инквизиционный процесс в римском праве
Инквизиционный процесс
Розыскно́й проце́сс (также инквизицио́нный процесс, ( устар. сле́дственный процесс) — форма уголовного процесса, существенными чертами которой является: отсутствие прав у обвиняемого, возможности состязания с обвинителем; слияние защиты с обвинением и разрешением дела, сосредоточение этих функций в руках одних и тех же лиц. Процесс лишь формально распадается на розыск, следствие и суд. Cудья-следователь противопоставляется лицу, служащему предметом розыска.
Для розыскного процесса характерно отсутствие сторон, процессуальных прав у обвиняемого и потерпевшего (последний рассматривался только как жалобщик), производство по делу его было негласным, тайным и письменным: дело решалось на основе только письменных материалов предварительного следствия, часто даже в отсутствие обвиняемого.
Содержание
Форма
История
Возникновение инквизиционного процесса
Зачатки розыскного процесса впервые появились в каноническом праве.
Развитие пороков среди духовенства и нужды церковного управления вызвали создание преследования путём доноса (denuntiatio) или народного говора, молвы (infamatio); исследование проступка и применение к виновному мер религиозного взыскания возлагалось на духовное начальство. Уже с IV в. епископы обязаны были периодически объезжать паству и производить суд как по проступкам духовенства, так и по преступлениям светских лиц, в преследовании которых церковь считала себя особенно заинтересованной (например, отступление от веры, кровосмешение, кощунство и т. п.). Епископу предшествовали архидиакон, который созывал имоверных местных жителей (testes synodales), расспрашивал их о том, какие грехи и преступления были совершены в данной местности, производил по этим заявлениям расследование (inquisitio) и затем докладывал о результатах его епископу. Постановлениями латеранского собора (1215 г.) право уголовного преследования было вверено духовным властям как по отношению к подчиненному духовенству, так и по отношению к мирянам; донос был возведён в обязанность каждого гражданина, причём доносчик освобождался от обязанности поддерживать обвинение и от ответственности за неосновательность его. Инквизиционное производство начиналось при опорочении кого-либо путём доноса или народной молвы; судья сначала секретно проверял основательность доноса или молвы (inquisitio famae), затем вызывал заподозренного, сообщал ему предмет обвинения и начинал, таким образом, исследование самого преступления (inquisitio delicti); обвиняемый представлял свои объяснения, клятвенно обещав давать правдивые ответы; судья решал дело, приговаривая уличенного к наказаниям, смягченным сравнительно с теми, которые могли быть налагаемы при обвинительном процессе (accusatio). По делам о ересях, изъятым из юрисдикции епископов и переданным папами особым делегатам, уже в конце XIV в. обвиняемому перестали сообщать имена свидетелей, начали применять пытку и назначать, на основании розыска, обычные наказания, даже при отсутствии обвинителя.
Светский розыскной процесс
Отчасти путём непосредственного заимствования, отчасти через посредство итальянских практиков (глоссаторов), излагавших римское право с изменениями, введёными в него правом каноническим, инквизиционный процесс оказал влияние на светские законодательства, в которых обвинительный процесс мало-помалу был вытеснен розыскным. Королевская власть присвоила себе, по примеру папы, привилегию исследования преступлений без участия обвинителя, предписывая официальный розыск сначала по делам фискальным, а затем давая право такого розыска разным корпорациям — монастырям, городам и т. п. В процессе укоренились мало-помалу письменность и канцелярская тайна; участие сторон и народа было устранено; для отыскания материальной истины была выработана формальная система доказательств; во главе последних стало собственное признание, для достижения которого допускались самые суровые меры принуждения. Судье были указаны законом поводы к следствию (fundamenta inquisitionis).
Франция
Во Франции ещё в XIV столетии производство уголовных дел было вверено судьям и королевским прокурорам, а ордонансами 1498, 1539 и 1670 гг. был окончательно введён Р. процесс. Следственные судьи подчинялись прокурору, который мог своей властью предпринимать отдельные следственные действия. На суде прокурор давал заключения, не обязательные для суда. Суд имел право произнести обвинительный или оправдательный приговор или же оставить подсудимого в подозрении. Пересмотр приговоров допускался или в апелляционном порядке, по отзыву прокурора или потерпевшего и по жалобе подсудимого, или же в порядке ревизионном.
Германия
В Германии начала римского права впервые были согласованы с национальными в разработанных Шварценбергом уставах бамбергском (1507) и бранденбургском (1516); затем те же начала были положены в основание уголовного уложения императора Карла V (1532). Р. процесс господствовал в Германии до середины текущего столетия. Как и во Франции, в Германии различались три стадии процесса: generalis (Information) — дознание о событии преступления, summaria (Voruntersuchung) — сокращённый допрос обвиняемого, и specialis (Schlussverfahren) — допрос обвиняемого и свидетелей по пунктам; приговоры были также трёх родов, но апелляционный порядок пересмотра, как несогласный с официальным принципом исследования, был вытеснен порядком ревизионным.
Россия
В России Р. процесс появился ещё в княжеский период, сперва исключительно для дел о государственных преступлениях, а в начале царского периода — и для важнейших уголовных дел, причём в порядке «сыска» преследовались только обвиняемые, захваченные с поличным или облихованные на повальном обыске. Сыск начинался независимо от жалобы потерпевшего, по почину губных старост, собиравших доказательства и решавших дело или представлявших его на разрешение приказов; дело решалось негласно и письменно; применялась пытка; доказательствами признавались поличное, повальный обыск, свидетельские показания, оговор и признание. Постепенно порядок сыска распространялся и на остальные уголовные дела. С начала XVIII в. национальные формы процесса заменяются заимствованными из Западной Европы. Пётр Великий ввёл ревизионный порядок пересмотра приговоров и законные правила о силе доказательств и поручил фискалам наблюдение за ходом важнейших уголовных дел. При Екатерине II фискалы были заменены прокурорами и стряпчими; порядок розыска, с тайной и письменностью производства, был распространен на все уголовные дела; развилась промежуточная форма уголовных приговоров — оставление в подозрении. Уголовный процесс по Своду Законов (изд. 1832, 1842 и 1857 гг.) был построен по типу германского Р. процесса и распадался на три стадии: следствие, суд и исполнение. Следствие и исполнение были в руках полиции, которая по делам о маловажных проступках производила также и судебное разбирательство; только с 1860 г. были учреждены особые судебные следователи. Следствие распадалось на предварительное и формальное. Первое имело целью установление события преступления; оно начиналось при наличности указанных в законе поводов. Формальное следствие должно было выяснить, «над каким лицом или имуществом преступление учинено, в каком действии состояло, каким способом или орудием, когда, где, с намерением или без намерения произведено». При производстве формального следствия требовалось присутствие депутатов от того сословия, к которому принадлежал обвиняемый. Прокуроры и стряпчие обязаны были наблюдать за ходом следствий, и в особенности за тем, чтобы обвиняемые могли воспользоваться всеми предоставленными законом способами к защите. Формальное следствие состояло в собрании и записи всех доказательств. По окончании следствия оно немедленно отсылалось в суд, который рассматривал, правильно ли произведено следствие, опрашивал обвиняемого, не было ли ему чинимо пристрастных допросов, и в случае надобности подвергал его вновь допросу, стараясь склонить его к признанию. С доказательствами суд знакомился исключительно по письменному следственному производству, на основании которого в канцелярии суда составлялась выписка, для доклада суду. Суд мог распорядиться производством дополнительного следствия, но сам производить осмотры или допросы свидетелей не имел права. Решение суда основывалось на установленных в законе правилах о силе доказательств. Судебное производство во всех его стадиях было негласным; только приговор суда подлежал оглашению, чтобы возбуждать и поддерживать страх наказания. Приговоры судов первой инстанции пересматривались в ревизионном порядке. Пересмотр приговоров по жалобам подсудимых допускался только по делам меньшей важности, которые не подлежали ревизии; кроме того, с 1823 г. были допущены жалобы подсудимых из непривилегированных сословий в сенат на приговоры о телесном наказании и ссылке на поселение или в каторгу, но жалобы эти могли быть приносимы только после приведения приговора в исполнение; в случае неосновательности жалобы осужденный подвергался телесному наказанию, а если жалоба оказывалась основательной, сенат, восстановляя осужденного в его правах, вместе с тем определял ему вознаграждение за понесение наказания и налагал взыскания на лиц, постановивших несправедливый приговор. По статистическим сведениям, в России в эпоху господства Р. процесса судами произносилось приговоров обвинительных только 12,5%; большую часть остальных составляли приговоры об оставлении в подозрении.
Недостатки розыскного процесса
Р. процесс характеризуется смешением функций суда, обвинения и защиты; суд не только решает вопрос о виновности подсудимого, но и производит расследование по делу, причём собирает доказательства не только уличающие подсудимого, но и оправдывающие его; деятельность сторон совершенно устранена. Объясняется это тем, что в эпоху появления Р. процесса органы официального обвинения ещё не сложились. Вследствие недоверия правительства к судьям, они лишены были права определять виновность подсудимого по своему внутреннему убеждению и обязывались применять раз и навсегда установленные законом правила о силе доказательств.
Существеннейшие недостатки розыскного процесса заключаются в следующем:
Примечания
Источники
Розыскной процесс // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). Санкт-Петербург: 1890—1907.
Как проходил процесс инквизиции
Не секрет, что для многих людей слово “инквизиция” ассоциируется со страхом, пытками и казнями; темными подземельями, где мрачные мужчины в рясах допрашивают свисающих с потолка инакомыслящих еретиков и девушек. Разумеется это всё популярные образы, которые лишь очень отдаленно похожи на реальную историческую инквизицию — организацию профессиональных церковных юристов, которые мало интересовались глупостями, вроде деревенских “ведьм” (и даже боролись с подобными крестьянскими суевериями, например, в Испании), зато были вовлечены в важнейшие религиозно-политические события своего времени.
Aug 23, 2019 · 10 min read
Понять феномен инквизиции невозможно без анализа исторического бэкграунда и контекста. Да, инквизици я занималась расследованием дел, связанных с ересями, богохульством и ведовством (а также с детоубийствами). Но проблема заключается в том, что в той или иной форме законы, в уголовном порядке преследующие ереси и “колдовство” (или всё, что связано с тайными ритуалами и культами, непонятными господствующей религии и поддерживающему её государству) существовали задолго до XIII века, когда появилась инквизиция, и существовали на уровне светского, а не церковного (или религиозного), законодательства. Они были еще в языческом Риме (например законы против друидов в I веке до Р.Х. и преследования культа Диониса, а также гонения на христиан за отказ признавать императора богом), в среде иудеев (ветхозаветные законы очень строго относились к отходу от веры в Бога и языческим девиациям, а уже в I веке от Р.Х. иудеи преследовали христиан — первый мученик христианства Стефан погиб от рук иудеев, забитый камнями), в древнем Египте (борьба Эхнатона со жречеством бога Амона и наоборот, борьба последних против жречества Атона), в Персии (преследования дэвов и христиан), в государстве Селевкидов при Антиохе IV Епифане, проводившем насильственную эллинизацию населения и т.д.
В восточной части Империи со стороны императорской власти, начиная с VI века, преследования происходили постоянно — и что характерно, преследовалось ортодоксальное христианство. Например ариане, находясь у власти, ссылали ортодоксальных епископов, лишали их постов и приходов (после их поражения на Никейском соборе они сами стали жертвами аналогичных ссылок). Жестокие преследования претерпевали христиане, не принявшие императорский эдикт “Генотикон”, принятый для объединения ортодоксов и монофизитов. За это сопротивление были казнены монахи монастыря св. Дия, был арестован папа Вигилий. В эпоху принятия в качестве государственного учения монофелитства (VII век), ортодоксы снова стали преследоваться властью. Был арестован и замучен папа Мартин I, а его единомышленнику Максиму Исповеднику с его двумя помощниками отрезали язык и отсекли правую руку. Наиболее масштабные гонения на ортодоксов были приняты государством в эпоху иконоборчества (VIII век). Верные иконопочитанию монахи бежали в Рим, патриарх Константин II был подвергнут пыткам и казнён. За ортодоксальные взгляды в это время можно было лишиться глаз, носа, языка и даже бороды и лица. В 848 году византийское государство как с судом, так и без суда и следствия казнило приверженцев павликианства (число жертв приводится разное, от 10 до 100 тысяч), а в 1110 и 1143 годы были проведены кровавые кампании против богомилов. Их ересиарх Василий был публично сожжён в Константинополе в 1111 году. Византийское государство, при этом, действовало точно так же, как и языческая Римская империя, которая преследовала в свое время друидов, христиан, иудеев, манихеев и дионисийцев.
Ирония во всей этой истории заключается в том, что именно Церковь к подобным преследованиям относилась отрицательно и именно инквизиция прекратила такие преследования без суда и следствия. Во-первых, она сама от них сильно страдала. Во-вторых, долгое время в Западной Европе ересь вообще не рассматривалась как уголовное преступление и в рамках церковного наказания за неё получали епитимию сроком на 12 лет, как за грех тщеславия. Ересь стала постепенно криминализироваться в эпоху, когда основные “варварские” королевства сложились в более-менее отчетливые государственные формы и короли стали постепенно вводить законы за ересь, чародейство и богохульство, в которых видели угрозу сплоченности общества, смуты и т.д. Не только короли, но и стихийные выступления народа, напуганного неурожаем, приводили к преследованиям людей за какое-нибудь “колдовство”. На фоне этих событий голос разума раздавался именно от церковников. Например от богослова Герхоха Райхерсбергского и епископа Вазо Льежского. Бернард Клервоский писал, что еретиков “следует улавливать с помощью аргументов, а не оружия”. Итогом церковной реакции на проблему богохульства, ереси и чародейства стало создание инквизиции в 1252 году. Именно благодаря институту инквизиции эта проблема, существовавшая тысячелетиями, была частично вырвана из рук королей и императоров и передана в руки образованных юристов и богословов, которые стали рассматривать каждый случай в рамках объективного следствия. Иными словами, вместо судов Линча люди получили независимый суд. Для независимости инквизиторов от местных властей их набирали из францисканского и доминиканского орденов, подчиненных непосредственно Святому Престолу. Разумеется, впоследствии полной независимости удержать не удалось, в частности в Испании инквизиторы были достаточно тесно связаны с короной. Тем не менее, благодаря деятельности инквизиторов была спасена не одна жизнь, особенно если дело касалось обвинений в ведовстве.
Важный момент здесь, который нельзя игнорировать — инквизиция расследовала дела, связанные только с католиками. Это значит, что иудеи, например, не попадали под её юрисдикцию. Хотя чаще всего инквизиционные процессы ассоциируют с ведьмами, в действительности инквизиторы работали, прежде всего, с людьми, которые были достаточно авторитетны и известны, чтобы своими взглядами подорвать хрупкий социальный мир Позднего Средневековья и раннего Нового времени. Например пантеисты, вроде Бруно; ученые с политическими знакомствами, вроде Галилея. Куда важнее, впрочем, была деятельность инквизиторов по подавлению религиозно-политического движения катаров в XIII веке и протестантов в XVI веке. То, что инквизиторы в своей деятельности оставались юристами, а не являлись палачами и садистами, как их рисовала Эпоха Просвещения и “Чёрная легенда”, демонстрирует судьба Райнерия Саккони — бывшего катара, который вернулся в католичество и сам стал инквизитором, а также оставил нам сведения о катарах.
Поскольку ложный тезис о садизме инквизиторов весьма популярен, в данной статье мы разберем инквизиционный процесс, рассмотрев его поэтапно. После чего станет понятно, что для того, чтобы человека, попавшего в руки инквизиторов, передали светским властям для смертной казни (инквизиторы, вопреки домыслам, не занимались казнями), нужно было очень “постараться”.
Допустим, человек попадал в руки инквизиционного трибунала. Трибунал состоял из двух инквизиторов, местного епископа (или его представителя), 12 человек, известных своим добропорядочным поведением, двух нотариев, нескольких врачей и гонцов, а с XIV века и квалификаторов, т.е. светских юристов, следивших за соответствием приговоров законодательству данной страны. Инквизитором мог стать человек не младше 40 лет, имеющий благочестивую репутацию, богословское и юридическое образование. Чтобы попасть под трибунал, на человека должен был кто-то донести. Презумпции невиновности в современном понимании у него не было. Однако не было и ничего подобного суду “троек”. Процедура судебного разбирательства инквизиторов была очень емким процессом, включавшим в себя тщательное исследование мотивов подсудимого, поиск причин, по которым он отошел от веры и впал в ересь. Это было важно, так как мотивы и причины имели значение для судьбы обвиняемого, могли стать смягчающими обстоятельствами. По всей видимости, инквизиторы разбирались с психологией человека, пытались заглянуть ему прямо в душу, испытать его. Основная цель инквизиционного процесса — не казнь и даже не наказание, а вызвать раскаяние человека, вернуть его к христианской вере. Для этого процедура инквизиции открывалась с объявления времени милосердия (tempus gratiae), периода от 15 до 40 дней, в течение которого подсудимый мог добровольно признать свои ошибки. После чего он получал епитимию и свободу.
Процесс проходил тайно, судебное разбирательство не было достоянием общественности, не раскрывалось и имя доносчиков. Нюансы такой секретности заключались в следующем: не допустить мести, не допустить популяризации ереси и не навредить репутации обвиняемого, если он окажется невиновным или раскается. Более того, не стоит думать, что инквизиторы слепо верили любому доносу, лишь бы попытать как можно больше людей — обвиняемому предлагалось назвать своих врагов и указать, по какой причине они могли бы донести на него инквизиторам. Личные враги обвиняемого могли затем быть исключены из списка свидетелей. Уже на этом этапе все могло закончится — если в ходе расследования выяснялось, что донос не что иное как лжесвидетельство, то доносчик заменял обвиняемого. Таким образом доносительство всегда было риском, особенно для тех, кто хотел оклеветать своего врага, т.е. доносы не поощрялись как меры для увеличения числа обвиняемых. Несмотря на секретность тех или иных процессов, сами руководства о том, как их вести, были открытыми. В частности, таким был Tractatus de haeresi Просперо Фариначчи. Замечу мельком, что знаменитый “Молот ведьм” не был авторитетным руководством для ведовских процессов — напротив, его автора Генриха Инститориуса (Крамера) инквизиторы осудили за те методы, которые он предлагал в книге.
Здесь большое значение имели доказательства невиновности, которые обвиняемый мог предоставить инквизиторам. К таковым могла относиться непротиворечивая апология, в которой честность человека не могла быть поставлена под сомнение противоречиями и нестыковками. Инквизиторам было важно либо признание обвиняемым своей вины и раскаяние (отречение от ереси), если человек виновен; либо доказательство его невиновности, особенно если он упорно отрицает обвинения. И тут мы подходим к тому, о чем антиклерикальная пропаганда любит говорить больше всего — пыткам. Однако это, на самом деле, самый скучный этап процесса, поскольку на нём, как правило, ничего не происходило, кроме вербальных угроз.
Допрос под пыткой (in tortura) назывался “строгим испытанием” (examen rigorosum). Он был узаконен папой римским Иннокентием IV для расследования laesae maiestatis divinae в 1252 году, а формально отменен в 1819 году. При этом, услышав слова “допрос под пыткой”, многие уже представляют, как инквизитор истязает на колесе несчастного Джордано Бруно. Однако это ложная картина, о чем речь далее.
Допрос под пыткой имел три разновидости:
Далее действовала следующая схема:
Наконец, процедура отречения. На самом деле это не просто отречение, а protestativo, т.е. заявление обвиняемого о том, что он никогда против истинной веры ничего не имел и желает жить и умереть праведным католиком, а к ересям испытывает ненависть. У protestativo тоже было несколько разновидностей, в зависимости от степени вины подсудимого:
Наконец, если подсудимый категорически отказывался отрекаться от ереси, то он передавался в руки светской власти. Инквизиция, целью которой было добиться отречения от ереси и возвращения к истинной вере, уже ничего не могла поделать — поскольку еретик уже не считался католиком, то он не находился в юрисдикции Церкви. Теперь он попадал в руки светского правосудия, которое могло его казнить.
***
Примечание: я запрещаю полное использование данного материала без моего разрешения. Если вы увидели эту статью на другом ресурсе, имейте в виду, что она была опубликована без моего согласия. Эксклюзивно для подписчиков Economics & History и моей страницы на Medium!
§ 3. Инквизиционный процесс
Инквизиционная модель уголовного процесса нередко именуется также «розыскной» или «следственной». Ключевым для нее является понятие inquisitio (лат. «исследование», «розыск», «расследование»), положенное в основу наименования данной модели на разных европейских языках, включая русский. Она начинает развиваться в тот исторический период, прежде всего на изломе Средних веков, когда уголовное право постепенно отделяется от гражданского и возникает осознание общественной опасности преступлений139. Если преступление общественно опасно, т.е. причиняет вред не только потерпевшему частному лицу, но и обществу в целом, не заинтересованному в массовом распространении краж, убийств, изнасилований и т.п., то уголовное преследование перестает быть вопросом частной инициативы потерпевшего. Более того, на данном этапе с развитием государств в современном понимании возникает множество категорий преступлений, вовсе не подразумевающих наличие потерпевших частных лиц (государственные, налоговые преступления и т.п.). В такой ситуации уголовный процесс должен начинаться не в момент появления обвинения одного лица против другого, а тогда, когда из любых источников становится известно о гипотетическом совершении (или подготовке) общественно опасного деяния – преступления. Другими словами, наличие конкретного заинтересованного в исходе дела обвинителя более не является непременным условием уголовно-процессуальной деятельности: замена обвинительно-состязательной модели на инквизиционную означает, что точкой отсчета уголовно-процессуальной логики вместо концепции обвинения (accusatio) становится концепция расследования или следствия (inquisitio).
Постепенно появляются специальные государственные органы, чаще всего наделенные особым независимым прокурорским или судейским статусом, ответственные за выявление и расследование преступлений. При обнаружении признаков преступления они должны действовать по собственной инициативе (ex officio) в публичных интересах, проводя расследование с целью установления всех обстоятельств дела и принимая на основе данного расследования решение по существу (имело место преступление или нет, кто его совершил, виновен он или нет и т.п.), облеченное в форму судебного приговора. Данный подход немедленно приводит к бурному развитию и институционализации автономного уголовно-процессуального инструментария, неизвестного обвинительно-состязательному процессу. Возникают категории «уголовное дело», «производство по уголовному делу», «следственные действия», «процессуальные решения» и т.п., без которых нельзя сконструировать такую уголовно-процессуальную деятельность, где отсутствуют стороны, судебное разбирательство или спор двух лиц и которая сводится к расследованию определенного факта преступного поведения, причем на ранних этапах чаще всего в отсутствие самого обвиняемого лица (его еще предстоит установить).
Основная идея инквизиционного процесса заключалась также в том, что лицо, ведущее производство по делу, обязано ex officio (по долгу службы) активно собирать одновременно и обвинительные, и оправдательные доказательства, действуя не в качестве стороны или нейтрального арбитра, а в целях установления материальной (объективной) истины, что затем позволяет тому же лицу оценить все собранные доказательства и самостоятельно разрешить дело по существу. Понятно, что в такой ситуации ни о каком разграничении функций обвинения, защиты и разрешения дела не могло быть и речи: инквизиционный процесс полностью отрицал разграничение процессуальных функций, наличие неких «сторон» и т.д. Согласно бытовавшей тогда юридической поговорке «всякий судья есть одновременно генеральный прокурор»140, на которого возлагались и функции защиты, по крайней мере в теоретической плоскости141. Иначе говоря, все основные уголовно-процессуальные функции – обвинения, защиты и разрешения дела – были сосредоточены в руках судьи-следователя. Чтобы ограничить его процессуальное всемогущество, законодатель a priori определял правила оценки доказательств, когда сила каждого доказательства была заранее установлена. Судье оставалось только «взвесить» их «за» и «против» – свободно оценивать доказательства он был не вправе. Такая система получила название теории формальных доказательств142.
В науке нет единства по вопросу о том, когда именно появился инквизиционный уголовный процесс и когда он окончательно вытеснил являвшийся в тот момент много более архаичным процесс обвинительно-состязательный. Но принято считать, что немалую роль в этом сыграло каноническое право Католической церкви, раньше светской власти осознавшей в рамках своей идеологии, что опасность некоторых деяний не охватывается исключительно физическим или имущественным ущербом, причиненным частному лицу. Ясно, что, например, борьба с считавшимися преступлением религиозными ересями не могла вестись методами судебного спора двух частных лиц (обвинителя и обвиняемого) – она требовала установления подобных деяний ex officio, их расследования и т.п. В этом смысле истоки инквизиционной модели уголовного процесса лежат в каноническом уголовном процессе, когда, начиная с XII в., профессиональные католические судьи при наличии сведений о совершении тяжких преступлений против церкви стали по собственной инициативе исследовать обстоятельства дела, допрашивать свидетелей в ходе специального дознания (per inquisitionem) и принимать решения по существу. Примерно в то же самое время начинается активная научная разработка новой модели так называемого «римско-канонического» процесса, представлявшего собой отход от архаичных обвинительно-состязательных форм в сторону «полностью профессионального процесса»143, идейно инспирированного крупнейшими церковными иерархами и сконструированного лучшими специалистами в области римского и канонического права144. Вместе с римско-каноническим процессом, ставшим прообразом процесса инквизиционного, процессуальная теория освобождается от наивного эмпиризма архаичных обвинительно-состязательных форм и впервые поднимается до уровня подлинно научного обобщения.
Вместе с католичеством, не знавшим до Реформации конкурентов в западноевропейском христианском мире, канонический инквизиционный процесс охватывает всю континентальную Европу и останавливается только у берегов Ла-Манша. Британский остров, куда католическая церковь фактически не проникла, остается защищен и от проникновения новых процессуальных инквизиционных веяний, сохраняя обвинительно-состязательную форму уголовного процесса. Именно в тот период возникает фундаментальный сравнительно-правовой европейский разлом в сфере уголовного процесса – Англия сохраняет обвинительно-состязательный процесс, а континентальная Европа заменяет его на процесс инквизиционный, пусть на первом этапе речь и шла только о канонических судах Католической церкви. Но начало положено: с тех пор инквизиционная модель процесса остается в западной уголовно-процессуальной науке синонимом континентального (романо-германского) уголовного процесса, охватывающего Францию, Италию, Германию, Испанию и другие страны.
Поэтому в настоящее время инквизиционная форма уголовного судопроизводства ни в одной стране не существует в чистом виде (как единое целое), так как многие ее положения несовместимы с современными общественными и правовыми ценностями145. Но как часто случается с ушедшими правовыми системами или институтами, они не отмирают полностью, а переходят в новое качество, сохраняясь в виде отдельных элементов в других, более поздних и более совершенных, правовых системах. Так произошло и с инквизиционной формой уголовного судопроизводства. Многие весьма разумные, но «инквизиционные» по происхождению идеи легко обнаруживаются в современном уголовном процессе вполне демократических государств (Германия, Франция, Бельгия, Швейцария и др.), где они более не отождествляются с пытками или «кострами инквизиции». Речь идет о тайне следствия, о допросе в ходе предварительного расследования, об очной ставке и о многом другом.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.