заключение договора с заведомо невыполнимыми условиями
Признание договора недействительным. Юридическая консультация от RosCo
В каких случаях договор может быть признан недействительным? Какие последствия возникают в случае признания договора недействительным?
Недействительность договора приводит к невозможности его исполнения. А перечень оснований для признания договора недействительным содержится в параграфе 2 главы 9 ГК РФ и ст.431.1 ГК РФ.
Признание договора недействительным: основания
При наличии оснований признания сделки недействительной, ее можно оспорить. Некоторые сделки признаются ничтожными (то есть являются недействительными с момента их совершения) и не требуют судебного оспаривания.
Так, нормами гражданского законодательства выделены следующие условия для признания сделок недействительными:
Досудебное урегулирование споров
Для того, чтобы оспорить заключение договора на кабальных условиях, необходимо доказать совокупность всех обстоятельств, предусмотренных п.3 ст.179 ГК РФ. Для обоснования невыгодных условий в суде нужно привести доказательства, что условия договора не соответствуют интересам компании и существенно отличаются от условий аналогичных договоров (Определение ВС РФ от 16.11.2016 г. № 305-ЭС16-9313).
Например, основаниями признания кредитного договора недействительным являются:
Смотрите материал, подготовленный юрисконсультом «РосКо — Консалтинг и аудит» Валерия Иванова.
Все самое интересное о налогах, праве и бухгалтерском учете от ведущей консалтинговой компании в России «РосКо».
Предметом спора в этом деле стал вопрос о том, что происходит в случае, если в договоре то, что должна была сделать одна из сторон договора, оказалось заведомо невозможным.
Мне в целом нравится, как пишет определения судья Грачева. В них видна правовая проблема, которую хочет разрешить судья, мысль, её развитие, вывод.
Кроме того, несомненным достоинством, в частности, этого определения является детальное изложение позиции, которой судья Грачева оппонирует. Правда, не могу не заметить, что эта часть определения написана тяжелым канцеляритом, который трудно читать, и все аргументы судов, с которыми судья Грачева в итоге не согласилась, изложены одним предложением через точку с запятой. Это предложение заняло целых тридцать строк! Внимательно прочитать такой текст, уяснить все аргументы нижестоящих судов очень сложно, а то и просто невозможно. Конечно, над языком этого судебного акта еще можно и нужно было работать, но, во всяком случае, по степени добросовестности изложения обстоятельств дела, правовых аргументов сторон и собственных рассуждений даже этот, так скажем, небезупречный текст лучше чем все творения гражданской коллегии этого же суда вместе взятые.
2. Суть спора, который разрешает коллегия, такова.
Администрация города Владимир и общество-застройщик заключили договор о развитии застроенной территории. Не вдаваясь в детальное описание условий договора, его содержание можно свести к следующему: застройщик приобретал право построить здание в исторической части Владимира, а взамен обязался передать администрации города некоторое количество благоустроенных жилых помещений и заплатить 1,2 млн. руб. за заключение договора о развитии застроенных территорий.
Администрация города приняла на себя обязательство содействовать застройщику в реализации инвестиционного проекта путем совершения действий, требуемых градостроительным законодательством (провести слушания, утвердить проект планировки территории, принять решения об изъятии домов в связи с их аварийностью и проч.).
Впоследствии обнаружилось, что застройка квартала, который был предметом договора о развитии застроенной территории, запрещена: квартал входит в зону достопримечательного места с особым охранным режимом. Деятельность застройщика по застройке квартала была фактически свернута.
Однако это не помешало администрации предъявить требование об исполнении застройщиком обязательств по договору – передать в собственность администрации обещанную недвижимость. Застройщик предъявил встречный иск – о признании договора недействительным о развитии застроенной территории недействительным и возврате 1.2 млн. руб., уплаченных за заключение этого договора.
3. Суды (арбитражный суд Владимирской области, 1ААС и ФАС ВВО) предсказуемо удовлетворили иск администрации. Их аргументы можно свести к следующему. Застройщик имел возможность изучить градостроительный режим застраиваемого квартала и потому должен был знать о том, что застройка этого квартала запрещена. Поэтому его ссылка на то, что договор является недействительным недобросовестна и должна быть отклонена. Кроме того, суды подчеркнули, что денежная сумма в 1,2 млн. руб. не подлежит возврату застройщику, так как она была уплачена за «право заключить договор о развитии застроенной территории», и это право было застройщиком реализовано.
4. Коллегия отменила судебные акты и направила дело на новое рассмотрение. У коллегии довольно обширная аргументация, которую можно свести к следующим соображениям.
(a) договор о развитии застроенных территорий содержит в себе помимо публично-правовых положений и условия о взаимных предоставлениях имущественного характера, следовательно, в этой части договор регулируется ГК РФ (причем коллегия пишет о гражданско-правовых целях договора, найдя в нем гражданско-правовую каузу);
(b) обязанность администрации – предоставить участки под строительство, обязанность застройщика – передать квартиры, эти две обязанности являются взаимными;
(c) коллегия пишет, что обязанность администрации предоставить участки под застройку будет нарушать публичное законодательство, а следовательно, она прекратилась невозможностью исполнения;
(d) раз в синаллагматическом договора одна обязанность не может быть исполнена (земельные участки не могут быть предоставлены в связи с особенностями публично-правового регулирования участков в границах квартала), то в соответствии со ст. 328 ГК РФ и встречная обязанность не должна исполняться;
(e) коллегия пишет, что из градостроительного законодательства не вытекает, что риск невозможности строительства лежит на застройщике; следовательно, понуждение застройщика к исполнению встречной обязанности будет фактически понуждением к совершению дарения;
(f) то, что стороны в договоре назвали 1,2 млн. руб. платой за заключение договора, это их ошибка в квалификации этого платежа, в действительности это второе предоставление, которое застройщик должен был сделать в пользу администрации. Раз синаллагма нарушена, то эта сумма подлежит возврату;
(g) то, что застройщик полагал, что основанием для возврата 1,2 млн. руб. является недействительность договора о развитии застроенной территории, это его юридическая ошибка. Нижестоящие суды должны были сами разобраться в том, какие нормы законов подлежат применению к отношениям сторон, а не просто отказывать во встречном иске со ссылкой на то, что застройщик добровольно исполнил спорную сделку. Применение принципа эстоппель не должно приводить к обогащению одной из сторон спорной сделки.
5. У меня нет никаких сомнений, что дело решено правильно в том смысле, что оно разрешено справедливо (а это, собственно, и есть главная задача суда): раз обмен не состоялся, то претендовать на встречное предоставление нельзя. То есть, идея коммутативной справедливости (справедливость обмена) восторжествовала и стороны сделки в этом смысле были приведены в равное положение – как будто обмена и не было вовсе. Но меня очень смущает юридическое обоснование решения, мне оно представляется не бесспорным.
6. Во-первых, мне представляется, что коллегия ошибочно применила к спорной ситуации положения ст. 416 ГК. Все-таки 416 ГК посвящена последующей невозможности исполнения обязательства, то есть, такой, когда обстоятельство, делающее невозможным исполнение, проявилось после возникновения обязательства. Это прямо и недвусмысленно вытекает из текста нормы, да и вполне логично само по себе: ведь для того, чтобы прекратиться в связи с невозможностью, обязательство должно изначально возникнуть.
Применение в этом деле ст. 416 ГК было бы верным, если бы признание исторического центра Владимира достопримечательным местом регионального значения (и вытекающая из этого невозможность строительства) случилось после того, как был заключен спорный договор. Однако в этом деле все ровно наоборот: сначала был установлен такой суровый градостроительный режим участка (2010 год), а договор был заключен после этого (в 2014 году). Таким образом, применение ст. 416 ГК – это явная ошибка. А раз это ошибка, то ошибочны и все последующие построения коллегии, основанные на идее о том, что не сработала договорная синаллагма и надо применять ст. 328 ГК РФ.
7. Во-вторых (и это самое досадное), коллегия, к сожалению, упустила прекрасный шанс высказаться по поводу того, как по действующему русскому праву следует квалифицировать сделку, предметом которой является нечто изначально и объективно невозможное. Это интереснейший и сложнейший вопрос на стыке общей теории сделок и обязательственного права, уводящий исследователя в глубинные пласты цивилистики.
Напомню, что старая цивилистическая традиция на протяжении столетий исходила из того, что договоры о невозможном являются ничтожными. В качестве традиционного примера сделок об изначально невозможном обычно приводятся такие примеры: допустим, я обязуюсь коснуться Луны, оставаясь ногами на Земле, а Артем Георгиевич Карапетов обязуется заплатить мне 100. Понятно, что мы договорились об объективно невозможном, причем это очевидно для нас обоих. Право не имеет дела с невозможным, поэтому наше совместное волеизъявление следует считать ничтожным.
Здесь следует обратить внимание, что ничтожным является не мое обязательство коснуться Луны, а вся сделка в целом. Ведь если считать не возникшим только мое обязательство, то неизбежно встанет вопрос о том, что же с обязанностью Артема Георгиевича заплатить мне 100?
Придется рассуждать так: Артем не хотел подарить мне 100, он хотел заплатить 100 за то, что я коснусь Луны. Но я никогда не смогу коснуться Луны, оставаясь ногами на Земле, поэтому он никогда не должен заплатить мне 100. Кажется, что в этом случае намного проще вместо того, чтобы отправляться на поиски утраченной синаллагмы и на этом основании освобождать Артема от обязанности платить мне 100, просто сказать, что ничтожно наше совместное волеизъявление в целом.
Какое основание для такого вывода? В догме первоначальная объективная невозможность и представляет собой такое самостоятельное основание. Но в нашем Кодексе такого основания нет, ст. 416 ГК говорит только о последующей невозможности, а мы сейчас обсуждаем первоначальную.
Наверное, можно рассуждать так: любое разумное лицо понимает, что коснуться Луны нельзя, а обязываться по этому поводу бессмысленно. Но если я и Артем Георгиевич обязались сделать это, то мы, будучи дееспособными, или пошутили, или просто сделали это не всерьёз. Поэтому такое волеизъявление можно рассматривать как мнимую сделку (п. 1 ст. 170 ГК РФ).
Мне, честно говоря, такое решение кажется натяжкой, но лучше наш Кодекс ничего не предлагает.
8. Немного другая история – это объективная «юридическая» изначальная невозможность. Например, я хорошо помню, когда в начала 10-х годов стали обсуждать вопрос о том, можно ли обязаться передать вещь, которая не принадлежит на праве собственности продавцу, то противники этой идеи доводили спор до абсурда, пафосно заявляя, что, мол, такими темпами «вам, молодежи, у вас и договор купли-продажи московского Кремля будет действительным». Понятно, что это всё говорилось в полемическом угаре и договор купли-продажи Кремля мало чем отличается от договора о том, что я обязуюсь коснуться Луны. Любому очевидно, что Кремль – это памятник истории и культуры федерального значения, он как национальный историко-культурный заповедник находится в федеральном домене и никогда (по крайней мере, до тех пор, пока существует действующий российский правопорядок) из него не уйдет. В этом смысле он не является и никогда не будет являться вещью частного права, поэтому договоры об обязательстве передать Кремль в собственность какого-либо лица поражены изначальной невозможность и потому ничтожны. Видимо, также на основании ст. 170 ГК РФ.
Но с «юридической» невозможностью все сложнее чем фактической (коснуться Луны, перепрыгнуть через десятиэтажный дом, переплыть вплавь Тихий океан и проч.). Например, объективная первоначальная «юридическая» невозможность будет иметь место тогда, когда я обязался передать Андрею Владимировичу Егорову здание в собственность, которое когда-то принадлежало мне, но которое сгорело за два дня до подписания этого договора купли-продажи. Так как здание является индивидуально-определенной вещью, второго такого не существует, исполнить обязательство перед покупателем я никогда не смогу. Должен ли такой договор поражаться ничтожностью так же, как и любой договор о фактически объективно невозможном?
Кажется, ответ на этот вопрос должен быть различным в зависимости от того, знал ли я о пожаре в момент заключения договора. Если я знал о том, что дома больше не существует, но умолчал об этом и принял обязательство, то представляется справедливым сохранить договор купли-продажи, но перевести мои обязанности из плоскости исполнения обязательства передать вещь в плоскость ответственность за нарушение договора. В этом случае покупатель должен иметь возможность взыскать с меня все свои убытки, включая упущенную выгоду.
Если же продавец не знал о пожаре, то можно обсуждать права покупателя требовать с продавца (если он, конечно, будет являться ответственным за нарушение договора) компенсации убытков в рамках сценария возмещения негативного интереса (то есть, восстановить имущественную сферу покупателя так, как будто договор купли-продажи не был заключен).
Еще более запутанная ситуация, когда покупатель знал о том, что дом сгорел, а продавец нет. Видимо, в этом случае продавец вообще не должен отвечать перед покупателем, а наоборот, покупатель должен быть возместить негативный интерес продавца (например, тот совершал какие-то траты, связанные с будущим исполнением сделки).
Кроме того, при обсуждении первоначальной объективной невозможности моментально всплывают дополнительные сложные составы недействительности – заблуждение и обман при совершении сделки (особенной сложностью будет отличаться состав, основанный на обмане в форме умолчания). Тут же подключается еще и доктрина преддоговорной ответственности за предоставление ложной информации на переговорах о заключении договора и проч.
Кстати, именно по этой причине некоторые юрисдикции (например, Германия) отказались от доктрины невозможности исполнения обязательства, сосредоточившись на причинах и последствиях нарушения исполнения договорного обязательства.
Однако, как видим, Россия по-прежнему в ГК этой доктрины придерживается, причем в ходе недавней реформы обязательственного права было специально подчеркнуто, что только последующая невозможность прекращает обязательство. При этом, повторюсь, последствия первоначальной объективной невозможности исполнения в Кодексе прямо не урегулированы.
9. Возможно, это и была задумка коллегии: сказать, что раз наш Кодекс не устанавливает специальных последствий изначальной невозможности, то договор об изначально юридически невозможном сам по себе является действительным. А вот одно из обязательств – которое и поражено невозможностью – возникнув на одно юридическое мгновение, тут же прекращается по ст. 416 ГК.
Но это была бы серьезная натяжка, явно противоречащая тексту ст. 416 ГК. Да и из всех рассуждений коллегии не следует, что она расширительно толкует норму о последующей невозможности. Иными словами, сказать, что коллегия предложила нам фактически следовать по немецкому пути и вообще отказаться от доктрины невозможности исполнения, нельзя. Да и странно было бы так полагать после текста пунктов 36-38 постановления пленума о прекращении обязательств.
10. Еще один вариант квалификации спорного договора как ничтожного – это признание ее нарушающей закон на основании ст. 168 ГК (незаконность сделки). Я, признаться, даже был немного удивлен тем, что коллегия не схватилась за эту возможность, уж очень это был бы простой, а потому и привлекательный путь.
В самом деле, нормативный акт (законодательство в сфере охраны памятников истории и культуры) запрещает осуществлять строительную деятельность, а договор вроде бы как именно на это и направлен.
Однако мне кажется, что правильное понимание ст. 168 ГК не оставляет сомнений в том, что она в этом деле применению не подлежит. Смысл ст. 168 Кодекса заключается в том, чтобы лишать силы волеизъявления, которые противоречат законодательному запрету совершать такие волеизъявления – как явному (когда в норме есть оговорка вроде «соглашение об ином ничтожно»), так и подразумеваемому (например, когда есть норма о защите прав потребителей, устанавливающая какое-либо правило, и в ней отсутствует оговорка, что стороны договора могут отступиться от этого правила в сторону, ухудшающую положение потребителя).
Разумеется, нормы градостроительного законодательства или законодательства об охране памятников в качестве такого рода запретов рассматриваться не могут. Поэтому и условий для применения ст. 168 ГК в этом деле нет. Кстати, примечательно, что кажется именно и имел в виду суд первой инстанции, отказывая во встречном иске о признании спорного договора ничтожным как незаконной сделки.
11. Возможно, имеет смысл пообсуждать применение в этом деле знаменитой пары статей 10 и 168 ГК (недобросовестная сделка) или даже более брутального их собрата – ст. 169 ГК (сделка против добрых нравов).
(Здесь надо добавить, что историческое толкование ст. 169, практики ВАС РФ по ст. 10 и 168, а также последующее исправление текста ст. 169 не может не навести на мысль, что новая 169 – это и есть «10+168»; например, мне нравится на собеседованиях или приеме экзаменов спрашивать: «Сколько будет 10 плюс 168?». Ответ «169» показывает, что коллега, что называется, в теме. Ответ «178» очевидно показывает, что нет. Однако правда и то, что пленум № 25 различает 10+168 и 169, хотя это и неверно).
Такая квалификация была бы возможна, например, если бы застройщик дал взятку администрации и те, наплевав на градостроительные ограничения, пообещали согласовать стройку. Или, например, компания-застройщик имела бы в качестве бенефициара родного брата мэра Владимира и «победа» на конкурсе и последующее заключение такого вопиющего договора, предполагающего разрешение исторического облика центра Владимира, были бы связаны с этим.
Но никаких таких фактов в деле установлено не было, поэтому задействовать потенциал доктрины недобросовестных сделок тоже не получается.
12. Но в итоге, как же все-таки было бы правильно мотивировать решение?
Я бы все-таки предложил бы остаться на позиции недействительности сделки об изначально объективно невозможном. Это будет означать, что стороны должны быть приведены в первоначальное положение, то есть, застройщику надо будет возвратить 1,2 млн. руб., которые он уплатил администрации. Ни администрация не сможет требовать исполнения от застройщика, ни застройщик не сможет взыскивать убытки из-за того, что «проект не пошел».
Мне кажется, что это было бы справедливо: я никогда не поверю, что профессиональный строитель пошел на заключение договора о развитии застроенной территории, в отношении которой был публично установлен специальный градостроительный режим достопримечательного места регионального значения. И уж тем более, во Владимире – одни из старейших русских городов, в котором буквально памятник на памятнике. В общем, как мне кажется, у застройщика здесь тоже «рыльце в пушку», ему надо просто дать возможность получить обратное свое, но возмещать убытки по сценарию возмещения позитивного интереса было бы совершенно неверным.
(Другим вариантом спасения такого рода сделок о «юридически» невозможном – это заключение их под отлагательным условием. Например, договор о развитии застроенной территории вступит в силу если будет изменен градостроительный режим участков, препятствующий строительству).
Осталось только обосновать ничтожность этого договора ссылкой на норму Кодекса (об оспоримости, видимо, речь и не идет – здесь не может быть заблуждения, и не может быть обмана в форме умолчания в связи с тем, что застройщик – профессиональный участник девелоперского рынка).
Наверное, для коллегии наиболее честным было бы в определении транспарентно описать, что в анализируемой сделке порок – это изначальная объективная невозможность, коренящаяся в юридическом запрете строить на подобного рода участках. После этого следовало бы также написать, что специального такого состава недействительности наше право не знает, но и оставлять в силе изначально неисполнимые обязательства нельзя. А потом, перебрав все возможные составы ничтожности и констатировав их непригодность, коллегии следовало бы, на мой взгляд, признать сделку о невозможном ничтожной применительно к п. 2 ст. 168 ГК. При этом стоило бы подчеркнуть, что из обстоятельств дела следует, что и администрация, и застройщик знали или должны были знать о градостроительном режиме участков, которые стали предметом спорного договора о развитии застроенной территории.
Здесь надо вспомнить это удивительное (в том числе, с точки зрения русского языка) выражение «применительно к статье такой-то», которое родилось еще в ВАСе периода председательства В.Ф. Яковлева. Как объясняли ВАСовские старожилы, «применительно к» – это не аналогия закона, а когда суд пользуется некой правовой идеей, закрепленной в норме, для решения очень близкого вопроса. То есть, что-то среднее между расширительным толкованием и аналогией закона. Это и было бы самое, на мой взгляд, удачное решение спора.
13. Кстати, полностью безупречным является вывод коллегии о том, что «плата за заключение договора» в данном деле должна рассматриваться как встречное предоставление в пользу администрации за предоставление участков под строительство, а поэтому подлежит возврату. Юридическая природа «платы за заключение договора» была проанализирована еще в ППВАС 73 (п. 18), жаль, что коллегия на эту правовую позицию не сослалась.
Изначальная неисполнимость обязательства. Последствия.
Тема настоящего поста, как это часто бывает, подсказана практикой, а именно следующей ситуацией.
Заключён договор поставки. Товаром выступает оборудование, производитель и функциональные характеристики которого указаны в договоре.
На стадии исполнения договора выясняется, что производитель (– лицо, не являющееся продавцом) не изготавливал и не изготавливает оборудования с указанными в договоре характеристиками, т.е. имеет место невозможность исполнить обязательство (поставить товар), существовавшая на момент возникновения такого обязательства.
Как нетрудно догадаться, поставщик и покупатель расходятся в определении последствий вышеуказанного обстоятельства.
Покупатель занимает позицию, что взятое на себя (хотя бы и опрометчиво) обязательство подлежит исполнению; то, что обязательство по вышеизложенным причинам было изначально неисполнимо не освобождает должника от ответственности (тем более, что последний субъект предпринимательской деятельности). Нормативно позиция основана на статьях 309 и 456 ГК РФ.
По мнению поставщика, при изначальной невозможности обязательства последнее не возникло, а соответствующий договор является ничтожным в силу статьи 168 ГК РФ. Противоречие договора закону поставщик усматривает в нарушении принципа «impossibilium nulla obligatio est» (невозможное не может вменяться в обязанность). При этом, на довод покупателя о наличии вины поставщика в принятии на себя изначально неисполнимого обязательства поставщик возражает тем, что недействительность сделки по статье 168 ГК РФ не ставиться в зависимость от вины одной или обеих сторон.
Говорить о наличии сформированной позиции судов по вопросу о последствиях изначальной неисполнимости обязательства не представляется возможным.
Недавно вынесенное Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ № 1795/11 от 13.09.2011 г. могло бы внести ясность по вышеуказанному вопросу. Однако, поскольку «заведомая невозможность исполнения обязательств по контрактам» не подтвердилась, высшая судебная инстанция не стала углубляться в вопрос о правовых последствиях такой невозможности.
Описанная в посте ситуация представляется интересной в следующих аспектах.
Последствия изначальной неисполнимости обязательства.
Помимо высказанной поставщиком позиции о недействительности договор, есть смысл рассмотреть его также с точки зрения заключённости.
Так, например, в «Договорном праве. Книге второй. Договоры о передаче имущества» Брагинского М.И. и Витрянского В.В. отмечено: «Вопрос о судьбе договора о купле-продаже несуществующей вещи должен решаться, на наш взгляд, в зависимости от того, были ли известны данные обстоятельства покупателю. Если покупатель, заключая договор купли-продажи, знал или должен был знать, что вещь, являющаяся объектом продажи, утрачена продавцом, то налицо договор, который должен быть признан незаключённым по признаку отсутствия соглашения сторон относительно предмета договора. В случаях, когда покупателю на момент заключения договора не было известно, что индивидуально-определенная вещь, служащая товаром, утрачена продавцом, он, обнаружив впоследствии данное обстоятельство, вправе потребовать признания договора недействительным под влиянием обмана (ст. 179 ГК)».
Правовое значение вины должника при принятии на себя изначально неисполнимого обязательства.
Влечёт ли вина должника в принятии на себя изначально неисполнимого обязательства возможность привлечения должника к ответственности за неисполнение такого обязательства? Влияет ли на решение данного вопроса наличие у должника предпринимательского статуса?