каким образом светская власть выстраивала свои отношения с церковью
Церковь и светская власть: модели взаимоотношений
Доклад Б. А. Филиппова на III Мировом общественном форуме «Диалог Цивилизаций»
Конец ХХ века привел к кризису казавшихся незыблемыми политических институтов и переосмыслению многих вчера еще непререкаемых политических истин. Прежде всего, начался отказ от европоцентризма, приведший к пониманию законности существования иных, кроме западноевропейской, моделей развития. Этот процесс затронул и представления о созданной в Западной Европе «идеальной модели» взаимоотношений религиозных институтов с государством. Я имею в виду «модель разделения» или отделения церкви от государства.
Пересмотр устоявшихся представлений в этой сфере был подготовлен всем предшествующим развитием обществознания, начиная от религиоведения, истории Европы (прежде всего средневековой) и истории Церкви и заканчивая политическими дисциплинами.
Для нашей темы существенным оказался пересмотр самой истории возникновения и развития современного западноевропейского государства как института, автоматически повлекший за собой изменение точки зрения на характер его отношений с Церковью. Прежде всего, возник вопрос о времени возникновения современного противопоставления светского и религиозного, и, следовательно, о времени осознания в современных нам смысловых категориях характера взаимоотношений между сторонами.
Историки и философы права уже в середине ХХ века пришли к выводу, что в нашей европейской цивилизации государство (в современном смысле этого слова) окончательно сформировалось только в период между концом 18 и первой половиной 19 века. На это время приходится и возникновение современных демократических институтов и современных политических теорий (и понятий), в рамках которых сегодня описываются модели отношений между Церковью и государством. Тем самым для описания и понимания существовавших до возникновения современного государства моделей отношений между светской и духовной сферами (а не только властями) необходим другой понятийный аппарат, чем, к примеру, распространенные в обществоведении модели цезаропапизма или папацезаризма.
Другим важным открытием стало установление тесной связи между началом процесса формирования современного западноевропейского государства и началом процесса секуляризации. Истоки этих процессов относятся к XI в., к началу борьбы между Римскими первосвященниками и христианскими императорами за главенство над христианским миром (так называемый спор об инвеституре).
И здесь мы приходим к осознанию того существенного факта, что до начала этого ограниченного во времени и пространстве конфликта, христианский мир (как и мир любой религии) не знал никакого разделения на светское и сакральное. Для верующего христианина существует только один мир во главе с Христом. К примеру, отвергнув прямое правление Бога через посредство Судий и попросив себе царя, древние евреи не усомнились в единстве мира, и не создали двух параллельных систем власти и права. Этот мир был един и у римлян-язычников и у христиан. Когда Юстиниан в своей знаменитой 6 новелле написал о священстве и царстве, он имел ввиду разделение функций, а не христианского мира. Не было речи и о главенстве над Церковью, поскольку христианский мир воспринимался как единое целое, неделимое на империю и Церковь.
Об этом пишет в хорошо известном (историкам) фрагменте Стефан из Турне (VII в.):
В соответствие с этими представлениями в средних веках вершиной социального сообщества было не национальное королевство, а всеобщее единство христианского народа, для которого королевская власть была только светским инструментом, а король указанным Небесами стражем и защитником. В рамках этого неделимого и возглавляемого Христом мира произрастала Церковь как зерно Царства Божьего на Земле.
Как пишет известный немецкий юрист и философ Эрнст-Вольфганг БЈкенфЈрде, «этот порядок был «христианским» не только в том смысле, что христианство составляло признанную основу политического порядка; он сам по себе, в своей субстанции сформирован был сакрально и религиозно, был святым порядком, который охватывал все сферы жизни, без разделения на то, что «духовное» и то, что «светское», на Церковь и государство. Священная Империя не была продолжением традиций римской империи, хотя и связывала себя с ней: она жила христианской теологией истории и эсхатологией, была Империей христианского народа, формой существования ecciesia и как таковая была включена в дело осуществления на земле Царства Божьего и отражения зла в настоящем Эоне. Император и папа не были представителями светского или духовного порядков, оба находились скорее внутри ecciesia как носители различных служений? (ordines), император как эконом и опекун (protector) христианства, личность в равной степени хиротонисанная? и святая (novus Salomon) как папа: они вместе отождествляли res publica christiana как религиозно-политическое единство.
На Западе этот мир был подвергнут разрушительной атаке в середине 11 века. Выступив в борьбу за «свободу Церкви», Римские первосвященники отделили Церковь от единого и до тех пор неделимого порядка, фактически способствовав разрушению единство христианского мира. До тех пор единый он был расколот дважды. Во-первых, он раскололся на Западную и Восточную Церкви, а, во-вторых, на сакральное и мирское (дав начало процессу секуляризации). При чем последний раскол затронул исключительно Западную Европу, положив начало формированию обреченной на дальнейшее раскалывание западноевропейской (католической) и еще столетиями сохранявшей незыблемым самосознание единого христианского мира византийской (православной) цивилизациям. Хранителями единства мира в Византии, а затем в Византийском содружестве наций было многочисленное и влиятельное монашество.
Из этой новой ситуации вырастает богословски оформленное представление о взаимной независимости католической Церкви и государства. В богословии Церковь и государство начинают трактоваться как «совершенные общества». С этим не согласны светские правоведы, утверждающие, что только государство является совершенным обществом. В протестантизме разрабатывается правовое обоснование подчиненности Церкви светской власти (Пуффендорф). Идея, оказавшая большое влияние на развитие европейского права.
И хотя европейские монархи по-прежнему демонстрируют свою принадлежность к христианской Церкви, и в протестантских, и в католических странах Церкви и религиозные союзы постепенно ставятся (в правовом отношении) наравне с государственными органами. Этот процесс в Западной Европе нашел свое завершение в середине 18 века, затронув и православную Россию, где во имя сохранения социального мира, начиная с царствования Петра I, официально провозглашается веротерпимость.
Но до тех пор, пока в Европе сохраняются монархии, идея неразрывности христианского мира (хотя бы в одной отдельно взятой стране) формально сохраняет свою силу. Монарх по-прежнему внутри Церкви, и в этом качестве он обладает правами эконома и защитника Церкви и ее догматов. Только переход к республиканскому правлению освобождает Церкви от давно себя изжившей модели взаимоотношения. Светская власть вновь как в римскую эпоху обрела черты Кесаря, модель отношения с которым прописана в Евангелии
Смысл этого ограничения власти кесаря кесаревым проявляется при определения того объема принадлежащего кесарю, отдавать которое христианам заповедал Христос. Прежде всего, следовало ответить на вопрос о сущностном или позитивном (конструктивном) смысле мирской власти и государства (иначе не было бы смысла отдавать ему что-либо). Для нашей темы существенным является выработанное в первые века христианской истории отрицательное отношение к любым формам абсолютизации государства и понимание его, прежде всего, как носителя (фактора) общественного порядка (в противоположность анархии).
Основу этого почитания порядка составляло выработанное ветхозаветной традицией понимание порядка как «мира в народе», единства общества, согласно которому Бог скорее простит страшный грех идолопоклонства, чем гражданский раздор, «разделение сердец», братоубийство как смертный грех.
Именно во имя сохранения порядка как «мира в народе», христиане обязаны были быть, и хотели быть лояльными гражданами. При этом не было речи об определении формы правления или характере государственного устройства. Ничего не говорилось и о характере отношения государства к христианам. Исходили из того, которое существовало: (антихристианской) империи.
Древняя и восточная Церковь не переставала молиться за империю и быть верной ей». Об этом свидетельствуют дошедшие до нас тексты раннехристианских апологетов, например Оригена, «Против Цельса», в который он называл христиан «солью государства». Осуждались лишь ложь идолослужения и многобожия.
На этой принципиальной основе позднее выросли «дуализм целей и функций между религиозным и светским обществами» и христианская традиция конструктивного сотрудничества Церкви и верующих с любым (в том числе и с нехристианским) государством. На этой основе поколения христиан превратились не только в законопослушных и лояльных граждан, но и в убежденных государственников, ежедневно возносящих молитвы «о властех и воинстве ея». Форма правления, как казалось, принципиального значения не имела.
Как развивались отношения Русской церкви и государства? Как видела ситуацию светская власть
С реформ Петра началось окончательное огосударствление церкви. Да, христианство было на Руси религией государственной; церковь развивалась при непосредственном участии светской власти.
По мере развития и расширения церковь, что естественно, стала набирать самостоятельность. Пусть не на уровне официальной церковной политики, но отдельные деятели церкви прямо критиковали действия князей, не соответствующие на их взгляд христианским принципам.
Кстати, нравственные принципы — одна из двух угрожающих официальной власти «мин замедленного действия», заложенных в христианстве изначально. Другая «мина» — разграничение светского и духовного начал («богу богово, а кесарю кесарево»), да еще и признание примата духовного начала. Она сработала позже, когда окрепшая церковь ощутила свою силу. Тут и стали звучать идеи относительно равенства церковной власти и светской, и даже превосходства первой.
Сближаясь с царской властью, иерархи (что вполне резонно) стали активно участвовать в политической жизни, даже брать на себя часть функций светских властей. Наверное, всерьез эта традиция началась с Сильвестра, бывшего в начале карьеры духовником Ивана IV. Итог был довольно печален, дело закончилось обвинениями в «злоупотреблениях властью» и опалой. А ведь это симптоматично! Здесь деятельность отдельного человека отчасти отражает то же, что происходило с церковью в целом. Стоило ей обрести немного большую самостоятельность, приблизиться к светской власти, как она начинала претендовать на все большее влияние на государственные дела.
Но русские государи не спешили делить власть ни с кем, в том числе с духовными лицами. Закономерным исключением оказался патриарх Филарет, бывший соправителем и по совместительству отцом Михаила Романова. Уже следующий царь, Алексей, не потерпел чрезмерных претензий патриарха Никона. А Петр I уже вовсе не церемонился с церковью, лишив ее главных привилегий.
Но приведенная причина «наездов» московских государей на церковь не единственная. Наступление на церковь началось куда раньше, просто оно было не столь радикальным, как при Петре. Основная причина — церковные богатства и земельные владения. Ведь церковь традиционно, обладая немалыми землями, не платила податей! Естественно, правителям хотелось использовать эти средства с большей пользой для государства. Попросту, забрать себе для использования, например, раздать служилым людям в награду.
Кстати, значительная часть угодий традиционно доставалась монастырям в качестве пожертвований богатых землевладельцев. Так сказать, в качестве платы за спасение души. Выводилась из «полезного» использования; дробились и уменьшались вотчины. С материальной точки зрения, русская церковь (хотя скорее ее иерархи и монастыри) несколько веков накапливала богатства, используемые в основном для собственных нужд. Ограничивать имущественные права церкви начал уже Василий III, запретив монастырям приобретать земли без разрешения великого князя. Иван IV подтвердил этот указ. Под его руководством прошел Стоглавый собор, где царь ставил ряд вопросов, в том числе касающихся и церковного уклада, и взаимоотношений общества и церкви.