детей и не возбраняйте им приити ко Мне: таковых бо есть Царство Небесное
Марк ( 10:14 ) сказал, что Он даже вознегодовал на недопускавших. Принимает детей, с одной стороны, показывая, что Он принимает незлобивых, с другой – научая, что должно унижать надменную гордость и принимать презираемых. Не сказал, что этих есть Царство Небесное, но – таковых, т.е. подражающих простоте их. Об этом подробнее сказано в 18 главе.
Епифаний Латинский
Но Иисус сказал: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное
Почему ученики препятствовали детям? Не из-за порочности детей, а потому что ненадлежащее было время. Они не хотели, чтобы от множества людей Господь утомился. Им Он сказал: Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное. Ведь дети не знают порочности, не умеют воздавать злом за зло, поступать несправедливо; не знают вожделений, супружеских измен и грабежа; верят тому, что слышат; любят всем сердцем своих родителей. Вот потому, возлюбленные, Господь и учит нас тому, что такими, какими они являются даром их естества, мы должны стать из страха Божьего, через праведность жизни и любовь к Царству Небесному. Пока мы не станем чужды ко всякому греху, словно малые дети, мы не сможем прийти к Спасителю.
Толкование на Евангелия.
Лопухин А.П.
Но Иисус сказал: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное
Прав. Иоанн Кронштадтский
Но Иисус сказал: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное
Вот кому только легко достается Царство Небесное – невинным детям, если они, не испортившись от душетленного дыхания мира, перейдут в будущий век чистыми и простыми.
Прот. Александр (Шмеман)
Но Иисус сказал: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное
См. Толкование на Мк. 10:15
Прп. Иустин (Попович)
Но Иисус сказал: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное
См. Толкование на Мф. 19:13
Свт. Иоанн Златоуст
Иисус же рече: оставите детей и не возбраняйте им приити ко Мне: таковых бо есть Царство Небесное
См. Толкование на Мф. 19:13
Троицкие листки
Но Иисус сказал: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное
Беседа 4. Будьте как дети
Сегодня мы продолжаем наши беседы на радио «Радонеж»: мы начинаем изучение 18-й главы Евангелия от Матфея, а тема сегодняшней беседы называется: Будьте как дети. Итак, мы рассмотрим 18-ю главу с 1-го по 6-й стих.
Читаем 1-й стих 18-й главы Евангелия от Матфея:
Если воспринимать слова вопроса буквально: «кто больше в Царстве Небесном?», то ответ очевиден: в Царстве Небесном больше всех Единый Бог – Пресвятая Троица. Но, похоже, вопрос задается в контексте учения Господа Иисуса Христа о том, что «Царствие Божие внутрь вас есть» ( Лк.17:21 ). Хотя и это предположение условно, ибо апостолы спрашивали не о Царствии Божием, а именно о «Царстве Небесном».
Златоуст, о чем мы говорили в прошлый раз, считал недопустимым, что с Сына Божия испрашивали подать на Храм и его (Храма), как мы в прошлый раз выяснили, более чем сомнительные нужды.
Достаточно прочитать книгу Луи Финкелстайна, иудея по вероисповеданию (название книги «Рабби Акива»), чтобы убедиться, что Храм в 1-й половине I века был именно тем, чем его называл Христос. Сказано: «И учил их, говоря: не написано ли: дом Мой домом молитвы наречется для всех народов? а вы сделали его вертепом разбойников» ( Мк.11:17 ). Произнося эти слова, Сын Божий точно цитировал пророка Иеремию, изрекшего: «Не соделался ли вертепом разбойников в глазах ваших дом сей, над которым наречено имя Мое? Вот, Я видел это, говорит Господь» ( Иер.7:11 ). То есть иудеи сами видели и знали, во что был превращен Храм: центр ростовщичества, базарной торговли, грабежа и обмана простых верующих. И участь Храма была печальна, Бог попустил его разрушение; это обстоятельство нас, россиян, должно заставить задуматься – а за что Господь попустил в XX веке разрушение и осквернение наших православных храмов?
Чтобы понять, почему Сын Божий был на стороне бедных и выступал против внешнего лидерства среди апостолов, надо представить, как жили простые люди святой Палестины. Историк Луи Финкелстайн так описывает жилище простого человека того времени: «Дом… был построен не из камня, мрамора или дерева. Он был подобен жилищам арабских феллахов наших дней. Стены были сложены из высушенных на солнце кирпичей, без всякого цемента или алебастры. Дверь была просто дырой в стене, через которую проникал свет и воздух. Крыша из смеси глины, соломы и земли, поддерживаемая стропилами из сухих ветвей, должна была защищать от солнечных лучей летом и от слишком сильных дождей зимой. На земляном полу лежали соломенные тюфяки, на которых все члены семьи и спали…
Пища этих крестьян самая простая. Ячменный хлеб с капустой, репа, может быть чеснок, утром и то же самое вечером. На большее не хватало. Недостаток топлива приводил к тому, что даже эти овощи чаше всего невозможно было сварить. Чтобы хоть как-то приготовить их, у богатого соседа или, может быть, в общественной водогрейке брали кувшин горячей воды и опускали в него овощи. Такая жизнь казалась им совершенно естественной. Они считали, что со стороны их предков было дерзостью просить Моисея о таких деликатесах, как дикий лук, огурцы и рыба. Им вовсе не казалось странным, что люди, требующие мяса, должны быть наказаны смертью за свой неуемный аппетит…
Поэтому можно понять, что стремление апостолов к старшинству носило и социальный оттенок. А неприязнь к богатым священникам росла в народе по мере того, как простые люди беднели, а духовенство все более и более богатело.
Но вернемся к вопросу апостолов: «кто больше в Царстве Небесном?» Скорее всего, они хотели этим вопросом выяснить, кто будет большим из них самих, когда они окажутся в Царстве Небесном. То есть до принятия Духа Святого в День Пятидесятницы они оставались плотскими, еще не просвещенными Духом Божиим. Сказано: «потому что вы еще плотские. Ибо если между вами зависть, споры и разногласия, то не плотские ли вы? и не по человеческому ли [обычаю] поступаете?» ( 1Кор.3:3 ).
И тогда Христос предлагает им пример того состояния духа, при котором человек может войти в Царство Небесное. Здесь Христос даже не рассматривает вопрос: кто больший в Царстве Небесном, а рассматривается вопрос о качествах человека, могущего войти в Небесное Царство.
И далее мы читаем:
Блаженный Иероним Стридонский предполагает, что Он, Сын Божий, Самого Себя представляет дитем в Своих сыновних отношениях с Отцом Небесным. И действительно, Христу принадлежат и следующие слова: «Я пришел во имя Отца Моего» ( Ин.5:43 ); и еще: «Если бы вы любили Меня, то возрадовались бы, что Я сказал: иду к Отцу; ибо Отец Мой более Меня» ( Ин.14:28 ).
Иными словами, Христос, ставя дитя в пример апостолам, научает и нас всех делать все во имя Божие и заботиться иметь волю Отца Небесного, то есть Его Святой Закон, всегда в своем разуме. Сказано: «но в законе Господа воля его, и о законе Его размышляет он день и ночь!» ( Пс.1:2 ); и еще: «И да будут слова сии, которые Я заповедую тебе сегодня, в сердце твоем. И внушай их детям твоим и говори о них, сидя в доме твоем и идя дорогою, и ложась и вставая» ( Втор.6:6–7 ); и еще: «Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием» ( Рим.7:22 ). То есть дите, которое с доверием относится к своему отцу, – это пример для верующих с таким же, и даже большим доверием относиться к Заповедям Божиим. Сказано: «А что мы познали Его, узнаем из того, что соблюдаем Его заповеди. Кто говорит: “я познал Его”, но заповедей Его не соблюдает, тот лжец, и нет в нем истины; а кто соблюдает слово Его, в том истинно любовь Божия совершилась: из сего узнаем, что мы в Нем» ( 1Ин.2:3–5 ).
То есть ребенок старается выполнить волю родителя – и уже в этом находит для себя великое удовольствие.
Один мужчина рассказывал мне, что долго искал для себя наставника. Но никак не находил. Он пытался руководствоваться духовным чтением, но и это ему мало помогало. Но когда он прочитал рассматриваемый нами текст из Евангелия и стал внимательнее присматриваться к своему пятилетнему сынишке, то, хотя видел в нем и то, чему совершенно не стояло подражать, нашел много добрых примеров: мальчик очень быстро забывал нанесенные обиды и очень радовался, когда ему удавалось выполнить то, что от него требовали или просто просили родители. В такие минуты ребенок просто сиял от радости. А главное, он имел полное доверие к своему отцу и к своей матери и в их присутствии чувствовал себя в полной безопасности.
Итак, как мы видим, святые Отцы и учители Церкви по-разному истолковывают тот или иной текст из Слова Божия. И это не значит, что они противоречат друг другу, напротив, они дополняют друг друга и показывают нам неисчерпаемые глубины Божественного Откровения.
Поистине каждый период в жизни человека может быть исполнен благодатью Духа Святого, но такое возможно только в Православной Церкви – хранительнице благодати Духа Святого. Сказано: «Пишу вам, дети, потому что прощены вам грехи ради имени Его. Пишу вам, отцы, потому что вы познали Сущего от начала. Пишу вам, юноши, потому что вы победили лукавого. Пишу вам, отроки, потому что вы познали Отца. Я написал вам, отцы, потому что вы познали Безначального. Я написал вам, юноши, потому что вы сильны, и слово Божие пребывает в вас, и вы победили лукавого» ( 1Ин.2:12–14 ).
И далее мы читаем:
В «Отечнике» святителя Игнатия Брянчанинова мы находим следующее повествование:
Конечно, для совершенства нам мало подрожать детям, тем более что в Библии мы находим и такие наставления: «Братия! не будьте дети умом: на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни» ( 1Кор.14:20 ). И действительно, в детях, особенно с годами, и даже с младенчества, мы можем наблюдать и ревность, и капризы, и даже агрессию. Но младенец или маленький ребенок делает это, скорее, инстинктивно, так что заподозрить его в сознательном зле невозможно. Посему апостол Павел и сказал: «на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни».
И далее мы читаем:
В контексте разных истолкований: кто такой – евангельское дитя, эти слова можно понять в разных патрологических контекстах: принять одно такое дитя означает и принятие кротости Христовой, и принятие Духа Святого, сходящего в сердце каждого верующего в простоте, поистине детской (Иероним, Ориген); это и подражание детям, и даже младенцам, в их незлобии; но прежде всего – это осознание того, что Бог Отец в Сыне Своем усыновил тебя и соделал быть чадом Божиим, сыном или дочерью, по благодати.
Миряне называют священнослужителей отцами. Некоторых это обстоятельство раздражает, так как в Евангелии ясно сказано: «и отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесах» ( Мф.23:9 ). Здесь имеется в виду: в том смысле, что как Бог является Творцом всего человечества, то только Он один и может почитаться и называться ОТЦОМ в абсолютном понимании этого слова.
При этом Христос не запрещает называть отцом родного отца того или иного человека. Сказано: «Иисус же сказал: не убивай; не прелюбодействуй; не кради; не лжесвидетельствуй; почитай отца и мать ; и: люби ближнего твоего, как самого себя» ( Мф.19:18–19 ). То есть родной отец остается таковым и по наименованию.
И если говорить о духовных отцах, об этом в Библии достаточно сказано – когда пророк Божий Илия возносился на огненной колеснице, его ученик, оставленный на земле, «Елисей… смотрел и воскликнул: отец мой, отец мой, колесница Израиля и конница его! И не видел его более. И схватил он одежды свои и разодрал их на две части» ( 4Цар.2:12 ). Богач, находясь в аду и видя на лоне Авраамове бедняка Лазаря, «возопив, сказал: отче Аврааме! умилосердись надо мною… Но Авраам сказал: чадо! вспомни, что ты получил уже доброе твое…» ( Лк.16:24–25 ). Здесь обращает на себя внимание то, что богач называет Авраама «отче Аврааме», а Авраам называет его «чадо», хотя между ними – столетия и столетия.
Апостол Павел в Посланиях к Тимофею пишет: «Тимофею, истинному сыну в вере…» ( 1Тим.1:2 ); и еще: «Преподаю тебе, сын [мой] Тимофей, сообразно с бывшими о тебе пророчествами…» ( 1Тим.1:18 ); и еще: «Тимофею, возлюбленному сыну: благодать, милость, мир от Бога Отца и Христа Иисуса, Господа нашего» ( 2Тим.1:2 ). Возникает вопрос: какой же Тимофей сын апостолу Павлу, если апостол Павел соблюдал безбрачие? Ответ очевиден: он, Павел, – духовный отец Тимофея. Сказано: «Ибо, хотя у вас тысячи наставников во Христе, но не много отцов; я родил вас во Христе Иисусе благовествованием» ( 1Кор.4:15 ) – то есть в Апостольской Церкви кто кого обратил ко Христу, тот и считался его духовным отцом в Господе. Ниже мы читаем: «Для сего я послал к вам Тимофея, моего возлюбленного и верного в Господе сына, который напомнит вам о путях моих во Христе, как я учу везде во всякой церкви» ( 1Кор.4:17 ). Именно как «верного в Господе сына» посылает апостол Павел юного епископа Тимофея в Коринф, чтобы там он защитил своего духовного отца от клеветников и доносчиков. Так что слова: «и кто примет одно такое дитя во имя Мое» могут означать и призыв к духовничеству.
Но есть и прямой (простой) смысл, заключенный в этих словах: «и кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает». Сказано: «Ни вдовы, ни сироты не притесняйте» ( Исх.22:22 ); и еще: «и веселись в праздник твой ты и сын твой, и дочь твоя… и сирота, и вдова, которые в жилищах твоих» ( Втор.16:14 ); и еще: «Отец сирот и судья вдов Бог во святом Своем жилище» ( Пс.67:6 ).
Недавно одна женщина рассказала мне, как она пошла, встречать своих детей из школы. И прямо против входа на школьную территорию какие то люди поставили свои машины, стоят, разговаривают друг с другом, не обращая внимание на то, что школьники с трудом протискиваются между их машин, покидая школьную территорию. Женщина обратила внимание автовладельцев на то, что дети перепачкаются, пролезая между их роскошных машин. На что один из них ответил: «Пускай! Машины чище будут».
Слово Божие, учит нас: «научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову» ( Ис.1:17 ). В нашей стране не только сироты, но и все дети в целом, как наименее способные постоять за себя, находятся в зоне риска.
Каждый год в России, по официальной статистике, пропадает более 20-ти тысяч детей. По данным Минздрава, в России на 1000 наркоманов приходится 54 несовершеннолетних наркозависимых. Согласно официальной статистике, каждый год более 3-х тысяч несовершеннолетних совершают акт самоубийства. Если в 1996 г. в Москве проституцией занималось чуть более 1000 детей, то, по мнению газеты «Ленинградская правда» от 09.07.2003, далее цитирую: «А детская проституция… достигла просто угрожающих масштабов: в этом бизнесе, по оценкам специалистов, находится более 50-ти тысяч детей». И это только в центре нашей страны…
И далее мы читаем:
В широком понимании словосочетание малые сии – это любые люди, которых нам Господь посылает на нашем жизненном пути. То есть, служа любому человеку, мы служим Богу; как я часто подчеркиваю, в этом – универсальность христианства.
Посему конченые эгоисты (люди, которые жили только для себя и своих и не замечали нуждающихся) услышат в День Страшного Суда: «так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне» ( Мф.25:45 ). А те, которые помогали каждому нуждающемуся, которого Господь Бог посылал им на их жизненном пути, услышат в День тот: «И Царь скажет им… так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» ( Мф.25:40 ).
Поистине каждый Евангельский текст столь чудесно многогранен, столь многому и по-разному может научить нас, что со всей уверенностью можно сказать: как небо отстоит от земли, так и слово Святого Евангелия – выше всех человеческих писаний, как и учит святитель Иоанн Златоуст. Посему будем и далее использовать субботние вечера на радио «Радонеж» для изучения Благой, или Радостной, вести – Святого Евангелия. И да поможет нам в этом Бог!
1. Евангелист Матфей (что значит «дар Божий») принадлежал к числу Двенадцати апостолов (Мф 10:3; Мк 3:18; Лк 6:15; Деян 1:13). Лк (Лк 5:27) называет его Левием, а Мк (Мк 2:14) — Левием Алфеевым, т.е. сыном Алфея: известно, что некоторые иудеи носили по два имени (напр., Иосиф Варнава или Иосиф Каиафа). Матфей был сборщиком пошлин (мытарем) на капернаумской таможне, расположенной у берега Галилейского моря (Мк 2:13-14). По-видимому, он состоял на службе не у римлян, а у тетрарха (правителя) Галилеи — Ирода Антипы. Профессия Матфея требовала от него знания греческого языка. Будущий евангелист изображен в Писании как человек общительный: в его капернаумском доме собиралось множество друзей. Этим исчерпываются данные Нового Завета о том человеке, чье имя стоит в заголовке первого Евангелия. Согласно преданию, после Вознесения Иисуса Христа он проповедовал Благую Весть иудеям в Палестине.
2. Около 120 г. ученик апостола Иоанна Папий Иерапольский свидетельствует: «Матфей записал изречения Господа (Логия Кириака) на еврейском языке (под еврейским языком здесь следует понимать арамейское наречие), а переводил их кто как мог» (Евсевий, Церк. История, III.39). Термин Логия (и соответствующий ему евр. дибрей) означает не только изречения, но и события. Сообщение Папия повторяет ок. 170 г. св. Ириней Лионский, подчеркивая, что евангелист писал для христиан из иудеев (Против ересей. III.1.1.). Историк Евсевий (IV в.) пишет, что «Матфей, проповедав сперва иудеям, а потом, вознамерившись идти к другим, изложил на отечественном языке Евангелие, известное ныне под его именем» (Церк. История, III.24). По мнению большинства современных исследователей, это арамейское Евангелие (Логиа) появилось между 40-ми и 50-ми гг. Вероятно, первые записи Матфей сделал еще, когда сопутствовал Господу.
Первоначальный арамейский текст Евангелия от Мф утерян. Мы располагаем только греч. переводом, сделанным, по-видимому, между 70-ми и 80-ми гг. Его древность подтверждается упоминанием в творениях «Апостольских Мужей» (св. Климент Римский, св. Игнатий Богоносец, св. Поликарп). Историки полагают, что греч. Ев. от Мф возникло в Антиохии, где, наряду с христианами-иудеями, впервые появились большие группы христиан из язычников.
3. Текст Ев. от Мф свидетельствует о том, что его автор был палестинским евреем. Он хорошо знаком с ВЗ, с географией, историей и обычаями своего народа. Его Ев. тесно связано с традицией ВЗ: в частности, он постоянно указывает на исполнение пророчеств в жизни Господа.
Мф чаще других говорит о Церкви. Он уделяет немалое внимание вопросу об обращении язычников. Из пророков Мф больше всего цитирует Исайю (21 раз). В центре богословия Мф стоит понятие Царства Божия (которое он в согласии с иудейской традицией обычно называет Царством Небесным). Оно пребывает на небе, а в этот мир приходит в лице Мессии. Благовестив Господа есть благовестив о тайне Царства (Мф 13:11). Оно означает воцарение Бога среди людей. Вначале Царство присутствует в мире «неприметным образом», и только в конце времен будет явлена его полнота. Наступление Царства Божия было предсказано в ВЗ и осуществилось в Иисусе Христе как Мессии. Поэтому Мф часто называет Его Сыном Давидовым (один из мессианских титулов).
4. План Мф: 1. Пролог. Рождение и детство Христа (Мф 1-2); 2. Крещение Господне и начало проповеди (Мф 3-4); 3. Нагорная проповедь (Мф 5-7); 4. Служение Христа в Галилее. Чудеса. Принявшие и отвергшие Его (Мф 8-18); 5. Путь в Иерусалим (Мф 19-25); 6. Страсти. Воскресение (Мф 26-28).
ВВЕДЕНИЕ К КНИГАМ НОВОГО ЗАВЕТА
Священное Писание Нового Завета было написано по-гречески, за исключением Евангелия от Матфея, которое, по преданию, было написано по-древнееврейски или по-арамейски. Но так как этот древнееврейский текст не сохранился, греческий текст считается подлинником и для Евангелия от Матфея. Таким образом, только греческий текст Нового Завета — подлинник, а многочисленные издания на разных современных языках всего мира являются переводами с греческого подлинника.
Греческий язык, на котором был написан Новый Завет, уже не был классическим древнегреческим языком и не являлся, как раньше думали, особым новозаветным языком. Это — разговорный повседневный язык первого века по Р.Х., распространившийся в греко-римском мире и известный в науке под названием «κοινη», т.е. «обычное наречие»; все же и стиль, и обороты речи, и образ мыслей священных писателей Нового Завета обнаруживают древнееврейское или арамейское влияние.
Подлинный текст НЗ дошел до нас в большом количестве древних рукописей, более или менее полных, числом около 5000 (с 2-го по 16-й век). До последних лет самые древние из них не восходили далее 4-го века no P.X. Но за последнее время было открыто много фрагментов древних рукописей НЗ на папирусе (3-го и даже 2-го в). Так напр, манускрипты Бодмера: Ев от Ин, Лк, 1 и 2 Петр, Иуд — были найдены и опубликованы в 60-х годах нашего столетия. Кроме греческих рукописей, у нас имеются древние переводы или версии на латинский, сирийский, коптский и др. языки (Vetus Itala, Peshitto, Vulgata и др.), из которых самые древние существовали уже со 2-го века по Р.Х.
Наконец, сохранились многочисленные цитаты Отцов Церкви на греческом и других языках в таком количестве, что если бы текст Нового Завета был утрачен и все древние рукописи были уничтожены, то специалисты могли бы восстановить этот текст по цитатам из творений святых Отцов. Весь этот обильный материал дает возможность проверять и уточнять текст НЗ и классифицировать его различные формы (т.н. текстуальная критика). По сравнению с любым древним автором (Гомером, Эврипидом, Эсхилом, Софоклом, Корнелием Непосом, Юлием Цезарем, Горацием, Вергилием и др) наш современный — печатный — греческий текст НЗ находится в исключительно благоприятном положении. И по количеству манускриптов, и по краткости времени, отделяющего древнейшие из них от оригинала, и по числу переводов, и по их древности, и по серьезности и объему проведенных над текстом критических работ он превосходит все остальные тексты (подробности см в «Сокрытые сокровища и новая жизнь», археологические открытия и Евангелие, Bruges, 1959, стр 34 слл). Текст НЗ в целом зафиксирован совершенно неопровержимо.
Новый Завет состоит из 27 книг. Издателями они подразделены на 260 глав неравной длины для облечения ссылок и цитат. В подлинном тексте этого подразделения нет. Современное деление на главы в Новом Завете, как и во всей Библии, часто приписывалось доминиканцу кардиналу Гуго (1263 г.), который выработал его, составляя симфонию к латинской Вульгате, но теперь думают с большим основанием, что это подразделение восходит к архиепископу Кентерберийскому Стефану Лангтону, умершему в 1228 году. Что же касается подразделения на стихи, принятого теперь во всех изданиях Нового Завета, то оно восходит к издателю греческого новозаветного текста, Роберту Стефану, и было им введено в его издание в 1551 году.
Священные книги Нового Завета принято обычно разделять на законоположительные (Четвероевангелие), историческую (Деяния Апостолов), учительные (семь соборных посланий и четырнадцать посланий апостола Павла) и пророческую: Апокалипсис или Откровение ев Иоанна Богослова (см Пространный Катехизис свт. Филарета Московского).
Однако современные специалисты считают такое распределение устаревшим: на самом деле все книги Нового Завета — и законоположительные, и исторические и учительные, а пророчество есть не только в Апокалипсисе. Новозаветная наука обращает большое внимание на точное установление хронологии евангельских и других новозаветных событий. Научная хронология позволяет читателю с достаточной точностью проследить по Новому Завету жизнь и служение Господа нашего Иисуса Христа, апостолов и первоначальной Церкви (см Приложения).
Книги Нового Завета можно распределить следующим образом:
1) Три так называемых синоптических Евангелия: от Матфея, Марка, Луки и, отдельно, четвертое: Евангелие от Иоанна. Новозаветная наука уделяет много внимания изучению взаимоотношений трех первых Евангелий и их отношению к Евангелию от Иоанна (синоптическая проблема).
2) Книга Деяний Апостолов и Послания апостола Павла («Corpus Paulinum»), которые обычно подразделяются на:
а) Ранние Послания: 1-ое и 2-ое к Фессалоникийцам.
б) Большие Послания: к Галатам, 1-ое и 2-ое к Коринфянам, к Римлянам.
в) Послания из уз, т.е. написанные из Рима, где ап. Павел находился в заключении: к Филиппийцам, к Колоссянам, к Ефесянам, к Филимону.
г) Пастырские Послания: 1-ое к Тимофею, к Титу, 2-ое к Тимофею.
д) Послание к Евреям.
3) Соборные Послания («Corpus Catholicum»).
4) Откровение Иоанна Богослова. (Инигда в НЗ выделяют «Corpus Joannicum», т.е. все, что написал ап Ин для сравнительного изучения его Евангелия в связи с его посланиями и кн Откр).
ЧЕТВЕРОЕВАНГЕЛИЕ
1. Слово «евангелие» (ευανγελιον) на греческом языке означает «радостная весть». Так называл Свое учение Сам Господь наш Иисус Христос (Мф 24:14; Мф 26:13; Мк 1:15; Мк 13:10; Мк 14:9; Мк 16:15). Поэтому для нас «евангелие» неразрывно связано с Ним: оно есть «благая весть» о спасении, дарованном миру через воплотившегося Сына Божия.
Христос и Его апостолы проповедовали евангелие, не записывая его. К середине 1-го века эта проповедь была закреплена Церковью в стойкой устной традиции. Восточный обычай запоминать наизусть изречения, рассказы и даже большие тексты помог христианам апостольской эпохи точно сохранить незаписанное Первоевангелие. После 50-х годов, когда очевидцы земного служения Христа стали один за другим уходить из жизни, возникла потребность записать благовествование (Лк 1:1 ). Таким образом «евангелие» стало обозначать зафиксированное апостолами повествование о жизни и учении Спасителя. Оно читалось на молитвенных собраниях и при подготовке людей ко крещению.
2. Важнейшие христианские центры 1-го века (Иерусалим, Антиохия, Рим, Ефес и др.) имели свои собственные Евангелия. Из них только четыре (Мф, Мк, Лк, Ин) признаны Церковью богодухновенными, т.е. написанными под непосредственным воздействием Святого Духа. Они называются «от Матфея», «от Марка» и т.д. (греч. «ката» соответствует рус. «по Матфею», «по Марку» и т.д.), ибо жизнь и учение Христа изложены в данных книгах этими четырьмя священнописателями. Их евангелия не были сведены в одну книгу, что позволило видеть евангельскую историю с различных точек зрения. Во 2-м веке св. Ириней Лионский называет евангелистов по именам и указывает на их евангелия как на единственно канонические (Против ересей 2, 28, 2). Современник ев Иринея Татиан предпринял первую попытку создать единое евангельское повествование, составленное из различных текстов четырех евангелий, «Диатессарон», т.е. «евангелие от четырех».
3. Апостолы не ставили себе целью создать исторический труд в современном смысле этого слова. Они стремились распространять учение Иисуса Христа, помогали людям уверовать в Него, правильно понимать и исполнять Его заповеди. Свидетельства евангелистов не совпадают во всех подробностях, что доказывает их независимость друг от друга: свидетельства очевидцев всегда носят индивидуальную окраску. Святой Дух удостоверяет не точность деталей описанных в евангелии фактов, а духовный смысл, заключающийся в них.
Встречающиеся в изложении евангелистов незначительные противоречия объясняются тем, что Бог предоставил священнописателям полную свободу в передаче тех или иных конкретных фактов применительно к разным категориям слушателей, что еще более подчеркивает единство смысла и направленности всех четырех евангелий (см также Общее введение, стр 13 и 14).
2 ( Мк 9:35,36; Лк 9:47 ) Наставление и назидание дается не одним только словом, но и примером. Так — часто в обыкновенной жизни; подобные же, высочайше и в полном смысле классические (если можно так выразиться), способы наставлений и научения употреблялись и Христом. Настоящий пример, Им избранный, отличается крайней простотой; но он подразумевает целый переворот в тогдашнем мышлении и воззрениях, и указывает на него. Истина, которая запечатлевается в уме и сердце этим примером, отличается такою глубиной, что и в настоящее время не вполне и всеми понимается.
Так как дитя поставлено было среди учеников и для примера им вследствие желания их решить вопрос, кто больше, то от общих рассуждений о детском характере и «подобном детям взрослом человеке» нам теперь можно перейти к более частным определениям. Здесь встречается одно из сильнейших и убедительнейших доказательств мысли, что, по общему новозаветному воззрению, последователи Христа должны, как дети, уклоняться от присвоения себе какой-либо внешней власти и какого-либо предпочтения себя своим собратьям. « Высоко подниматься вверх — это значит опускаться пропорционально низко ». Идея Нового Завета заключается не в господстве над людьми, а в служении им. Не внешняя власть должна быть свойственна последователям Христа, а нравственная. Власть над людьми служители Христа приобретают, уподобляясь детям. Это идея — чисто христианская и отличается чрезвычайной нравственной красотой и привлекательностью, поясняется вообще в Евангелиях самопреданным служением Раба Иеговы и, в частности, несколькими другими примерами, в которых также выражается мысль о христианском служении.
4 ( Мф 23:12; Лк 14:11; 18:14 ) Нельзя думать, что мысли, изложенные в 3 и 4 стихах, совершенно тождественны. В 3 стихе излагается общая мысль, что ученики должны уподобляться детям, т. е. всем хорошим качествам, им свойственным. 4 стих представляется выводом из предыдущего, на что указывает частица οὑ̃ν (итак), указывает на более частичную черту детского характера, действительно заключающуюся в смирении. Буквально: «итак, кто смирит себя, как это дитя, тот — больший в Царстве Небесном».
О числительном ἓν Бенгель замечает: « frequens unius in hoc hapite mentio ( слово «один» часто употребляется в этой главе )».
6 ( Мк 9:42 ) У Луки Лк 17:1,2 — сходные выражения, но в другой связи. У Мк 9:38-41 и Лк 9:49-50 вставлены здесь рассказы о человеке, который изгонял бесов именем Спасителя; затем речь Спасителя приводится у Матфея и Марка почти с буквальным сходством.
Сказанное в рассматриваемом стихе, очевидно, противополагается речи в предыдущем. Там говорится о принятии с любовью; здесь — о вреде, происходящем вследствие соблазна, — это последнее слово ( σκανδαλίση̨ ), как и в других случаях (см. прим. к 5:29), указывает на падение. Как в 5 ст. «если кто примет» (букв.), так и здесь «если кто соблазнит». Но если в 5 ст. — «одно дитя», то в 6 — «один из малых сих, верующих в Меня». Речь, таким образом, расширяется и обобщается. Стоящее среди учеников дитя служит образом для разъяснения сложных отношений, которые бывают среди взрослых, верующих во Христа. На первый взгляд кажется, что Спаситель переходит здесь к речи почти о совершенно новом предмете, и притом — по простой ассоциации, так что стих 6 как будто имеет только внешнюю связь с тем, что сказано было раньше. Но несомненно, что он имеет с предыдущими стихами и более внутреннюю, глубокую, сокровенную связь. Эта последняя выражается, по-видимому, преимущественно словом «соблазнить» ( σκανδαλίση̨ ). Если в предыдущих стихах указан был достижимый для всех и надежный путь к приобретению себе не мнимых, а действительных преимуществ в учрежденном и учреждаемом Христом Царстве Небесном, то в ст. 6 указывается на препятствия, отклоняющие от этого пути, и последствия такого рода деятельности.
Слово πιστευόντων показывает, что здесь не разумеются только малые дети сами по себе и как такие, потому что детям вообще не свойственна сознательная вера, обнаруживающаяся в смирении и уничижении, а взрослые, ставящие себя на одну степень с младенцами.
Слово (в греческом тексте) συμφέρει можно переводить, как в русском, через «лучше было бы» — в смысле полезнее. Таково значение этого слова у классиков и в Новом Завете (в непереходном смысле — Мф 5:29,30; 19:10; Ин 11:50; 16:7; 18:14; 1 Кор 6:12; 2 Кор 8:10; 12:1 и др. (Смысл дальнейшей речи показывает, в чем заключается польза для лица, которое производит соблазн. Прежде, чем он соблазнит кого-нибудь, для него было бы полезнее, если бы ему повесили на шею мельничный жернов и потопили в морской глубине. Тогда тело его погибло бы, но душа была бы спасена вследствие воспрепятствования ему производить соблазн.
«Мельничный жернов» — перевод неточен; в славянском точно: «жернов осельский», т. е. большой жернов, который вертит осел; последний назывался поэтому ὄνος μυλικός (осел жерновный). Неточный перевод в русском сослан, по-видимому, ввиду ассимиляции Лк 17:2 ( λίθος μυλικός — камень жерновный или мельничный жернов). Здесь, конечно, разумеется верхний жернов, или так называемый бегун. Потопление в море не было иудейскою казнью; но она практиковалась у греков, римлян, сирийцев и финикиян.
Новый Завет. Самым ранним разделением Библии, идущим из времен первенствующей христианской Церкви, было разделение ее на две, далеко не равные части, получившие название Ветхого и Нового Завета.
Такое разделение всего состава библейских книг обусловлено было их отношением к главному предмету Библии, т. е. к личности Мессии: те книги, которые были написаны до пришествия Христа и лишь пророчески Его предызображали, вошли в состав Ветхого Завета, а те, которые возникли уже после пришествия в мир Спасителя и посвящены истории Его искупительного служения и изложению основ учрежденной Иисусом Христом и Его св. апостолами Церкви, образовали собой «Новый Завет».
Все эти термины, т. е. как самое слово завет, так и соединение его с прилагательными ветхий и новый завет взяты из самой же Библии, в которой они, помимо своего общего смысла, имеют и специальный, в котором употребляем их и мы, говоря об известных библейских книгах.
Впоследствии термин Новый Завет неоднократно употреблялся самим Иисусом Христом и святыми Его апостолами для обозначения начавшейся истории искупленного и облагодатствованного человечества (Мф 21:28; Мк 14:24; Лк 22:20; 1 Кор 11:25; 2 Кор 3:6 и др.).
Состав Нового Завета. В Новом Завете всего находятся 27 священных книг: четыре Евангелия, книга Деяний Апостольских, семь соборных посланий, четырнадцать посланий ап. Павла и Апокалипсис ап. Иоанна Богослова. Два Евангелия принадлежат двоим апостолам из числа 12 — Матфею и Иоанну, два — сотрудникам апостолов — Марку и Луке. Книга Деяний написана также сотрудником ап. Павла — Лукою. Из семи соборных посланий — пять принадлежат апостолам из числа 12 — Петру и Иоанну и два — братьям Господа по плоти, Иакову и Иуде, которые также носили почетное наименование апостолов, хотя и не принадлежали к лику 12. Четырнадцать посланий написаны Павлом, который, хотя был призван и поздно Христом, но тем не менее, как призванный именно самим Господом к служению, является апостолом в высшем смысле этого слова, совершенно равным по достоинству в Церкви с 12 апостолами. Апокалипсис принадлежит апостолу из числа 12 Иоанну Богослову.
Разделение новозаветных книг по содержанию. По содержанию своему священные книги Нового Завета разделяются на 3 разряда: 1) исторические, 2) учительные и 3) пророческие.
Исторические книги — это четыре Евангелия: Матфея, Марка, Луки и Иоанна и книга Деяний Апостольских. Они дают нам историческое изображение жизни Господа нашего Иисуса Христа (Евангелия) и историческое изображение жизни и деятельности апостолов, распространявших Церковь Христову по всему миру (книга Деяний Апостольских).
Учительные книги — это послания апостольские, представляющие собою письма, написанные апостолами к разным церквам. В этих письмах апостолы разъясняют различные недоумения относительно христианской веры и жизни, возникавшие в церквах, обличают читателей посланий за разные допускаемые ими беспорядки, убеждают их твердо стоять в преданной им христианской вере и разоблачают лжеучителей, смущавших покой первенствующей Церкви. Словом, апостолы выступают в своих посланиях, как учители порученного их попечению стада Христова, будучи притом часто и основателями тех церквей, к коим они обращаются. Последнее имеет место по отношению почти ко всем посланиям ап. Павла.
Пророческая книга в Новом Завете только одна: Это Апокалипсис ап. Иоанна Богослова. Здесь содержатся различные видения и откровения, каких удостоился этот апостол и в которых предызображена будущая судьба Церкви Христовой до ее прославления, т. е. до открытия на земле царства славы.
Так как предметом содержания Евангелий служит жизнь и учение Самого Основателя нашей веры — Господа Иисуса Христа и так как, несомненно, в Евангелии мы имеем основание для всей нашей веры и жизни, то принято называть четыре Евангелия книгами законоположительными. Этим наименованием показывается, что Евангелия имеют для христиан такое же значение, какое имел для евреев Закон Моисеев — Пятикнижие.
Чем же руководилась первенствующая Церковь, принимая в канон ту или другую священную новозаветную книгу? Прежде всего так называемым историческим преданием. Исследовали, действительно ли та или другая книга получена прямо от апостола или сотрудника апостольского, и, по строгом исследовании, вносили эту книгу в состав книг богодухновенных. Но при этом обращали также внимание и на то, согласно ли учение, содержащееся в рассматриваемой книге, во-первых, с учением всей Церкви и, во-вторых, с учением того апостола, имя которого носила на себе эта книга. Это — так называемое догматическое предание. И никогда не бывало, чтобы Церковь, раз признавши какую-либо книгу каноническою, впоследствии изменяла на нее свой взгляд и исключала из канона ее. Если отдельные отцы и учители Церкви и после этого все-таки признавали некоторые новозаветные писания не подлинными, то это был лишь их частный взгляд, который нельзя смешивать с голосом Церкви. Точно так же не бывало и того, чтобы Церковь сначала не принимала какой-либо книги в канон, а потом включила бы ее. Если на некоторые канонические книги и нет указаний в писаниях мужей апостольских (напр., на послание Иуды), то это объясняется тем, что мужам апостольским не было повода цитировать эти книги.
Таким образом, Церковь, путем критической проверки, с одной стороны, устраняла из всеобщего употребления те книги, какие, по местам, незаконно пользовались авторитетом подлинно апостольских произведений, с другой — устанавливала как всеобщей правило, чтобы во всех церквах признавались подлинно-апостольскими те книги, какие, может быть, некоторым частным церквам были неизвестны. Ясно отсюда, что с православной точки зрения может быть и речь не об «образовании канона», а только об «установлении канона». Церковь ничего не «творила из себя» в этом случае, а только, так сказать, констатировала точно проверенные факты происхождения священных книг от известных богодухновенных мужей Нового Завета.
Это «установление канона» продолжалось очень долгое время. Еще при апостолах, несомненно, существовало уже нечто вроде канона, что можно подтвердить ссылкой ап. Павла на существование собрания слов Христа (1 Кор 7:25) и указанием ап. Петра на собрание Павловых посланий (2 Петр 3:15-16). По мнению некоторых древних толкователей (напр., Феодора Мопсуетского) и новых, напр., прот. А. В. Горского, больше всех в этом деле потрудился ап. Иоанн Богослов (Приб. к Твор. Св. Отц., т. 24, с. 297-327). Но собственно первый период истории канона — это период мужей апостольских и христианских апологетов, продолжающийся приблизительно с конца 1-го века и до 170-го года. В этот период мы находим большею частью довольно ясные указания на книги, вошедшие в новозаветный канон; но писатели этого периода все-таки очень редко прямо обозначают, из какой священной книги они берут то или другое место, так что у них мы находим так называемые «глухие цитаты». Притом, как говорит Барт в своем «Введении в Новый Завет» (изд. 1908 г., с. 324), в те времена еще в полном расцвете были духовные дарования и было много богодухновенных пророков и учителей, так что искать для своих учений основы писатели 2-го века могли не в книгах, а в устном учении этих пророков и вообще в устном церковном предании. Во второй период, продолжающийся до конца третьего века, появляются уже более определенные указания на существование принятого Церковью состава новозаветных священ. книг. Так, фрагмент, найденный ученым Мураторием в Миланской библиотеке и относящийся приблизительно к 200-210 гг. по Р. Хр., дает историческое обозрение почти всех новозаветных книг: не упомянуто в нем только о послании к Евреям, о послании Иакова и о 2-м посл. ап. Петра. Этот фрагмент свидетельствует, конечно, главным образом о том, в каком составе устанавливался канон к концу 2-го в. в западной Церкви. О состоянии канона в восточной Церкви свидетельствует сирский перевод Нового Завета, известный под именем Пешито. В этом переводе упомянуты почти все наши канонические книги, за исключением 2-го посл. ап. Петра, 2-го и 3-го посл. Иоанна, послания Иуды и Апокалипсиса. О состоянии канона в церкви Карфагенской свидетельствует Тертуллиан. Он удостоверяет подлинность послания Иуды и Апокалипсиса, но зато не упоминает о посланиях Иакова и 2-м ап. Петра, а послание к Евреям приписывает Варнаве. Св. Ириней Лионский является свидетелем о веровании церкви Галльской. По нему, в этой церкви признавались каноническими почти все наши книги, исключая 2-е посл. ап. Петра и посл. Иуды. Не цитируется также послание к Филимону. О веровании александрийской Церкви свидетельствуют св. Климент Александрийский и Ориген. Первый пользовался всеми новозаветными книгами, а последний признает апостольское происхождение всех наших книг, хотя сообщает, что относительно 2-го посл. Петра, 2-го и 3-го посл. Иоанна, посл. Иакова, посл. Иуды и посл. к Евреям были в его время несогласия.
Таким образом, во второй половине второго века, несомненно, богодухновенными апостольскими произведениями признавались повсюду в Церкви следующие св. книги: четыре Евангелия, книга Деяний Апостольских, 13 посланий ап. Павла, 1-е Иоанна и 1-е Петра. Прочие же книги были менее распространены, хотя и признавались Церковью за подлинные. В третий период, простирающийся до второй половины 4-го века, канон окончательно устанавливается в том виде, какой он имеет в настоящее время. Свидетелями веры всей Церкви выступают здесь: Евсевий Кесарийский, Кирилл Иерусалимский, Григорий Богослов, Афанасий Александрийский, Василий Великий и др. Наиболее обстоятельно говорит о канонических книгах первый из этих свидетелей. По его словам в его время одни книги были признаваемы всею Церковью (τα ̀ ο ̔ μολογούμενα ). Это именно: четыре Евангелия, кн. Деяний, 14 посланий ап. Павла, 1-е Петра и 1-е Иоанна. Сюда он причисляет, впрочем с оговоркою («если угодно будет»), и Апокалипсис Иоанна. Затем у него идет класс спорных книг ( α ̓ ντιλεγόμενα ), разделяющийся на два разряда. В первом разряде он помещает книги, принятые многими, хотя и пререкаемые. Это — послания Иакова, Иуды, 2-е Петра и 2-е и 3-е Иоанна. Ко второму разряду он относит книги подложные ( νόθα ), каковы: деяния Павла и др., а также, «если угодно будет», и Апокалипсис Иоанна. Сам же он все наши книги считает подлинными, даже и Апокалипсис. Решительное же влияние в восточной церкви получил перечень книг Нового Завета, имеющийся в пасхальном послании св. Афанасия Александрийского (367-го года). Перечислив все 27 книг Нового Завета, св. Афанасий говорит, что только в этих книгах возвращается учение благочестия и что от этого собрания книг ничего нельзя отнимать, как нельзя что-либо прибавлять к нему. Принимая во внимание великий авторитет, какой в восточной церкви имел св. Афанасий, этот великий борец с арианством, можно с уверенностью заключить, что предложенный им канон Нового Завета был принят всею восточною Церковью, хотя после Афанасия не последовало какого-либо соборного решения относительно состава канона. Заметить нужно, впрочем, что св. Афанасий указывает при этом на две книги, которые хотя и не канонизованы Церковью, но предназначены для чтения вступающим в Церковь. Эти книги — учение (двенадцати) апостолов и пастырь (Ерма). Все остальное св. Афанасий отвергает, как еретическое измышление (т. е. книги, носившие ложно имена апостолов). В западной Церкви канон Нового Завета в настоящем его виде окончательно установлен на соборах в Африке — Иппонском (393-го г.) и двух Карфагенских (397 и 419 г.). Принятый этими соборами канон Нового Завета римская церковь санкционировала декретом папы Геласия (492-496).
В настоящее время известны семь апокрифических Евангелий, из которых шесть дополняют с разными украшениями историю происхождения, рождества и детства Иисуса Христа, а седьмое — историю Его осуждения. Древнейшее и самое замечательное между ними — Первое Евангелие Иакова, брата Господня, затем идут: греческое Евангелие Фомы, греческое Евангелие Никодима, арабская история Иосифа древодела, арабское Евангелие детства Спасителя и, наконец, — латинские — Евангелие о рождении Христа от св. Марии и история о рождении Мариею Господа и детстве Спасителя. Эти апокрифические Евангелия переведены на русский язык прот. П. А. Преображенским. Кроме того, известны некоторые отрывочные апокрифические сказания о жизни Христа (напр., письмо Пилата к Тиверию о Христе).
В древности, нужно заметить, кроме апокрифических, существовали еще неканонические Евангелия, не дошедшие до нашего времени. Они, по всей вероятности, содержали в себе то же, что содержится и в наших канонических Евангелиях, из которых они и брали сведения. Это были: Евангелие от евреев — по всей вероятности испорченное Евангелие Матфея, Евангелие от Петра, апостольские памятные записи Иустина Мученика, Тацианово Евангелие по четырем (свод Евангелий), Евангелие Маркионово — искаженное Евангелие от Луки.
Из недавно открытых сказаний о жизни и учении Христа заслуживают внимания: «Логиа», или слова Христа, — отрывок, найденный в Египте; в этом отрывке приводятся краткие изречения Христа с краткою начинательной формулой: «говорит Иисус». Это отрывок глубочайшей древности. Из истории апостолов заслуживает внимания недавно найденное «Учение двенадцати апостолов», о существовании которого знали уже древние церковные писатели и которое теперь переведено на русский язык. В 1886 г. найдено 34 стиха Апокалипсиса Петра, который был известен еще Клименту Александрийскому.
Нужно упомянуть еще о различных «деяниях» апостолов, напр., Петра, Иоанна, Фомы и др., где сообщались сведения о проповеднических трудах этих апостолов. Эти произведения, несомненно, принадлежат к разряду так называемых «псевдоэпиграфов», т. е. к разряду подложных. Тем не менее эти «деяния» пользовались большим уважением среди простых благочестивых христиан и были очень распространены. Некоторые из них вошли после известной переделки в так называемые «Деяния святых», обработанные болландистами, и оттуда св. Дмитрием Ростовским перенесены в наши Жития святых (Минеи-Четьи). Так, это можно сказать о житии и проповеднической деятельности ап. Фомы.>>
Порядок новозаветных книг в каноне. Книги новозаветные нашли себе место в каноне соответственно своей важности и времени своего окончательного признания. На первом месте, естественно, стали четыре Евангелия, за ними — книга Деяний Апостольских и затем Апокалипсис образовали собою заключение канона. Но в отдельных кодексах некоторые книги занимают не то место, какое они занимают у нас теперь. Так, в Синайском кодексе книга Деяний Апостольских стоит после посланий ап. Павла. Греческая Церковь до 4-го века соборные послания помещала после посланий ап. Павла. Самое название соборные первоначально носили только 1-е Петра и 1-ое Иоанна и только со времени Евсевия Кесарийского (4 в.) это название стало применяться ко всем семи посланиям. Со времени же Афанасия Александрийского (середина 4-го в.) соборные послания в греческой Церкви заняли их настоящее место. Между тем на западе их по-прежнему помещали после посланий ап. Павла. Даже и Апокалипсис в некоторых кодексах стоит ранее посланий ап. Павла и даже ранее кн. Деяний. В частности, и Евангелия идут в разных кодексах в разном порядке. Так, одни, несомненно, ставя на первое место апостолов, помещают Евангелия в таком порядке: Матфея, Иоанна, Марка и Луки, или, придавая особое достоинство Евангелию Иоанна, ставят его на первое место. Другие ставят на последнем месте Евангелие Марка, как самое краткое. Из посланий ап. Павла, кажется, первоначально первое место в каноне занимали два к Коринфянам, а последнее — к Римлянам (фрагмент Муратория и Тертуллиан). Со времени же Евсевия первое место заняло послание к Римлянам, — как по своему объему, так и по важности церкви, к которой оно написано, действительно, заслуживающее этого места. В расположении четырех частных посланий (1 Тим, 2 Тим, Тит, Флп) руководились, очевидно, их объемом, приблизительно одинаковыми. Послание к Евреям на Востоке ставилось 14-м, а на западе — 10-м в ряду посланий ап. Павла. Понятно, что западная церковь из числа соборных посланий на первом месте поставила послания ап. Петра. Восточная же Церковь, ставя на первое место послание Иакова, вероятно, руководилась перечислением апостолов у ап. Павла (Гал 2:9).
История канона Нового Завета со времени реформации. В течение средних веков канон оставался неоспоримым, тем более что книги Нового Завета сравнительно мало читались частными лицами, а при богослужении из них читались только известные зачала или отделы. Простой народ больше интересовался чтением сказаний о жизни святых, и католическая Церковь даже с некоторым подозрением смотрела на интерес, какой отдельные общества, как, напр., вальденсы, обнаруживали к чтению Библии, иногда даже воспрещая чтение Библии на народном языке. Но в конце средних веков гуманизм возобновил сомнения относительно писаний Нового Завета, которые и в первые века составляли предмет споров. Реформация еще сильнее стала возвышать свой голос против некоторых новозаветных писаний. Лютер в своем переводе Нового Завета (1522 г.) в предисловиях к новозаветным книгам высказал свой взгляд на их достоинство. Так, по его мнению, послание к Евреям написано не апостолом, как и послание Иакова. Не признает он также и подлинность Апокалипсиса и послания ап. Иуды. Ученики Лютера пошли еще дальше в строгости, с какою они относились к различным новозаветным писаниям и даже стали прямо выделять из новозаветного канона «апокрифические» писания: до начала 17-го века в лютеранских библиях даже не исчислялись в числе канонических 2-е Петра, 2-е и 3-е Иоанна, Иуды и Апокалипсис. Только потом исчезло это различение писаний и восстановился древний новозав. канон. В конце 17-го столетия, однако, появились сочинения критического характера о новозав. каноне, в которых высказаны были возражения против подлинности многих новозаветных книг. В том же духе писали рационалисты 18-го века (Землер, Михаэлис, Эйхгорн), а в 19-м в. Шлейермахер высказал сомнение в подлинности некоторых Павловых посланий, де Ветте отверг подлинность пяти из них, а Ф. Х. Баур признал из всего Нового Завета подлинно апостольскими только четыре главных послания ап. Павла и Апокалипсис.
Таким образом, на Западе в протестантстве снова было пришли к тому же, что переживала Христианская Церковь в первые столетия, когда одни книги признавались подлинными апостольскими произведениями, другие — спорными. На Новый Завет уже установился было такой взгляд, что он представляет собою только собрание литературных произведений первохристианства. При этом последователи Ф. Х. Баура — Б. Бауер, Ломан и Штек уже не нашли возможным признать ни одну из новозав. книг подлинно апостольским произведением. Но лучшие умы протестантства увидели всю глубину пропасти, куда увлекала протестантство школа Баура, или Тюбингенская, и выступили против ее положений с вескими возражениями. Так, Ричль опроверг основной тезис Тюбингенской школы о развитии первохристианства из борьбы петринизма и павлинизма, а Гарнак доказал, что на новозаветные книги следует смотреть, как на истинно апостольские произведения. Еще более сделали для восстановления значения новозаветных книг в представлении протестантов ученые Б. Вейс, Годэ и Т. Цан. «Благодаря этим богословам, — говорит Барт, — никто уже не может теперь отнять у Нового Завета того преимущества, что в нем и только в нем мы имеем сообщения об Иисусе и об откровении в Нем Бога» (Введение. 1908 г., с. 400). Барт находит, что в настоящее время, когда господствует такая смута в умах, протестантству особенно важно иметь «канон» как руководство, данное от Бога для веры и жизни, и — заканчивает он — мы имеем его в Новом Завете (там же).
Действительно, новозаветный канон имеет огромное, можно сказать, ни с чем несравнимое значение для Христианской Церкви. В нем мы находим прежде всего такие писания, которые представляют христианство в его отношении к иудейскому народу (Евангелие от Матфея, послание Иакова и послание к Евреям), к языческому миру (1 и 2 к Солунянам, 1 к Коринфянам). Далее мы имеем в новозаветном каноне писания, которые имеют своею целью устранить опасности, угрожавшие христианству со стороны иудейского понимания христианства (к Галатам посл.), со стороны иудейско-законнического аскетизма (посл. к Колоссянам), со стороны языческого стремления понимать религиозное общество, как частный кружок, в котором можно жить отдельно от общества церковного (посл. к Ефесянам). В послании к Римлянам указывается на всемирное назначение христианства, тогда как книга Деяний указывает, как осуществилось это назначение в истории. Словом, книги новозаветного канона дают нам полную картину первенствующей Церкви, рисуют жизнь и задачи ее со всех сторон. Если бы, на пробу, мы захотели отнять от канона Нового Завета какую-нибудь книгу, напр., послание к Римлянам или к Галатам, мы этом нанесли бы существенный вред целому. Ясно, что Дух Святый руководил Церковью в деле постепенного установления состава канона, так что Церковь внесла в него действительно апостольские произведения, которые в своем существовании вызваны были самыми существенными нуждами Церкви.
На каком языке написаны священные книги Нового Завета. Во всей Римской империи во времена Господа Иисуса Христа и апостолов господствующим языком был греческий: его понимали повсюду, почти везде на нем и говорили. Понятно, что и писания Нового Завета, которые были предназначены Промыслом Божием для распространения по всем церквам, появились также на греческом языке, хотя писатели их почти все, за исключением св. Луки, были иудеи. Об этом свидетельствуют и некоторые внутренние признаки этих писаний: возможная только в греческом языке игра слов, свободное, самостоятельное отношение к LXX, когда приводятся ветхозаветные места — все это, несомненно, указывает на то, что они написаны на греческом языке и назначены для читателей, знающих греческий язык.
Текст Нового Завета. Оригиналы новозаветных книг все погибли, но с них давно уже были сняты копии ( α ̓ ντίγραφα ). Всего чаще списывались Евангелия и всего реже — Апокалипсис. Писали тростником ( κάλαμος ) и чернилами ( μέλαν ) и больше — в первые столетия — на папирусе, так что правая сторона каждого папирусового листа приклеивалась к левой стороне следующего листа. Отсюда получалась полоса большей или меньшей длины, которую потом накатывали на скалку. Так возникал свиток ( τόμος ), который хранился в особом ящике ( φαινόλης ). Так как чтение этих полос, написанных только с передней стороны, было неудобно и материал был непрочен, то с 3-го столетия стали переписывать новозаветные книги на кожах или пергаменте. Так как пергамент был дорог, то многие пользовались имевшимися у них старинными рукописями на пергаменте, стирая и выскабливая написанное на них и помещая здесь какое-нибудь другое произведение. Так образовались палимпсесты. Бумага вошла в употребление только в 8-м столетии.
С 18-го в. унциальные рукописи стали обозначаться большими буквами латинского алфавита, а курсивные — цифрами. Важнейшие унциальные рукописи суть следующие:
א — Синайский кодекс, найденный Тишендорфом в 1856 г. в Синайском монастыре св. Екатерины. Он содержит в себе весь Новый Завет вместе с посланием Варнавы и значительною частью «Пастыря» Ерма, а также каноны Евсевия. На нем заметны корректуры семи различных рук. Написан он в 4-м или 5-м веке. Хранится в Петерб. Публ. Библ. С него сделаны фотографические снимки.
В — Ватиканский, заключающийся 14-м стихом 9-й главы послания к Евреям. Он, вероятно, написан кем-либо из лиц, близко стоявших к Афанасию Александрийскому, в 4-м в. Хранится в Риме.
Перечень прочих рукописей позднейшего происхождения можно видеть в 8-м издании Нового Завета Тишендорфа.
Переводы и цитаты. Вместе с греческими рукописями Нового Завета в качестве источников для установления текста Нового Завета весьма важны и переводы св. книг Нового Завета, начавшие появляться уже во 2-м веке. Первое место между ними принадлежит сирским переводам как по их древности, так и по их языку, который приближается к тому арамейскому наречию, на котором говорили Христос и апостолы. Полагают, что Диатессарон (свод 4 Евангелий) Тациана (около 175 года) был первым сирским переводом Нового Завета. Затем идет кодекс Сиро-синайский (SS), открытый в 1892 г. на Синае г-жой A. Lewis. Важен также перевод, известный под именем Пешито (простой), относящийся ко 2-му веку; впрочем, некоторые ученые относят его к 5-му веку и признают трудом едесского епископа Рабулы (411-435 г.). Большую важность имеют также египетские переводы (саидский, файюмский, богаирский), эфиопский, армянский, готский и древнелатинский, впоследствии исправленный блаж. Иеронимом и признанный в католической церкви самодостоверным (Вульгата).
Немалое значение для установления текста имеют и цитаты из Нового Завета, имеющиеся у древних отцов и учителей церкви и церковных писателей. Собрание этих цитат (тексты) изданы Т. Цаном.
Славянский перевод Нового Завета с греческого текста был сделан св. равноапостольными Кириллом и Мефодием во второй половине девятого века и вместе с христианством перешел к нам в Россию при св. Владимире. Из сохранившихся у нас списков этого перевода особенно замечательно Остромирово Евангелие, писанное в половине 11-го века для посадника Остромира. Затем в 14-м в. святителем Алексием, митрополитом московским, сделан был перевод св. книг Нового Завета, в то время когда св. Алексий находился в Константинополе. Перевод этот хранится в Московской синодальной библиотеке и в 90-х годах 19-го в. издан фототипическим способом. В 1499 г. Новый Завет вместе со всеми библейскими книгами был исправлен и издан новгородским митрополитом Геннадием. Отдельно весь Новый Завет был напечатан впервые на славянском языке в г. Вильно в 1623 г. Затем он, как и другие библейские книги, был исправляем в Москве при синодальной типографии и, наконец, издан вместе с Ветхим при Императрице Елизавете в 1751 г. На русский язык прежде всего в 1819 г. было переведено Евангелие, а в целом виде Новый Завет появился на русском языке в 1822 г., в 1860 же г. был издан в исправленном виде. Кроме синодального перевода на русский язык есть еще русские переводы Нового Завета, изданные в Лондоне и Вене. В России их употребление воспрещено.
Судьба новозаветного текста. Важность новозаветного текста, его переписывание для употребления в церквах и интерес читателей к его содержанию были причиною того, что в древнее время многое в этом тексте изменялось, на что жаловались в свое время, напр., Дионисий Коринфский, св. Ириней, Климент Александрийский и др. Изменения вносились в текст и намеренно, и ненамеренно. Первое делали или еретики, как Маркион, или ариане, второе же — переписчики, не разбиравшие слова текста или, если они писали под диктовку, не сумевшие различить, где кончается одно слово или выражение и начинается другое. Впрочем, иногда изменения производились и православными, которые старались удалить из текста провинциализмы, редкие слова, делали грамматические и синтаксические исправления, объяснительные добавления. Иногда изменения проистекали из богослужебного употребления известных отделов текста.
Таким образом, текст новозаветный мог бы очень рано, еще в течение 2-4-го века, быть совершенно испорчен, если бы Церковь не позаботилась о его сохранении. Заметить можно, что уже в раннее время представители Церкви старались сохранить истинный вид текста. Если Ириней в заключение своего сочинения περι ̀ ο ̓ γδοάδος просит списывать его во всей точности, то, конечно, эта забота о точности тем более рекомендовалась в отношении к книгам Нового Завета, содержавшим в себе признанный Церковью наиболее точным текст. Особенно усердно занимался установлением правильного текста Нового Завета Ориген, а после него — его ученики Пиерий и Памфил. Известны также в качестве установителей текста Исихий и Лукиан, от которого остался им самим переписанный экземпляр Нового Завета, текста которого держались в своих толкованиях Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст, а также Феодорит. Этим-то мужам мы и обязаны сохранением новозаветного текста в его первоначальном виде, несмотря на существование множества разночтений (эти разночтения приведены у Тишендорфа в 8-м издании Нового Завета под строками текста).
Впервые в печатном виде появился текст Нового Завета в Комплютенской полиглотте кардинала Ксименеса в 1544 г. Тут же был приложен и латинский перевод. Затем в 1516 г. появилось издание Эразма (в Базеле), в 1565 г., издание Теодора Безы (в Женеве), которое послужило оригиналом для авторизованного перевода 1611 г. Еще большее распространение нашли себе издания Нового Завета книгопродавцев братьев Эльзевиров (в Лейдене), начавшие появляться с 1624 г. Во втором издании Эльзевиров (1633 г.) сказано: «и так ты имеешь теперь текст всеми принятый (ab omnibus receptum), в котором мы не даем ничего измененного или испорченного». Это смелое утверждение книгопродавческой рекламы было принято богословами 17-го столетия за полную совершенную истину и таким образом на целое столетие этот текст получил права неприкосновенного всеми принятого текста (Textus Receptus, обозначенный, по начальной букве имени Стефана, буквою S). У нас в русской церкви стал этот перевод руководственным и печатается доселе св. Синодом. До 1904 г. и английское библейское общество также распространяло только этот текст. С 18-го столетия, однако, уже начали отрешаться от того преклонения, с каким прежде относились к этому тексту, и стали появляться новые издания, более точно воспроизводящие тип древнейшего текста Нового Завета. Наиболее известны издание Гризбаха (1777 г.), К. Лахмана (1831 г.), Тишендорфа (1-е изд. в 1811 г. последнее — посмертное — в 1894 г.), который, собственно, воспроизвел у себя Синайский кодекс, им найденный, Триджельса, Весткотта Хорта (1881 г.), Нестле (1894 г.), фон Содена (1902 и 1906 г.).
Новейшими исследованиями поколеблено то доверие, какое имели Тишендорф, Весткотт Хорт и Б. Вейс к древнейшим унциальным рукописям, но вместе с тем признано, что для установления первоначального текста не могут служит ни сирские, ни западные тексты Нового Завета, на которые некоторые ученые высказывали слишком преувеличенные надежды. Поэтому библейская наука в настоящее время убеждает всех исследователей Нового Завета принимать во внимание при установлении чтения того или другого места и внутренние основания за и против. Даже наши синодальные издатели в последнем четырехъязычном издании Нового Завета стараются проверить греческий текст различными справками с другими текстами, т. е. совершают известную критическую работу над текстом. Но из самого издания не видно, какими правилами руководились исправители текста, и поэтому полезно привести здесь правила критики текста, выработанные западной библейской наукой, как они изложены у Барта (Введение, с. 442 и сл., изд. 1908 г.).
1) Более краткий вид чтения первоначальное, чем более обширный, так как понятно, что краткое и потому часто темное и трудное для понимания положение разъяснялось примечаниями на полях, и эти примечания позже могли приниматься в текст, между тем как едва ли позднейший переписчик осмелился бы сокращать священные изречения до того, чтобы сделать их непонятными.
2) Более трудный вид чтения древнее, чем более легкий, потому что никому не было интереса вносить в текст трудность, между тем как облегчение трудности было потребностью для многих.
3) Не имеющие смысла виды чтения нужно отклонять, хотя бы они и имели за себя свидетельство рукописей. Здесь, конечно, понимаются не такие мысли, которые не соответствуют чем-либо нашему воззрению, а такие, какие стоят в явном противоречии с другими мыслями того же писателя и противоречат вообще связи мыслей его труда.
4) Виды чтения, из которых можно объяснить себе возникновение разночтений, следует предпочитать параллельным видам чтения.
5) Только там, где прежде перечисленные внутренние основания ничего не говорят положительного, нужно решать вопрос по древнейшим рукописям и другим свидетелям.
6) Поправки без свидетельства рукописей могут быть делаемы только там, где преданный древностью текст не позволяет сделать вовсе никакого удовлетворительного объяснения. Но и такие поправки не должны быть вносимы в текст, а разве только помещаемы под строкою текста. (Из новых критиков текста много поправок предлагает в своих трудах Блясс.)
Для православного истолкователя, конечно, при установлении вида чтения в затруднительных местах необходимо руководиться прежде всего церковным преданием, как оно дается в толкованиях отцов и учителей Церкви. Для этого прекрасным пособием могут служить издаваемые при Богословском Вестнике Московскою Духовною академией переводы творений св. отцов (напр., Кирилла Александрийского).
Евангелие. Выражение евангелие ( τ ò ευ ̓ αγγέλιον ) в классическом греческом языке употреблялось для обозначения: а) награды, которая дается вестнику радости ( τω ̨̃ ευ ̓ αγγελλω ̨ ), б) жертвы, закланной по случаю получения какого-либо доброго известия или праздника, совершенного по тому же поводу и в) самой этой доброй вести. В Новом Завете это выражение означает: а) добрую весть о том, что Христос совершил примирение людей с Богом и принес нам величайшие блага — главным образом основал на земле Царство Божие (Мф 4:23), б) учение Господа Иисуса Христа, проповеданное им Самим и Его апостолами о Нем, как о Царе этого Царства, Мессии и Сыне Божием (2 Кор 4:4), в) все вообще новозаветное, или христианское, учение, прежде всего повествование о событиях из жизни Христа, наиболее важных (1 Кор 15:1-4), а потом и изъяснение значения этих событий (Рим 1:16). г) Будучи собственно вестью о том, что Бог совершил для нашего спасения и блага, Евангелие в то же время призывает людей к покаянию, вере и изменению своей грешной жизни на лучшую (Мк 1:15; Флп 1:27). д) Наконец, выражение евангелие употребляется иногда для обозначения самого процесса проповедания христианского учения (Рим 1:1). Иногда к выражению евангелие присоединяется обозначение и содержание его. Встречаются, напр., фразы: Евангелие царства (Мф 4:23), т. е. радостная весть о Царстве Божием, Евангелие мира (Еф 6:15), т. е. о мире, Евангелие спасения (Еф 1:13), т. е. о спасении и т. д. Иногда следующий за выражением евангелие род. пад. означает виновника или источник благой вести (Рим 1:1; Рим 15:16; 2 Кор 11:7; 1 Фес 2:8) или личность проповедника (Рим 2:16).
Довольно долго сказания о жизни Господа Иисуса Христа передавались только изустно. Сам Господь не оставил никаких записей Своих речей и дел. Точно так же и 12 апостолов не были рождены писателями: они были люди «не книжные и простые» (Деян 4:13), хотя и грамотные. Среди христиан апостольского времени также было очень мало «мудрых по плоти, сильных и благородных (1 Кор 1:26), и для большинства верующих гораздо большее значение имели устные сказания о Христе, чем письменные. Таким образом апостолы и проповедники или евангелисты «передавали» ( παραδιδόναι ) сказания о делах и речах Христа, а верующие «принимали» ( παραλαμβάνειν ), — но, конечно, не механически, только памятью, как это можно сказать об учениках раввинских школ, а всею душою, как бы нечто живое и дающее жизнь. Но скоро этот период устного предания должен был окончиться. С одной стороны, христиане должны были почувствовать нужду в письменном изложении Евангелия в своих спорах с иудеями, которые, как известно, отрицали действительность чудес Христовых и даже утверждали, что Христос и не объявлял Себя Мессиею. Нужно было показать иудеям, что у христиан имеются подлинные сказания о Христе тех лиц, которые или были в числе Его апостолов, или же стояли в ближайшем общении с очевидцами дел Христовых. С другой стороны, нужда в письменном изложении истории Христа стала чувствоваться потому, что генерация первых учеников постепенно вымирала и ряды прямых свидетелей чудес Христовых редели. Требовалось поэтому письменно закрепить отдельные изречения Господа и целые Его речи, а также и рассказы о Нем апостолов. Тогда-то стали появляться то там, то здесь отдельные записи того, что сообщалось в устном предании о Христе. Всего тщательнее записывали слова Христовы, которые содержали в себе правила жизни христианской, и гораздо свободнее относились к передаче разных событий из жизни Христа, сохраняя только общее их впечатление. Таким образом, одно в этих записях, в силу своей оригинальности, передавалось везде согласно; другое же видоизменялось. О полноте повествования эти первоначальные записи не думали. Даже и наши Евангелия, как видно из заключения Евангелия Иоанна (Ин 21:25), не намеревались сообщать все речи и дела Христовы. Это видно, между прочим, и из того, что в них не помещено, напр., такое изречение Христа: «блаженнее давать, нежели принимать» (Деян 20:35). О таких записях сообщает ев. Лука, говоря, что многие до него уже начали составлять повествования о жизни Христа, но что в них не было надлежащей полноты и что поэтому они не давали достаточного «утверждения» в вере (Лк 1:1-4).
Четвероевангелие. Таким образом, древняя Церковь смотрела на изображение жизни Христа в наших четырех Евангелиях не как на различные Евангелия или повествования, а как на одно Евангелие, на одну книгу в четырех видах. Поэтому-то в Церкви и утвердилось за нашими Евангелиями название «Четвероевангелие». Св. Ириней называл их «четверообразным Евангелием» (Против ересей III, II, 8).
Отцы Церкви останавливаются на вопросе: почему именно Церковь приняла не одно Евангелие, а четыре? Так, Иоанн Златоуст говорит: «неужели один евангелист не мог написать всего, что нужно. Конечно, мог, но когда писали четверо, писали не в одно и то же время, не в одном и том же месте, не сносясь и не сговариваясь между собою, и при всем том написали так, что все как будто одними устами произнесено, то это служит сильнейшим доказательством истины. Ты скажешь: «случилось, однако же, противное, ибо четыре Евангелия обличаются нередко в разногласии». Сие то самое и есть верный признак истины. Ибо если бы Евангелия во всем в точности были согласны между собою, даже касательно самых слов, то никто из врагов не поверил бы, что писались Евангелия не по обыкновенному взаимному соглашению. Теперь же находящееся между ними небольшое разногласие освобождает их от всякого подозрения. Ибо то, в чем они неодинаково говорят касательно времени или места, нисколько не вредит истине их повествования. В главном же, составляющем основание нашей жизни и сущность проповеди, ни один из них ни в чем и нигде не разногласит с другим, — в том что Бог соделался человеком, творил чудеса, был распят, воскрес, вознесся на небо (Бес. на ев. Мф 1).
Св. Ириней находит и особый символический смысл в четверичном числе наших Евангелий. «Так как четыре страны света, в котором мы живем, и так как Церковь рассеяна по всей земле, и свое утверждение имеет в Евангелии, то надлежало ей иметь четыре столпа, отовсюду веющих нетлением и оживляющих человеческий род. Всеустрояющее Слово, восседающее на херувимах, дало нам Евангелие в четырех видах, но проникнутое одним духом. Ибо и Давид, моля о явлении Его, говорит: Ты, седяй на херувимех, явися (Пс 79:2). Но херувимы (в видении пророка Иезекииля и Апокалипсиса) имеют четыре лица, и их лики суть образы деятельности Сына Божия». Св. Ириней находит возможным приложить к Евангелию Иоанна символ льва, так как это Евангелие изображает Христа, как вечного Царя, а лев есть царь в животном мире; к Евангелию Луки — символ тельца, так как Лука начинает свое Евангелие изображением священнического служения Захарии, который закалал тельцов; к Евангелию Матфея — символ человека, так как это Евангелие преимущественно изображает человеческое рождение Христа, и наконец, к Евангелию Марка — символ орла, потому что Марк начинает свое Евангелие с упоминания о пророках, к которым Дух Св. слетал, как бы орел на крыльях (Прот. ерес. II, II, 8). У других отцов Церкви символы льва и тельца перемещены и первый придан Марку, а второй — Иоанну. Начиная с 5-го в. в таком виде символы евангелистов стали присоединяться и к изображениям 4 евангелистов в церковной живописи.
Взаимные отношения Евангелий. Каждое из четырех Евангелий имеет свои особенности, и больше всех Евангелие Иоанна. Но три первые, как уже сказано выше, между собою имеют чрезвычайно много общего и это сходство невольно бросается в глаза даже при беглом их чтении. Скажем прежде всего о сходстве синоптических Евангелий и о причинах этого явления.
Еще Евсевий Кесарийский в своих «канонах» разделил Евангелие от Матфея на 355 частей и заметил, что 111 из них имеются у всех трех синоптиков. В новейшее время экзегеты выработали даже еще более точную числовую формулу для определения сходства Евангелий и вычислили, что все количество стихов, общих всем синоптикам, восходить до 350. У Матфея, затем, 350 стихов свойственны только ему, у Марка таких стихов — 68, у Луки — 541. Сходства главным образом замечаются в передаче изречений Христа, а разности — в повествовательной части. Когда Матфей и Лука в своих Евангелиях буквально сходятся между собою, с ними всегда согласуется и Марк. Сходство между Лукой и Марком гораздо ближе, чем между Лукой и Матфеем (Лопухин — в Прем — Б. Энцикл. Т. 5 с. 173). Замечательно еще, что некоторые отрывки у всех трех евангелистов идут в одной и той же последовательности, напр. искушение и выступление в Галилее, призвание Матфея и разговор о посте, срывание колосьев и исцеление сухорукого, утишение бури и исцеление гадаринского бесноватого и т. д. Сходство иногда простирается даже на конструкцию предложений и выражения (напр., в приведении пророчества Малахии 3:1).
Что касается различий, наблюдаемых у синоптиков, то их очень немало. Иное сообщается только двумя евангелистами, иное — даже одним. Так, только Матфей и Лука приводят Нагорную беседу Господа Иисуса Христа, сообщают историю рождения и первых годов жизни Христа. Один Лука говорит о рождении Иоанна Предтечи. Иное один евангелист передает в более сокращенной форме, чем другой, или в другой связи, чем другой. Различны даже и частности событий в каждом Евангелии, а также и выражения.
Такое явление сходства и различия в синоптических Евангелиях давно уже обращало на себя внимание толкователей Писания и давно уже высказывались различные предположения, объясняющие этот факт. Более правильным представляется мнение, что наши три евангелиста пользовались общим устным источником для своего повествования о жизни Христа. В то время евангелисты или проповедники о Христе ходили с проповедью повсюду и повторяли в разных местах в более или менее обширном виде то, что считалось нужным предложить вступавшим в Церковь. Образовался, таким образом, известный определенный тип устного Евангелия и вот этот тип мы и имеем в письменном виде в наших синоптических Евангелиях. Конечно, при этом, смотря по цели, какую имел тот или другой евангелист, его Евангелие принимало некоторые особенные, только его труду свойственные, черты. При этом нельзя исключить и того предположения, что более древнее Евангелие могло быть известно евангелисту, писавшему позднее. При этом различие синоптиков должно быть объясняемо различными целями, какие имел в виду каждый из них при написании своего Евангелия.
Как мы уже сказали, синоптические Евангелия в очень многом отличаются от Евангелия Иоанна Богослова. Так они изображают почти исключительно деятельность Христа в Галилее, а Иоанн изображает главным образом пребывание Христа в Иудее. В отношении к содержанию синоптические Евангелия также значительно разнятся от Евангелия Иоанна. Они дают, так сказать, изображение, более внешнее, жизни, дел и учения Христа и из речей Христа приводят только те, какие были доступны для понимания всего народа. Иоанн, напротив, пропускает очень многое из деятельности Христа, напр. он приводит только шесть чудес Христа, но зато те речи и чудеса, какие он приводит, имеют особый глубокий смысл и чрезвычайную важность о лице Господа Иисуса Христа. Наконец, в то время как синоптики изображают Христа преимущественно как основателя Царства Божия и потому направляет внимание своих читателей на основанное Им царство, Иоанн обращает наше внимание на центральный пункта этого царства, из которого идет жизнь по перифериям царства, т. е. на Самого Господа Иисуса Христа, которого Иоанн изображает как Единородного Сына Божия и как Свет для всего человечества. Поэтому-то Евангелие Иоанна еще древние толкователи называли по преимуществу духовным ( πνευματικόν ) в отличие от синоптических, как изображающих преимущественно человеческую сторону в лице Христа ( ευ ̓ αγγέλιον σωματικόν ) т. е. Евангелие телесное.
Однако нужно сказать, что и у синоптиков есть места, которые говорят о том, что как синоптикам известна была деятельность Христа в Иудее (напр., Мф 23:37; Мф 27:57; Лк 10:38-42), так и у Иоанна имеются указания на продолжительную деятельность Христа в Галилее. Точно так же синоптики передают такие изречения Христа, которые свидетельствуют об Его Божеском достоинстве (напр., Мф 11:27), а Иоанн с своей стороны также по местам изображает Христа, как истинного человека (напр., Ин 2:1 и сл.; Ин 8:40 и др.). Поэтому нельзя говорить о каком-либо противоречии между синоптиками и Иоанном в изображении лица и дела Христа.
Достоверность Евангелий. Хотя давно уже критика высказывалась против достоверности Евангелий, а в последнее время эти нападения критики особенно усилились (теория мифов, особенно же теория Древса, совсем не признающего существования Христа), однако все возражения критики так ничтожны, что разбиваются при самом малейшем столкновении с христианскою апологетикою. Здесь, впрочем, не будем приводить возражений отрицательной критики и разбирать эти возражения: это будет сделано при толковании самого текста Евангелий. Мы скажем только о главнейших общих основаниях, по каким мы признаем Евангелия вполне достоверными документами. Это, во-первых, существование предания очевидцев, из которых многие дожили до эпохи, когда появились наши Евангелия. С какой стати мы стали бы отказывать этим источникам наших Евангелий в доверии? Могли ли они выдумать все, что есть в наших Евангелиях? Нет, все Евангелия имеют чисто исторический характер. Во-вторых, непонятно, почему бы христианское сознание захотело — так утверждает мифическая теория — увенчать голову простого раввина Иисуса венцом Мессии и Сына Божия? Почему, напр., о Крестителе не сказано, что он творил чудеса? Явно потому, что он их не творил. А отсюда следует, что если о Христе сказано как о Великом Чудотворце, то значить Он действительно был таким. И почему бы можно было отрицать достоверность чудес Христовых, раз высшее чудо — Его воскресение засвидетельствовано так, как никакое другое событие древней истории? (см. 1 Кор 15).
О поводе к написанию Евангелия от Матфея ничего неизвестно, и о нем можно только предполагать. Если Матфей действительно проповедовал первоначально свое Евангелие своим соотечественникам, то, при удалении апостола в другие, языческие страны, палестинские иудеи могли обратиться к нему с просьбою — письменно изложить для них сведения о жизни Христа, что апостолом и было исполнено. К сожалению, это, по-видимому, все, что можно сказать о данном предмете. Что касается цели написания Евангелия, то и она может быть определена только предположительно, на основании его внутреннего содержания. Эта цель, конечно, прежде всего заключалась в изложении сведений об исторической личности Христа. Но если Матфей проповедовал первоначально среди палестинских иудеев, то было вполне естественно, что, излагая сведения о личности и деятельности Христа в своем Евангелии, он имел в виду и некоторые особенные цели, отвечавшие желанию и настроению палестинских христиан. Последние могли признавать Мессией только лицо, бывшее предметом чаяний ветхозаветных пророков и исполнением древних пророческих предсказаний. Этой цели и удовлетворяет Евангелие Матфея, где мы встречаемся с рядом ветхозаветных цитат, весьма искусно, и в то же время естественно и без малейших натяжек, примененных евангелистом к Личности, которую сам он несомненно признавал посланным от Бога Мессией.
По времени своего написания — это самое раннее из всех четырех Евангелий, написано вскоре по вознесении Иисуса Христа, во всяком случае до разрушения Иерусалима.
План Евангелия Матфея естествен и определяется тем материалом или теми сведениями о Христе, какими обладал евангелист. Он ясно и кратко излагает земную жизнь Христа, начиная от Его рождения и кончая Его смертью и воскресением. При выполнении такого плана мы не встречаем никакого искусственного группирования материала, хотя и нужно сказать, что, вследствие желания соблюсти краткость, мы в Евангелии встречаемся с многочисленными пропусками и, с другой стороны, находим, что многие события, совершившиеся на более или менее длинном промежутке времени, соединены между собою большею частью только внешнею связью. Но это нисколько не мешает ни цельности рассказа, ни общей его последовательности. Приходится положительно удивляться, каким образом на протяжении всего лишь нескольких страниц Евангелия с таким искусством, так просто и естественно сосредоточен, можно сказать, неисчерпаемый по богатству своего содержания материал.
Литература.
Иларий Пиктавский (около 320-368 г.). Толкование на Евангелие Матфея (Migne, ser. lat. Т. 9).
Иоанн Златоуст (347-407 г.). Толкование на св. евангелиста Матфея (Migne, ser. graec. Т. 57 и 58).
Евсевий Иероним (340-420 г.). Толкование на Евангелие Матфея (Migne, ser. lat. Т. 26).
Григорий Нисский (370-† после 394 г.). О молитве Господней (Migne, ser. graec. Т. 44) и «О блаженствах» (ib.).
Августин, епископ Иппонский (354-430 г.). О согласии евангелистов (Migne, ser. lat. Т. 34) и «О Нагорной проповеди» (ib.).
Пасхазий Радберт, католический богослов (9 в.). Толкование на Евангелие Матфея (Migne, ser. lat. Т. 120).
Раббан Мавр (9 в.). Восемь книг толкований на Матфея (Migne, ser. lat. T. 117).
Феофилакт, архиепископ болгарский († около 1107 г.). Толкование на Евангелие Матфея (Migne, ser. graec. Т. 123).
Епископ Михаил. Толковое Евангелие от Матфея.
Проф. М. Тареев. Философия евангельской истории.
Прот. А. В. Горский. История евангельская и Церкви апостольской.
Евангелие
Слово «Евангелие» (τὸ εὐαγγέλιον) в классическом греческом языке употреблялось для обозначения: а) награды, которая дается вестнику радости (τῷ εὐαγγέλῳ), б) жертвы, закланной по случаю получения какого-либо доброго известия или праздника, совершенного по тому же поводу и в) самой этой доброй вести. В Новом Завете это выражение означает:
а) добрую весть о том, что Христос совершил примирение людей с Богом и принес нам величайшие блага – главным образом основал на земле Царство Божие (Мф. 4:23),
б) учение Господа Иисуса Христа, проповеданное им Самим и Его апостолами о Нем, как о Царе этого Царства, Мессии и Сыне Божием (2Кор. 4:4),
в) все вообще новозаветное или христианское учение, прежде всего повествование о событиях из жизни Христа, наиболее важных (1Кор. 15:1–4), а потом и изъяснение значения этих событий (Рим. 1:16).
д) Наконец, слово «Евангелие» употребляется иногда для обозначения самого процесса проповедания христианского учения (Рим. 1:1).
Иногда к слову «Евангелие» присоединяется обозначение и содержание его. Встречаются, например, фразы: Евангелие царства (Мф. 4:23), т.е. радостная весть о Царстве Божием, Евангелие мира (Еф. 6:15), т.е. о мире, Евангелие спасения (Еф. 1:13), т.е. о спасении и т.д. Иногда следующий за словом «Евангелие» родительный падеж означает виновника или источник благой вести (Рим. 1:1, 15:16; 2Кор. 11:7; 1Фес. 2:8) или личность проповедника (Рим. 2:16).
Довольно долго сказания о жизни Господа Иисуса Христа передавались только устно. Сам Господь не оставил никаких записей Своих речей и дел. Точно так же и 12 апостолов не были рождены писателями: они были «люди некнижные и простые» (Деян. 4:13), хотя и грамотные. Среди христиан апостольского времени также было очень мало «мудрых по плоти, сильных» и «благородных» (1Кор. 1:26), и для большинства верующих гораздо большее значение имели устные сказания о Христе, чем письменные. Таким образом апостолы и проповедники или евангелисты «передавали» (παραδιδόναι) сказания о делах и речах Христа, а верующие «принимали» (παραλαμβάνειν), – но, конечно, не механически, только памятью, как это можно сказать об учениках раввинских школ, а всей душой, как бы нечто живое и дающее жизнь. Но скоро этот период устного предания должен был окончиться. С одной стороны, христиане должны были почувствовать нужду в письменном изложении Евангелия в своих спорах с иудеями, которые, как известно, отрицали действительность чудес Христовых и даже утверждали, что Христос и не объявлял Себя Мессией. Нужно было показать иудеям, что у христиан имеются подлинные сказания о Христе тех лиц, которые или были в числе Его апостолов, или же стояли в ближайшем общении с очевидцами дел Христовых. С другой стороны, нужда в письменном изложении истории Христа стала чувствоваться потому, что генерация первых учеников постепенно вымирала и ряды прямых свидетелей чудес Христовых редели. Требовалось поэтому письменно закрепить отдельные изречения Господа и целые Его речи, а также и рассказы о Нем апостолов. Тогда-то стали появляться то там, то здесь отдельные записи того, что сообщалось в устном предании о Христе. Всего тщательнее записывали слова Христовы, которые содержали в себе правила жизни христианской, и гораздо свободнее относились к передаче разных событий из жизни Христа, сохраняя только общее их впечатление. Таким образом, одно в этих записях, в силу своей оригинальности, передавалось везде одинаково, другое же видоизменялось. О полноте повествования эти первоначальные записи не думали. Даже и наши Евангелия, как видно из заключения Евангелия от Иоанна (Ин. 21:25), не намеревались сообщать все речи и дела Христовы. Это видно, между прочим, и из того, что в них не помещено, например, такое изречение Христа: «блаженнее давать, нежели принимать» (Деян. 20:35). О таких записях сообщает евангелист Лука, говоря, что многие до него уже начали составлять повествования о жизни Христа, но что в них не было надлежащей полноты и что поэтому они не давали достаточного «утверждения» в вере (Лк. 1:1–4).
По тем же побуждениям, очевидно, возникли и наши канонические Евангелия. Период их появления можно определить примерно лет в тридцать – от 60 до 90 г. (последним было Евангелие от Иоанна). Три первых Евангелия принято называть в библейской науке синоптическими, потому что они изображают жизнь Христа так, что их три повествования без большого труда можно просматривать за одно и соединять в одно цельное повествование (синоптики – с греческого – вместе смотрящие). Евангелиями они стали называться каждое в отдельности, может быть, еще в конце I столетия, но из церковной письменности мы имеем сведения, что такое наименование всему составу Евангелий стало придаваться только во второй половине II века. Что касается названий: «Евангелие Матфея», «Евангелие Марка» и т.д., то правильнее эти очень древние названия с греческого нужно перевести так: «Евангелие по Матфею», «Евангелие по Марку» (κατὰ Ματθαῖον, κατὰ Μᾶρκον). Этим Церковь хотела сказать, что во всех Евангелиях заключается единое христианское благовествование о Христе Спасителе, но по изображениям разных писателей: одно изображение принадлежит Матфею, другое – Марку и т.д.
Четвероевангелие
Таким образом, древняя Церковь смотрела на изображение жизни Христа в наших четырех Евангелиях не как на различные Евангелия или повествования, а как на одно Евангелие, на одну книгу в четырех видах. Поэтому-то в Церкви и утвердилось за нашими Евангелиями название Четвероевангелие. Святой Ириней называл их «четверообразным Евангелием» (τετράμορφον τὸ εὐαγγέλιον – см. Irenaeus Lugdunensis, Adversus haereses liber 3, ed. A. Rousseau and L. Doutreleaü Irenée Lyon. Contre les hérésies, livre 3, vol. 2 [Sources chrétiennes 211]. Paris, 1974, 11, 11).
Отцы Церкви останавливаются на вопросе: почему именно Церковь приняла не одно Евангелие, а четыре? Так святитель Иоанн Златоуст говорит: «Неужели один евангелист не мог написать всего, что нужно. Конечно, мог, но когда писали четверо, писали не в одно и то же время, не в одном и том же месте, не сносясь и не сговариваясь между собою, и при всем том написали так, что все как будто одними устами произнесено, то это служит сильнейшим доказательством истины. Ты скажешь: «Случилось, однако же, противное, ибо четыре Евангелия обличаются нередко в разногласии». Сие то самое и есть верный признак истины. Ибо если бы Евангелия во всем в точности были согласны между собою, даже касательно самых слов, то никто из врагов не поверил бы, что писались Евангелия не по обыкновенному взаимному соглашению. Теперь же находящееся между ними небольшое разногласие освобождает их от всякого подозрения. Ибо то, в чем они неодинаково говорят касательно времени или места, нисколько не вредит истине их повествования. В главном же, составляющем основание нашей жизни и сущность проповеди, ни один из них ни в чем и нигде не разногласит с другим, – в том, что Бог соделался человеком, творил чудеса, был распят, воскрес, вознесся на небо». («Беседы на Евангелие от Матфея», 1).
Святой Ириней находит и особый символический смысл в четверичном числе наших Евангелий. «Так как четыре страны света, в котором мы живем, и так как Церковь рассеяна по всей земле и свое утверждение имеет в Евангелии, то надлежало ей иметь четыре столпа, отовсюду веющих нетлением и оживляющих человеческий род. Всеустрояющее Слово, восседающее на Херувимах, дало нам Евангелие в четырех видах, но проникнутое одним духом. Ибо и Давид, моля о явлении Его, говорит: «восседающий на Херувимах, яви Себя» (Пс. 79:2). Но Херувимы (в видении пророка Иезекииля и Апокалипсиса) имеют четыре лица, и их лики суть образы деятельности Сына Божия». Святой Ириней находит возможным приложить к Евангелию Иоанна символ льва, так как это Евангелие изображает Христа, как вечного Царя, а лев есть царь в животном мире; к Евангелию Луки – символ тельца, так как Лука начинает свое Евангелие изображением священнического служения Захарии, который закалал тельцов; к Евангелию Матфея – символ человека, так как это Евангелие преимущественно изображает человеческое рождение Христа, и, наконец, к Евангелию Марка – символ орла, потому что Марк начинает свое Евангелие с упоминания о пророках, к которым Дух Святой слетал, как бы орел на крыльях» (Irenaeus Lugdunensis, Adversus haereses, liber 3, 11, 11–22). У других отцов Церкви символы льва и тельца перемещены и первый придан Марку, а второй – Иоанну. Начиная с V в. в таком виде символы евангелистов стали присоединяться и к изображениям четырех евангелистов в церковной живописи.
Взаимные отношения Евангелий
Каждое из четырех Евангелий имеет свои особенности, и больше всех – Евангелие Иоанна. Но три первые, как уже сказано выше, между собой имеют чрезвычайно много общего, и это сходство невольно бросается в глаза даже при беглом их чтении. Скажем прежде всего о сходстве синоптических Евангелий и о причинах этого явления.
Еще Евсевий Кесарийский в своих «канонах» разделил Евангелие от Матфея на 355 частей и заметил, что 111 из них имеются у всех трех синоптиков. В новейшее время экзегеты выработали даже еще более точную числовую формулу для определения сходства Евангелий и вычислили, что все количество стихов, общих всем синоптикам, восходит до 350. У Матфея, затем, 350 стихов свойственны только ему, у Марка таких стихов 68, у Луки – 541. Сходства главным образом замечаются в передаче изречений Христа, а различия – в повествовательной части. Когда Матфей и Лука в своих Евангелиях буквально сходятся между собою, с ними всегда согласуется и Марк. Сходство между Лукой и Марком гораздо ближе, чем между Лукой и Матфеем (Лопухин – в Православной Богословской Энциклопедии. Т. V. С. 173). Замечательно еще, что некоторые отрывки у всех трех евангелистов идут в одной и той же последовательности, например, искушение и выступление в Галилее, призвание Матфея и разговор о посте, срывание колосьев и исцеление сухорукого, утишение бури и исцеление гадаринского бесноватого и т.д. Сходство иногда простирается даже на конструкцию предложений и выражения (например, в приведении пророчества Мал. 3:1).
Что касается различий, наблюдаемых у синоптиков, то их весьма немало. Иное сообщается только двумя евангелистами, иное – даже одним. Так, только Матфей и Лука приводят нагорную беседу Господа Иисуса Христа, сообщают историю рождения и первых годов жизни Христа. Один Лука говорит о рождении Иоанна Предтечи. Иное один евангелист передает в более сокращенной форме, чем другой, или в другой связи, чем другой. Различны и детали событий в каждом Евангелии, а также и выражения.
Такое явление сходства и различия в синоптических Евангелиях давно уже обращало на себя внимание толкователей Писания, и давно уже высказывались различные предположения, объясняющие этот факт. Более правильным представляется мнение, что наши три евангелиста пользовались общим устным источником для своего повествования о жизни Христа. В то время евангелисты или проповедники о Христе ходили с проповедью повсюду и повторяли в разных местах в более или менее обширном виде то, что считалось нужным предложить вступавшим в Церковь. Образовался, таким образом, известный определенный тип устного Евангелия, и вот этот тип мы и имеем в письменном виде в наших синоптических Евангелиях. Конечно, при этом, смотря по цели, какую имел тот или другой евангелист, его Евангелие принимало некоторые особенные, только его труду свойственные черты. При этом нельзя исключить и того предположения, что более древнее Евангелие могло быть известно евангелисту, писавшему позднее. При этом различие синоптиков должно быть объясняемо различными целями, какие имел в виду каждый из них при написании своего Евангелия.
Как мы уже сказали, синоптические Евангелия в очень многом отличаются от Евангелия Иоанна Богослова. Так они изображают почти исключительно деятельность Христа в Галилее, а апостол Иоанн изображает главным образом пребывание Христа в Иудее. В отношении к содержанию синоптические Евангелия также значительно разнятся от Евангелия Иоанна. Они дают, так сказать, изображение более внешнее жизни, дел и учения Христа и из речей Христа приводят только те, какие были доступны для понимания всего народа. Иоанн, напротив, пропускает очень многое из деятельности Христа, например, он приводит только шесть чудес Христа, но зато те речи и чудеса, которые он приводит, имеют особый глубокий смысл и чрезвычайную важность о личности Господа Иисуса Христа. Наконец, в то время как синоптики изображают Христа преимущественно как основателя Царства Божия и потому направляют внимание своих читателей на основанное Им Царство, Иоанн обращает наше внимание на центральный пункт этого Царства, из которого идет жизнь по перифериям Царства, т.е. на Самого Господа Иисуса Христа, Которого Иоанн изображает как Единородного Сына Божия и как Свет для всего человечества. Поэтому-то Евангелие Иоанна еще древние толкователи называли по преимуществу духовным (πνευματικόν) в отличие от синоптических, как изображающих преимущественно человеческую сторону в лице Христа (εὐαγγέλιον σωματικόν), т.е. Евангелие телесное.
Однако нужно сказать, что и у синоптиков есть места, которые говорят о том, что как синоптикам известна была деятельность Христа в Иудее (Мф. 23:37, 27:57; Лк. 10:38–42), так и у Иоанна имеются указания на продолжительную деятельность Христа в Галилее. Точно так же синоптики передают такие изречения Христа, которые свидетельствуют о Его Божеском достоинстве (Мф. 11:27), а Иоанн со своей стороны также местами изображает Христа как истинного человека (Ин. 2 и сл.; Ин.8 и др.). Поэтому нельзя говорить о каком-либо противоречии между синоптиками и Иоанном в изображении лица и дела Христа.
Достоверность Евангелий
Хотя давно уже критика высказывалась против достоверности Евангелий, а в последнее время эти нападения критики особенно усилились (теория мифов, особенно же теория Древса, совсем не признающего существования Христа), однако все возражения критики так ничтожны, что разбиваются при самом малейшем столкновении с христианской апологетикой. Здесь, впрочем, не будем приводить возражений отрицательной критики и разбирать эти возражения: это будет сделано при толковании самого текста Евангелий. Мы скажем только о главнейших общих основаниях, по которым мы признаем Евангелия вполне достоверными документами. Это, во-первых, существование предания очевидцев, из которых многие дожили до эпохи, когда появились наши Евангелия. С какой стати мы стали бы отказывать этим источникам наших Евангелий в доверии? Могли ли они выдумать все, что есть в наших Евангелиях? Нет, все Евангелия имеют чисто исторический характер. Во-вторых, непонятно, почему бы христианское сознание захотело – так утверждает мифическая теория – увенчать голову простого равви Иисуса венцом Мессии и Сына Божия? Почему, например, о Крестителе не сказано, что он творил чудеса? Явно потому, что он их не творил. А отсюда следует, что если о Христе сказано как о Великом Чудотворце, то, значит, Он действительно был таким. И почему бы можно было отрицать достоверность чудес Христовых, раз высшее чудо – Его Воскресение – засвидетельствовано так, как никакое другое событие древней истории (см. 1Кор. 15)?
Библиография иностранных работ по четвероевангелию
Бенгель – Bengel J. Al. Gnomon Novi Testamentï in quo ex nativa verborum VI simplicitas, profunditas, concinnitas, salubritas sensuum coelestium indicatur. Berolini, 1860.
Бласс, Gram. – Blass F. Grammatik des neutestamentlichen Griechisch. Göttingen, 1911.
Весткотт – The New Testament in Original Greek the text rev. by Brooke Foss Westcott. New York, 1882.
Б. Вейс – Weiss B. Die Evangelien des Markus und Lukas. Göttingen, 1901.
Иог. Вейс (1907) – Die Schriften des Neuen Testaments, von Otto Baumgarten; Wilhelm Bousset. Hrsg. von Johannes Weis_s, Bd. 1: Die drei älteren Evangelien. Die Apostelgeschichte, Matthaeus Apostolus; Marcus Evangelista; Lucas Evangelista. [Adolf Jülicher; Johannes Weis_s; Rudolf Кnopf; Hermann Zurhellen]. 2. Aufl. Göttingen, 1907.
Годэ – Godet F. Кommentar zu dem Evangelium des Johannes. Hannover, 1903.
Де Ветте – De Wette W.M.L. Кurze Erklärung des Evangeliums Matthäi / Кurzgefasstes exegetisches Handbuch zum Neuen Testament, Band 1, Teil 1. Leipzig, 1857.
Кейль (1879) – Кeil C.F. Commentar über die Evangelien des Markus und Lukas. Leipzig, 1879.
Кейль (1881) – Кeil C.F. Commentar über das Evangelium des Johannes. Leipzig, 1881.
Клостерманн – Кlostermann A. Das Markusevangelium nach seinem Quellenwerthe für die evangelische Geschichte. Göttingen, 1867.
Корнелиус а Ляпиде – Cornelius a Lapide. In SS Matthaeum et Marcum / Commentaria in scripturam sacram, t. 15. Parisiis, 1857.
Лагранж – Lagrange M.-J. Études bibliques: Evangile selon St. Marc. Paris, 1911.
Ланге – Lange J.P. Das Evangelium nach Matthäus. Bielefeld, 1861.
Луази (1903) – Loisy A.F. Le quatrième èvangile. Paris, 1903.
Луази (1907–1908) – Loisy A.F. Les èvangiles synoptiques, 1–2. [s.l.]: Ceffonds, près Montier-en-Der, 1907–1908.
Лютардт – Luthardt Ch.E. Das johanneische Evangelium nach seiner Eigenthümlichkeit geschildert und erklärt. Nürnberg, 1876.
Мейер (1864) – Meyer H.A.W. Kritisch exegetisches Кommentar über das Neue Testament, Abteilung 1, Hälfte 1: Handbuch über das Evangelium des Matthäus. Göttingen, 1864.
Мейер (1885) – Kritisch-exegetischer Кommentar über das Neue Testament hrsg. von Heinrich August Wilhelm Meyer, Abteilung 1, Hälfte 2: Bernhard Weiss B. Kritisch exegetisches Handbuch über die Evangelien des Markus und Lukas. Göttingen, 1885. Мейер (1902) – Meyer H.A.W. Das Johannes-Evangelium 9. Auflage, bearbeitet von B. Weiss. Göttingen, 1902.
Меркс (1902) – Merx A. Erläuterung: Matthaeus / Die vier kanonischen Evangelien nach ihrem ältesten bekannten Texte, Teil 2, Hälfte 1. Berlin, 1902.
Меркс (1905) – Merx A. Erläuterung: Markus und Lukas / Die vier kanonischen Evangelien nach ihrem ältesten bekannten Texte. Teil 2, Hälfte 2. Berlin, 1905.
Морисон – Morison J. A practical commentary on the Gospel according to St. Matthew. London, 1902.
Стэнтон – Stanton V.H. The Synoptic Gospels / The Gospels as historical documents, Part 2. Cambridge, 1903. Толюк (1856) – Tholuck A. Die Bergpredigt. Gotha, 1856.
Толюк (1857) – Tholuck A. Commentar zum Evangelium Johannis. Gotha, 1857.
Хейтмюллер – см. Иог. Вейс (1907).
Хольцманн (1901) – Holtzmann H.J. Die Synoptiker. Tübingen, 1901.
Хольцманн (1908) – Holtzmann H.J. Evangelium, Briefe und Offenbarung des Johannes / Hand-Commentar zum Neuen Testament bearbeitet von H. J. Holtzmann, R. A. Lipsius etc. Bd. 4. Freiburg im Breisgau, 1908.
Цан (1905) – Zahn Th. Das Evangelium des Matthäus / Кommentar zum Neuen Testament, Teil 1. Leipzig, 1905.
Цан (1908) – Zahn Th. Das Evangelium des Johannes ausgelegt / Кommentar zum Neuen Testament, Teil 4. Leipzig, 1908.
Шанц (1881) – Schanz P. Commentar über das Evangelium des heiligen Marcus. Freiburg im Breisgau, 1881.
Шанц (1885) – Schanz P. Commentar über das Evangelium des heiligen Johannes. Tübingen, 1885.
Шлаттер – Schlatter A. Das Evangelium des Johannes: ausgelegt für Bibelleser. Stuttgart, 1903.
Шюрер, Geschichte – Schürer E., Geschichte des jüdischen Volkes im Zeitalter Jesu Christi. Bd. 1–4. Leipzig, 1901–1911.
Эдершейм (1901) – Edersheim A. The life and times of Jesus the Messiah. 2 Vols. London, 1901.
Эллен – Allen W.C. A critical and exegetical commentary of the Gospel according to st. Matthew. Edinburgh, 1907.
Элфорд – Alford Н. The Greek Testament in four volumes, vol. 1. London, 1863.