какого типа отношений привязанности не выделяют
Теория привязанности. Почему мы строим отношения по одним и тем же схемам
«Все психологические проблемы родом из детства». Эта точка зрения стала настолько популярной и удобной в бытовом использовании, что многие люди лет до 60 охотно оправдывают все свои неудачи тем, что мама их не любила. Разумеется, такой фатализм — это уже перебор: мозг человека, даже взрослого — система гибкая, и никакой опыт не впечатывается в нем намертво без малейшего шанса на улучшение. И тем не менее господствующая по сей день теория, описывающая динамику человеческих привязанностей, гласит, что самое важное начинается в младенчестве
Поделиться:
Первым ученым, обнаружившим, что для ребенка жизненно важна привязанность к заботящемуся о нем взрослому, стал английский психиатр и психоаналитик Джон Боулби, заинтересовавшийся этологией — наукой о генетически обусловленном поведении животных и людей. Если абстрагироваться от всех сантиментов, связанных с детско-родительской любовью, становится понятно, что она несет важную функцию для выживания вида: будет очень хорошо, если родители не съедят или хотя бы не убьют собственное потомство, что требует некоторых дополнительных усилий со стороны природы (например, поэтому во время родов и в период кормления у женщины повышается уровень окситоцина, отвечающего за эмоциональную привязанность к ребенку).
Психоаналитики считали, что младенец поддерживает отношения с матерью просто ради удовлетворения физических нужд, Боулби же добавил к этому социальную составляющую. Привязанность к значимому взрослому — это полигон, на котором оттачивается способность завязывать социальные отношения и определяется степень базового доверия к миру. На это у ребенка есть примерно два года — в возрасте до двух месяцев младенцы улыбаются, лепечут и плачут, чтобы привлечь внимание любого взрослого, с двух до шести они учатся различать взрослых и выбирают среди них наиболее значимого, а после шести месяцев начинает формироваться устойчивая привязанность. Поскольку младенец чисто технически не может выйти из отношений с родителями, ему приходится адаптироваться к любому отношению со стороны взрослого, в том числе к холодности, отвержению или непредсказуемому поведению. Разделявшая идеи Боулби психолог Мэри Эйнсворт в 1960-х и 1970-х годах исследовала то, как этот опыт влияет на паттерны привязанности. Ее знаменитый эксперимент получил название «Незнакомая ситуация»: вначале за младенцами и их матерями наблюдали в домашних условиях, оценивая то, как мать реагирует на разные «позывные» со стороны ребенка. В возрасте от года до полутора лет малышей с матерями приглашали в специально оборудованную лабораторию, где моделировали разные ситуации: присутствие матери и разделение с ней, а также появление незнакомца. Исследователей интересовало, насколько ребенка будет тревожить отсутствие матери, насколько смело он будет готов исследовать новую ситуацию, как будет реагировать на чужого человека и последующее возвращение матери. По итогам Эйнсворт выделила четыре основных типа привязанности:
Надежный. Такие дети уверены, что мать может удовлетворить их потребности, и тянутся к ней за помощью при столкновении с чем-то неприятным. При этом они чувствуют себя достаточно защищенными, чтобы исследовать окружающую среду, понимая, что взрослые непременно придут на помощь в случае опасности. В будущем такой ребенок будет ценить любовь и доверие, но при этом останется достаточно самостоятельным и уверенным в себе.
Тревожно-устойчивый. Он формируется, когда ребенок не уверен, что мать или другой значимый взрослый будет рядом, когда он понадобится. Поэтому такие дети обостренно реагируют на разлуку, настороженно относятся к чужим и не очень готовы действовать самостоятельно, потому что не чувствуют себя в полной безопасности. Интересно, что у такого ребенка формируется неоднозначная реакция на возвращение матери: он и рад этому возвращению, и зол на то, что его бросили. Такие дети вырастают неуверенными в себе и в своих отношениях с другими людьми, часто они слишком сильно нуждаются в подтверждениях взаимности.
Тревожно-избегающий. Это самые независимые дети, которые не особенно расстраиваются из-за отсутствия матери. Такие младенцы рано столкнулись с холодом или отвержением со стороны опекающих взрослых. В отличие от предыдущего типа, здесь у ребенка не возникает избыточной потребности во внимании и заботе — наоборот, он перестает их ждать. Эти дети усваивают, что потребность в близости приводит к разочарованию, и стараются в дальнейшем обходиться без нее.
Дезорганизованный. Такие дети демонстрируют противоречивое поведение, они то тянутся к взрослым, то боятся, то бунтуют. Как правило, такой стиль поведения связан с серьезными психологическими травмами.
А что дальше?
Как показывают американские исследования (например, вот это), эти ранние типы привязанности влияют на формирование отношений со сверстниками. Если с ребенком не происходит ничего, рвущего сложившийся шаблон, эти модели поведения закрепляются. В 1980-х ученые Сидни Хазан и Филипп Шейвер зашли еще дальше и распространили теорию привязанности на взрослые романтические отношения — исходя из той логики, что гармоничные отношения в паре, так же как и отношения ребенка со значимым взрослым, — это безопасная база, которая помогает справляться с вызовами окружающей среды. У взрослых также выявили четыре типа привязанности, соответствующие детским моделям из классификации Мэри Эйнсворт.
Взрослые с надежным типом привязанности чаще других строят здоровые и сбалансированные романтические отношения. Они способны высоко ценить как себя, так и другого человека, формируют прочные связи, но остаются самодостаточными и не впадают в зависимость от партнера.
Тревожные недооценивают себя и переоценивают партнера, они часто склонны к созависимым отношениям и постоянно ищут подтверждения собственной значимости. К сожалению, такой стиль построения отношений в какой-то степени поощряется культурой: мы часто романтизируем всепоглощающую, жертвенную любовь, помещающую объект привязанности в центр Вселенной. С точки зрения психологов, такое «отношениецентричное» поведение — признак патологии, да и сам объект удушающей любви часто не в восторге от того, что стал чьим-то Вронским или Беатриче.
Избегающе-отвергающие — противоположность предыдущих: они считают себя самодостаточными и в идеале хотели бы полный иммунитет от чувств. Такие люди неосознанно боятся уязвимости и отвержения, поэтому они либо все время держатся на дистанции, либо, если уж с кем-то сошлись, часто рвут отношения «на опережение» из-за страха быть брошенными. С таким типом привязанности сильно искушение считать себя просто «сильным и независимым» человеком, не отдавая себе отчета в том, что способность рисковать и открываться перед другим так же важна для сильной личности, как и умение быть самостоятельным.
Тревожно-избегающих раздирают постоянные противоречия: они и хотят близости, и боятся ее.
Можно ли изменить тип привязанности?
Ученые из Канзасского университета предполагают, что в формировании привязанности могут играть роль и генетические факторы: некоторые вариации генов, кодирующих допаминовые и серотониновые рецепторы, могут способствовать формированию тревожного и тревожно-избегающего типов привязанности. Но на данный момент это лишь предположение.
Как показали долгосрочные американские исследования, у 70–80% населения тип привязанности особо не меняется со временем. Это означает, что заложенные в нас в детстве модели взаимоотношений действительно очень устойчивы. С другой стороны, определенный процент людей все же может изменить свой подход к отношениям, а значит, тип привязанности — это лишь стойкая привычка, но не неотъемлемая часть личности, и с ней можно что-то сделать. Некоторые виды психотерапии были разработаны специально для решения подобных проблем — более долгосрочная «психотерапия, основанная на привязанности» (attention-based therapy), отпочковавшаяся от психоанализа, и более краткосрочная эмоционально фокусированная терапия, представляющая собой микс из методов гештальт-, личностно ориентированной и других видов терапии.
Типы привязанности
Типы привязанности были впервые исследованы и описаны в конце 1960- гг. американо-канадским психологом Мэри Эйнсворт в ходе эксперимента «Незнакомая ситуация».
В течение 72 часов исследователи наблюдали за мамами и детьми первого года жизни у них дома, обращая особое внимание на стиль взаимодействия в системе мать-дитя. Затем в возрасте 12 месяцев их приглашали в лабораторию, где за детками наблюдали в ситуации разделения с мамой (мама и малыш заходили в комнату, где уже находился незнакомец, мама начинала играть с малышом, а потом выходила, на последнем этапе малыш вообще оставался в комнате один).
М. Эйнсворт выделила несколько типов реакции малышей.
Наиболее важный фактор для формирования надежной привязанности – эмоциональная доступность мамы, ее сензитивность, способность откликаться на сигналы малыша, устанавливать с ним зрительный контакт, синхронизировать действия, вести диалог. Большое значение имеют также личные качества мамы – уверенность в себе и правильности собственных действий (и способность не терять эту уверенность в трудных ситуациях), доверие к себе и людям, умение регулировать свое состояние, расставлять приоритеты, выстраивать отношения.
2. Амбивалентная (сопротивляющаяся) привязанность. Выражается в том, что даже в присутствии мамы малыш тревожен и не уверен в себе. Когда мама уходит, эта тревога повышается еще больше. Когда мама возвращается, малыш бежит к ней, но не для того, чтобы обнять, а чтобы выразить свою обиду – укусить, ударить. Поведение таких детишек все время двойственно. Они одновременно и отчаянно добиваются контакта, и сопротивляются ему. То ластятся, то сердито отталкивают родителя и сами страдают от этого. Такой тип привязанности формируется на фоне напряженности, непоследовательности, непредсказуемости мамы, которая то чрезмерно внимательна к ребенку, то игнорирует, то взрывается и обижает его, делая и то, и другое, и третье в зависимости от своего настроения, лишая тем самым ребенка возможности понять, можно ли на нее положиться, будет ли она рядом, если понадобится?
Взрослея, «амбивалентные» детки сохраняют внутреннюю тревожность и зависимость. Часто они чувствуют себя одинокими, никому ненужными. А иногда неосознанно «цепляют» родителей, стараясь раздражить их и спровоцировать на наказания, чтобы быть в центре внимания.
3. Избегающая привязанность. Выражается в том, что такие малыши выглядят очень уверенными и самостоятельными, но при этом их контакты с мамой редки, они их даже избегают. На уход и приход мамы они вообще никак не реагируют, оказываясь у нее на руках, отстраняются, как бы отрицая какие-либо чувства к ней. Эта безразличная, сдержанная, даже отвергающая манера («мне никто не нужен») – на самом деле способ защитить себя, попытка забыть о своей потребности в матери, которая – как выясняется – неотзывчива, нечувствительна и скупа на проявления любви. Мамы «избегающих» деток, как правило, редко берут их на руки, не выражают эмоций, часто оставляют на попечение других людей, активно вмешиваются в игры, говоря «что нужно» и «как правильно».
Вырастая, такие дети стремятся эмоционально отгородиться от «ранящего» мира, не могут поверить другим настолько, чтобы установить с ними близкие, доверительные отношения. Внешне они выглядят подчеркнуто независимыми, даже самонадеянными, однако глубоко внутри сильно неуверенны в себе. Их «черствость», эмоциональная недоступность, критичность, установка «никому нельзя доверять», неумение сострадать, раскрыться даже перед самыми близкими людьми – все та же защита, уходящая корнями в раннее детство. Они ведут себя так для того, чтобы никогда больше не испытывать запредельную боль отвержения.
4. Дезорганизованная привязанность. Ее еще называют «выжженная душа». Этот тип не был описан у Эйнсворт. Выражается в том, что при уходе матери ребенок застывает, а при ее возвращении убегает от нее. «Дезорганизованный» тип отношений характерен для детей, которых систематически бьют, над которыми издеваются. В таких семьях часто встречается крайне жёсткий, даже жестокий отец и слабая мать, неспособная защитить ребёнка. Либо такие дети растут у депрессивных матерей, которые большую часть времени вообще никак не реагируют на ребенка, а когда реагируют – то агрессивно. Детям с этим типом привязанности свойственны хаотические, непредсказуемые эмоции и реакции.
5. Симбиотическая привязанность (смешанный тип). Такие детки не отпускают мам от себя ни на шаг, постоянно привлекают к себе их внимание, проверяют включенность, заглядывают в глаза («а ты точно-точно меня любишь?»), очень болезненно реагируют на то, что мама отворачивается от них, общается с кем-то еще.
Симбиотическая привязанность формируется, как правило, в семьях с очень тревожными мамами, которые ориентируются на некие «правильные» представления о воспитании, стараются избежать ошибок и уверены в небезопасности окружающего мира. У них самих очень сильная сепарационная тревога и необходимость в постоянном подтверждении: только со мной моему малышу будет хорошо. Однако при этом на потребности ребенка они отвечают лишь при прямом зрительном контакте и выраженных сигналах в виде, например, плача. Дети у таких мам тоже вырастают тревожными. Им трудно отделиться от мамы и понять, кто они на самом деле.
Что здесь еще хотелось бы отметить? Сформированный в младенчестве тип привязанности – не вечный, он динамичен и может меняться в зависимости от различных факторов. Например, заботливая бабушка, внимательная, неравнодушная няня способны «развернуть» ребенка с избегающей привязанностью, дав ему опыт безопасной близости, доступности и тепла. И наоборот, надежный тип привязанности может по мере взросления ребенка приобретать черты амбивалентной или избегающей из-за травматичной разлуки с мамой, конфликтов в семье, разводов, многочисленных переездов или утраты близких родственников.
Тем не менее, это та основа, на которой затем происходит дальнейшее развитие психических процессов и личности ребенка.
Как я уже говорила, мы переносим сложившуюся модель привязанности на отношения с другими людьми. Т.е. чему научились в детстве, с тем и живем, то и воссоздаем – с партнерами, друзьями, детьми
Психология | Psychology
7.9K поста 43.5K подписчиков
Правила сообщества
Обратите особое внимание!
1) При заимствовании статей указывайте источник.
— непроверенную и/или антинаучную информацию;
— информацию без доказательств.
8 часов прошло, где комментарии?
Как говорится, все мы родом из детства. Характер малыша и отношения с матерью начинают развиваться еще в период беременности. Чтобы сформировать первый тип привязанности маме нужно хорошо поработать над своим моральным здоровьем.
Прям как бывшая
5. Симбиотическая привязанность (смешанный тип). Такие детки не отпускают мам от себя ни на шаг, постоянно привлекают к себе их внимание, проверяют включенность, заглядывают в глаза («а ты точно-точно меня любишь?»), очень болезненно реагируют на то, что мама отворачивается от них, общается с кем-то еще.
Как ломается самооценка и откуда берутся «неполноценные»
Уверен, многие из вас знакомы с вопросом «как воспитать ребенка с заниженной самооценкой?» примерно на уровне «если постоянно ребенка критиковать и всячески смешивать его с дерьмом, то мы получим ребенка с ЗС» (Заниженной Самооценкой), и это, безусловно, верный ответ, однако это далеко не вся истина. Многие менее очевидные её аспекты от большинства продолжают ускользать. Давайте же попробуем пролить на них свет.
Для начала разберемся, из чего складывается самооценка ребенка, из каких конкретно деталей и моментов его жизни. Здесь, на первый взгляд, всё просто: из того, как его одобряют родители и одобряют ли они его вообще, как они реагируют на его успехи и неудачи. В целом это верно и рождает в нашем сознании интуитивно понятную «накопительную» модель – вот есть некий сосуд, и чего мы в него больше накидаем (позитивных поощрений или негативных отзывов), такой «раствор» мы на выходе и получим, такой и сложится самооценка ребенка. Если больше ругали, чем хвалили – получим «неполноценного». Но здесь вмешивается некая неочевидность функционирования человеческой психики, и особенно – психики детской (из-за того, что работает она несколько иначе, чем психика взрослого).
В чем же эта неочевидность заключается? Почему просто периодически говорить ребенку, какой он молодец пусть и важно, но часто недостаточно? Почему «словесный метод» не обязательно предотвращает формирование заниженной самооценки?
Чтобы это понять, нужно в первую очередь знать о стремлениях ребенка. Тех самых, о которых мы к своему взрослому состоянию надежно и благополучно забываем, из-за чего утрачиваем важный мостик к пониманию не только других детей, но даже и самих себя в детстве, своего внутреннего «Ребенка» (но об этом в другой раз). С самого рождения и до раннего подросткового возраста – 11-12 лет – главное стремление ребенка, являющееся его своеобразной глобальной сверхзадачей – это получение уверенности, что он в этом мире любим и нужен и, собственно, получение ощущения любви, одобрения и принятия от родителей. Это очень важная и базовая опора полноценной личности, без которой её развитие идет с большими трудностями и через пень-колоду. Для изыскания подтверждений того, что он со своей сверхзадачей справляется, ребенок применяет все доступные его возрасту пути и средства, всё его существо чутко настроено на восприятие малейших колебаний и изменений интересующей его материи – родительского отношения. Родительские слова здесь выступают далеко не настолько же выразительным сигналом, как родительское поведение, даже различные невербальные его детали и мелочи (которые взрослые редко за собой в полной мере замечают, в отличие от ребенка – он замечает всё).
При этом важно понимать, что ребенка интересует не только то, как к нему относятся, но и то, какую роль он в семье играет. Например, если ребенок будет лицезреть мучения своих родителей (а особенно если это мать\отец-одиночка), которые, не щадя себя, гробят здоровье для обеспечения его, ребенка, нужд (вкалывая на двух-трех работах, например), то он вполне может решить, что он виноват, что он – обуза, из-за которой страдают самые близкие ему люди.
Схожий эффект может сложиться в неблагополучной семье, в которой дело идет к распаду брака, усугублению разлада между родителями, частыми их конфликтами и прочими сопутствующими «прелестями». Из-за такого свойства детской психики как «генерализация» ребенок вполне может решить, что родители ссорятся из-за него, что он –главная причина конфликтов или, как минимум, лишняя причина усугубления ситуации, мешающая родителям свободно разойтись, создающая лишний повод для постоянных конфликтов. Отчасти это оказывается правдой, но ребенок-то воспринимает это «генерализованно», сразу делает глобальные обобщающие выводы, выводя все стрелки на себя. Например – «я обуза», «из-за меня только проблемы», «всем было бы лучше, если бы меня не было». И это пусть ещё не заниженная самооценка как таковая, но жирный пролог к ней. И к более серьезным проблемам тоже.
Однако, семье даже не обязательно быть в каком-то серьезном кризисе, чтобы детская самооценка могла пострадать. Сильно влияют на неё и такие моменты, которые большинство даже не воспринимает как угрожающие для психики их чада. Классический пример – порядок рождения. При обращении человека с проблемами самооценки можно практически наверняка угадать, что он был не единственным ребенком в семье. Наличие более, чем одного ребенка автоматически создаёт риски для самооценки как минимум одного из детей, а часто и всех сразу.
Сценарий «от младшего к старшему» работает немного иначе и актуализируется у младшего ребенка только в таком возрасте, когда он становится способен сравнивать себя с окружающими. Разумеется, он сразу обнаруживает, что перед успешным выполнением его Сверхзадачи часто возникает препятствие – старший ребенок в семье. Который уже более развит, больше всего умеет, который выше, сильнее, умнее (просто в силу старшинства). На этом этапе младший ребенок уже постепенно теряет своё исключительно право на внимание родителей, потому что он уже перестал быть младенцем. Он начинает изыскивать иные способы удерживать внимание родителей и получать их одобрение. А в этих способах у него слишком часто оказывается уже более умелый старший конкурент.
Оба этих сценария с довольно большой вероятностью могут стать прологом к проблемам с самооценкой. Серьезность этих проблем прямо зависит от того, насколько успешен был ребенок в конкуренции за родительское внимание и одобрение. Осмелюсь заявить – хотя бы один из двух конкурентов с большой вероятностью получает как минимум скрытую ЗС. Разница будет только в том, что старший ребенок чаще получает скрытую неконкурентную ЗС, с обостренным чувством долга, самоотверженностью, трудолюбием, пренебрежением своим здоровьем (при хотя бы относительно успешном конкурировании, при срыве конкуренции все может быть намного печальнее), а младший ребенок имеет больше шансов получить конкурентную, «ущемленную» заниженную самооценку, часто на всю жизнь сохраняя в себе обостренное стремление конкурировать и кому-то что-то доказывать (см. предыдущий пост). Но это лишь усредненное и вероятностное описание наиболее частых типажей.
Впрочем, сценарии такого рода я отношу к наиболее общеизвестным. Про влияние порядка рождения известно очень давно и много где можно столкнуться с описанием этого механизма (по этой же причине не будем подробно в тему углубляться и охватывать семьи с 3+ детьми). Перейдем же к менее очевидным аспектам.
Здесь наиболее интуитивным является сценарий родительских амбиций. Когда ребенка используют как средство самоутверждения, как витрину родительских достижений и «галерею славы» для родительского эго. Вред такого подхода для самооценки наиболее нагляден. Однако намного чаще (особенно в нашей многострадальной стране) встречается сценарий «кризисной компенсации», который уже не так очевиден. Попросту его можно описать как «родители пережили некоторое дерьмо и очень не хотят, чтобы их дети пережили подобное». На первый взгляд, в таком родительском желании нет ничего плохого, и даже напротив – оно очень даже хорошее. Однако, поскольку родителей в этом стремлении подгоняют иррациональные страхи, тревоги и опасения, то такое «благое намерение» часто получает чрезмерную, неадекватную реализацию. Например: откуда у нас берутся «синдромы отличника», тревоги и депрессии по поводу учебы (вплоть до суицидальных импульсов из-за плохой успеваемости или угрозы отчисления)? Правильно – потому что родители с детства нам внушали, что получение образования – самая важная наша задача, от которой зависит всё наше будущее. Из-за этого у нас часто складывается впечатление, что наша успеваемость – главный критерий оценки нашей успешности\полноценности. А почему же наши родители так делали? Потому что они о нас очень беспокоились, они хотели нам благополучия и финансовой самодостаточности в будущем, и ради этого, сами того не замечая, часто делали нас неблагополучными и несчастными в нашем детском, подростковом (а иногда даже и юношеском) настоящем. Создавали точку опасного напряжения и «крена» в здании нашей самооценки. У многих именно на этапе учебной самореализации взрывается загодя заложенная родителями в фундамент нашей самооценки «бомба». Вскрываясь «букетом» психологических проблем.
Впрочем, сценарий с учебой не единственный, относящийся к данному типу сценариев. Есть ряд оных, связанных с вопросами пола. Например, часто ждут ребенка одного пола, а появляется другой. Классическое «хотели мальчика, а получили девочку». И ребенку, поверьте, очень рано станет об этом известно по поведению родителей. Он будет расти с ощущением, что он изначально «неправильный», ущербный, что он уже по факту своего рождения расстраивает родителей и ему в этом мире не вполне рады (даже если на словах его убеждают в обратном). Это может стать прологом для довольно тяжелого внутреннего конфликта, направленного на отторжение собственного тела и пола. И это, не считая собственно ЗС.
Ещё одна «гендерная» вариация сценария – связана с представлениями о «мужественности» и «женственности» у родителей. Бывают ситуации, когда отношение родителей к таким темам может быть обострено собственным травматичным опытом. От мальчика с повышенной настойчивостью могут требовать быть «сильным и мужественным», а от девочки – «красивой и женственной». И, опять же, далеко не всегда ребенок может справиться с такой ролью. Он будет чувствовать, что он нужен и любим только в той мере, в которой он исполняет требуемую роль. Что его-настоящего не принимают и не любят. Отторжение в ребенке родителями одних черт и качеств (реальных) ради других (желаемых) создает и во внутреннем мире ребенка подобный же конфликт, заниженную самооценку, вкупе с неприятием, отторжением себя. Особенно сильно это проявляется, если особенности ребенка резко контрастируют с желаемым для родителей его образом. Например, если мальчик ранимый, субтильный и чувствительный, а не сильный\смелый\«умеющий за себя постоять», если девочка не соответствует требуемым стандартам красоты, если она не грациозна и больше любит «мальчишеские» увлечения и занятия, а не «игру» в женственность, кокетство и тщательный уход за своей внешностью. Сценарий с созданием конфликта между реальным и желаемым в ребенке далеко не ограничивается «гендерными» моделями и может проявляться великим множеством путей, я выбрал этот вариант лишь из-за наглядности иллюстрации.
Ситуацию в таких сценариях не спасает даже то, что у родителей есть какое-то благое оправдание их завышенной требовательности – чаще всего это забота о будущем ребенка, опасение, что он не будет справляться с какими-то жизненными трудностями. Однако, таким путем мы слишком часто получаем лишь создание неблагополучия у ребенка здесь и сейчас ради потенциального предотвращения некоего мнимого его неблагополучия в будущем. Особенно это свойственно «тревожным» родителям. В каком-то смысле, благие родительские оправдания их требований и беспокойств даже играют здесь злую шутку – ведь ребенок косвенно лишается права хоть как-то отстаивать свои границы и интересы, протестовать против тех или иных требований. Ему всегда на это возразят, что «это же ради твоего блага», «я же за тебя беспокоюсь», и прямо или косвенно пристыдят, навяжут чувство вины, что он «не ценит родительской любви и заботы», что он «проявляет жестокость и черствость, раня родительское сердце». По итогу, это лишь создаст привычку у ребенка (даже во взрослом состоянии) держать свои протесты при себе, подавлять в себе стремление отстаивать свои границы и интересы, считать их чем-то неуместным и стыдным. Такой ребенок пронесет в себе через всю жизнь подсознательное чувство вины.
Это подводит нас к другому важному аспекту, который очень часто упускают даже в благополучных на первый взгляд семьях. Самооценка ребенка строится в первую очередь на родительском принятии. Однако принимать нужно не только пол, внешность, способности и достижения ребенка, но и его внутренний мир тоже. Залог здоровой самооценки – в том, чтобы с ребенком велся диалог, в котором он мог бы честно делиться своими мыслями, переживаниями, живыми эмоциями и реакциями на происходящие вокруг него вещи, получать живую же родительскую «обратную связь». Важно проговаривать с ребенком то, что, почему и зачем делают в отношении ребенка родители, почему в семье возникают те или иные кризисы, что нужно сделать, чтобы их преодолеть. Потому что иначе ребенок все равно сделает для себя выводы, но с присущей ему генерализацией и «катастрофизацией». Семьи, в которых выражение своих чувств и переживаний находится под прямым или косвенным запретом уже создают для самооценки ребенка достаточно шаткую опору. Одна из моих клиенток предложила хороший критерий определения, есть ли в семье такой запрет – «Можешь ли ты позволить себе расплакаться перед родителями».
Фактически, можно заключить, что главные причины нарушения самооценки в детстве – это прямое или косвенное непринятие ребенка или каких-то его сторон\особенностей родителями, либо проигрыш в конкуренции за родительское внимание\одобрение. Даже каждый из описанных факторов\сценариев в отдельности может сыграть свою разрушительную роль, что уж говорить о тех случаях, когда в одном ребенке сочетаются сразу несколько из них (это, к сожалению, очень даже возможно). Подростковые и более поздние комплексы неполноценности – это всегда прямое или косвенное продолжение проблематики самооценки из семьи, из детства.
Конечно же, это далеко не все факторы и сценарии, влияющие на самооценку. Но остальные из них либо слишком специфичные (например – фактор травм), либо вторичны и сами по себе не наносят ущерб самооценке, служа лишь подспорьем для других факторов. Разумеется, я мог что-то упустить и буду рад дополнениям в комментариях (я набросал не просто перечень, но обрисовал модель, которую можно применять к различным ситуациям). Также некоторые факторы – наподобие «систематического сравнения ребенка с другими детьми» мне кажутся слишком очевидными, чтобы подробно их разбирать.
Спасибо за внимание, берегите самооценку своих детей и «Ребенка» в себе, до свидания.)