за что сидим по совести не знаем но прокуроры видимо правы

Какой-то литератор пробовал присочинить к песне еще куплет и показал его Алешковскому, которому куплет крайне не понравился:

Для вас в Москве построен «Дом подарков»,
Сам Исаковский пишет оды вам,
А здесь в тайге читает нам Петрарку
Фартовый парень Оська Мандельштам.

На сотни верст вокруг тайга густая,
А конвоиры – суровы и грубы…
И вот сижу я в Туруханском крае,
Где при царе сидели в ссылке Вы.

То дождь, то снег, то мошкара над нами,
А мы в тайге с утра и до утра.
Вы здесь из искры разжигали пламя,
Спасибо Вам, я греюсь у костра…

В чужих грехах мы сразу сознавались,
Этапом шли навстречу злой судьбе.
Мы так Вам верили, товарищ Сталин,
Как, может быть, не верили себе.

Вчера мы хоронили двух марксистов.
Мы их не покрывали кумачом…
Один из них был правым уклонистом,
Другой, как оказалось, ни при чем!

Для Вас открыт в Москве музей подарков
И Исаковский пишет песни Вам.
А у костра читает нам Петрарку
Фартовый парень Ося Мандельштам.

На Вас сияют ордена, медали,
А наша жизнь не стоит пятака…
Вот вы семь раз из ссылки убегали,
А я ни разу не сумел пока.

Не спите Вы осенними ночами,
Прислушиваясь к шороху дождей.
А мы лежим на нарах штабелями,
Ведь нам чужда бессонница вождей.

Вы снитесь мне, когда в партийной кепке
И в кителе идете на парад…
Мы ж рубим лес, а сталинские «щепки»,
Как прежде во все стороны летят!

Живите сотню лет, товарищ Сталин!
И пусть в тайге придется сдохнуть мне,
Росло бы только производство стали
На душу населения в стране!

Запрещенные песни. Песенник. / Сост. А. И. Железный, Л. П. Шемета, А. Т. Шершунов. 2-е изд. М., «Современная музыка», 2004

2. Иосиф Сталин, Вы большой ученый

За что сижу, по совести, не знаю,
Но прокуроры, как видимо, правы,
И вот сижу я в Туруханском крае,
Где при царе сидели в ссылке Вы.

Вчера мы хоронили двух марксистов,
Тела их не закрыли кумачом,
Один из них был ярым чифиристом,
Другой, как оказалось, не причем.

Так вот, прощай, прощай, моя Одесса!
Тебя люблю я, люблю твои огни.
Своею белою рукой, моя Одесса,
Ты помани, ты помани, ты помани!

3. Песня о Сталине

За что сижу, воистину не знаю,
Но прокуроры, видимо, правы,
Сижу я нынче в Туруханском крае,
Где при царе сидели в ссылке вы.

В чужих грехах мы с ходу сознавались,
Этапом шли навстречу злой судьбе,
Мы верили вам так, товарищ Сталин,
Как, может быть, не верили себе.

И вот сижу я в Туруханском крае,
Где конвоиры, словно псы, грубы,
Я это все, конечно, понимаю,
Как обостренье классовой борьбы.

Вам тяжелей, вы обо всех на свете
Заботитесь в ночной тоскливый час,
Шагаете в кремлевском кабинете,
Дымите трубкой, не смыкая глаз.

И мы нелегкий крест несем задаром
Морозом дымным и в тоске дождей,
Мы, как деревья, валимся на нары,
Не ведая бессонницы вождей.

Вы снитесь нам, когда в партийной кепке
И в кителе идете на парад.
Мы ж рубим лес по-сталински, а щепки,
А щепки во все стороны летят.

Вчера мы хоронили двух марксистов.
Тела одели ярким кумачом,
Один из них был правым уклонистом,
Другой, как оказалось, ни при чем.

Дымите тыщу лет, товарищ Сталин,
И пусть в тайге придется сдохнуть мне,
Я верю: будет чугуна и стали
На душу населения вполне.

Блатная песня: Сборник. – М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2002

4. Товарищ Сталин, Вы большой ученый

За что сижу, по совести, не знаю,
Но прокуроры, как всегда, правы,
И вот сижу я в Туруханском крае,
Где при царе сидели в ссылке вы.

И вот сижу я в Туруханском крае,
Где часовые грубы и строги,
Я это все, конечно, понимаю
Как обостренье классовой борьбы.

Всю жизнь в грехах мы с ходу сознавались,
Этапом шли навстречу злой судьбе.
Мы так вам верили, товарищ Сталин,
Как, может быть, не верили себе.

Товарищ Сталин, ты не спишь ночами,
Прислушиваясь к шороху дождей,
А мы лежим на нарах штабелями,
И нам чужда бессонница ночей.

Вчера мы хоронили двух марксистов,
Мы их не накрывали кумачом,
Один из них был правым уклонистом,
Другой, как оказалось, ни при чем.

Живите тыщу лет, товарищ Сталин,
И пусть в тайге сгнивать придется мне,
Я верю будет чугуна и стали
На душу населения вдвойне.

5. Песня о Сталине

За что сижу, воистину не знаю,
но прокуроры, видимо, правы,
сижу я нынче в Туруханском крае,
где при царе бывали в ссылке вы.

В чужих грехах мы с ходу сознавались,
этапом шли навстречу злой судьбе,
мы верили вам так, товарищ Сталин,
как, может быть, не верили себе.

И вот сижу я в Туруханском крае,
где конвоиры, словно псы, грубы,
я это все, конечно, понимаю,
как обостренье классовой борьбы.

вам тяжелей, вы обо всех на свете
заботитесь в ночной тоскливый час,
шагаете в кремлевском кабинете,
дымите трубкой, не смыкая глаз.

И мы нелегкий крест несем задаром
морозом дымным и в тоске дождей,
мы, как деревья, валимся на нары,
не ведая бессонницы вождей.

Вы снитесь нам, когда в партийной кепке
и в кителе идете на парад.
Мы рубим лес по-сталински, а щепки,
а щепки во все стороны летят.

Вчера мы хоронили двух марксистов,
тела одели ярким кумачом,
один из них был правым уклонистом,
другой, как оказалось, ни при чем.

Дымите тыщу лет, товарищ Сталин,
и пусть в тайге придется сдохнуть мне,
я верю: будет чугуна и стали
на душу населения вполне.

6. Товарищ Сталин, вы большой ученый

Товарищ Сталин, вы большой ученый
В языкознаниях познавший толк,
А я простой советский заключенный
И мой товарищ серый брянский волк.

За что сижу, я сам про то не знаю,
Но прокуроры, видимо, правы.
И вот сижу я в Туруханском крае,
Где при царе бывали в ссылке вы.

В чужих краях мы сходу сознавались,
Этапом шли навстречу злой судьбе.
Но верили вам так, товарищ Сталин,
как, может быть, не верили себе.

И вот сижу я в Туруханском крае,
Где конвоиры грубы и глупы.
Я это все, конечно, понимаю
Как обостренье классовой борьбы.

Я вижу вас как вы в спортивной кепке
И в кителе спешите на парад.
Мы рубим лес, а сталинские щепки,
Как брызги во все стороны летят.

Мы наш нелегкий крест несем задаром,
Морозом дымным и в тоске дождей.
И как деревья валимся на нары,
Не ведая бессонницы вождей.

То дождь, то снег, то мошкара над нами,
А мы в тайге с утра и до утра.
Вы тут из искры раздували пламя.
Спасибо вам, я греюсь у костра.

Вчера мы хоронили двух марксистов.
Мы их не накрывали кумачом.
Один из них был левым уклонистом,
Другой, как оказалось, ни при чем.

Песни узников. Составитель Владимир Пентюхов. Красноярк: Производственно-издательский комбинат «ОФСЕТ», 1995. (Песни политзеков собраны в основном от самих бывших политзеков в 1991 году во время экспедиции на борту дизельэлектрохода «Латвия» по Енисею от Красноярска до Норильска, посвященной памяти жертв сталинских лагерей).

Источник

Имя на поэтической поверке. Юз Алешковский

Песня «Товарищ Сталин, вы большой учёный…».

Запретность и крамольность этой песни даже в 60-е годы, после разоблачительных съездов партии, была явно ощутима, но тяга к таким песням была неосознанным порывом к правде…
Песня стала хрестоматийной.

Но эта тонкая ниточка правды, вплелась в общий поток песенного свободомыслия, которое, в свою очередь соединилось с новой поэзией и прозой, с кинематографом 60-х с неордоксальным мышлением физика Андрея Сахарова.
Эта ниточка правды, держась за которую, можно было карабкаться вверх, распрямиться, встать с колен и идти к свету, к свободе, освобождая себя от рабского сознания и унижения, к своему человеческому достоинству:

«Товарищ Сталин вы большой учёный…»

За что сижу, воистину не знаю,
Но прокуроры, видимо, правы,
Сижу я нынче в Туруханском крае,
Где при царе сидели в ссылке вы.

В чужих грехах мы сходу сознавались,
Этапом шли навстречу злой судьбе,
Мы верили вам так, товарищ Сталин,
Как, может быть, не верили себе.

И вот сижу я в Туруханском крае,
Где конвоиры, словно псы, грубы,
Я это всё, конечно, понимаю,
Как обостренье классовой борьбы.

То дождь, то снег, то мошкара над нами,
А мы в тайге с утра и до утра,
Вы здесь из искры разводили пламя –
Спасибо вам, я греюсь у костра.

Вам тяжелей, вы обо всех на свете
Заботитесь в ночной тоскливый час,
Шагаете в кремлёвском кабинете,
Дымите трубкой, не смыкая глаз.

И мы нелёгкий крест несём задаром
Морозом дымным и в тоске дождей,
Мы как деревья, валимся на нары.
Не ведая бессонницы вождей.

Вы снитесь нам, когда в партийной кепке
И в кителе идёте на парад.
Мы рубим лес по-сталински, а щепки
А щепки во все стороны летят.

Вчера мы хоронили двух марксистов,
Тела одели ярким кумачом,
Один из них был правым уклонистом,
Другой, как оказалось, ни при чём.

Он перед тем, как навсегда скончаться,
Вам завещал последние слова:
Велел в евонном деле разобраться
И тихо вскрикнул: «Сталин – голова!».

Дымите тыщу лет, товарищ Сталин,
И пусть в тайге придётся сдохнуть мне,
Я верю: будет чугуна и стали
На душу населения вполне.

Стихотворение принадлежит Юзу Алешковскому, русскому прозаику поэту и сценаристу, автору-исполнителю песен.

Юз Алешковский – Иосиф Ефимович Алешковский родился 21 сентября 1929 года в Красноярске, в еврейской семье майора Хаима Иосифовича Алешковского, участника Великой Отечественной войны, кавалера ордена Красной Звезды,1945 года и матери Веры Абрамовны Алешковской.

Когда Юз был ребёнком, семья переехала в Москву, где он поступил в школу.

За время учёбы Юз сменил несколько школ, в шестом классе был оставлен на второй год и, в конце концов исключён из школы.
О себе Юз Алешковский написал так:

«Я был весельчаком, бездельником, лентяем, хулиганом, негодяем, курильщиком, беспризорником, хотя часто помогал, матери по дому, страстно интересовался тайнами деторождения, отношения полов, устройства вселенной, происхождения видов растений, животных и социальных несправедливостей, а также успел читать великие сочинения Пушкина, Дюма, Жюль Верна и Майн Рида.

Я даже успел поработать полгода на заводе, но школу кончить и ВУЗ так и не успел, о чём нисколько не печалюсь…»

В 1940 году вместе с воинской частью отца находился в Латвии, перед войной вернулся в Москву. Во время Великой Отечественной войны, с матерью и братом Марком, уехал в эвакуацию в Омск.

В 1947 году был призван на службу на Тихоокеанский военно-морской флот, где за угон машины секретаря крайкома ВКП (б), в 1949 году, был приговорён к четырём годам заключения.

С 1950 по 1953 год отбывал наказание в лагере.

Вот как об этом периоде жизни вспоминал Юз Алешковский:
«Я сам был в молодости такой – гиперактивный.

Я в лагерь загремел потому, что мы с друзьями – я служил на флоте – угнали автомобиль секретаря Приморского крайкома ВКП (б), не чтоб украсть, а чтоб быстрей доехать, на поезд опаздывали.

Кто знал, что это автомобиль секретаря?

Нас остановил патруль, мы подрались с патрулём, я размахивал ремнём, кричал: «Полундра…!».

Получил четыре года. Мог получить меньше, но ушёл в глухую несознанку: «Был смертельно пьян, ничего не помню».

В лагере было значительно легче, чем во флоте. Во флоте я непрерывно залетал на губу. Армейская дисциплина не для меня совершенно».

После освобождения работал на стройке, шофёром на целине и с 1955 года на «аварийке» в тресте «Мосводопровод».

С 1959 года начал писать песни на свои стихи.

С 1965 года начал зарабатывать себе на жизнь литературным трудом.

Юз Алешковский официально считается автором детских книг и сценариев для кино и телевидения:

Неофициально Юз Алешковский выступал как исполнитель собственных песен, из которых наибольшее распространение получила: «Песня о Сталине», более известная как «Товарищ Сталин вы большой учёный».

Уже позднее обнаружилось, что это были газетные ответы товарища Сталина другим товарищам так сказать, в порядке дружеской дискуссии равных.

Наиболее знаменитые, у Юза Алешковского, только 4-е песни, из 16-ти написанных им:

«Товарищ Сталин вы большой учённый».
«Окурочек».
«Лесбийская».
«Нету чайничков в Москве».

С бардами в те времена, Юз Алешковский никак не пересекался, хотя был знаком и с Владимиром Высоцким, и с Александром Галичем, которого очень любил и считал поэтически недосягаемым для остальных, так называемых бардов.

Дружил Юз Алешковский с замечательным поэтом Германом Плисецким(1931-1992), автором знаменитой поэмы «Труба», 1965 год, посвященной памяти многих сотен людей, искалеченных и погибших в давке 6-го марта 1953 года, во время прощания с покойным Сталиным.

В СССР поэма впервые была опубликована в журнале «Огонёк» №51, 1988 год.

В 1979 году несколько «лагерных» песен Юза Алешковского вошли в безцензурный литературный альманах «Метрополь», выпущенный в СССР в самиздате, а затем опубликованный в США.

Юз Алешковский был вынужден эмигрировать, так как был лишён средств, к существованию, его прекратили повсеместно печатать и ставить на план издание его книг.

У Юза Алешковского, много неповторимой прозы, как для детей, так и для взрослых:

В повести, благодаря приёму – повествованию от лица вора, который после освобождения из лагеря, работая в биологическом институте, раскрывает глупость лысенковской псевдонауки, работает донором, снабжая спермой научно-исследовательскую лабораторию.

«Кыш и Двапортфеля и целая неделя». Детская литература.1970 год.

«Кыш и я в Крыму». Детская литература. 1975 год.

«Маскировка». 1978 год, изд.1980 год. Вся советская действительность представляется маскировкой.

«Рука». 1977 год. Изд.1980 год. Роман развивает тему коммунизма как «современного проявления абсолютного сатанизма».

Собрание сочинений в 3-х томах. Москва изд. ННН – 1996 год.

Вторая жена, с 1976 года, Ирина Феликсовна Алешковская, 1953 года рождения, выпускница Вильнюсского университета, профессор Уэслианского университета, пасынок Даниэль – 1972 года.

Брат – Марк Хаимович Алешковский медиевист и археолог.

Племянник – Пётр Маркович Алешковский – писатель.

Юз Алешковский – лауреат немецкой Пушкинской премии, присуждённой в 2001 году по совокупности – « за творчество, создаваемое писателем с 50-х годов, сделавшее его одним из ведущих личностей русской литературы ХХ века».

21 сентября, сего года Юзу Алешковскому исполнилось 90 лет!

Из поэтического наследия Юза Алешковского.

Я отбывал в Сибири наказанье,
считался работящим мужиком
и заработал личное свидание
с женой любимой собственным горбом.

Я написал: «Явись, жена, соскучился,
здесь в трёх верстах от лагеря вокзал».
Я ждал жену, жрать перестал, измучился
да без конца на крышу залезал.

Заныло сердце, как увидел бедную
согнулась до земли от рюкзака.
Но на неё, на бабу неприметную,
с барачной крыши зарились зека.

Торчал я перед вахтою взволнованно,
там надзиратель делал бабе шмон,
но было мною в письмах растолковано,
как под подол притырить самогон.

Вот заперли нас в комнате свидания,
дурёха ни жива и ни мертва,
а я как на судебном заседании,
краснел и перепутывал слова.

Она присела, милая на лавочку,
а я прилёг на старенький матрац,
вчера здесь спал с женой карманник Лавочкин,
позавчера – растратчик Моня Кац.

Обоев синий цвет изрядно вылинял,
в двери железной кругленький глазок,
в углу портрет товарища Калинина
молчит, как в нашей хате образок.

Дежурные в глазок бросают шуточки,
орут зека тоскливо за окном:
«Отдай, Степан, супругу на минуточку,
на всех её пожиже разведём».

Ах, люди, люди, люди несерьёзные,
вам не хватает нервных докторов,
ведь здесь жена, а не быки колхозные
огуливают вашенских коров.

И зло берёт, и чтой-то жалко каждого…
да с каждым не поделишься женой…
… на зорьке как по сердцу бил с оттяжкою
по рельсу железякою конвой.

Налей, жена, полкружки на прощание,
садись одна в зелёненький вагон,
не унывай, зимой дадут свидание,
не забывай да не меня, вот глупая,
не забывай, как прятать самогон.
1963 год.

Источник

Товарищ Сталин, Вы большой ученый,

В языкознаньи знаете Вы толк,

А я простой советский заключенный,

И мне товарищ — серый брянский волк.

За что сижу, воистину не знаю,

Но прокуроры, видимо, правы.

Сижу я нынче в Туруханском крае,

Где при царе сидели в ссылке Вы.

В чужих грехах мы сходу сознавались,

Этапом шли навстречу злой судьбе.

Мы верили Вам так, товарищ Сталин,

Как, может быть, не верили себе.

И вот сижу я в Туруханском крае,

Где конвоиры, словно псы, грубы.

Я это все, конечно, понимаю,

Как обостренье классовой борьбы.

То дождь, то снег, то мошкара над нами,

А мы в тайге с утра и до утра.

Вы здесь из искры разводили пламя,

Спасибо Вам, я греюсь у костра.

Вам тяжелей, Вы обо всех на свете

Заботитесь в ночной тоскливый час,

Шагаете в кремлевском кабинете,

Дымите трубкой, не смыкая глаз.

И мы нелегкий крест несем задаром

Морозом дымным и в тоске дождей,

Мы, как деревья, валимся на нары,

Не ведая бессонницы вождей.

Вчера мы хоронили двух марксистов,

Тела одели ярким кумачом.

Один из них был правым уклонистом,

Другой, как оказалось, ни при чем.

Он перед тем, как навсегда скончаться,

Вам завещал последние слова,

Велел в евонном деле разобраться

И тихо вскрикнул: «Сталин — голова!»

Вы снитесь нам, когда в партийной кепке

И в кителе идете на парад.

Мы рубим лес по-сталински, а щепки,

А щепки во все стороны летят.

Живите тыщу лет, товарищ Сталин,

И пусть в тайге придется сдохнуть мне,

Я верю, будет чугуна и стали

На душу населения вполне.

Исполнение Владимиром Высоцким (многие по ошибке приписывают его авторство)

Исполнение Юзом Алешковским (автором песни)

Чё, тоже вчера намедни посмотрел

«мы их не накрывали кумачом»

Юз Алешковский, отсидел три года за угон машины.

Гаражи моего района

COVER на песню Владимира Высоцкого

Александр Пушной сделал классный клип кавер на легендарную песню Владимира Высоцкого

Последняя киносъёмка Владимира Высоцкого: за 100 дней до смерти

В видео к посту: фрагмент из последней киносъёмки Владимира Высоцкого. Артист говорит о том, как рождаются его стихи и песни, и поёт свою песню «Кони привередливые».

Мне кажется, Владимир Высоцкий относится к таким артистам, которых поклонники действительно любят. Кому он не нравится – тем не нравится, а уж если кто-то говорит «я люблю Высоцкого», то это действительно любовь: не просто «интересно», «можно иногда послушать», «лежит где-то пластинка», «нравится пара песен», а знает творчество, понимает его позицию, знает тексты, цитирует, принимает таким, каким он был и может рассказать о нём так, что не оставит равнодушным.

Почему поклонники так любят Высоцкого? Возможно, потому, что он действительно творил для них, в людях находил вдохновение и был искренен с ними? Стоя на сцене, он как будто не выступал, а говорил со зрителем, доверяя им свою душу. Наверное, так. В своей последней киносъёмке Владимир Семёнович сказал: «…Я думаю, мне они (слушатели) нужны даже больше, чем я им, потому что у меня есть возможность теперь рассказать такому большому количеству людей, что меня беспокоит и волнует в этой жизни».

Эти слова Владимир Высоцкий сказал во время своей последней киносъёмки, часть которой- в видео к нашему посту. А ещё он говорит о том, как рождаются его стихи и песни, и поёт пронзительную песню «Кони привередливые».

Эта запись была сделана 16 апреля 1980 года, ровно за сто дней до смерти Высоцкого. Тогда Владимир Семёнович в последний раз в жизни приехал в Ленинград, по приглашению режиссёра Владислава Виноградова, для участия в съёмках в картине «Я помню чудное мгновенье…», посвящённой русскому романсу. По замыслу режиссёра, Владимир Высоцкий должен был быть в финальных кадрах со своей песней «Кони привередливые», которую Виноградов для себя расценивал как городской романс. Приезд Высоцкого для этих съёмок переносился несколько раз, так как в это время артист был уже серьёзно болен и часто лежал в 1-й Градской больнице.

Владимир Высоцкий прилетел только на один день и, по воспоминаниям участников съёмок и друзей, в тот день он чувствовал себя не очень хорошо, температурил. Запись проходила на Малой сцене Большого академического драматического театра им. Максима Горького (БДТ), в зале были зрители для создания эффекта концертного выступления. Как принято на телевизионных съёмках, сначала попробовали снять Высоцкого под фонограмму, но имитация пения была не для него… Высоцкий всегда пел только живьём, и для него сделали исключение. После того, как были записаны «Кони привередливые», к счастью, ещё оставалась плёнка, и режиссёр попросил Высоцкого спеть что-нибудь ещё, что он сам предложит. Тогда он спел «Купола российские», «Охоту на волков» и маленькое попурри из военных песен, и ещё удалось записать коротенькое интервью (собственно, это получился монолог). По воле случая, во время записи интервью рядом со звукорежиссёром стоял фотограф Владимир Меклер (о съёмках он узнал от своего друга, работавшего в книжном магазине рядом с Кировским театром и, конечно, помчался туда). В тот день среди многих кадров Меклер сделал фотографию, которая потом стала очень известной: Владимир Высоцкий с гитарой в рубашке навыпуск землистозелёного цвета…

Как и опасался Владимир Высоцкий, кадры с ним не «пропустили», и они не вошли в фильм «Я помню чудное мгновенье», вышедший на ЦТ летом 80-го года. К слову, «компетентные органы» не раз пытались изъять плёнку с записью Высоцкого, но сначала её спрятала монтажница, а затем тайком вынес со студии сам режиссёр. Таким образом запись была сохранена. К счастью, в следующую свою картину «Я возвращаю ваш портрет…» режиссёр Виноградов смог включить и монолог Высоцкого, и песню «Кони привередливые». Правда, фильм вышел на экраны уже спустя три года после смерти Высоцкого.

Фрагмент из этого фильма-концерта мы сейчас и увидим.

Фрагмент фильма-концерта «Я возвращаю Ваш портрет», «Лентелефильм», 1983 год. Источник: канал на YouTube «Советское телевидение. Гостелерадиофонд России», www.youtube.com/c/gtrftv

День рождения поэта

в 1938 году 25 января родился Владимир Семенович Высоцкий, поэт, композитор и актер, оставивший неизгладимый след в памяти его современников.

Владимир Высоцкий «Утренняя гимнастика». (в цвете)

Про песни и их понимание

Прежде всего, прошу прощения у своих подписчиков за то, что воспоминания бывшего следователя прокуратуры и бывшего же руководителя подразделения собственной безопасности не выходили уже две пятницы подряд. Да, я сам в свое время отказался от жесткого пятничного графика, но все равно как-то перед читателями неудобно. Хотя отсутствие постов объясняется весьма прозаически: моя повседневная жизнь не ограничивается только интернетом, она наполнена всякими разными событиями, в силу которых у меня не всегда бывает свободное время, а зачастую даже и соответствующее настроение, чтобы излагать свои псевдомемуары.

Предвидя возможность появления некоторых комментариев к данному посту: нет, не «исписался». Нет, не «высасываю из пальца». Нет, реальных историй у меня осталось еще достаточное количество. Просто сегодня почему-то имеется настроение поделиться вот именно этим, а традиционный пост по повседневную трудовую жизнь российского криминалитета и реалиях борьбы с ним будет в следующую пятницу. Даже поклянусь старой страшной клятвой: чтоб мне на рельсах уснуть. А сегодня просто небольшая жизненная зарисовка, которая кому-то может показаться интересной. Если этим постом обманул чьи-то ожидания – минусите, не стесняйтесь.

Причем как-то люди тогда были проще в вопросе сборищ, что ли, даже и не знаю. К примеру, когда отец получил в конце семидесятых новую трехкомнатную квартиру от большого завода, на котором он тогда работал, то новоселье отмечали всем подъездом дня три, если не больше. Потому что весь подъезд был с одного завода, и все запросто заходили друг к другу замыть это дело. Кстати, первые дни после заселения даже замки на двери квартир не все поставить успели, и в гости могли внезапно вломиться какие-то ужасно радостные люди с семьсот двадцатого цеха со своим пузырем, баяном и пьяными женщинами. При этом их никто почему-то не выгонял, наоборот – они приглашались за стол, и в конце концов уже трудно было понять – где свои, где чужие, кто с семьсот двадцатого, кто с триста сорок второго, кто с отдела главного технолога, а кто с СКБ.

Кстати о баяне. Следует отметить, что эти застолья сопровождались не только выпивкой и закуской, но и пением песен. Песни были самые разные – и народные, и современные на тот момент, возможно под баян, под гармошку, под гитару, возможно и просто так, нестройным (или более-менее стройным) хором. В любом случае – пели все, кто как мог, громко и не очень, но от души. От всей души, причем, а не просто так, для отмазки.

Где-то к четырнадцати годам я, силясь подражать тогдашней моде, научился играть на шестиструнной гитаре. Термин «играть на гитаре» в то время означал наличие навыков брать не только пресловутые «три аккорда» (то есть Am, Dm и E), но еще «звездочку» и «крокодила», а также аккорды с баррэ, и умение бренчать двумя видами «боя» и двумя видами «перебора». Да, вот такие нехитрые навыки требовались в то время, чтобы прослыть гитаристом. Узнать аккорды песен по интернету тогда не представлялось возможным, в печатных изданиях аккорды тоже не публиковали, поэтому приходилось запоминать визуально, как эти песни играют другие пацаны во дворе, либо перерисовывать аккорды от руки под словами песен из чужих тетрадочек, либо подбирать гармонию «на слух» по своим способностям.

Так вот, когда я уже стал «гитаристом», то меня начали приглашать для аккомпанемента на хоровое (и не только) застольное пение. Мне это дело нравилось, потому что практика же. И была одна песня, которую в конце застолий любили петь мои родители, причем обычно вдвоем. Строго говоря, песню эту пел отец, у которого был приятный звучный баритон с легкой хрипотцой, а мать только подпевала. Но в целом у них получалось очень даже замечательно, душевно, что ли, и остальные участники застолья всегда слушали их очень внимательно. Лично мне эта песня в их исполнении очень нравилась, и я даже пытался петь её сам, но мне это явно удавалось не так хорошо. Лажовенько так получалось, скажем прямо.

По прошествии многих лет, когда я сам стал взрослым, женился, развелся, второй раз женился и вообще приобрел достаточное (как мне сейчас кажется) количество жизненного опыта, мне стало ясно, почему эта песня в исполнении моих родителей звучала так душевно. Видимо от того, что песня вызывала у них какие-то очень личные воспоминания, известные только им одним. Но я все равно до сих пор слушаю эту песню, не слишком часто, но тем не менее, причем предпочитаю это делать почему-то в одиночестве.

Вот эта песня (прошу прощения за видеоряд, это не я его прилепил), послушайте её, и может вам тоже станет всё понятно.

Источник