за счет чего существуют церкви
За счет чего существуют церкви
– Отец Пахомий, когда речь заходит о церковных финансах, часто употребляют слово «пожертвование». Какой смысл вкладывают в это понятие?
– Это слово подчеркивает – все, что человек отдает в храм, будь то бескорыстная передача какой-то суммы, оплата треб или приобретение литературы, является его жертвой Богу. Старец Паисий Святогорец часто в своих поучениях говорит о том, что все сделанное человеком для Бога духовно обогащает его самого.
Вообще, христианство – глубоко жертвенная религия. Христианин должен учиться не только принимать, но и отдавать, причем и в самом земном, жизненном смысле этого слова. В советские годы в храмах существовала традиция так называемого «тарелочного сбора», когда бабушки с тарелочками ходили по храму и собирали пожертвования на реставрацию, на общую свечу. С одной стороны – их движение по храму отвлекало прихожан от молитвы, нарушало тишину и благоговение. Но с другой стороны, эти бабушки напоминали прихожанам, что свечи в алтаре, утварь в храме, строительные материалы не появляются сами собой.
История свидетельствует нам о том, что лишь в обществе, где граждане способны не только заботиться о своих нуждах и прихотях, но и жертвовать чем-то ради общего блага, возможно настоящее процветание. К примеру, все мы привыкли к общественному водопроводу. А вот в Коломне первый водопровод был сооружен и содержался на средства почетной гражданки города Марии Николаевны Шевлягиной. Казалось бы, чего ради ей было тратить на чужих людей столько личных денег?
А в селе Кукобой Ярославской области на средства купца Ивана Агаповича Воронина был построен величественный собор в честь Спаса Нерукотворного Образа. Разбогатев, купец не забыл своих односельчан, предложив им на выбор – строительство нового храма или железной дороги до Пошехонья, которое отделяли от села десятки верст непроходимых болот. Тогда сельчанами единодушно был сделан выбор в пользу храма, хотя в селе уже была действующая церковь. Миллиона рублей, щедро выделенных меценатом, хватило и на храм, и на новую школу, и на три каменных здания для больницы и богадельни. Так жертвенный настрой, не только купца-мецената, но и самих сельчан, привел к общественному благу.
В советское время, несмотря на идеологию материализма, дух жертвенности был еще достаточно силен. Например, все мы помним традицию субботников, когда работники той или иной организации приходили потрудиться в выходной день. Кто-то относился к ним с насмешкой, кто-то серьезно, но практически все советские люди добросовестно трудились на субботниках.
Сегодня дух потребительства, расслабленности все больше проникает в нашу жизнь, и даже церковные люди порой воспринимают бесплатный труд в храме или необходимость жертвовать средства на его содержание как тяжкую повинность.
Интересно, что в Русской Зарубежной Церкви просто не может быть построен храм там, где прихожане не готовы или не способны его содержать. А в нашей Церкви жители села или города обращаются к архиерею, чтобы он построил им храм и содержал его. И вот настоятель вынужден искать средства на строительство, просить деньги у людей, далеких от Церкви, идти на большие или малые компромиссы. А церковные люди не дают себе труда задуматься, откуда же у Церкви деньги? На какие средства строятся и восстанавливаются храмы, содержатся приюты и воскресные школы, выплачивается заработная плата священнослужителям и сотрудникам?
– В наши дни многие, даже церковные, люди думают, что государство полностью или частично финансирует Церковь. Так ли это?
– Удивительный парадокс. С одной стороны, все в нашей стране знают, что Церковь еще с 1918 г. отделена от государства, и как только речь заходит об активном участии Церкви в общественной жизни, все об этом вспоминают. Например, когда встает вопрос о преподавании ОПК или Закона Божия в школах. Но с другой стороны, очень многие, в том числе церковные, люди уверены при этом, что государство содержит Церковь за счет налогоплательщиков. И когда начинаешь таким людям объяснять, что храмы существуют за счет пожертвований частных лиц, это вызывает немалое удивление.
В настоящее время никакого постоянного финансирования со стороны государства Церковь не получает. Едва ли не единственный случай, когда государство выделяет средства, связан с реставрацией храмов и монастырей, являющихся памятниками истории и культуры федерального или областного значения. Но для того, чтобы добиться этого финансирования, настоятель и его помощники должны потратить колоссальное количество времени и сил. По точному замечанию нашего владыки Лонгина, для того чтобы получить рубль государственных денег, нужно истратить килограммы бумаги на кипы документов.
Получается, что государство сначала отняло у Церкви имущество – храмы, церковную утварь, довело его до жалкого состояния, а теперь с трудом возвращает, да еще и на уровне законодательного регулирования требует, чтобы реставрация и восстановление велись на профессиональном уровне.
Но при этом стабильных источников дохода у Русской Церкви нет. Между тем во многих европейских странах Церковь владеет недвижимостью, за счет которой осуществляются реставрационные, благотворительные и образовательные проекты. А в нашей Церкви и содержание храмов, и внешняя деятельность осуществляются за счет пожертвований прихожан и спонсоров.
– Когда речь заходит о пожертвовании, чаще всего мы воспринимаем его в денежном или, по крайней мере, в материальном эквиваленте. Но не секрет, что большинство прихожан православных храмов имеют доход средний и ниже среднего, а кто-то вообще живет за чертой бедности. Что делать такому человеку? Ведь даже если он отдаст половину своего дохода, его пожертвование вряд ли будет для кого-то заметным.
– Ничего подобного. Мне вспоминается случай, рассказанный моим знакомым священником из Кишинева. Его назначили настоятелем разрушенного храма, над восстановлением которого трудились все прихожане. Кто-то принимал личное участие в строительных работах, кто-то жертвовал деньги, кто-то – стройматериалы. И вот к батюшке подошла одна старенькая прихожанка и спросила, что ей делать. Сил для работы у нее нет. Пенсию она получает столь маленькую, что даже если она отдаст ее целиком, на эти средства ничего нельзя будет сделать. На что священник ей ответил: «А ты поди, сядь возле храма и молись». И кто знает, может, благодаря ее молитве кого-то Бог уберег от несчастного случая на стройке, а чье-то сердце смягчилось, и он решил пожертвовать денег на строительство.
Что-то – деньги, время, силы, таланты, знания – может жертвовать абсолютно каждый, независимо от уровня дохода, возраста и обстоятельств жизни. Дорого личное сердечное участие в судьбе храма, его настоятеля, священнослужителей, прихожан, а не размер пожертвованной денежной суммы.
Не всегда жертвенность, способность отдавать зависит от уровня дохода человека. Порой бывает так, что богатый, облеченный властью человек приходит в храм, чтобы окрестить своих детей или обвенчаться, и жертвует на храм сумму, несоизмеримую с его доходом. А люди среднего и ниже среднего достатка расстаются с деньгами гораздо легче.
Например, недавно прошедшая в нашем соборе акция «Посади свое дерево!» позволила многим прихожанам принять деятельное участие в благоустройстве территории. Очень приятно было видеть, что все наши прихожане приняли в акции живое участие. И неважно, на какую сумму были приобретены человеком деревья или кустарники, важно, что очень многие не захотели остаться в стороне от благого дела.
– Настоятель стремится узнать, кто его помощники на приходе, кто жертвует на благоустройство храма и другие нужды. Но ведь многие прихожане, по слову Спасителя, хотят совершать пожертвование втайне. Как это соотнести?
– Если человек не хочет, чтобы кто-либо знал о его лепте, он может опустить деньги в кружку для пожертвования на храм. Собственно, эти кружки и предназначены для тайных пожертвований. Но если у человека есть желание помочь в конкретном деле: реставрации храма или организации воскресной школы, нужно посоветоваться с настоятелем. Ведь он лучше кого бы то ни было на приходе знает, в чем на данной момент нуждается храм, его сотрудники и прихожане. Ни в коем случае не нужно самому что-то закупать, минуя настоятеля, без совета, по собственному разумению. Иначе вред, нанесенный таким самочинием, может быть больше пользы.
Что же касается личного участия в жизни храма, помощи в уборке, благоустройстве территории и других дел, тут настоятель всегда видит и знает, кто из прихожан постоянно откликается на призывы о помощи, а кто с таким же постоянством остается равнодушным. И священнику бывает очень больно и трудно, когда в решении приходских проблем, в борьбе за возрождение своего храма он остается один, а прихожане становятся сторонними зрителями или, что еще хуже, придирчивыми критиками.
– Чаще всего человек готов пожертвовать какие-либо средства, если видит явную нужду. А как объяснить прихожанам, почему нужно жертвовать на свой храм, в котором, на первый взгляд, и так все благоустроено?
– Тут можно провести аналогию с семьей. Порой получается так, что родители бьются из последних сил, работают на нескольких работах, чтобы обеспечить своим детям достойное существование. А ребенок воспринимает свое благосостояние как должное и не только не помогает своим родителям, но даже не испытывает к ним никакой благодарности. Безусловно, в этом вина и родителей, и ребенка.
Так же и на приходе. Священник должен объяснять, откуда берутся средства на содержание храма. Он должен воспитывать в своих прихожанах дух жертвенности, потому что в первую очередь это нужно им самим, их духовному развитию.
Но и сами прихожане должны стараться увидеть, что стоит за относительным благополучием в их храме, к которому они так привыкли. И стараться принять участие в его достижении.
Безусловно, дух жертвенности в наши дни слабее, нежели, например, в девяностые годы прошлого века. Тогда сотни людей в свои отпуска или каникулы ехали в Оптину Пустынь или другие монастыри для того, чтобы потрудиться во славу Божию на восстановлении обители. В то время стоило священнику кинуть клич о помощи храму, и все прихожане (а порой большую их часть составляли немощные старушки) готовы были работать до изнеможения. Причем эта работа воспринималась не как одолжение, а как величайшая честь для самого трудящегося в храме человека. А сейчас даже у верующих прихожан не вызывает энтузиазма необходимость поработать во славу Божию.
Конечно, это происходит в том числе и по причине относительного, по сравнению с прошлыми десятилетиями, благополучия в наших храмах. А вместе с ростом уровня благополучия уходит из нашей жизни дух жертвенности. Но и в наши дни каждый прихожанин должен задуматься: «А что лично я сделал для своего прихода?» Если в твоем храме, где ты исповедуешься, причащаешься, где венчаешься и крестишь своих детей, все устраивается помимо тебя, разве это не обидно? Ведь только тогда человек по-настоящему может почувствовать себя прихожанином, когда принимает личное участие в судьбе прихода.
О храмовых финансах и других неудобных вопросах
Размышления в режиме самоизоляции
Когда крепкого русского крестьянина спрашивали, каков его доход, он, хитро прищурившись, отвечал: «Хватает и давать в долг, и отдавать долг, и на ветер бросать». Что означает этот непростой ответ, можно погуглить в интернете. Но на самом деле это не ответ, а уход от ответа. Примерно так отмахнется от вопроса и любой уважающий себя современный россиянин: «Хватает». Дело в том, что в нашем менталитете тема доходов, так сказать, табуирована: от зарплаты чиновника до зарплаты соседа и даже родственника. Такие вопросы задавать как-то неудобно. Хорошо это или плохо, но так есть. Так уж сложилось. Да и, действительно, зачем спрашивать? Человека, который доел сегодня последнюю краюху хлеба, а на завтра у него ничего нет, видно издали. А остальным хватает. Кому – на хлеб, кому – на хлеб с маслом, а кому еще и на икру сверху. Ну, опять же, красную, черную или кабачковую, спрашивать не принято.
Тема церковного бюджета сегодня тоже табуирована. Зачастую не только прихожане, но даже и рядовые священники не знают, много ли у прихода денег, на что они тратятся, – это забота настоятеля и казначея. И это тоже особенность нашего менталитета. Одно можно сказать наверняка: существование прихода на какой-то территории означает, что пожертвований хватает. То есть на данной территории хватает людей, которым нужен храм и служители при нем, чтобы покрестить ребенка, отпеть усопшего, повенчать молодых и просто прийти помолиться. Пожертвования людей, посещающих храм, как раз и создают тот бюджет, из которого начисляется заработная плата священнослужителям, певчим, уборщицам, сторожам, оплачиваются коммунальные услуги, налоги, ремонт и все остальное.
Каким-то приходам повезло: они находятся в центре города, в удобной транспортной развязке, до них легко добраться, у них много состоятельных прихожан. Этим храмам хватает и на богатую роспись, и на прекрасный хор, и на серьезную социально-благотворительную работу, общественную и образовательную деятельность. Другим храмам повезло меньше: они находятся, например, в вымирающем селе. Им тоже хватает, но только на то, чтобы едва свести концы с концами, иногда за счет средств самого священника, кстати. Но раз приход действует, значит, хоть как-то можно существовать, значит, денег хватает. Еще раз повторюсь: жизнеспособность храма зависит от «денежного потока», формируемого прихожанами, ну или от личного подвига сельского священника-одиночки. Наши храмы не содержит ни государство, ни Москва, ни олигархи, за редким, даже редчайшим исключением.
Сегодня в вопросе содержания храмов у многих, даже постоянных прихожан, нет четкого понимания ситуации, а есть некая отстраненность: «Не мое это дело». Как же мы пришли к такому отношению? Отчасти нас избаловало некое смутное воспоминание о царских временах, когда Церковь была в значительной степени на государственном финансировании. Многие (но далеко не все) церковные учреждения и храмы строились и содержались за счет государевой казны, а также православных меценатов, коих было немало. Память об этом осталась в нашем менталитете: «Я, конечно, принесу в церковь свой гривенник, но ведь этого явно мало; очевидно, что содержит ее кто-то другой, богатый и могущественный, наверное, помещик или сам царь-батюшка». Справедливости ради нужно отметить, что до революции официально публиковались ежегодники, в которых подробнейшим образом расписывалось имущество и доход каждого прихода. Все было предельно прозрачно: сколько десятин земли, сколько средств из казны, какой кружечный сбор и требы. Но это было уже очень давно.
После революции отделение Церкви от государства, то есть от государственного финансирования, физические репрессии верующих, закрытие и разрушение храмов загнали Церковь буквально в подполье, вынудили старательно прятать от враждебного государства (и от возможных осведомителей среди прихожан) всё, включая и свои финансы. Церковная казна потеряла прозрачность. Приходская община в результате гонений была разрушена: верующие, приезжавшие в единственный храм со всего региона, перестали чувствовать себя единым организмом, ответственным за судьбу своего храма, приходские собрания стали пустой формальностью, ну а распределение средств сосредоточилось в руках настоятеля, а в некоторых случаях – даже засланного советской властью «церковного старосты».
В позднесоветское время гонения ослабли, а рубликов, пожертвованных пенсионерами, с избытком хватало и на содержание храма, и на очень неплохое (по советским меркам) жалование священникам и сотрудникам храма. Ведь храм, как правило, был один на областной центр, а верующих было немало. Да и тратить особо некуда было, ведь любая деятельность кроме богослужения была по-прежнему запрещена. Церковь стремительно богатела, и на фоне брежневского дефицита и горбачевских талонов выглядела уже вполне респектабельно, а прихожане не особо задумывались, на что живет Церковь, просто покупали свечки, подавали записки, и было очевидно, что этого вполне хватает.
До сих пор живы стереотипы: «государство нам должно» и «Церковь богата, проживет и без меня»
С другой стороны, советская власть приучила нас к социальной безответственности, ведь мы ни за что не платили. Детский сад, школа, институт, больница, жилплощадь… Всё было за государственный счет, за все платило большое и могучее советское государство. И вот эта смесь советского «государство нам должно» и «Церковь богата, проживет и без меня» пришла в 1990-е годы, когда «новые русские» и старые партийные функционеры стали строить храмы. И будущие прихожане с этим радостно согласились: «Вот, у них есть деньги и власть, пусть они нам построят, тогда мы и будем ходить». Конечно, были замечательные исключения, но массово дело обстояло именно так.
Вся эта предыстория сформировала современное отношение к церковным финансам – не только со стороны далеких от темы «диванных финансистов», но зачастую и постоянных прихожан. Все перечисленные «архетипы» постоянно всплывают в разговоре: «Вы же на госфинансировании, почему за свечки еще деньги берете? В Церкви все должно быть бесплатно! Вас же “Газпром” спонсирует! Вам же губернатор дает! У вас же богатые спонсоры!» Увы, не содержит нас «Газпром». Наши главные благотворители – вы, дорогие прихожане. И если хотите, чтобы ваш храм действовал, а священники в нем служили, а не ждали покойников в прощальном зале или не подрабатывали таксистами по ночам, вам нужно полностью храм содержать. Не просто купить свечку и посетовать, что подорожали записки, а содержать. Богатые благотворители, конечно, есть, но они могут сделать разовое пожертвование, заказать дорогую икону или целый иконостас, оплатить какие-то конкретные строительные работы или даже построить храм. Но редко какой храм сможет похвастать регулярной спонсорской помощью, постоянно покрывающей все расходы. Содержать храм приходится приходскими силами.
Все эти рассуждения касались недавнего «мирного времени». А в сегодняшней непростой ситуации всем храмам категорически не хватает средств. И тут уже вопрос не в дорогих иконах и не в позолоте куполов. Не хватает на оплату труда работников храма. По причине эпидемии вместе с прихожанами исчезли из наших храмов и пожертвования. Это означает только одно: абсолютное большинство прихожан жертвуют на храм только в виде треб и свечей, не представляя себе, какой процент расходов покрывает его личный вклад, считая, что эти пожертвования – некие «сверхдолжные заслуги», без которых приход в общем-то может и обойтись.
Без эпидемии денег хватало. По закону больших чисел: не один, так другой, не другой, так третий; не постоянный прихожанин – так проезжий: кто-нибудь да пожертвует. Сейчас не жертвуют ни постоянные прихожане, ни тем более «захожане». Конечно, ситуация не совсем катастрофическая, но если у крупных приходов была какая-то финансовая «подушка безопасности», был штат сотрудников, без которых можно обойтись, на которых можно сэкономить (что, на самом деле, тоже очень печально), то в маленьких сельских приходах эпидемия ударила непосредственно по единственному работнику – священнику. Если из храма уйдет красивый хор, это неприятно, но не страшно; даже если уйдут просфорница, уборщица, сторож и дворник – все это можно стерпеть. Но если приход не обеспечит священника и не сможет оплатить коммуналку – храм будет стоять пустым, без отопления и света, а долги будут только расти.
Здесь мне видится два вопроса. Вопрос ближней перспективы уже озвучен многими: #поддержисвойхрам. Подсчитай, сколько ты жертвуешь в обычное время, прибавь к этому немного за своих соседей, друзей и знакомых, которые приходили в храм гораздо реже и сейчас вряд ли задумываются о содержании храма, еще прибавь за престарелых прихожан, которые не умеют пользоваться интернет-банком, и переводи регулярно на храмовый счет. Ну, или подавай записки в режиме онлайн, заказывай молебны, панихиды… Все, как в обычное время. Если ты считаешь себя прихожанином, конечно. Не нужно думать, что чужой богатый дядя продержит храм на плаву во время эпидемии. Если не мы – то никто.
Прихожане должны быть ответственны за формирование и распределение церковного бюджета
Вопрос дальней перспективы – серьезный и честный диалог о приходских финансах и активное привлечение прихожан к ответственности за формирование и распределение церковного бюджета. Безусловно, этот диалог будет сложным. С одной стороны, далеко не всем входящим в храм можно доверить распределение церковных средств. Нужно, чтобы человек ориентировался в современной обстановке, в уровне цен, разбирался в хозяйстве, социальных вопросах и, наконец, сам был жертвователем и, конечно, верующим прихожанином, а не просто сторонним спонсором. Открытость, прозрачность – да, для всех прихожан, но вот «рулить», конечно, захотят многие, но не многие смогут. Следовательно, нужен механизм формирования попечительского совета – не формальной, а реально действующей структуры. С другой стороны, будет сопротивление некоторой части духовенства «позднесоветского образца», привыкшей мыслить, перефразируя Людовика XIV, так: «Церковь – это я», воспринимающей церковный бюджет как свой личный источник дохода. Ну, это вполне понятно, ведь на очередном собрании может встать вопрос: откуда у батюшки новая машина, сопоставимая по стоимости с расходами, необходимыми на достройку храма?
Если такой диалог состоится и будет продуктивным, мы убьем нескольких зайцев сразу. Мы снимем с Церкви и священнослужителей постоянные обвинения либеральных СМИ в финансовых интригах, так как сможем ответить: «Извините, сколько средств собрали, столько и распределили, туда, куда сами решили, это уж наше общинное дело». И даже если прихожане решили купить батюшке дорогую машину или, например, в знак благодарности за труды отправить его с семьей на курорт – то это будет их общинное решение, а не его личный произвол. Во-вторых, прихожане будут чувствовать ответственность за свой храм. Ведь если человек принес свои деньги, не просто положил их в копилку, а два часа аргументированно спорил о том, куда их направить, ему будет далеко не все равно, на что их в итоге потратили, что в храме обновилось и чего еще не хватает. Коллегиальные финансовые решения позволят избежать многих несуразностей, таких как нереальные, надуманные, нерентабельные приходские проекты, бесполезные печатные издания, чрезмерно раздутые штаты или, наоборот, слишком низкие зарплаты служащим в храме, нецелевые расходы и т.д., ведь не секрет, что далеко не все настоятели одновременно и хорошие хозяйственники.
Коллегиальные финансовые решения позволят рационально распределять приходские средства
Мы сможем освободить священника от поисков цемента, профнастила, арматуры, пиломатериала, от необходимости ругаться с бригадами строителей, ведь священнику нужно служить, а не быть прорабом на стройке храма. Наконец, это будет серьезный шаг к формированию реальной приходской общины, поскольку совместные дела, как известно, объединяют.
Ну, а если все останется по-старому, если мы не проведем работу над ошибками.
Пройдет эпидемия, вернутся в храм прихожане, снова принесут свои пожертвования, и все вернется на свои места. Если, конечно, не будет второй волны… Или опасности возникновения второй волны… Или профилактических мер по предупреждению опасности возникновения второй волны… Или настоящих, а не надуманных алармистами гонений… Или еще чего.
Сегодня нам дан шанс пересмотреть приходскую жизнь и сделать наши приходы более устойчивыми, в том числе в финансовом отношении. Конечно, финансы – далеко не самый важный, но, пожалуй, самый трудный и болезненный вопрос. Другие вопросы надеюсь затронуть в других публикациях.
А пока, как это ни банально звучит, – огромная благодарность всем, кто, несмотря ни на что, поддерживал и поддерживает храмы, с пониманием и смирением воспринимая нынешнюю суровую реальность.
Откуда у прихода деньги?
Миряне имеют весьма смутное представление о том, на какие средства существует Церковь. Незнание порождает слухи и сплетни — о «попах на мерседесах», «миллионных счетах в иностранных банках», «виллах на Канарах» и т. п. Корреспондент «НС» попробовал разобраться, каким образом обеспечивают себя православные приходы и легко ли им это удается.
Сестры Свято-Елизаветинской общины г. Минска собирают деньги на монастырь и на дела милосердия. Таких «постов» в городе десять, и есть еще 60 церковных лавочек, где сестры продают монастырские товары
По-старому
священник Леонид Калинин
В среднем оклад рядового московского батюшки — около 25 тысяч рублей. В зависимости от региона эта цифра может меняться. «Церковь — это часть народа. Если народ бедный, то и церковь бедная, если народ встает на ноги, то и Церковь встает», — говорит священник Леонид Калинин, настоятель московского храма Климента, папы Римского. Этот огромный собор в редком для Москвы стиле «рококо» достался ему несколько лет назад в полуразрушенном состоянии. Впрочем, отец Леонид известен как успешный реставратор, на его счету уже не один храм, поднятый из руин. «Кроме того, материальное благополучие прихода зависит и от многочисленности паствы», — подчеркивает он.
Невероятно, но это так: Церковь действительно живет на пожертвования. Священник получает зарплату, которая выплачивается ему из тех денег, которые собирает его же храм. Ни епархия, ни Патриархия не имеют иных средств дохода, нежели отчисления с приходов (за исключением редких случаев епархиальных предприятий вроде свечных заводов).
Почти две тысячи лет церковная экономика существует не как экономика прибавочного продукта или коммерческой прибыли, а как экономика личных и добровольных взносов.
Еще в доевангельскую эпоху у благочестивых евреев было принято заботиться о своих религиозных наставниках. Этот обычай сохранился и в христианской Церкви, распространившись не только на апостолов, но и на их преемников: епископат и священство. Изменилась с тех пор только форма церковного пожертвования. Христианин апостольского века приносил в храм выпеченый собственноручно хлеб и домашнее вино для Евхаристии, ладан или елей. Современный прихожанин жертвует, как правило, рублем, косвенно или напрямую.
Жертва напрямую — это плата за требы и кружечный сбор (те самые кружки в храме, куда опускают монетки). Основная форма «косвенного» пожертвования — свечи. Их себестоимость настолько мала, что большая часть цены и есть наш добровольный взнос. Кроме того, опосредованной жертвой является доход от распространения православной литературы, крестиков, икон и церковной периодики за «свечным прилавком».
Как и в древней Церкви, каждая община по апостольскому образцу содержит не только саму себя, но и духовные школы, и высшее церковное управление. Сперва это была иерусалимская община во главе с апостолом Иаковом, чуть позже — митрополия, а теперь — епархия и Патриархия. Отчисления в «центр» являются обязательными, и каждый приход отсылает в среднем десятую часть приходского дохода на общеепархиальные и общецерковные нужды.
Ктиторы, а проще говоря — благотворители
«На самый минимум, который необходим для обеспечения причта и хора, может хватить и дохода от свечного ящика, — рассказывает отец Леонид Калинин. — Но на ремонт, реставрацию, издательскую и социальную деятельность — на это необходимы внешние пожертвования».
Крупные благотворители, или ктиторы, как их называют на византийский манер, — отдельная графа церковных бюджетов.
Священник Алексий Агапов
Священник Алексий Агапов, настоятель небогатого подмосковного храма Михаила Архангела в городе Жуковский, говорит, что свечной ящик не приносит ему больших денег: «Во всяком случае, распространением икон и литературы у нас на приходе ничего не окупается. Книжную лавку мы используем больше для катехизаторских целей. Если человек в наши дни умеет и любит читать, это нужно поощрять. Значительная часть книг, которые мы закупаем, раздается в подарок – на дни рождения, именины. Цены же на книги в церковной лавке не намного выше их закупочной стоимости». Кроме того, пожертвование за свечи, как и во многих храмах области, здесь свободное: сколько человек хочет пожертвовать, столько и жертвует за свечу. Так же и требы.
В такой ситуации приходской бюджет во многом зависит от крупных благотворителей. «Полная зависимость от ктиторов — не лучший вариант, — признается о. Алексий. — Но существовать без значительной спонсорской поддержки возможно только в том случае, если храм избавлен от серьезных бытовых проблем и при условии активного личного участия всех прихожан в жизни прихода. У наших людей пока нет устойчивой привычки участвовать в общих делах. Возможно, им отчасти мешает негативная память о добровольно-принудительном коллективизме советского прошлого. В еще большей мере — дух пассивного потребительства, которым многие соблазняются сегодня».
Храм на самообеспечении
«В Америке уборку, мелкий ремонт, как правило, община делает самостоятельно, не привлекая сторонних людей. Починить сантехнику стоит очень дорого, а вызов специалиста может обойтись приходу в сумму, сравнимую с месячной зарплатой настоятеля. В этих случаях среди прихожан просто находится специалист, который может помочь бесплатно», — рассказывает священник Валерий Буланников, клирик храма Свт. Николая в Отрадном. В США, где прошла большая часть его пастырского служения, он прожил 14 лет. Зарубежные приходы Православной Церкви существуют, как и наши, на пожертвования.
Даже бюджет храмов в основном совпадает: около 300 тысяч рублей в месяц — таковы были расходы в пригороде Сан-Франциско, где служил отец Валерий — во столько же обходится и содержание нынешнего храма отца Валерия на окраине российской столицы. Только, приходская инициатива за океаном традиционно развита сильнее.
Кроме того, приходы в Америке маленькие и большинство прихожан, как правило, знакомы лично, так что распределить обязанности обычно не представляет труда: «Если система работает, то она позволяет приходу не только выживать, но и твердо стоять на ногах, обслуживая себя самостоятельно», — подчеркивает отец Валерий.
Внешних источников для существования у американских приходов практически нет. Из внутренних — все те же свечи, литература и ежегодные праздничные сборы (на Рождество, Пасху и престольный праздник). Хозяйственная жизнь тут вращается вокруг решений приходского совета, состоящего из активных мирян, сам священник почти не участвует в руководстве приходским хозяйством.
Подобный порядок управления предполагается и русским уставом, но на практике полноценный приходской совет у нас встречается редко, и хозяйственной жизнью, как правило, руководят избранный общим собранием староста и лично настоятель.
Как и большинство храмов Православной Церкви в Америке, приход о. Валерия Буланникова широко практиковал формы фандрайзинга (привлечения пожертвований), такие как приходской фестиваль или «гараж сейл» — распродажа старых вещей.
Для российских храмов «фандрайзинг» — новое слово. Переехав в Москву, о. Валерий пытается применять зарубежный опыт, правда с учетом российского менталитета: «Распродажи вещей у нас не поймут. Скажут, блошиный рынок при церкви. А вот храмовые фестивали делать можно, — убежден он. — На престольный праздник мы собираемся поставить столы во дворе, приготовить какие-то угощения, сувениры и продавать их за пожертвование, как это принято в США».
«Поп на джипе»
Однажды в небольшом российском северном городке настоятель строящегося храма, неоднократно публично просивший на храм у бизнесменов, чиновников и простых горожан, оказался замечен за рулем новенького джипа-внедорожника. Эта новость вызвала всплеск протеста со стороны жителей: как он посмел! На интернет-форуме, где наблюдательные северяне опубликовали громкое разоблачение, каждый посчитал своим долгом осудить «жадного попа».
И только близкие прихожане знали, что джип (к слову, китайский и дешевый) батюшке подарил местный предприниматель, чтобы священник мог ездить на требы в труднодоступные села, куда зимой по снежным заносам на «жигуле» не пробраться. Получив объяснения, горожане сменили гнев на милость. Итак, материальный подарок — еще одна форма церковного пожертвования. Дарят предприниматели не только (и не столько!) джипы, сколько машину кирпича на ремонт, или досок на крышу, или листового железа на кровлю.
игумен Агафангел (Белых)
В феврале этого года игумен Агафангел (Белых) опубликовал в интернете финансовый отчет своего миссионерского прихода в Якутии. Кроме денег, за год его храм принял в жертву от частных лиц: книги христианского содержания в примерном количестве 150 штук, предметы церковной утвари — пять штук, ноутбук ASER — один, фотоаппарат Sony, рыбы (осетр, муксун, нельма, омуль) около пятидесяти килограмм. Кроме того, на денежные пожертвования куплены: видеопроектор BenQ и DVD-плеер Toshiba. Если с рыбой все понятно (храм расположен на берегу моря Лаптевых), то зачем ноутбук, DVD, проектор… монаху? Очень просто: храм отца Агафангела — единственный на сотни километров источник информации о Православии в этих широтах. Повесив на стену простыню, игумен показывает жителям поселка документальные фильмы. Часто мы забываем, что «нецерковные» и даже «дорогие» вещи могут быть предметами первостепенной необходимости для небогатого прихода.
Торгующие при храме
Настоятель Климентовского храма о. Леонид Калинин видит и другие пути «внешнего» привлечения средств. «Мы решили не просить, а зарабатывать сами», — говорит он. По закону религиозная организация может заниматься любой хозяйственной деятельностью при условии, что все ее доходы идут на уставные цели организации: ремонт, реставрацию, благотворительность. Коммерческий доход религиозной организации в этом случае облагается налогами в полной мере, но все-таки может стать хорошим подспорьем для приходского бюджета. Так, отец Леонид открыл сеть молочных ларьков.
По его словам, чистый доход от молока превышает свечной сбор в два раза. «Это не самый простой путь, потому что любая инициатива у нас на каждом шагу сталкивается с препонами со стороны чиновников, — вздыхает о. Леонид. — Так называемый входной билет в деятельность, приносящую прибыль в нашей стране, стоит настолько дорого, что большинству он просто не по карману. Но мы справляемся и даже умудряемся заниматься благотворительностью».
На деньги от продажи продуктов отец Леонид реставрирует храм, платит сотрудникам нормальные зарплаты и издает книги. По спискам из управы молочные киоски отца Леонида снабжают малообеспеченные семьи центрального округа продуктами, полностью покрывая их месячные потребности в молоке, твороге и сметане. По той же схеме при некоторых храмах работают мини-пекарни, ларьки с квасом, а иногда и целые кафе, как при Ново-Тихвинском женском монастыре в Екатеринбурге.
«По большому счету, не существует никакой технологии централизованного привлечения средств на приходы и монастыри, — подчеркивает отец Леонид. — Если священник усердно молится и достойно служит, обычно есть и приношения. Просит ли он деньги на храм у спонсора или пытается заработать сам».
С этим утверждением согласен и архимандрит Пантелеимон (Шатов), руководитель Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению, организатор множества социальных проектов, духовник Свято-Димитриевского сестричества. «Церковная экономика — это не зарабатывание денег и не сбор пожертвований, — считает о. Пантелеимон. — Если вы собираете деньги на какое-то полезное дело и если это дело угодно Богу, то деньги найдутся. У Бога всего достаточно! Через прихожан Он материально содержит Церковь, подавая ей каждый раз столько средств, сколько необходимо в этот момент».