индустриализация за счет крестьянства
О мифе, что сталинская индустриализация была проведена за счет крестьянства
Сейчас считается, что индустриализация была проведена якобы за счет крестьянства. На самом деле плату за индустриализацию вносило все население. Действительно, если в 1922-1924 гг. единый сельскохозяйственный налог был главным источником поступлений в бюджет, то с 1925 г. первенство перешло к акцизам и уравнительному сбору (см. диаграмму) 
( Collapse )
Благодаря уравнительному сбору в СССР во второй половине 1920-х гг. стала складываться многомасштабная система цен. Она заключалась в плановом формировании и последующем изъятии государством прибыли на всех стадиях производства продукции. В торговле это выражалось в значительном разрыве между отпускными, оптовыми и розничными ценами.
Такая система могла существовать благодаря высокому спросу на товары широкого потребления. В условиях товарного изобилия она бы задохнулась.
В ходе налоговой реформы 1930-1932 гг. вместо акцизов и уравнительного сбора был введен налог с оборота. Он исчислялся как разница между оптовой и розничной ценой и взимался преимущественно в отраслях, производящих товары народного потребления. Налогом с оборота облагались обороты хозяйственных предприятий и организаций по продаже ими товаров. Обороты по исполнению работ и оказанию услуг облагались налогом с нетоварных операций. Оборот по каждому данному товару облагался только один раз, независимо от количества звеньев его обращения.
К товарным оборотам относились только обороты по продаже товаров. Плательщиком налога считалось каждое отдельное предприятие, имеющее бухгалтерский учет и собственный расчетный счет в кредитном учреждении. Ставки налога определялись в зависимости от категории плательщика, характера предмета обложения и особенностей исчисления объекта.
Налог с оборота (наряду с отчислениями от прибыли) стал составлять основную часть поступлений в бюджет. За счет этого производилось финансирование тяжелой промышленности. Весь реконструктивный период, годы Великой Отечественной войны и восстановления хозяйства ценовой фактор играл важнейшую роль в перераспределении прибыли между отраслями народного хозяйства.
————————————————————
Полностью можно прочесть здесь в статье Ю. П. Бокарева «Ценовой фактор как инструмент мобилизационной политики советского государства.»
Тут мне могут возразить, что, мол, был зерновой экспорт. Но, во-первых, он был не так велик. В разы меньше, чем аналогичный экспорт до революции: 
А во-вторых, он не составлял львинной доли, как было до революции. Структура была более равномерной. Лес, пушнина, нефть составляли большую часть, чем зерно. То есть не было дореволюционной ситуации «сами недоедим, но вывезем!».
На какие средства СССР провел индустриализацию?
В 1927 году стало очевидно, что с помощью НЭПа невозможно было осуществить индустриализацию. Так как НЭП не капитализм и не социализм (ни рыба, ни мясо), а третьего пути осуществления индустриализации не существует (в Китае сейчас банальный капитализм, а конвергенция всегда ведет к реставрации капитализма).
Возврат к капитализму не могли допустить большевики, а при НЭПе невозможно было построение социализма, так как при социализме товарно-денежные отношения совсем иные по форме и содержанию; кроме того, необходимым условием построения социализма является искоренение частнособственнической психологии. НЭП изначально был тупиком, временным отступлением большевиков от идеи социализма, из-за массовых крестьянских восстаний 1920/21 г.г., вызванных продразверсткой. С помощью НЭПа консенсус с крестьянами был восстановлен. К 1927 году страна смогла достичь уровня 1913 года, как в промышленности, так и в с/х, задействовав промышленные мощности, созданные до революции. Но средств на строительство новых промышленных объектов и одновременно на покупку сельхозпродукции по более-менее высоким ценам у крестьян, чтобы кормить города, государство не имело.
При этом в 1913 году отставание России от ведущих стран мира было колоссальным.
А за прошедшие 14 лет, 1913-1927 г.г. отставание России от ведущих государств мира тотально возросло и стало катастрофическим, на 70-100 лет, что могло привести к уничтожению не только СССР, но и России в целом, так как капиталистический мир не мог смириться с существованием СССР, война была неизбежна, лишь ускоренная индустриализация могла спасти нашу страну. Которую невозможно было осуществить без коллективизации.
1) Коллективизация должна была дать городу зерно, причем фактически бесплатно. Так как средств одновременно на индустриализацию и на покупку зерна государство не имело. А продавать дешево зерно городу деревня не желала, что показал «хлебный кризис» 1927 года. Зерно решили забрать у крестьян с помощью коллективизации. Что невозможно было изъять у индивидуальных хозяйств, то можно было забрать у хозяйств коллективных с помощью председателей колхозов и членов правления, на которых воздействовать было гораздо проще, чем на разнородную крестьянскую массу.
2) Коллективизация, введение механизации в деревне должны были высвободить лишнюю рабочую силу из деревни, что нужна была для осуществления индустриализации. При этом из сытой деревни в голодный город крестьяне не поедут, а значит города должны жить лучше.
Проблема СССР-России состояла в том, что во всех развитых государствах реформа сельского хозяйства, его укрупнение, произошла до индустриализации, а в СССР то и то пришлось осуществлять одновременно, но иного выхода не существовало, на кону было будущее страны. Все это могло привести к масштабному голоду в СССР, в случае неблагоприятных погодных условий или иных факторов, пока в колхозы не придет в больших количествах сельхозтехника, которую даст индустриализация. Данная сельхозтехника должна была навсегда избавить страну от голодоморов, которые раз в три года происходили в России до революции в начале 20 века. Голода избежать не удалось.
Трудность осуществления индустриализации заключалась в том, что в условиях конфронтации с западом и внешней изоляции было невозможно получить внешние займы, в итоге индустриализацию пришлось проводить в основном за счет внутренних резервов.
Источники финансирования и осуществления индустриализации в порядке их значимости:
С 1934 года на экспорт, принося валюту СССР, пошла продукция индустриализации, в частности трактора.
2) Доходы от сельского хозяйства.
4) Рост цен на товары и рост налогов с населения, отчего уровень жизни в СССР в 1930 году упал в два раза по сравнению с 1927 годом. И только к концу 30-х годов уровень жизни превысил на 20% уровень жизни 1927 года.
5) Доходы от легкой промышленности.
6) Систематические займы внутри СССР у населения; за счет займов государственный долг СССР к 1931 году вырос с 367,2 млн. руб. до 2504,8 млн. руб., т. е. почти в семь раз. Также существовало много других форм добровольных пожертвований: на Красную армию. на беспризорников и т.д, там поборы составляли 5-10% зарплаты.
7) Денежная эмиссия (печатание денег), рост денежной массы в обращении более чем в два раза опережал рост производства предметов потребления, что привело к росту цен и дефициту потребительских товаров к 1933 году.
Семь, выше перечисленных источников финансирования, были самыми важными и сыграли решающую роль в индустриализации. Но существовало еще несколько источников поступления средств:
9) В конце 20-х г. значительно повысили прогрессивный налог на нэпманов, что дало не только хорошие деньги государству, но и привело к свертыванию частного сектора в промышленности и торговле.
10) Мобилизация средств населения через сберкассы, на 1 октября 1929 г. количество вкладчиков составило 7172,2 тыс. человек, а сумма вкладов — 315,8 млн. рублей.
11) Кредиты иностранных государств и инвестиции иностранных частных предпринимателей, но в основном данные кредиты были незначительны и брались не для финансирования индустриализации, а для покрытия кассовых разрывов, ускорения оборота, до момента перечисления средств от закупающих иностранные товары советских учреждений.
12) Продажа культурных, музейных ценностей за рубеж, причем особо ценные картины и другие экспонаты на продажу не шли. В общей сложности выручка от реализации художественных ценностей музеев составила менее 25 миллионов золотых рублей, мышиная возня. Что в 11 раз меньше, чем дал Торгсин, в годы Великой депрессии не стало желающих покупать картины. В итоге распродажу вскоре прекратили, большую часть картин вернули в музеи.
13) Монетизация трудового энтузиазма масс (социалистическое соревнование, массовое перевыполнение плана, стахановское движение и др.). К 1938 г. в стране насчитывалось около 1,6 млн стахановцев.
Итоги индустриализации поражают.
С 1929 по 1940 год среднегодовой рост промышленной продукции в СССР составлял 16%. В США наиболее высокие темпы в развитии пришлись на период с 1890 по 1895 год – 8,2%.
ВВП росло в среднем на 6% в год.
Построено с нуля 8.6 тыс. крупных заводов; модернизировано, расширенно около 2 тыс. заводов из 7.3 тыс., что достались от царизма.
Были созданы новые отрасли промышленности: авиастроение, автомобилестроение, приборостроение, станкостроение, тракторостроение и т.д.
В СССР число рабочих и служащих крупной промышленности увеличилось с 1929 по 1940 год с 3,8 млн. до 11 млн. человек. Количество инженеров выросло в 7 раз. Была ликвидирована безработица.
Без осуществления индустриализации, поражение нашей страны в предстоящей войне с капитализмом, было неизбежно.
История новой России
Лидеры партии, которая официально провозгласила своей целью мировую революцию, чувствовали себя, как в осажденной крепости. Отношения с европейскими странами и США были крайне натянутыми. Чтобы на равных участвовать в гонке вооружений, нужна была ускоренная индустриализации, причем любой ценой. Ставилась задача, как можно быстрее создать новые рудники, металлургические заводы и военные производства. Не только догнать Европу и США, но и перегнать!
Проведение ускоренной индустриализации требовало колоссальных средств. В 1928–1929 годах взять их решили в деревне. Но взять можно было :
Какой вариант выбрали бы Вы?
Выбор стратегического курса обсуждался на высшем уровне страны, единого мнения не было.
Аргументы в пользу первого варианта были достаточно весомыми.
К 1926 году новая экономическая политика (НЭП), сутью которой было сочетание авторитарной власти Коммунистической партии, доминирования государственной собственности в промышленности и наличие относительно свободной торговли, устойчивой, подкрепленной золотом валюты, себя оправдывала, показала свою эффективность. После бурного восстановительного роста в 1923–1924 годах страна продолжала развиваться, хотя не столь динамично. Валовая продукция промышленности выросла за 1921–1924 годы на 45,2%, за 1925 год – на 62,2, за 1926 год – на 34,2, за 1927 год – на 13,3, за 1928 год – на 18,9%. Увеличилось производство продовольствия, народ не голодал. В крестьянской стране, где большая часть армии была крестьянской, силой брать хлеб в деревне казалось делом крайне рискованным – можно потерять власть.
В то же время получение из деревни больших объемов хлеба для экспорта было трудноразрешимой задачей. Крестьянские хозяйства, даже причисленные к «середняцким», были малопроизводительными и мелкотоварными. Бессмысленно было ожидать, что они станут наращивать инвестиции в производство в условиях, когда за это могли причислить к кулачеству, лишить избирательных прав, сослать.
Реализация в деревне либерального экономического курса требовала хотя бы частичных перемен политического курса – либерализации режима, возврата к осужденному партией лозунгу Бухарина «Обогащайтесь!» Для политического руководства страны это было непросто.
Идеологически ближе многим партийным лидерам, для которых недавний отказ от «военного коммунизма» казался лишь временной тактической уступкой, оказался предложенный Сталиным альтернативный, силовой путь. Его сторонники победили.
К тому времени, в отличие от 1921 года, крестьянство было разоружено. В невооруженной деревне даже крестьянская по составу армия послушно выполняла приказы власти в процессе массового изъятия хлеба. Последствия оказались катастрофическими.
Крестьяне стали гражданами второго сорта с денежными доходами, многократно меньшими, чем в городе, лишенными социальных гарантий, пенсионного обеспечения
Коллективизация сопровождалась лишением свободы передвижения и выбора места жительства крестьянами. Колхозники работали не за вознаграждение, а «за галочки», кормились в основном за счет приусадебного хозяйства. Но и оно облагалось высокими денежными и натуральными налогами. Все это было равносильно восстановлению крепостного права.
В 1960 году отдел партийных органов ЦК КПСС по союзным республикам подготовил доклад о подобных случаях, где отмечалось: «Во многих областях и республиках отдельные должностные лица – председатели сельских советов, председатели и бригадиры колхозов, работники милиции и некоторые другие – допускают нарушения социалистической законности и произвол в отношении советских граждан, принуждают их к продаже личного скота колхозам, насильственно изымают продукты сельского хозяйства, проводят незаконные обыски в домах, необоснованно налагают штрафы, производят аресты и привлекают граждан к судебной ответственности, избивают колхозников Местные же партийные органы, зная о таких фактах, в ряде случаев не только не принимают мер по пресечению подобных нетерпимых явлений и привлечению к ответственности нарушителей советских законов, но нередко проходят мимо них, не дают им должной политической оценки или принимают либеральные решения…
В июне 1959 года председатель колхоза “Свитанок“ Маневичского района Волынской области Мочик вместе с инструктором райкома партии Борисюком поздно ночью зашли к колхознику Кравчуку и потребовали, чтобы он продал свою корову колхозу, а когда старик стал протестовать, они пытались силой увести корову со двора, ввиду чего возникла ссора, затем – драка, в которой был избит сын Кравчука Василий. Маневичский райком партии свел дело к тому, что объявил председателю колхоза выговор, а инструктор райкома был предупрежден. Такие же факты произвола и либерального отношения к нему имели место в Старовыжевском, Локачинском, Ратновском, Гороховском и некоторых других районах Волынской области…» (…)
Колхозникам, лишенным паспортов и возможности уйти из колхоза, не оставалось ничего другого, как терпеть. Ведь если человек лишен собственности и элементарных прав, он – крепостной, не важно, барский или чиновничий. И его обязательно будут пороть.
Принудительная работа порождала у людей соответствующее к ней отношение – как к повинности, к барщине, которую стремятся избежать. В результате продуктивность сельского хозяйства СССР за 1928–1939 годы сократилась на 15%, а до начала коллективизации она росла в среднем на 1% в год.
Колхозники подвергались откровенной дискриминации: за год они зарабатывали примерно столько, сколько рабочий за месяц. Такая политика побуждала наиболее энергичных и грамотных любым способом перебираться в город. Каналы были: армия и ударные стройки коммунизма.
Под предлогом раскулачивания были уничтожены или сосланы в Сибирь миллионы крепких крестьян, носителей трудовой этики, которые на своем опыте убедились: чтобы стать зажиточными, надо много работать, осваивать передовые технологии и учить детей.
Беспрецедентными по жестокости методами Сталин разгромил деревню, выжал из нее все, что было возможно. Массовый голод 1932–1933 годов, по сути, унесший около 6 млн жизней на Украине и в Центральной России, был устроен властью. Рыночное сельское хозяйство, которое только и могло обеспечить продовольственную безопасность державы, в России было уничтожено, а крестьянство обречено на деградацию, обусловленную полукрепостническими условиями.
Голод как инструмент. Ресурсы восстановительного подъема, связанного с преодолением хозяйственной разрухи после революции и Гражданской войны, постепенно исчерпывались. Лишь резко увеличив объем государственных капиталовложений, можно было подстегнуть темпы развития экономики. Для этого необходимо было повысить государственные изъятия из экономики и уровень налогового бремени, демонтировать связанные с рыночными механизмами ограничители масштабов налогообложения.
Некоторые исследователи резонно считают, что последствия трансформации 1928–1930 годов по своему влиянию на развитие Советского Союза и мира превосходили то, что произошло в 1917–1921 годах. Заниженные цены и налог с оборота на потребительские товары становятся важнейшим источником бюджетных поступлений СССР. Готовность власти к неограниченному насилию, репрессиям для изъятия максимума возможного у крестьянского населения, с тем чтобы направить мобилизованные ресурсы на развитие промышленности, – стержень сталинской ускоренной модернизации.
В январе 1928 года Сталин подписал директиву ЦК ВКП(б) местным организациям. В ней он ориентировал их на применение жестких мер против тех, кто укрывает хлеб. Вооруженные отряды реквизировали не только излишки хлеба, но и домашний скот, сельскохозяйственный инвентарь. К кулакам применялась ст. 107 Уголовного кодекса РСФСР. Как и предложил Сталин, 75% конфискованного хлеба шло в распоряжение государства, 25% распределялось среди бедноты по государственным ценам или в порядке долгосрочного кредита. Сталин был откровенен, когда в 1928 году на июльском Пленуме ЦК ВКП(б) сказал, что политика советской власти по отношению к крестьянству предполагает нечто вроде введения дани, изъятие которой необходимо для финансирования социалистической индустриализации.
В Постановлении ЦК ВКП(б) и СНК от 14 декабря 1932 года к числу «злейших врагов партии, рабочего класса и колхозного крестьянства» отнесены «саботажники хлебозаготовок с партбилетом в кармане, обманывающие государство и проваливающие задания партии и правительства…» «По отношению к этим перерожденцам, врагам советской власти и колхозов, все еще имеющим партбилет, ЦК и СНК обязывают применять суровые репрессии, осуждение на 5–10 лет заключения в концлагерь, а при известных условиях – расстрел». В ходе кампании по закрепощению крестьянства в 1930 и 1931 годах были депортированы 1,8 млн человек.
За 1932–1933 годы население Украины сократилось примерно на 3 млн человек. Голодом 1932 года были охвачены Казахстан, Северный Кавказ, Дон, Кубань, бассейн Волги, некоторые регионы Западной Сибири. Оценки числа жертв голода колеблются в пределах от 6 млн до 16 млн человек. Наиболее распространенные – от 7 млн до 8 млн человек. Закон от 6 декабря 1932 года предусматривал составление списка деревень, которые признавались виновными в саботаже. 15 декабря 1932 года в него включили 88 районов Украины. Жителей этих районов выселяли. Закон от 7 августа 1932 года запрещал людям, умирающим от голода, брать зерно, гниющее на складах или сваленное у железнодорожных станций.
Законы от 13 сентября 1932 года и от 17 марта 1933 года прикрепляли крестьян к земле, запрещали искать иную работу без разрешения колхозного руководства. Крестьян, стремившихся вырваться за пределы Украины, чтобы не умереть от голода, возвращали к месту проживания. Масштабы жертв голода 1932–1933 годов мало волновали социалистическое руководство. Сформированная система политического контроля позволяла избежать массовых беспорядков, добиться того, что информация о голоде на протяжении многих лет была засекречена. Зато государственные заготовки зерна увеличились с 18,5 млн тонн в 1932 году до 22,6 млн в 1933 году.
Рабский труд. Милитаризм, приоритет развития военной промышленности, аномально высокая доля военных расходов в ВВП – именно это ставится во главу угла сталинской индустриализации. И принудительный труд заключенных играет немалую роль в выполнении этой задачи, в первую очередь – в обеспечении трудовыми ресурсами крупных инфраструктурных проектов. По данным Главного управления лагерей, только объем капитальных работ, выполняемых заключенными, составлял 5,8% ко всему объему капитальных работ в СССР.
Отношение правящей элиты к собственному народу напоминает характерные черты аграрных государств, завоеванных иными в этническом отношении группами, где жесткость режима по отношению к покоренному местному сельскому населению максимальна. Распространенная в советском обществе конца – начала годов характеристика Сталина как «Чингисхана с телефоном» красноречива.
Угроза репрессий заставляет десятки миллионов людей, не находящихся в ГУЛАГе, в условиях ХХ века вести себя, как традиционное закрепощенное непривилегированное сословие аграрных государств, – смириться с тем, что у них нет права выбора места работы и жительства, что все произведенное сверх минимума, необходимого для обеспечения жизни, может быть изъято, что они не могут и мечтать о правах и свободах и воспринимают это как неизбежную реальность.
Экономический рост на костях. Хотя первая пятилетка была полностью провалена, в дальнейшем развитие событий показало, что этот набор институциональных инноваций работал. На ранних стадиях индустриализации (когда доля занятости вне сельского хозяйства не превышала 50%) они позволяли обеспечивать сравнительно высокие темпы индустриализации, промышленного роста. Среднегодовые темпы экономического роста в СССР (по национальному доходу) в 1920–1940 годах составили примерно 5,1% в год, прирост промышленного производства в 1928–1941 годах, по разным оценкам, от 9,9 до 17,0% в год (данные ЦСУ СССР).
Факторы, обусловившие аномально высокие темпы социалистической индустриализации – снижение уровня жизни сельского населения, масштабы перераспределения ресурсов из традиционной аграрной сферы в промышленность, – порождают и самую серьезную, затянувшуюся на десятилетия аномалию социалистического роста: расходящиеся траектории развития промышленности и сельского хозяйства.
Дефицит продуктов питания становится постоянной проблемой, а их импорт – жесткой необходимостью. За период с 1926 по 1939 год производство продовольствия на душу населения уменьшилось примерно на 15%, что, в свою очередь, предопределило голод военных и послевоенных лет. В 1958 году импорт сельхозпродукции становится сравнимым с ее экспортом. В начале годов СССР начинает в крупных масштабах закупать зерно за границей и к середине восьмидесятых становится крупнейших импортером зерна в мире.
Диспропорция между развитием промышленности и сельского хозяйства сделала крах СССР неизбежным.
Ускоренная индустриализация и победа в войне. Правда, на «хлебные» деньги была проведена ускоренная индустриализация, построены многочисленные заводы. Благодаря индустриализации страна технически подготовилась к войне. Этот аргумент при всей его жестокости не лишен убедительности. Но при анализе сложившейся альтернативы надо учитывать исторический контекст и взаимосвязанность решений того времени.
После изучения засекреченных архивных документов пришел к выводу, что перспективу Второй мировой войны не стоит считать фатальной. Во всяком случае, ни Америка, ни Франция, ни Англия, оправившиеся от Первой мировой войны, нового военного конфликта не хотели. Это убедительно показала политика умиротворения, которой придерживались Франция и Англия во время событий в Австрии, а потом – в Чехословакии.
В мире имелись два других источника нестабильности: Германия, страдавшая постимперским синдромом, и Япония, которая быстро наращивала экономическую мощь и желала конвертировать ее в политическую силу.
В Германии ключевым вопросом, от которого зависело, будет она воевать или нет, было создание коалиции между и коммунистами, которые вместе контролировали половину электората.
Для советского руководства альтернатива заключалась в следующем:
Какой вариант выбрали бы Вы?
При выборе второго пути Германия надолго, может быть, навсегда переставала быть угрозой для нашей страны. А Советский Союз получил бы возможность проводить индустриализацию без спешки, спокойно и постепенно, не уморив голодом 6 млн человек в 1932–1933 годах. И неминуемость катастрофы Второй мировой войны исчезла бы.
Сталин был категорическим противником любого сотрудничества коммунистов и и наложил табу на такое соглашение. Это помогло ему настоять на жесткой политике в отношении советской деревни. Выбор «китайского пути», то есть политики, которую тогда в СССР предлагали Бухарин и Рыков, означал отказ от коммунистических догм, включая лозунг мировой революции.
Эта тема никогда не обсуждалась открыто, как слишком деликатная. Но если бы в 1928–1929 годах в СССР взяла верх линия Бухарина и Рыкова на либерализацию политики в отношении крестьянства, а в перспективе – и на отказ от наиболее одиозных коммунистических догм, включая лозунг мировой революции, история, возможно, развивалась бы по иному сценарию.
Сталинское табу на союз и коммунистов в Германии, наоборот, проложило нацистам дорогу к власти. На парламентских выборах 1928 года партия получила 12 мест. увеличили свое представительство в парламенте до 153 депутатов, что даже при союзе с коммунистами, которые получили 54 голоса, не дало им контроля над парламентом, но позволило сформировать коалицию меньшинства и, соответственно, – коммунистическое правительство. Сталин категорически запрещал коммунистам такую коалицию.
Результат всего этого – в официальной таблице итогов всегерманских выборов 12 ноября 1932 года. Думаю, все помнят, что на них нацисты завоевали наибольшее количество голосов (33,09%) и Гитлер пришел к власти совершенно законным, конституционным путем (30 января 1933 года он был назначен канцлером). Этого бы не произошло, если бы коммунисты (16,86%) и (20,44%) выступили единым фронтом.
С конца годов Сталин осуществил авантюристический ультралевый поворот не только внутри страны, но и в международном коммунистическом движении, которому была навязана т. н. «теория третьего периода». В соответствии с этой теорией, после Октябрьской революции, вслед за «первым периодом» (революционный подъем 1918–1923 годов) и вторым периодом (относительная стабилизация капитализма в 1924–1928 годах) наступил период непосредственных революционных боев за установление диктатуры пролетариата в капиталистических странах.
Честные коммунисты, наблюдавшие реальную расстановку политических сил в капиталистических странах, указывали Сталину на абсурдность отождествления с фашизмом. В июне 1929 года народный комиссар иностранных дел Чичерин направил Сталину письмо, в котором называл «крики о » нелепым вздором и предупреждал, что основывать политику на подобных ложных установках – «значит вести Коминтерн к гибели». Спустя год Чичерин был снят со своего поста и отстранен от всякой политической деятельности.
С теорией была тесно связана установка Коминтерна на отказ от противопоставления фашизма буржуазной демократии и парламентским формам политической деятельности. Такая постановка вопроса игнорировала стремление фашизма ликвидировать все демократические институты, права и свободы, завоеванные многолетней борьбой рабочего класса в передовых капиталистических странах.
С 1930 года Троцкий неустанно доказывал, что захват власти фашизмом в Германии, переживающей грандиозный экономический и политический кризис, становится все более реальной опасностью. Анализируя итоги выборов в рейхстаг в сентябре 1930 года, он призывал коммунистов не испытывать иллюзий в связи с тем, что компартия получила на них около 4600 тыс. голосов против 3300 тыс. в 1928 году. Он напоминал, что в 1924 году, когда волна революционного движения падала, компартия получила больший процент голосов рабочих, чем в 1930 году, когда в стране сложилась революционная ситуация. Кроме того, «выигрыш компартии совершенно бледнеет перед скачком фашизма от 800 тыс. голосов к 6400 тыс.». Этот скачок свидетельствует о том, что «под ударом кризиса мелкая буржуазия качнулась не в сторону пролетарской революции, а в сторону самой крайней империалистской реакции, увлекая за собою значительные слои пролетариата».
Отвергнув эту порочную теорию и практику, коммунисты смогут заключить соглашение с организациями. При этом единый фронт коммунистов с и беспартийными рабочими против фашистской опасности должен строиться таким образом, чтобы проводить тактику обороны. Такая тактика диктуется тем, что, несмотря на чудовищный кризис капиталистической системы и на рост коммунистических сил, компартия еще слишком слаба для того, чтобы форсировать революционную развязку. В то же время фашисты, «благодаря своему головокружительному успеху, благодаря мелкобуржуазному, нетерпеливому и не дисциплинированному составу своей партии, склонны будут в ближайший период зарываться по части наступления». Чем больше в глазах трудящихся фашисты будут выглядеть наступающей стороной, а коммунисты и их союзники – обороняющейся, «тем больше у нас будет шансов не только разгромить наступление фашистов, но и перейти самим в успешное наступление». (…)
В действительности же референдум позволил гитлеровской партии резко усилить свое влияние. Фактически оказалось, что коммунисты выступили против в блоке с самой реакционной политической силой. Оценивая это событие, Троцкий замечал, что сталинская бюрократия обратилась к верхушке с предложением на известных условиях единого фронта против фашизма. Когда же отвергла эти условия, сталинцы «создали единый фронт с фашистами против и так эти люди, даже не замечая того, что делают, ниспровергли свою метафизику единого фронта “только снизу“ посредством самого нелепого и самого скандального опыта единого фронта только сверху, неожиданно для масс и против воли масс». Этот факт выступил новым подтверждением того, что «подобно своему учителю Сталину, берлинские ученики ведут политику с потушенными фонарями».
Тем временем экономический и политический кризис в Германии все более обострялся. В начале годов в стране насчитывалось 1,5 млн безработных, получавших чисто символическое пособие. Страна находилась в фактической готовности к гражданской войне. Основные политические силы имели свои массовые военизированные организации: коммунисты – Рот фронт, – шуцбунд, нацисты – отряды штурмовиков.
Вспоминая это время, известный советский публицист Эрнст Генри писал: «Слова Сталина были таким же приказом Коминтерну, как его указания Красной Армии или НКВД. Они разделили рабочих друг от друга как бы баррикадой и старые рабочие повсюду были не только оскорблены до глубины души, они были разъярены. Этого коммунистам они не простили. А коммунисты, стиснув зубы, выполняли приказ “о смертном бое“. Приказ есть приказ, партийная дисциплина – дисциплина. Везде, как будто спятив с ума, и коммунисты неистовствовали друг против друга на глазах у фашистов. Я хорошо это помню. Я жил в те годы в Германии и никогда не забуду, как сжимали кулаки старые товарищи, видя, как дело идет прахом, как теория месяц за месяцем, неделя за неделей прокладывает дорогу Гитлеру. Сжимая кулаки, и шли навстречу смерти, уже поджидавшей их в эсесовских застенках».
К этому можно прибавить, что Коминтерн и ЦК германской компартии давали немецким коммунистам противоречащие друг другу директивы, крайне неадекватно отражавшие соотношение политических сил и перспективы дальнейшего развития событий. На XI пленуме ИККИ Тельман утверждал, что фашизм достиг своей кульминационной точки и отныне будет быстро разваливаться. «Мы трезво и твердо установили, – заявлял он, – что 14 сентября (1930 года – день выборов в рейхстаг. – В.Р.) было, в известном смысле, лучшим днем Гитлера и что дальше последуют не лучшие, а худшие дни. Та оценка, которую мы давали развитию этой партии, подтверждена событиями».
Когда же фашизм, вопреки этому легковесному прогнозу, за последующий год вырос в еще более грозную силу, Коминтерн и германский ЦК ударились в противоположную крайность. В речах и статьях их руководителей стала все чаще звучать мысль о том, что фашизм неудержимо растет и его победа неизбежна. Поэтому коммунисты должны не «слепо» бросаться в борьбу с фашизмом, а позволить ему овладеть властью, чтобы он «скомпрометировал» себя. Только после этого пробьет час «наступления» коммунистов.
Откликаясь на эти идеи, Троцкий писал: «Авантюризм и легкомыслие, по законам политической психологии, сменились прострацией и капитулянтством. Победа фашистов, считавшаяся год тому назад немыслимой, сейчас считается уже обеспеченной и, если б эта теория утвердилась в германской компартии и определила ее политический курс в ближайшие месяцы, это означало бы со стороны Коминтерна предательство не меньшего исторического объема, чем предательство 4 августа 1914 года – с еще более страшными последствиями». (…)
Одной из главных причин ошибок германской компартии Троцкий считал насаждение в ней, как и в других партиях Коминтерна, режима беспрекословного и бездумного подчинения любым указаниям своих лидеров, в свою очередь полностью подчиняющихся указке из Москвы. «Эта ужасающая нынешняя “монолитность“, это гибельное единогласие, которое каждый поворот злосчастных вождей превращает в абсолютный закон для гигантской партии», – предупреждал он, – особенно губительны в условиях величайших испытаний, грозящих смести с исторической арены германскую компартию как крупную политическую силу.
Прошедшая в 1932 году серия выборов показала, что соотношение политических сил в Германии весьма неустойчиво и быстро меняется, как это всегда бывает в эпохи бурных политических кризисов. Весной 1932 года на президентских выборах в первом туре Гинденбург получил 18,6 млн голосов, Гитлер – 11,3 млн, Тельман – около 2,5 млн. На выборах в рейхстаг 31 июня 1932 года гитлеровская партия получила 13,7 млн голосов, компартия – 5,3 млн, а – около 8 млн. На новых парламентских выборах в сентябре 1932 года гитлеровцы потеряли 2 млн голосов, а за коммунистов голосовали 6 млн чел. Коммунисты и вместе имели теперь 221 мандат в рейхстаге, а число мандатов гитлеровцев уменьшилось с 230 до 196.
В этих условиях Троцкий доказывал, что еще остается последний шанс путем общих усилий парламентских фракций рабочих партий преградить путь Гитлеру, что в условиях сохранения парламентской демократии исключен непрерывный рост влияния фашистов, что при отсутствии своей террористической диктатуры они неминуемо исчерпают свой социальный резервуар. «Фашизм включил в свои ряды такие страшные противоречия, что близится момент, когда приток перестанет возмещать отлив. Это может наступить задолго до того, как фашисты соберут вокруг себя больше половины голосов. Останавливаться им нельзя будет, ибо ждать им будет больше нечего. Они вынуждены будут пойти на переворот».
Для такого реакционного переворота, который неизбежно уничтожит все другие партии, доказывал Троцкий, фашизм опирался на сравнительно ограниченную социальную базу. «Главной армией фашизма остается все же мелкая буржуазия и новое среднее сословие: мелкий ремесленный и торговый городской люд, чиновники, служащие, технический персонал, интеллигенция, разоряющиеся крестьяне». Именно эти социальные слои отдают фашистам свои голоса на выборах. Из этих же слоев фашисты рекрутируют свои боевые кадры, ударные отряды штурмовиков. Основная же часть промышленного пролетариата продолжает идти за двумя рабочими партиями. А «на весах революционной борьбы тысяча рабочих крупного предприятия представляет собою силу в сто раз большую, чем тысяча чиновников, канцеляристов, их жен и тещ».
Экономические и политические противоречия, достигнувшие неслыханной остроты, вплотную приближают развязку. От ее направления «будет зависеть на лет не только судьба самой Германии (что уже само по себе очень много), но и судьба Европы, судьба всего мира». Перспективы социалистического строительства в СССР, будущее революционного движения в Европе и Азии прямо и непосредственно упираются в вопрос о том, кто победит в ближайшее время в Германии.
Троцкий предупреждал, что «приход ““ к власти означал бы прежде всего истребление цвета немецкого пролетариата, разрушение его организаций, искоренение в нем веры в себя и в свое будущее. В соответствии с гораздо большей зрелостью и остротой социальных противоречий в Германии, адская работа итальянского фашизма показалась бы, вероятно, бледным и почти гуманным опытом по сравнению с работой германского ».
Доказывая, что руководство Коминтерна перед лицом наступления решающего часа борьбы оказалось неспособным предвидеть и предупредить свои многочисленные поражения, Троцкий писал, что оно продолжает вести «политику страуса», не отдавая себе отчет в ситуации, которая сложилась в Германии.
Руководство Коминтерна ведет германский рабочий класс к капитуляции перед фашизмом, которая будет означать уничтожение крупнейшей коммунистической партии в Европе, гигантскую катастрофу всего мирового коммунистического движения. «Разумеется, торжествующий фашизм падет жертвой объективных противоречий и собственной несостоятельности. Но непосредственно, для обозримого будущего, для ближайших 10–20 лет, победа фашизма в Германии означала» бы перерыв в развитии революционной преемственности, крушение Коминтерна, торжество мирового империализма в самых его отвратительных и кровожадных формах». (…)
Троцкий напоминал, что еще в 1930 году левая оппозиция выдвигала практическую программу соглашения с рабочими. За последующие годы, однако, в этом направлении не было сделано почти ничего. Спустя несколько месяцев, считая угрозу гитлеровской победы надвинувшейся вплотную, Троцкий с отчаянием повторял мысль о времени, потерянном для преодоления раскола немецкого рабочего движения. «Сколько упущено времени – бесцельно, бессмысленно и постыдно! Сколько можно было сделать хотя бы только за последние два года! Ведь было совершенно ясно заранее, что монополистический капитал и его фашистская армия будут кулаками и дубинами гнать на путь оппозиции и самообороны. Нужно было это предвидение обнаружить на деле пред лицом всего рабочего класса, взяв на себя инициативу единого фронта и не выпуская этой инициативы из рук на каждом новом этапе».
В условиях обострения политического кризиса в Германии Сталин ответил на критику Троцким гибельной линии Коминтерна втягиванием коммунистов всех стран в новую бешеную кампанию против «троцкизма». Эта кампания, как подчеркивал Троцкий, была поднята, в первую очередь, для того, чтобы в критический для судеб мирового революционного движения момент отвлечь внимание западных коммунистов от выдвинутых левой оппозицией идей и лозунгов, касающихся событий в Германии. Если бы руководство германской компартии обладало свободой в выработке собственной политической линии, то оно под влиянием объективной обстановки в стране пришло бы к восприятию этих идей. Но оно целиком подчинено Сталину, о чем наглядно свидетельствует характер новой международной кампании, развертывающейся не вокруг насущнейших вопросов немецкой революции, а вокруг «жалкой и фальсификаторской статьи Сталина по вопросам истории большевизма. Трудно себе представить большую диспропорцию между задачами эпохи, с одной стороны, и жалкими идейными ресурсами официального руководства, с другой. Таково унизительное, недостойное и вместе с тем глубоко трагическое положение Коминтерна».
В решениях пленума отвергался рост фашистских сил в Германии и вновь санкционировался отказ от политики единого рабочего антифашистского фронта. Подчеркивая, что в этом в очередной раз проявились беспощадный диктат сталинской клики и дезорганизация ею немецких коммунистов, обрекающая последних на неминуемое поражение и гибель, Троцкий писал: «Бюрократия первого рабочего государства – бессознательно, но от этого не легче – делает решительно все, чтобы помешать появлению на свет второго рабочего государства».
30 января 1933 года президент Гинденбург назначил Гитлера рейхсканцлером. После этого события стали развиваться с ошеломляющей быстротой. Гитлер немедленно распустил рейхстаг и назначил на начало марта новые выборы. 27 февраля произошел поджог здания рейхстага. На следующий день чрезвычайным декретом Гинденбург по предложению нацистского правительства отменил все статьи Веймарской Конституции, гарантировавшие свободу личности, слова, печати, собраний, союзов. По стране прокатились массовые аресты антифашистов.
14 марта коммунистическая партия была объявлена вне закона. 2 мая были разгромлены профессиональные союзы, конфисковано их имущество, а их руководители были брошены в концентрационные лагеря. 22 июня пришел черед партии, деятельность которой также была запрещена. Таким образом, в течение ста дней были уничтожены демократические права и свободы, которые германский рабочий класс завоевал на протяжении ста лет.
Иной вариант был возможен и на Дальнем Востоке, в отношении Японии. Рост ее влияния сильно беспокоил Соединенные Штаты. Если бы в годах в СССР произошла смена политического курса в стиле, США могли бы стать стратегическим союзником Советского Союза – в противовес усиливавшейся милитаризации Японии. После чего шансы на развязывание Японией крупномасштабной войны – особенно на севере, который был ей не очень интересен, а не на юге, где еще можно было попытаться решить проблему обеспечения нефтью, свелись бы практически к нулю.
Разумеется, это – лишь предположительные варианты, никто не знает, как события развивались бы в реальности. Однако историческая развилка была именно такой.