комплементарный подход в праве
Комплементарный подход в управленческом коучинге
Для кого
Для тех, кто учится НЛП, гештальт-подходу или коучингу и хочет освоить новую авторскую модель коучинга, чтобы способствовать повышению личной эффективности клиента наиболее естественным способом.
Для тех, кто заинтересован в повышении собственной эффективности, хочет осознать и наиболее продуктивно использовать свое мастерство.
Для руководителей, которые хотят научиться новому способу мышления и взаимодействия, чтобы высвечивать и максимально использовать не только сильные стороны, но и особенности, которые кажутся слабостями, у каждого сотрудника и всей команды. Задействовать потенциал тех, кто есть, вместо того, чтобы увольнять или заставлять меняться.
Почему стоит участвовать в этой программе:
Почему имеет смысл учиться у нас:
Ведущие программы
Марина Захарова
Психолог. Коуч. Ведущая программ системной подготовки коучей. Управляющий партнер «Академии Трансформационного коучинга и Лидерства» (ATCL). Руководитель направления оценки и развития. Соавтор проекта «Хореография отношений».
Сертифицированный мастер-практик НЛП (P.Wrycza, M.Atkinson, А Виноградов); сертифицированный практик трансформационного коучинга (IATCL, P.Wrycza) и executive коучинга (J. Ardui).
Тренер-консультант ряда ведущих российских компаний: «Ковровский механический завод», «Су – 155», «Лайф-факторинг», КГ «НЭО Центр», Холдинг «ЕВРОЦЕМЕНТ груп», Холдинг «СТС Медиа», «Servier», «Дежурные аптеки», «Эконика-обувь», «Интеркомп», ВТБ24, СДМ-банк, ЮниКредит Банк, «Intermark Auto» и др.
Наталья Дудыкина
Коуч, консультант, ведущая программ системной подготовки коучей. Управляющий партнер «Академии Трансформационного Коучинга и Лидерства» (ATCL). Руководитель открытых и корпоративных программ. Соавтор проекта «Хореография отношений».
Имеет 10-летний опыт работы в консультировании людей и организаций. В своей работе особое внимание уделяет максимальному раскрытию личного и профессионального потенциала человека, развитию осознанности.
Дипломированный специалист в области экономики и финансов, организационной психологии и психологического консультирования (ВШП ИП РАН), психологии профессиональной коммуникации (Erickson University International). Сертифицированный мастер-практик НЛП (P.Wrycza, M.Atkinson).
Сертифицированный практик трансформационного коучинга (P.Wrycza), executive коучинга (J.Ardui)
Тренер-консультант ряда ведущих российских компаний: «Ковровский механический завод», «Ланит», «Су – 155», «Лайф-факторинг», консалтинговой группы «НЭО Центр», «Intermark Auto» и др.
Стоимость участия
Стоимость участия в каждом модуле программы – 20 000 рублей.
Комплементарный подход в праве
Современные экономические условия, сложившиеся после вступления России в ВТО, предопределяют субъектам системы регионального предпринимательства в процессе осуществления их деятельности некие сложности. Совокупность влияния положительных и отрицательных факторов как внешнего, так и внутреннего воздействия в связи с расширением экономического пространства получила еще больший масштаб, что является существенным сигналом для субъектов в порядке построения предпринимательской деятельности в регионе [2].
В соответствии со сложившимся международным, межрегиональным, территориальным разделением труда основные факторы, влияющие на развитие системы предпринимательства являются существенными для ведения бизнеса и получения прибыли субъектами. Регион, как субъект Российской Федерации имеет, определенные специфические экономические условия ведения предпринимательской деятельности для малого бизнеса. По своему географическому, природно-климатическому, ресурсному, положению факторы, связанные с конкретным регионом, в котором ведется предпринимательская деятельность, будут иметь определенные различия. В связи с чем важно заложить в основу механизма регулирования системы предпринимательства сущностные компоненты регионального развития, а именно личностный, ресурсный и стратегическо-экономический потенциалы [5].
В первую очередь личностный потенциал определяет способность к умножению своих внутренних возможностей, способности к росту и развитию. Далее ресурсный потенциал, представляющий собой совокупность, стоимость и уровень использования доступных ресурсов хозяйственного звена, то есть региона, даст возможность путем их освоения, переработки удовлетворять общественные потребности. И к тому же стратегическо-экономический потенциал – это некая интегральная оценка потенциальных возможностей – личного потенциала, заключенных в ресурсном потенциале, позволит их выгодно реализовать для достижения экономического эффекта. Стратегический потенциал системы предпринимательства в регионе строится на обоснованных управленческих решениях и включает в себя общую конкурентную, портфельную стратегию и стратегию диверсификации. По нашему мнению, экономический потенциал региона представляет собой уровень возможностей для обеспечения эффективности производства и реализации продукции, обусловленный имеющимися в его распоряжении ресурсами и способностью к их эффективному использованию и воспроизводству [4].
Как следствие вышеизложенного, построение механизма поддержки системы предпринимательства на региональном уровне должно основываться на понятии комплементарности.
Этимология термина «комплементарность» восходит к латинскому – complementum – дополнение. Исходя из этого содержания, понятие комплементарности дает возможность отразить самые разные стороны, окружающие систему предпринимательства.
Можно констатировать, что в современном научном знании термин «комплементарность» (наряду со своими содержательными аналогами комплиментарность», «дополнительность») широко применяется в самых различных познавательных ситуациях. Он «перекочевал» из естественнонаучных дисциплин в гуманитарные и социально-экономические, и частота его употребления (только в Рунете зафиксировано около тысячи различного рода работ, где используется данное понятие) говорит не только о появлении нового научного слова, но и о серьезном методологическом поиске, необходимости обновления, соответствующего современным реалиям методологического инструментария.
Авторская разработка комплементарного механизма регулирования региональной системы предпринимательства представлена на рисунке.
Комплементарный механизм развития региональной системы предпринимательства
Запустить в действие такой механизм конечно, непросто, но возможно, если поэтапно соблюдать предложенную последовательность, а именно этапы подготовки, введения и развития.
Подготовительной фазой в разработке механизма отмечаем этап выделения сущностных компонентов, лежащих в основе системы регионального предпринимательства, путем проведения детального анализа положения дел в нужный период исследования в рассматриваемой сфере в зависимости от видов деятельности субъекта и расчет показателей в соответствии с системой оценки эффективности четырех видов деятельности: инновационной, производственной, управленческой и социальной.
Отметим, что оценка результативности деятельности предпринимательства основывается на системном подходе, позволяющем объединить множество связей как друг с другом, так и с внешней макросредой. При этом управление эффективностью подразумевает оценку всех существующих аспектов системы предпринимательства с помощью различных показателей.
Далее, ключевая роль в функционировании механизма должна принадлежать государству, именно оно на различных этапах сначала подготавливает его, затем вводит в действие и вводит и контролирует дальнейшее развитие.
Именно государство обеспечивает возможность развития реальному сектору экономики, учитывая сбалансированность и обеспечение интересов всех его участников в целях получения социально-экономического и финансового результата.
При этом субъекты системы предпринимательства получают конкретный финансовый, а государство – определенный социально-экономический результат, выражающийся в увеличении рабочих мест, повышении уровня жизни населения. Решающее значение для обеспечения устойчивости развития предпринимательских структур имеет не степень их регулирования государством, а качество этого регулирования, здесь и помогает комплементарный подход, дополняющий взаимодействия элементов, регулирующий процесс разработки и принятия управленческих решений по достижению стратегических целей, направленных на обеспечение перспективного развития предпринимательских структур.
На сегодняшний день, чтобы сделать конкурентоспособными субъекты системы предпринимательства, необходимо повысить заинтересованность субъектов в результатах своей деятельности, то есть заставить их работать на результат. Для этого нужно исключить слабые стороны и активизировать сильные, для достоверной оценки собственных возможностей в конкурентной борьбе и разработке мер и средств повышения степени устойчивости положения на рынке [6].
Необходимо забывать и тот факт, что с позиции комплементарного подхода принципиальной особенностью, например, субъекта предпринимательства как открытой системы является присутствие человека в качестве активного элемента системы.
На этапе развития, с целью обеспечения динамичного и долгосрочного роста необходимо иметь различные варианты стратегий, начиная от краткосрочных и заканчивая долгосрочными мерами, рассчитанными на ближайшие 5–10 лет.
Вопросы экономической устойчивости субъектов предпринимательства, рассматриваются, прежде всего, во взаимосвязи с их финансовым положением, а именно – финансовой устойчивостью, показатели которой, как правило, используются и для количественной оценки экономической устойчивости.
Обобщая, отметим, что перспективное и стабильное развитие субъектов системы предпринимательства формируется в первую очередь за счёт управляемости со стороны государства и адаптивности с его поддержкой к внешним условиям.
Управляемость представляет собой свойство адекватного реагирования на управляющие воздействия. Категория надежности здесь определяется как взаимообратная известной в экономической литературе категории риска. Осуществление взаимоувязки риска и надежности представляется продуктивным, поскольку в этом случае при принятии управленческих решений в дополнение к инструментарию современного риск-менеджмента могут быть использованы определенные аналогии из аппарата теории надежности сложных технических систем. Кроме того, указанная связка является удобной при моделировании количественных оценок в целях измерения уровня риска либо надежности [3].
Все этапы механизма последовательно осуществляются, показывая тесную взаимосвязь между составляющими элементами, что проявляется в присутствии составляющей финансовой устойчивости внутри каждого из этих понятий.
На последнем этапе – этапе развития, в зависимости от вариантов определяется уровень функционирования предпринимательских структур, и, как следствие, если это перспективное или стабильное развитие, то экономика страны получает социально-экономический и финансовый эффект. Если состояние у субъекта близко к банкротству, то необходимо применять различные варианты финансового оздоровления.
При выборе наиболее рационального из множества альтернативных вариантов может быть рекомендована следующая методика [1].
Осуществляется разработка сценариев выхода из кризисной ситуации (варианты сценариев) (i = 1,…, m):
j = 1 – внешнее управление,
j = 2 – финансовое оздоровление,
Для каждой ситуации по каждому сценарию рассчитывается соответствующий показатель NPV. Вместе они составляют матрицу 
Специфика указанных расчётов состоит в том, что в рамках каждого сценария исследуются действия механизма поддержки. А именно: закладываются потенциальные возможности повышения его адаптивности различными способами, например, путём создания резервов, другого рода избыточности, страхования ответственности и т.д.
Одновременно в процессе реализации сценария используют соответствующие способы маневрирования в зависимости от изменений внешней среды (как «отрицательных», так и «положительных»).
Опираясь на процедуры опроса экспертов и обработки их результатов, на понятие субъективной вероятности, можно на множестве сценариев задать априорное распределение вероятностей, отличное от равномерного.
В этом случае простейшим критерием принятия решений по выбору оптимального сценария является максимизация математического ожидания NPV
(1)
где М – оператор математического ожидания;
NPVi – случайная величина, принимающая с некоторыми вероятностями одно из трёх значений.
Недостатком целевого показателя Qi, i = 1,…,m, является то, что он не учитывает рассеяния NPV. В принципе практически достаточную информацию о случайных величинах и случайных процессах, необходимую для оценки экономических показателей, содержат моментные характеристики первого и второго порядков. С учётом данного обстоятельства для показателя Qi можно предложить следующие выражения:
Qi = M(NPVi)/δ(NPVi), i = 1,…, m, (2)
Qi = M(NPVi) – k×δ(NPVi), k ≥ 0, i = 1,…, m, (3)
где δ – оператор среднего квадратического отклонения.
В завершение отметим, что представленный комплементарный механизм поддержки системы предпринимательства на региональном уровне состоит из трех этапов и включает комплекс процедур государственного регулирования, позволяющих принимать обоснованные решения по эффективному управлению и обеспечению устойчивого развития предпринимательских структур, демонстрирующий возможность учета, сбалансирования и обеспечения интересов его участников в целях получения социально-экономического и финансового результата.
§ 2. Комплементарная теория
В свете комплементарной теории, конкурентный подход, в соответствии с которым международное гуманитарное право исключает применимость международного права прав человека, идет вразрез с текстами международных договоров, а также с практикой международных организаций, международных судебных и квазисудебных органов.
Тексты международных договоров по правам человека не только не исключают применимости других норм международного права, в частности международного гуманитарного права, но и содержат ссылки, прямо указывающие на это.
Статья 4 Международного пакта о гражданских и политических правах, ст. 15 Конвенции о защите прав человека и основных свобод и ст. 27 Американской конвенции о правах человека указывают на то, что меры, принимаемые в отступление от соблюдения каталога содержащихся в них прав и свобод, не должны быть «несовместимы с другими обязательствами по международному праву».
В свою очередь, тексты международных договоров по международному гуманитарному праву не содержат прямых указаний на то, что в вооруженных конфликтах действуют исключительно нормы, предусмотренные этими источниками. Наоборот, ст. 72 и п. 8 ст. 75 Первого Дополнительного протокола прямо предусматривают применимость иных норм международного права. В статье 72 установлено, что положения, содержащиеся в разд. III этого Протокола, «являются дополнением к нормам, касающимся гуманитарной защиты гражданских лиц и гражданских объектов, находящихся во власти стороны, участвующей в конфликте, которые содержатся в Четвертой конвенции, в частности в ее частях I и III, а также к другим применяемым нормам международного права, относящимся к защите основных прав человека в период международных вооруженных конфликтов». В статье 75, п. 1-7 которой принято
«ни одно из положений настоящей статьи не может быть истолковано как ограничивающее или умаляющее любое другое более благоприятное положение, предоставляющее лицам, о которых говорится в пункте 1, большую защиту в соответствии с любыми применяемыми нормами международного права». Исходя из того, что в п. 1 этой статьи закреплено, что предусмотренные в ней правила применяются, только если большая защита не предоставляется лицам, находящимся во власти стороны конфликта, Женевскими конвенциями и Первым Дополнительным протоколом, упоминание в п. 8 ст. 75 «любых применяемых норм международного права» не ограничено нормами международного гуманитарного права.
Договоры по международному гуманитарному праву содержат понятия, раскрыть которые невозможно, не опираясь на источники международного права прав человека. В качестве примера можно сослаться на включенное в п. 1 (d) общей ст. 3 четырех Женевских конвенций 1949 г. правило о том, что запрещаются «осуждение и применение наказания без предварительного [297] судебного решения, вынесенного надлежащим образом учрежденным судом, при наличии судебных гарантий, признанных необходимыми цивилизованными нациями».
Изменение в подходе к соотношению международного гуманитарного права и международного права прав человека началось в середине 60-х гг. ХХ в. и было обусловлено двумя факторами. На универсальном уровне были приняты
основные международные договоры по правам человека, в которых было установлено, что от ряда прав и свобод нельзя делать отступления ни при каких обстоятельствах. Это означало только то, что действие прав человека, пусть и в несколько усеченном виде, продолжается даже в условиях вооруженного конфликта. Если же государство не сделает отступление, соответствующий международный договор должен применяться в полном объеме. Другим фактором, повлиявшим на изменение подхода к соотношению международного права прав человека и международного гуманитарного права, стало увеличение числа вооруженных конфликтов немеждународного характера. Эти конфликты поставили на повестку дня необходимость международного закрепления правил, направленных на защиту жертв немеждународных конфликтов. Лаконичных положений ст. 3, общей для четырех Женевских конвенций, было явно недостаточно. По большому счету, эта задача не была решена и после принятия Второго Дополнительного протокола 1977 г. Между тем для регулирования немеждународных конфликтов, зачастую возникавших между
правительственными вооруженными силами и неправительственными организованными вооруженными группами, вполне могли применяться нормы международного права прав человека: к примеру, право на жизнь, а также право на свободу и неприкосновенность личности.
Обратимся далее к исследованию позиции Организации Объединенных Наций по данному вопросу. Период с 1945 г. до примерно середины 60-х гг. ХХ в. был связан со становлением международного права прав человека: в 1948 г. Генеральной Ассамблеей была принята Всеобщая декларация прав человека, в недрах Комиссии по правам человека разрабатывались тексты будущих международных пактов.
Таким образом, было бы несправедливо утверждать, что с 1945 г. до середины 60-х гг. ХХ в. регулирующее воздействие источников международного права прав человека на отношения сторон в вооруженных конфликтах вообще не признавалось. Вместе с тем отрасль международного права прав человека делала свои первые шаги, и в силу объективных причин ни в доктрине, ни на практике серьёзного значения выяснению соотношения норм этой отрасли с нормами международного гуманитарного права не уделялось.
Новый период в эволюции подходов к соотношению норм этих двух отраслей принято связывать с принятием Генеральной Ассамблеей ООН 19 декабря 1968 г. резолюции под названием «Уважение прав человека в период вооруженных конфликтов». [302] Несмотря на упоминание в названии прав человека, в тексте этого документа содержались три основных принципа международного гуманитарного права: ограниченность права выбора сторонами средств и методов ведения войны; запрещение нападений на гражданское население; обязанность проводить различие между лицами, участвующими в военных действиях, и гражданским населением.
вооруженных конфликтов на необходимость соблюдения не только
При рассмотрении Международным судом запроса о правовых последствиях возведения стены на оккупированной палестинской территории Израиль отрицал применимость международных договоров по правам человека, включая Международный пакт о гражданских и политических правах, обосновывая свою позицию тем, что «гуманитарное право предоставляет защиту в ситуациях конфликта, каковой и является ситуация на Западном берегу и в секторе Газа, в то время как международные договоры по правам человека
В качестве следующего этапа анализа необходимо обратиться к практике международных судебных и квазисудебных органов по правам человека. При
этом, однако, необходимо учитывать, что формирование используемых ими подходов к соотношению международного гуманитарного права и международного права прав человека происходило в рамках установленной соответствующими договорами юрисдикции, а также применимого права. Каждый из этих органов наделен компетенцией применять соответствующий международный договор по правам человека, однако договорные положения не существуют в некоем правовом вакууме и в случае применения к ситуациям вооруженных конфликтов и оккупации вполне могут толковаться в свете норм международного гуманитарного права. Именно на это указывает п. 3 «с» ст. 31 Венской конвенции о праве международных договоров, в котором зафиксировано, что при толковании должны учитываться «любые соответствующие нормы международного права, применяемые в отношениях между участниками». Таким образом, системное толкование положений международных договоров по правам человека позволяет международным судебным и квазисудебным органам учитывать положения международного гуманитарного права.
Что касается применения ЕСПЧ Конвенции о защите прав человека и основных свобод, то с момента ее вступления в силу на европейском континенте имели место несколько вооруженных конфликтов. Это вторжение Турции на территорию Кипра и последующая оккупация Северного Кипра, приднестровский, нагорно-карабахский, грузино-абхазский и грузино-осетинский конфликты, конфликты в Чечне, в Югославии, в Южной Осетии, а также на востоке Украины. При этом турецко-кипрский, российско-грузинский конфликты и некоторые конфликты на территории бывшей Югославии носили характер международных, остальные квалифицировались как вооруженные конфликты немеждународного характера. Квалификация вооруженных столкновений в юговосточной Анатолии (борьба турецкого правительства против членов Рабочей партии Курдистана), равно как и контртеррористических операций Российской Федерации с точки зрения международного гуманитарного права может варьироваться в зависимости от конкретных обстоятельств инцидента, и, соответственно, далеко не все случаи применения силы подпадают под понятие «вооруженный конфликт». В целом, практика ЕСПЧ (до 1998 г. и Европейской комиссии по правам человека) в отношении применения Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней в вооруженных конфликтах долгое время была достаточно скудна.
Международное гуманитарное право было впервые применено ЕСПЧ напрямую в деле «Кононов против Латвии» [328] [329] [330] [331] [332] при рассмотрении вопроса о том, имело ли место нарушение ст. 7 Конвенции, запрещающей придание обратной силы уголовному закону. Для установления права, действовавшего на момент совершения партизанским отрядом под руководством Кононова акции возмездия в отношении жителей деревни, которые оказали помощь СС в поиске партизан, Суду было необходимо выяснить, какие нормы международного гуманитарного права были применимы к этому случаю. Таким же образом не может помочь в определении позиции ЕСПЧ по вопросу о соотношении гуманитарного права и Конвенции о защите прав человека и основных свобод решение по делу о
массовом расстреле в Катыни, где также были упомянуты источники
В свою очередь, Межамериканская комиссия по правам человека
Более развернуто Межамериканская комиссия осветила этот вопрос в деле «Абелла и другие против Аргентины», указав сразу на несколько оснований, предоставляющих ей компетенцию применять международное гуманитарное
В-третьих, как указала Комиссия, п. 1 ст. 27 Конвенции предусматривает, что меры, принимаемые государствами-участниками по отступлению от ряда ее положений, не должны быть несовместимыми с другими обязательствами по международному праву, и в то время как под «другими обязательствами» нельзя понимать абсолютно все международно-правовые обязательства, положения международного гуманитарного права как регулирующие права человека в ситуации вооруженного конфликта обязательно должны подпадать под эту
Наконец, в-четвертых, обратившись к п. (b) ст. 29 Конвенции, в соответствии с которым не допускается толкование Конвенции, ограничивающее
Подход к применению международного гуманитарного права,
использованный Комиссией, был отвергнут Межамериканским судом по правам человека как выходящий за пределы компетенции, которой наделены эти органы в соответствии с Американской конвенцией о правах человека. Все точки над «і» были расставлены этим Судом при рассмотрении предварительных
возражений Колумбии по делу «Лас Пальмерас» в 2000 г. Это дело касалось
Из умозаключений, приведенных в решении, логически можно вывести, что Межамериканский суд по правам человека рассудил, что он может использовать
Действительно, спустя несколько месяцев, 25 ноября 2000 г., в решении по делу «Бамака Веласкес против Гватемалы» Межамериканский суд по правам человека уточнил свою позицию, рассуждая именно в таком ключе. В этом решении, опираясь на п. «b» ст. 29 Конвенции, предусматривающий, что ее положения не должны пониматься как «ограничивающие обладание или использование любого права или свободы, признанных посредством национального законодательства государства-участника или другими
«принимать во внимание, в качестве дополнительных средств определения принципов права, другие общие или специальные международные конвенции, устанавливающие правила, явно признанные государствами-членами Организации Африканского Единства, африканскую практику, совместимую с международными нормами по правам человека и народов, обычаи, общепризнанные в качестве права, общие принципы права, признанные
мотивировочной части доклада и в резолютивную часть не вошли.