киотский договор что это
КИОТСКИЙ ПРОТОКОЛ
КИОТСКИЙ ПРОТОКОЛ – международное соглашение о сокращении выбросов парниковых газов в атмосферу для сдерживания глобального потепления, подписанное в 1997 в Киото (Япония).
Киотский протокол является одним из проявлений глобализации современной экономики, когда регулирование экономической деятельности перестает быть исключительной прерогативой национальных правительств и становится объектом межправительственных соглашений.
Необходимость борьбы с загрязнениями атмосферы.
В 1980-е внимание мировой общественности привлекла проблема глобального потепления. Высказывались опасения, что загрязнение атмосферы и рост среднегодовых температур может привести к таянию полярных льдов, из-за чего повысится уровень мирового океана и будут затоплены многие густозаселенные прибрежные территории.
Это потепление связывают с результатами человеческой деятельности – с ростом выбросов в атмосферу планеты так называемых парниковых газов, углекислого газа (СО2) и метана. Эти газы поглощают инфракрасные (тепловые) лучи, которые излучает нагретая поверхность планеты, и тем самым препятствуют ее охлаждению, что приводит к увеличению температуры воздуха.
Основную роль в формировании тепловой ловушки в верхних слоях атмосферы играет углекислый газ. Тепловые станции, транспорт и городское хозяйство производят примерно 1/3 всего углекислого газа, выбрасываемого в атмосферу Земли. Леса планеты частично поглощают углекислый газ. Однако количество выбрасываемого в атмосферу углекислого газа в результате роста объемов потребления сжигаемого топлива так велико, что «зеленые легкие планеты» уже не могут полностью переработать его. Подавляющая доля выбросов приходится на развитые страны Северной Америки и Европы, стремительно индустриализирующиеся развивающиеся страны Дальнего Востока (Рис.).
То, что антропогенное изменение атмосферы ведет к глобальному потеплению, было официально признано в конце 1980-х – начале 1990-х в докладах Межправительственной группы экспертов по изменению климата (МГЭИК), действующей под эгидой ООН. Под ее влиянием в Рамочной конвенции ООН по проблеме изменения климата (РКИК) на Глобальном саммите по устойчивому развитию в Рио-де-Жанейро (1992) была сформулирована задача достижения «стабильного содержания в атмосфере газов, вызывающих парниковый эффект, на том уровне, при котором исчезает опасность антропогенного вмешательства в баланс климатической системы Земли». Эту конвенцию подписали 186 стран, она начала действовать с 1994.
Считается, что возможную глобальную катастрофу можно предотвратить двумя методами снижения выбросов парниковых газов:
1) изменение структуры топливного баланса стран мира путем перехода к менее «грязным» технологиям (переход от сжигания угля к сжиганию газа, использование АЭС и ГЭС, ветровой энергии и др.),
2) широкое внедрение энергосберегающих технологий и очистных сооружений.
Оба эти пути снижения вредных выбросов отличаются высокими издержками. Главная проблема заключается в том, что рынок сам по себе не может решить эту проблему. Ведь выгоды от уменьшения загрязнений получает все общество, в то время как издержки от реорганизации производства должны нести отдельные предприниматели. Поэтому в условиях «чистого» рынка предпринимателю не выгодно бороться с загрязнениями, поскольку ему это принесет лишь убытки. Следовательно, необходимы меры государственного и международного регулирования. Поскольку воздушное пространство едино для всей планеты, то в борьбе с атмосферными загрязнениями основную роль отводят международным соглашением в рамках Киотского протокола.
Естественнонаучное обоснование Киотского протокола часто подвергают критике.
Во-первых, сам факт долгосрочного глобального потепления вызывает сомнения у многих экспертов. Рост среднегодовых температур за последние несколько десятилетий может оказаться случайной флуктуацией, вслед за которой климат вернется к норме или даже произойдет всеобщее похолодание.
Во-вторых, даже если действительно происходит устойчивое глобальное повышение температур, не очевидно, что решающую роль в этом играет именно деятельность людей. В истории Земли известно несколько эпох относительно резкого потепления (последние из них – примерно 140 и 10 тыс. лет назад), которые происходили без участия человека. Есть мнение, что рост содержания в атмосфере углекислого газа является вовсе не причиной, а, наоборот, следствием глобального потепления.
В-третьих, не очевидно, что глобальное потепление будет в целом для человечества катастрофично. Хотя, например, некоторые страны Европы (как Голландия) могут оказаться под водой, однако потепление позволит активно освоить те территории, которые сейчас почти исключены из экономического использования (Канада, Сибирь, полярные моря), и общий баланс потерь и выгод может оказаться положительным.
Все эти сомнения, однако, не опровергают полезности создания механизмов глобального регулирования уровня загрязнений окружающей среды. Хотя борьба конкретно с парниковыми газами может оказаться и ложной целью, ограничение загрязнений в целом объективно необходимо. Ограничение выброса парниковых газов важно как первый шаг к созданию глобальной системы контроля за всеми загрязнениями окружающей среды.
Экономическое обоснование Киотского протокола.
В основе Киотского протокола лежат идеи экономической теории прав собственности, разработанной англо-американским экономистом Рональдом Коузом.
До него при изучении проблем загрязнения окружающей среды экономисты полагали, что для борьбы с этими загрязнениями необходимо прямое государственное вмешательство. Согласно традиционной точке зрения, государство должно, прежде всего, определять предельные значения загрязнений: ПДК – предельно допустимые концентрации вредных веществ в отходах производства, ПДВ – предельно допустимые нормы выбросов вредных веществ и т.д. Если фирма нарушает эти предписанные государством нормативы, то она подвергается наказанию (прежде всего, штрафам).
Коуз и его последователи, изучая проблему загрязнений, указали, что традиционная система борьбы с ними является нерациональной. Во-первых, если предприятие не превышает ПДК и ПДВ, то оно, загрязняя окружающую среду, не несет за это никаких издержек. Во-вторых, значения ПДК и ПДВ определяются одинаково для различных предприятий независимо от того, насколько полезной для общества является выпускаемая ими продукция.
В опубликованной в 1960 статье Проблема социальных издержек Коуз проанализировал конфликты между «загрязнителями» и теми, кто страдает от их деятельности. Он указал на ошибочность мнения, будто государству следует обязательно наказывать производителя загрязнений, защищая интересы тех, кто от них страдает. По его мнению, государство должно максимизировать совокупное благосостояние общества, а потому оно должно становиться на сторону того, кто мог бы использовать право на запрещение загрязнения с наибольшей выгодой для общества. Это значит, что, например, суд должен поддерживать фирму, загрязняющую окружающую среду, если получаемая ею прибыль (как мерило общественной полезности производства) выше прибыли, которую теряют фирмы, страдающие от этого загрязнения.
Новизна идей Коуза связана с тем, что он начал изучать права собственности на нематериальные блага. В частности, в конфликте между загрязнителями и страдающими от загрязнений, объектом конфликта является не само предприятие, загрязняющее окружающую среду, а право на запрещение вредного использования этого предприятия (или, что то же самое, право на производство этим предприятием загрязнений). Это право может становиться объектом соглашений или купли-продажи безотносительно к тому, кому принадлежит само предприятие.
Основная идея Коуза такова: независимо от того, у кого первоначально было право на запрещение вредного использования некоего объекта, в результате актов купли-продажи в конечном счете оно окажется у того, кто сможет использовать это право наиболее эффективно (если только четко работает система прав собственности). Позже Дж. Стиглер назвал это утверждение теоремой Коуза. Ее часто называют самым выдающимся достижением экономической науки второй половины 20 в.
Теорема Коуза предлагала принципиально новый подход к борьбе с загрязнениями. Вместо того, чтобы разрабатывать нормативы ПДК и ПДВ, государство должно лишь определить максимально допустимый объем загрязнений, выпустить соответствующее количество лицензий на загрязнения, организовать их распродажу с аукциона по принципу «кто больше заплатит» и затем контролировать соответствие фактического объема загрязнений величине лицензий. Когда создается рынок квот на вредные выбросы (прав на загрязнения), то все они становятся платными. Фирмы, купившие на государственном аукционе лицензии, могут затем их перепродавать другим компаниям. Самое главное, считается, что производить их станут самые общественно полезные, самые прибыльные предприятия.
Рекомендации экономической теории прав собственности постепенно начали использоваться на практике – прежде всего, в сфере регулирования атмосферных загрязнений. С одной стороны, некоторые развитые страны стали создавать национальные рынки торговли правами на выбросы вредных веществ. В США после 1990 развивается торговля квотами выбросов сернистого ангидрида, в Великобритании с 2002 работает британская система торговли выбросами парниковых газов. С другой стороны, механизм Киотского протокола призван создать общемировой рынок прав на загрязнение воздуха парниковыми газами.
Основные принципы регулирования загрязнений по Киотскому протоколу.
Рамочная Конвенция ООН об изменении климата содержала обязательства промышленно развитых стран сокращать выбросы парниковых газов в период до 2000. Однако быстро выяснилось, что сокращение выбросов требует длительного периода времени и значительных средств. Поэтому обязательства по сокращению выбросов, предусмотренные РКИК, стали неофициально считаться «юридически не обязательными».
Вопрос о необходимости разработки системы мер по достижению целей РКИК в виде протокола к ней вновь был поднят в 1995 на конференции в Берлине. В течение еще двух лет шла разработка международного соглашения, которое было принято в декабре 1997 в японском городе Киото и получило название Киотского протокола. Постепенно к этому соглашению присоединялись все новые страны. Российская Федерация подписала Киотский протокол 11 февраля 1999.
Согласно протоколу, ведущие индустриально развитые страны взяли на себя обязательства в 2008–2012 уменьшить выбросы углекислого газа в среднем на 5% от уровня 1990. Каждой стране выделялась квота на эмиссию углекислого газа. Те страны, которые выбрасывают углекислый газ меньше запланированной квоты, может продать излишки другой стране, которая тем самым приобретала право производить углекислый газ больше исходной квоты. Таким образом, Киотский протокол закреплял за национальными правительствами права на определенное количество вредных выбросов и предлагал развивать рынок по торговле этими правами.
Основные положения Киотского протокола:
1. определение допустимого объема выбросов парниковых газов в 2008–2012 для всех участвующих в этом соглашении промышленно развитых стран-участниц (для Российской Федерации установлен потолок выбросов на уровне базового 1990 – 3050 млн. тонн СО2-эквивалента);
2. разработка механизмов корректировки квот для отдельных стран – «механизмы гибкости» (международная торговля квотами, реализация совместных проектов по внедрению технологий, обеспечивающих сокращение выбросов, и т.д.);
3. разработка механизмов контроля над уровнями выбросов (необходимость создавать национальные системы оценки антропогенных выбросов и их абсорбции, мониторинга за выбросами и стоками).
Общие принципы и положения, изложенные в Киотском протоколе, оказались, однако, недостаточными для практического осуществления предусмотренных им механизмов и процедур. Потребовалось почти четыре года для согласования наиболее важных вопросов, которые были решены на 7-й конференции стран-участников РКИК в Марракеше (Марокко) в ноябре 2001. В ходе детализации Киотского протокола Россия добилась принятия ряда своих требований – в частности, учета при определении квот каждой страны ее вклада в переработку углекислого газа при наличии обширных лесных массивов (таких как в РФ).
Киотский протокол должен был вступить в силу после того, как его ратифицируют 55% стран, подписавших этот документ, причем это должны были быть страны, которые в сумме производили не менее 55% мирового объема выбросов углекислого газа в 1990 (этот год был выбран в качестве точки отсчета).
Изначально и критики, и сторонники Киотского протокола осознавали, что его чисто практическое значение для сокращения выбросов очень невелико: если бы его не было, то в 1990–2010 выброс парниковых газов в мире вырос бы на 41%, а если все страны, подписавшие Киотский протокол, полностью выполнят его условия, то на 40%. Ценность Киотского протокола в том, что он является своего рода «пилотным проектом» для отработки механизмов глобального регулирования вредных выбросов. Принятие же полномасштабного международного соглашения о полномасштабной борьбе с загрязнениями планируется уже по истечении срока действия Киотского протокола в 2013.
Борьба вокруг ратификации Киотского протокола.
Киотский протокол ставит страны в неравные условия. Некоторые проявления этого неравенства справедливы, другие нет.
Согласно Киотскому протоколу, преимущества имеют страны, развивающие экологически чистые технологии, а дополнительные расходы возлагаются прежде всего на страны, где преобладают «грязные» технологии. Однако в более выгодных условиях оказываются и те страны, которым «повезло» иметь обширные лесные пространства, даже если в них преобладают «грязные» технологии (Бразилия, Россия). Крупные же дополнительные расходы ложатся на те развитые страны, которые обладают высоким уровнем промышленного развития (как США). Поскольку «грязные» технологии преобладают в развивающихся странах, то Киотский протокол вообще не накладывает на них никаких обязательств, чтобы не вызвать их негативную реакцию. Поскольку, однако, такие обязательства неизбежны при дальнейшем развитии киотского механизма, то многие развивающиеся страны (например, КНР) сразу стали демонстрировать критическое отношение к Киотскому протоколу.
Самое главное, Киотский протокол стал ареной противоборства между США и его геоэкономическими соперниками. Страны ЕС и Япония, выступившие главными инициаторами этого соглашения, видят в нем механизм глобального контроля не только за применением «грязных» технологий, но и в целом за технологическим развитием. Тем самым они создают механизм глобального экономического регулирования, противоречащий претензиям США на роль «мирового менеджера».
Поскольку разные страны оказались в различной степени заинтересованы в реализации Киотского протокола, его ратификация натолкнулась на серьезные препятствия.
Когда в марте 2001 США, на долю которых приходится 36,1% мировых выбросов, объявили о своем решении не участвовать в Киотском протоколе, его ратификация оказалась под угрозой. До мая 2002 страны, которые ратифицировали протокол (Норвегия, Чехия, Румыния и некоторые другие), являлись источниками всего лишь 2,7% от общего объема выбросов. Возникла угроза, что Киотский протокол так и не вступит в силу.
Перелом произошел в 2002: 31 мая ЕС информировал ООН о том, что он ратифицировал Киотский протокол, а 4 июня об этом заявила и Япония.
Поскольку на Евросоюз приходится 24,2% выбросов, а на долю Японии – 8,5%, то ключевое значение для вступления протокола в силу приобрела позиция России. Если бы она, отвечая за 17,4% выбросов, ратифицировала Киотский протокол, то суммарное количество выбросов углекислого газа странами, ратифицировавшими протокол, достигло 50,1%. Добор остающихся 5% (например, за счет страны Восточной Европы, претендующих на вступление в Евросоюз) не составил бы проблемы. Таким образом, в начале 2000-х Россия оказалась в достаточно редкой в постсоветский период ситуации, когда ее действия приобрели решающее значение в глобальном масштабе.
Хотя Россия неоднократно заявляла о принципиальном согласии ратифицировать Киотский протокол, но с практическими действиями не спешила, стремясь получить выгоды от своей ключевой позиции. В результате в ходе детализации условий Россия добилась права сохранять выбросы на уровне 1990, в то время как, например, у стран ЕС они должны быть ниже уровня 1990 на 8%. Ратификация протокола Россией состоялась в ноябре 2004, после чего «вето» США было преодолено.
16 февраля 2005 Киотский протокол вошел в силу. К концу 2005 его ратифицировали 156 стран мира, включая все развитые страны кроме США и Австралии. Но и после ратификации Киотского протокола борьба вокруг него отнюдь не прекратилась.
С одной стороны, началась работа над разработкой механизмов контроля за соблюдением договорных объемов выбросов и подготовкой к новому международному соглашению 2013.
С другой стороны, в противовес Киотскому протоколу в июле 2005 по инициативе США было образовано Азиатско-тихоокеанское партнерство по экологическому развитию и климату. В него вошли развитые страны, не подписавшие Киотский протокол (США, Австралия), и крупные развивающиеся страны, на которые пока не распространяются ограничения Киотского протокола (Южная Корея, Китай и Индия). Хотя официально Азиатско-тихоокеанское партнерство объявлено дополнением к механизмам Киотского протокола, в СМИ его часто называют «антикиотским соглашением». Если Киотский протокол основан на квотировании выбросов, то Азиатско-тихоокеанское партнерство делает ставку на передачу «чистых» технологий от развитых стран развивающимся. Поскольку предлагаемый США механизм не предполагает обязательств по сокращению выбросов, то он тормозит или даже разрушает идею мирового рынка квот на загрязнение.
Киотский протокол и Россия.
Ратификации Киотского протокола Россией предшествовала долгая дискуссия среди ученых и политиков, которая не прекратилась и после ратификации.
Казалось бы, Киотский протокол не требует от России никаких дополнительных природоохранных действий. Ведь в 1990-е, когда российская промышленность переживала тяжелый кризис, выбросы парниковых газов без каких-либо специальных мер сократились более чем на 1/3, в результате чего общий их объем составлял примерно 1900 млн. т СО2-эквивалента. Однако с 2000 начался экономический рост, вызвавший рост выбросов парниковых газов. Поэтому важнейшей задачей социально-экономического развития страны на долгосрочную перспективу стало снижение энергоемкости ВВП. Это возможно только при коренной перестройке структуры промышленного производства – резкого снижения доли энергоемких производств. В противном случае Россия быстро (примерно к 2008–2010) вернется к уровню выбросов 1990, и ей придется либо покупать дополнительные квоты, либо тормозить промышленное производство.
Противники протокола полагают, что России будет очень трудно одновременно наращивать производство и изменять его структуру, отказываясь от сложившейся специализации на добыче и экспорте нефти и газа. Поэтому исполнение Киотского протокола окажется тормозом на пути экономического развития страны. Советник Президента России А.Илларионов прямо писал, что «ратификация Российской Федерацией Киотского протокола как минимум приведет к существенному замедлению темпов ее экономического роста», а как максимум – к абсолютному сокращению экономического потенциала России (т.е. к спаду производства).
Сторонники протокола полагают, что экономический подъем России не должен превращаться в реставрацию советских предприятий, чьи технологии отличались высокой энергоемкостью и были по современным мировым стандартам довольно «грязными». По их мнению, выполнение Киотского протокола станет важным стимулом модернизации отечественной экономики путем развития «чистых» технологий и привлечения зарубежных инвестиций в совместные проекты по сокращению выбросов. Кроме того, оно даст стране дополнительные финансовые ресурсы за счет торговли квотами.
Выгода России от торговли квотами на выбросы зависит от соотношения спроса и предложения на формирующемся мировом рынке прав на выбросы.
Ежегодные объемы превышения фактических выбросов парниковых газов над установленными уровнями обязательств по Киотскому протоколу оцениваются примерно в 150 млн. т СО2 для стран ЕС и в 360–380 млн. т для других развитых стран. Ожидается, однако, что ЕС будет стремиться покупать квоты или внутри Евросоюза (у Греции, Ирландии и стран Иберийского полуострова – см. табл.), или в странах Центральной и Восточной Европы. Поэтому реальные объемы ежегодного спроса на предлагаемые Россией квоты в период 2008–2010 (главным образом, со стороны Японии, Канады, Австралии, Новой Зеландии и Норвегии) не превысят 400 млн. т СО2-эквивалента.
| Таблица. ВНУТРЕННЕЕ РАСПРЕДЕЛЕНИЕ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ по размерам выбросов между странами ЕС: избыток (+) или недостаток (–) квот на выбросы в сравнении с реальными выбросами | |||
| Австрия | –13% | Испания | +15% |
| Бельгия | –7,5% | Люксембург | –28% |
| Великобритания | –12,5% | Нидерланды | –6% |
| Германия | –21% | Португалия | +27% |
| Греция | +25% | Финляндия | 0% |
| Дания | -21% | Франция | 0% |
| Ирландия | +13% | Швеция | +4% |
| Италия | –6,5% | ||
| В целом все страны ЕС снизят выбросы на 8% | |||
| Источник: Кокорин А.О. Киотский протокол – права и обязанности России. – Наука и промышленность. 2002, № 2 | |||
По данным Министерства экономического развития России, в 2008–2012 фактические выбросы парниковых газов в России будут ниже уровня 1990 примерно на 3 млрд. т СО2-эквивалента, т.е. ежегодное предложение будет составлять примерно 600 млн. т СО2-эквивалента. Следовательно, Россия сможет полностью удовлетворить весь спрос зарубежных покупателей. Поскольку, согласно оценкам, цена углекислого газа на мировом углеродном рынке составит примерно 10 долл. за тонну, то наша страна за 2008–2012 может получить около 20 млрд. долл.
Конечно, эту сумму нельзя считать чистой выгодой. Для участия в мировой торговли правами на загрязнение России предстоит до 2008 создать системы мониторинга выбросов и поглощения парниковых газов, осуществить многие другие специальные мероприятия, обеспечивающие участие в «механизмах гибкости» Киотского протокола. Самое главное, необходимо реорганизовывать структуру российской экономики, чтобы близкие выгоды не сменились затем тяжелыми потерями.
Как Россия может стать «зеленой» энергетической сверхдержавой. К 15-летию Киотского протокола
15 лет тому назад, 16 февраля 2005 года, вступил в силу Киотский протокол. Его целью было снизить уровень концентрации парниковых газов до такого уровня, чтобы они не угрожали климатической системе планеты. О том, почему не правы критики концепции глобального потепления, насколько опробованы механизмы, заложенные в Киотском протоколе, как они отражаются на российской экономике и с какими природными бедствиями уже сталкивается Россия в результате изменения климата, в интервью Znak.com рассказал директор Центра экономики окружающей среды и природных ресурсов Георгий Сафонов.
«Мы должны благодарить Киотский протокол за то, что такой опыт состоялся»
— Как бы вы оценили степень исполнения Киотского протокола спустя 15 лет?
— Протокол был разработан для апробации механизмов международного сотрудничества в борьбе с изменением климата. Это была своего рода пилотная фаза для выработки совместных решений, скоординированных стратегий по сокращению выбросов парниковых газов и поддержке мер в области адаптации. Одна из важных задач протокола состояла в снижении выбросов углерода в развитых странах и ряде стран с переходной экономикой, таких как Россия, Украина и другие государства Восточной Европы. Была поставлена количественная цель — сократить суммарные ежегодные выбросы в среднем на 5% в период 2008–2012 годов по сравнению с уровнем 1990 года. Надо отметить, что эта задача была выполнена и даже перевыполнена. Это было связано не только с экономическими преобразованиями и кризисом 1990-х годов, но также и с целевыми мерами, направленными на демилитаризацию экономики, модернизацию производств, расширение сектора услуг с низкими выбросами углерода. Общая цель по снижению выбросов была выполнена даже с учетом стран, не ставших активными участниками соглашения, таких как США. Они подписали, но не ратифицировали Киотский протокол. Канада вышла из режима выполнения количественных обязательств. Казахстан и Беларусь так и не стали сторонами соглашения. Безусловно, общее сокращение выбросов парниковых газов, заложенное в Киотском протоколе, не могло предотвратить рост глобальной температуры, эта задача в принципе не разрешима за столь короткий период действия обязательств. Но начало процесса выработки климатической политики и практических мер было положено.
Вторая важная задача протокола заключалась в апробации механизмов международного сотрудничества в снижении воздействия хозяйственной деятельности на климатическую систему, включая сокращение выбросов от сжигания ископаемого топлива и увеличение поглощения углерода лесами. Эта задача была выполнена успешно, все четыре «киотских» механизма были использованы в 2008–2012 годах.
Первый из них — это совместное выполнение обязательств. Страны Евросоюза взяли не только национальные обязательства по выбросам парниковых газов, но и общее обязательство (сократить суммарные выбросы на 8% от 1990 года), и оно было успешно выполнено. Сегодня Евросоюз ставит перед собой крайне амбициозную задачу — сократить выбросы на 50% к 2030 году (от уровня 1990 года), а к 2050 году стать климатически нейтральным (выбросы не будут превышать поглощение углерода). Ряд европейских стран планирует сократить выбросы и значительно раньше: Финляндия объявила о планах достигнуть климатической нейтральности к 2035 году, Швеция — к 2045 году, Германия — сократить выбросы на 95% к 2050 году.
Второй механизм — торговля «углеродными» квотами между странами, взявшими обязательства по контролю за выбросами. Этот механизм должен был перенаправить средства от стран, где снижение выбросов очень дорого (например, в Японии затраты оценивались около 100 долл/т диоксида углерода), в страны с низкими затратами (в странах с переходной экономикой затраты могли составлять 1–5 долл/т диоксида углерода). Было заключено несколько сделок по продаже/покупке квот, в частности, Украина продала квоты на 30 млн тонн диоксида углерода Японии с условием инвестировать полученные средства в дальнейшее сокращение выбросов. Механизм межстрановой торговли квотами так и не стал популярным, поскольку его инициатор — США — так и не стали стороной протокола.
Еще два «киотских» механизма — проектные. Механизм «чистого развития» дал возможность развитым странам инвестировать в целевые проекты по снижению выбросов в развивающихся странах в обмен на полученные сертификаты, подтверждающие, что проекты действительно достигли поставленных целей. Похожий механизм «совместного осуществления» проектов был предусмотрен и между развитыми странами, и между странами с переходной экономикой. Оба эти механизма сработали хорошо. Один Китай реализовал проектов на 700 млн тонн диоксида углерода сокращенных выбросов, получил десятки миллиардов долларов от продажи углеродных сертификатов, а также новые технологии в энергетике и промышленности, которыми пользуется до сих пор. Индия, Индонезия, Бразилия и другие страны также использовали возможности привлечь деньги на повышение энергоэффективности и переход на «зеленую» энергетику.
Не все знают, но Россия тоже поучаствовала в «киотских» механизмах: было зарегистрировано 156 углеродных проектов, получено не менее 1 млрд евро от продажи «углеродных единиц», хотя отечественные предприятия могли бы получить гораздо больше, если бы решение о запуске проектов не было отложено до 2011 года, когда цены на углеродном рынке начали резко снижаться.
В результате практического внедрения «киотских» механизмов возник мировой рынок углеродных выбросов, который продолжает свое развитие и после окончания 2012 года и рассматривается многими странами как основной инструмент для перехода к безуглеродной экономике.
Задачей протокола было попробовать. Попробовали, создали глобальный реестр, в котором регистрировались все сделки по передаче углеродных единиц между странами и компаниями. Были созданы национальные реестры, куда вносились данные о квотах и углеродных сертификатах. Такой реестр был создан и в России. Многие страны и регионы использовали этот опыт для дальнейшего развития. В Европейском союзе квоты на выбросы теперь получают не только энергетические компании, но и промышленность, транспорт, ЖКХ, а в проектах могут участвовать лесохозяйственные и агропромышленные предприятия. Появился целый ряд национальных рынков углерода: в Новой Зеландии, Швейцарии, Казахстане, Южной Корее, Мексике. В 2013 году в Китае были созданы семь схем торговли квотами на уровне провинций, с 2020 года в стране разворачивается национальный рынок квот — самый большой в мире. В США была создана региональная программа по снижению выбросов парниковых газов северо-восточных штатов, в ней участвует больше десятка штатов. В Калифорнии (а это шестая экономика мира) с 2013 года действует рынок квот на диоксид углерода. В Канаде торговля квотами осуществляется в провинциях Квебек и Онтарио. В Японии механизм торговли квотами применяется в огромной городской агломерации Токио (33 млн человек). В планах — расширение углеродного рынка и ценообразования на углерод почти во всех ведущих странах мира. Поэтому мы должны благодарить Киотский протокол за то, что такой опыт состоялся.
— Глава российского МИД Сергей Лавров заявил, что Россия перевыполнила свои обязательства в рамках Киотского протокола и сегодня является лидером по общему снижению выбросов парниковых газов. «Наши выбросы на 31% ниже показателей 1990 года. Выбросы от энергетического сектора в России за последние 20 лет снизились на 37%», — заявил он пять лет тому назад в ООН. А как сейчас обстоит дело с выбросами, и не поменяла ли Россия курс в связи с обострением отношений с западными странами?
— В России суммарные выбросы парниковых газов в 1990-е годы упали на 53% (с учетом поглощения углерода лесами). После 2000 года выбросы медленно прирастали, меньше чем на 1% в год. По данным последней инвентаризации, в 2017 году выбросы в стране составили минус 49% с учетом поглощений и минус 32% без учета лесов от показателей 1990 года.
Национальные обязательства по выбросам парниковых газов на 2020 год, утвержденные указом президента, — минус 25% от 1990 года. Нет сомнений, что эту цель по итогам 2020 года мы перевыполним. На 2030 год цель определена в документе «Планируемый национальный вклад по снижению выбросов» — это минус 25–30% по сравнению с 1990 годом. Эту цель мы также выполним, даже ничего не делая, потому что берем эти обязательства с учетом поглощений в лесах. Конечно, такая цель выглядит странно: мы планируем снижать воздействие на климат, при этом планируем увеличить выбросы на 50% от текущего уровня. Снижение выбросов от текущего уровня могло бы быть адекватной и прогрессивной задачей. Но на сегодня у нас нет никаких планов относительно даже стабилизации выбросов, не говоря уже об их снижении, которое очень важно. Научные исследования показывают, что в России можно снижать выбросы без ущерба экономическому росту. И к 2030 году, и к 2050 году можно достигнуть цели глубокого сокращения выбросов и двигаться к созданию низкоуглеродной экономики. Однако все действующие стратегии, включая энергостратегию-2030, стратегии и программы развития нефтяной, газовой и угольной отраслей, электроэнергетики, транспорта и так далее, предполагают рост добычи и сжигания углеводородов, а соответственно ведут к увеличению выбросов. Согласно правительственному плану, в 2020 году Министерство экономического развития должно выпустить стратегию низкоуглеродного развития России, но пока оно лишь работает с этим документом.
«В России изменение климата происходит примерно в три раза быстрее, чем в среднем на планете»
— Эти заявления не имеют отношения к настоящей науке. 97% научных статей, опубликованных в рецензируемых научных журналах, утверждают, что изменение климата за последние 150 лет происходит прежде всего в связи с хозяйственной деятельностью человека. За это время концентрация диоксида углерода в атмосфере выросла с 270 до 415 частиц на 1 млн (ppm), то есть на 50%. Такой концентрации не было как минимум в последние 400 тыс. лет (ученые знают об этом из палеоклиматических исследований, из анализа пузырьков воздуха в глубоких слоях льда, накопленного в Антарктиде). Не так давно был проведен изотопный анализ углекислого газа в нижних слоях атмосферы, который подтвердил, что значительная часть диоксида углерода имеет именно антропогенное происхождение.
Межправительственная группа экспертов по изменению климата (МГЭИК), в которой участвуют тысячи ученых, в том числе российских, публикует доклады о состоянии научных знаний о климате. Вышло уже пять таких огромных и очень серьезных докладов, сейчас готовится шестой. Подозреваю, что господин Городницкий не является членом этой группы и вряд ли знаком с ее докладами.
Научные исследования по проблеме климатических изменений начали развиваться в 1970-х годах. В августе 1971 года на крупном международном симпозиуме по физической и динамической климатологии в Ленинграде, на котором впервые обсуждалось влияние человека на климат и последствия этого для природной среды, выступил выдающийся советский ученый-климатолог Михаил Иванович Будыко, который изложил идею о неизбежности глобального потепления и обозначил его самые важные последствия. В мае 1972 года между СССР и США было заключено правительственное соглашение о сотрудничестве в области охраны окружающей среды, включая создание «климатической» рабочей группы, которая сыграла огромную роль в становлении нового прогностического этапа климатологии. Совместные научные исследования приобрели масштабный характер и продолжались в 1970-х и 1980-х годах. Результатом этой огромной работы стало принятие в 1992 году Рамочной конвенции ООН об изменении климата, поставившей цель — не допустить опасного влияния человека на климатическую систему. Вот вам пример реального вклада советских и российских ученых в изучение и понимание данных процессов. И сегодня российские ученые делают важный вклад в понимание климатических процессов, их влияния на экосистемы, экономику и общество, а также возможностей адаптации к неизбежным изменениям.
Каждые шесть-семь лет выпускаются три тома Оценочного доклада МГЭИК с анализом происходящих и прогнозируемых климатических изменений, их последствий для планеты, мер по их предотвращению. Последний доклад был выпущен в 2014 году. Он стал уже пятым по счету. В каждом из этих документов отражается все больше обеспокоенности, поскольку появляется все больше сведений о том, что ситуация усугубляется, изменения становятся все более угрожающими и крайне опасными. Я подозреваю, что господин Городницкий не знаком с этими докладами, равно как и с национальными отчетами по России, которые публикует Росгидромет.
— Какая информация содержится в этих отчетах?
— Научные данные показывают, что в России изменение климата происходит примерно в три раза быстрее, чем в среднем на планете. Для примера приведу метеорологическую обсерваторию в Барнауле, созданную еще в 1838 году по инициативе основоположника русской метрологии Адольфа Яковлевича Купфера. За прошедшие 180 лет температура, измеренная обсерваторией, выросла на 3,5 градуса Цельсия, при этом в среднем в мире рост составил около одного градуса. Такой стремительный рост чрезвычайно опасен, к нему не успевают адаптироваться ни люди, ни экосистемы.
Наряду с основным фактором — ростом концентрации парниковых газов вследствие огромных выбросов от сжигания ископаемого топлива — действуют и другие. Прежде всего уничтожение лесов, являющихся поглотителями диоксида углерода из атмосферы. Ежегодно на планете исчезают бесследно миллионы гектаров леса: в Бразилии, Индонезии и других странах. В России сейчас состояние лесов намного хуже, чем 100 лет назад. К этим факторам присовокупляются и природные, которые мы «разбудили» своим, казалось бы, мизерным воздействием. Ученые бьют тревогу, наблюдая ускорившиеся процессы закисления вод Мирового океана. Это говорит о том, что гигантский резервуар воды, играющий ключевую роль в углеродном цикле планеты, становится все менее восприимчивым к поглощению диоксида углерода. Это очень тревожно. К этому можно добавить таяние вечной мерзлоты и выделение из нее огромных объемов метана (этот газ имеет гораздо больший парниковый эффект, чем диоксид углерода), ухудшение отражающей способности Земли (альбедо) и ряд других.
Сложно воспринимать всерьез критиков, называющих себя «учеными», учитывая, что делают настоящие ученые, работающие в международных научных коллективах. К тому же нередко обнаруживается, что критические высказывания щедро оплачиваются «заинтересованными компаниями».
— Если ничего не изменится, то что ждет Россию?
— Ситуация действительно крайне серьезная, времени на сомнения и бесконечные споры в околонаучных кругах уже нет. Ожидаемые последствия климатических изменений для России крайне опасны. Посмотрите на недавние события — наводнения, волны жары, засухи, волны холода, от которых страдает наша страна в последние десятилетия. Вспомним, в 2019 году случилось наводнение в Иркутской области, которое привело к ужасным последствиям для Тулуна и еще около двух десятков населенных пунктов региона. Далее, лесные пожары на территории в десятки миллионов гектаров, объявление чрезвычайной ситуации в сельском хозяйстве из-за засух и обильных дождей в 19 субъектах России. Все эти события имеют непосредственное отношение к происходящим климатическим изменениям, и дальше будет только хуже.
За последние 20 лет Росгидромет зафиксировал двукратное увеличение опасных гидрометеорологических явлений. Двукратное!
Готов ли господин Городницкий компенсировать людям их потери, если, по его утверждениям, никаких климатических изменений нет, а Киотский протокол основан на ложных утверждениях?
Есть еще один фактор, о котором не говорят псевдоученые. Потепление на два градуса Цельсия приведет к тому, что в мире 300 млн человек окажутся без доступа к питьевой воде, а если на три градуса потеплеет, то 2–3 млрд человек. Куда будет мигрировать эта гигантская людская масса — большой вопрос. Мигрировавший из Ливии, Сирии и Ирака в Европу 1 млн человек вызывал там колоссальный социально-политический кризис. А тут речь идет о сотнях миллионов человек. Это касается и России, у нас под боком Центральная Азия, где нехватка воды проявляется уже давно.
При этом у России колоссальный потенциал для «зеленого» развития. У нас потенциал использования возобновляемых источников энергии превосходит в несколько раз все ископаемое топливо, что мы добываем каждый год. То есть мы могли бы не просто на 100% обеспечить «зеленой» энергией нашу страну, мы могли бы экспортировать эту энергию. Это солнечная, ветровая и геотермальная энергии, низкопотенциальное тепло, приливные электростанции, биотопливо. Все эти ресурсы сегодня игнорируются, их доля в энергобалансе меньше 1%. Нет сомнений, что Россия — «зеленая» энергетическая супердержава, жаль, что пока только потенциально.
«Российские металлурги понимают, что если отстанут от прогрессивных компаний, то потеряют свою долю на рынках»
— Но какова обратная сторона сокращений выбросов парникового газа для экономики России? Рискует ли чем-то наша страна?
— В российской промышленности есть колоссальный потенциал сбережения энергии и снижения выбросов за счет мер энергоэффективности. Плюс есть большой потенциал перехода на возобновляемые источники энергии, которые находятся буквально под ногами. Например, в целлюлозно-бумажной промышленности — огромные горы древесных отходов, которые можно утилизировать, замещая потребление угля или газа. При этом сжигание биотоплива не считается источником выбросов диоксида углерода. Ситуация, когда на целлюлозно-бумажных комбинатах скапливаются горы отходов, распространена по всей стране. С ними почти ничего не делают. Некоторые компании демонстрируют большие успехи в этом направлении — например, Архангельский ЦБК, ставший в отрасли лидером по снижению выбросов парниковых газов. Но пока это, к сожалению, лишь приятное исключение.
Другой наглядный пример. Если снизить потребление энергии на алюминиевом заводе на 1%, можно смело закрывать две-три крупных угольных электростанции. Колоссальный потенциал для низкоуглеродного роста доступен, но все еще ждет «своего часа». Цели по повышению энергоэффективности в стране на 40% за 2008–2020 годы, о которых много говорилось в последнее десятилетие, так и остались на бумаге.
Ряд российских компаний могут выиграть на участии в проектах по сокращению выбросов и мировом углеродном рынке. Например, алюминиевый гигант «Русал» рассчитал свои выбросы парниковых газов, связанные с производством алюминия. Результаты показали, что его углеродный след от каждой тонны алюминия в три-четыре раза ниже, чем, допустим, в Китае. «Русалу» очень хочется использовать преимущество низкоуглеродного алюминия, чтобы позиционировать свой товар на рынке. Они даже разработали алюминий марки ALLOW, зарегистрировали ее и теперь продвигают эту марку по всему миру как одно из решений по снижению углеродного следа продукции. Это уже стало фактором борьбы за международные рынки.
Есть компании, которые занимаются инновационными разработками в возобновляемой энергетике. В частности, это компания «Хевел», созданная по инициативе группы «Ренова» и «Роснано». Они выпускают уникальные высокоэффективные солнечные панели. Для такой продукции углеродный фактор тоже играет важную роль. Они могут конкурировать с другими производителями, особенно если в цене будет учитываться углеродная составляющая.
Некоторые компании выигрывают напрямую — например, «Газпром». Все стратегии декарбонизации экономики и в мире, и в Евросоюзе показывают, что снижение угля будет сопровождаться увеличением потребления газа. Это будет временным явлением, но растянутым на пару десятилетий. Спрос на газ будет расти, ведь выбросов от сжигания газа почти в два раза меньше, чем от угля. Конечно, «Газпром» этим воспользуется. Это значит, что, просто ничего не делая, можно еще и получать «косвенную» премию за углерод.
Есть, правда, одно «но»! Тем отраслям, которые работают исключительно внутри страны, почти все равно, есть углеродные рынки или нет. Но те, которые работают на экспорт, — нефтяники, газовики, металлурги, производители химических удобрений и так далее — чрезвычайно зависят от углеродных рынков. И вот почему. Большой поток их продукции идет на рынок Евросоюза. Сегодня в Евросоюзе рассматривают введение углеродного налога на импорт (border adjustment carbon tax). К примеру, в Евросоюз импортируется тонна стали, произведенной по традиционной, очень углеродоемкой технологии. Чтобы уравнять условия для своих производителей (которые платят около 25 евро за тонну диоксида углерода) и импортеров стали (у которых нет платы за выбросы), на каждую тонну будет введен налог. Как только возникнет эта плата, вся бизнес-модель в экспортных отраслях России перевернется с ног на голову. И именно об этом идет речь в недавно опубликованном «новом зеленом плане» Евросоюза (New Green Deal).
Экспорт угля в таких условиях становится убыточным — углеродный налог на каждую тонну этого энергоносителя составит около 70 евро при том, что средняя цена в Евросоюзе сегодня 40 евро/т. Экспорт нефти и нефтепродуктов в таких условиях будет облагаться налогом примерно на 20% от цены каждой тонны, ввезенной в Евросоюз. Для газа налог может достигать 10–15%. Это относится и к металлам, химическим удобрениям, другим экспортным товарам, столь важным для российской экономики, ведь они обеспечивают большие поступления валюты в страну. Пока.
— И что же делать нашим промышленникам в такой ситуации?
— Решение стоит искать в двух направлениях. Первое — Россия должна принять более адекватные обязательства по снижению выбросов парниковых газов в рамках Парижского климатического соглашения ООН. Второе — создать систему регулирования выбросов, похожую на систему Евросоюза. В этом случае Евросоюз не будет иметь моральных (да и других) прав вводить регулирующие меры против наших производителей, поскольку в России будет похожая система регулирования. Кроме того, нужно действительно начать регулировать выбросы в стране и давать возможность предприятиям зарабатывать на сокращении выбросов и увеличении поглощения углерода лесами.
Но есть в стране некоторые угольные компании, которые доказывают, что все это России не нужно. Их лоббистский потенциал очень силен, они блокируют все инициативы по регулированию выбросов.
Получается, что угольщики рубят не только тот сук, на котором они сидят, но и сук, на котором сидят металлурги, нефтяники, газовики и другие, а значит, и вся экономика России.
Часть компаний уже подозревают, что происходит что-то неладное. Например, наши металлурги наблюдают, что нечто странное происходит с технологиями. Когда шведские компании SSAB, LKAB и Vattenfall объединяются для разработки технологии плавки стали с использованием водорода, а не коксующегося угля, а им вторит германский сталелитейный гигант Thyssenkrupp, то наших металлургов это смущает. Такая технология может быть дорогой, но она не дает выбросов углерода, которые очень высоки при традиционных технологиях. Российские металлурги уже понимают, что если отстанут от прогрессивных компаний, то со временем потеряют и свою долю на зарубежных рынках. В перспективе промедление в этом направлении для наших компаний будет означать обвал доходов от экспорта. Такая плата за торможение в процессе снижения выбросов диоксида углерода весьма вероятна для российской экономики.
— Влияет ли на концепцию глобального потепления позиция нынешнего президента США Дональда Трампа? Все-таки США — это мировая держава, которая задает тренды. Если США отказываются от политики сокращения выбросов, то не пора ли и другим последовать этому примеру?
— За избирательной кампанией Трампа стоят энергетические, угольные и нефтегазовые компании. Конечно, он в своей риторике отражает их интересы. Но надо сказать, что недавно Трамп удивил многих, заявив, что поменял свое мнение относительно изменения климата и теперь считает, что это действительно очень важная проблема.
Чем грозит Земле теплый январь и существует ли глобальное потепление. Интервью с доктором УрО РАН
Но если абстрагироваться от антиклиматической риторики администрации Трампа, то мы увидим, что США сильно сокращают выбросы парниковых газов в последние 10–15 лет. Это объясняется прежде всего переходом на газ и большим снижением потребления угля, а также растущим внедрением технологий «зеленой» энергетики. Несмотря на заявления Трампа, что он будет заботиться о шахтерах и защищать угольную отрасль, потребление угля снижается в разы. Масштабное внедрение солнечной и ветровой энергетики наблюдается даже в традиционных углеводородных штатах — например, в Техасе. То есть США действуют гораздо эффективнее многих стран, которые ратифицировали Киотский протокол и Парижское соглашение, в частности России. Более половины штатов и множество городов и предприятий объявили о своих собственных целях по выполнению норм Парижского соглашения, невзирая на национальное правительство. Это выглядит как нарастающий снежный ком. Позиция президента США здесь не играет большой роли, в отличие от России.