зависимые отношения с матерью
Треймут Любовь * Treimut.ru
ВДОХНОВЛЯЮ ❤ РАДУЮ ❤ ПОМОГАЮ
Отношения с мамой, как отделиться, как избавиться от созависимости
Сегодня поднимем тему родительской любви и гиперопеки. Рассмотрим как болезненная связь с мамой рушит нашу жизни и найдем пути, которые помогут мягко выйти из этой зависимости, при этом сохраняя добрые отношения и сможем наконец-то начать правильно строить свою, счастливую жизнь.
Для того, чтобы начать жить собственной жизнью, развиваться, строить карьеру и серьезные, здоровые отношения необходимо отделиться от мамы, но сделать это максимально мягко, без конфликтов и чувства вины.
Существуют две распространенные модели зависимого поведения это:
Дальше мы рассмотрим подробно что это значит и к каким последствиям может привести. И разберемся с тем, как мягко и максимально безболезненного разорвать зависимость, отделиться от мамы и начать собственную жизнь.
Мамина дочка — гиперопека
Гиперопека — это чрезмерная забота о ребенке, тотальный контроль, постоянные запреты, повышенное внимание ко всем сферам жизни ребенка.
Проявление
С детства для ребенка выстраивали мягкую, добрую, максимально удобную атмосферу. Все проблемы обходили стороной, все решения принимались за ребенка. Полная защита и полный контроль жизни ребенка. Постоянные запреты — с кем дружить, чем заниматься, никаких ночёвок у подружек, никаких откровенных нарядов, дискотек и поздних прогулок. При этом прививалось чувства долга, ведь мама пожертвовала многим, чтобы обеспечить своему ребенку максимально комфортные и правильные, с ее точки зрения условия.
Опасность
И вот, благими намерениями, которые вполне понятны, ведь это любимый ребенок, которого хочется уберечь от всех проблем, только получаем обратное, став взрослым, такой человек оказывается совершенно неготовым к жизни. Он не только не умеет выполнять какие-то бытовые вещи, не знает окружающего мира, не умеет строить отношения с людьми, но и психологически находится в полной зависимости от мамы, всегда интуитивно ища поддержку и одобрение.
Поиск постоянного одобрения мамы, полная неуверенность в своих силах, неумение строить отношения с людьми — рабочие, дружеские, любовные. Ведь есть модель поведения, в которой всё должно быть так, как хочется, что окружающие должны опекать, оберегать, помогать. Поиск постоянной стабильности и спокойствия, неумение принимать решения, страх перед переменами. При этом неумение говорить нет и отстаивать свои границы.
Если вы для мамы — мама
Проявление
Парентификация – семейная ситуация, при которой ребенок вынужден рано стать взрослым и принять на себя опеку над своими родителями. Это обмен ролями между родителем и ребенком.
Опасность
Не смотря на то, что ребенок рано стал взрослым и взял на себя многие обязанности родителя, он всё равно не получил права самостоятельно принимать решения, жить отдельно, стать независимым, завести семью или своих детей. Привязка к маме очень сильная, тут может быть шантаж, слезы, постоянные придуманные болезни родителя. Мама будет держать крепко своего ребенка. боясь оказаться беспомощной.
И мы получаем полную зависимость от родителя, угрызения совести, невозможность жить своей жизнью, ограничения и как итог неустроенность во всех сферах. К чему подмешиваются депрессии и другие психологические расстройства. Стремление взять на себя контроль за всё происходящее, перфекционизм, сомнение в себе и своих умениях, отсутствие собственного Я, постоянный страх неудачи, страх не угодить и постоянный поиск похвалы, самооценка попадает в зависимость от чужого мнения и как итог мы начинаем пытаться помочь всем, конечно же в ущерб собственной жизни.
А теперь рассмотрим решение этих двух проблем:
Как отделиться от мамы
Добавить комментарий Отменить ответ
Привет!
Меня зовут Любовь Треймут.
И я очень рада видеть Вас в моём блоге.
Наливайте чай, берите конфеты и устраивайтесь поудобнее, здесь тепло, хорошо и уютно.❤
Ребенок навсегда: как формируется созависимость и почему она мешает выстраивать личные границы
У любого человека есть шанс в эмоциональном плане навсегда остаться трехлетним ребенком — всё дело в особенностях нашего раннего развития. Поначалу мы накрепко связаны с матерью, а потом должны правильно от нее отлипнуть, научиться чувствовать чужие личные границы и выстраивать собственные. Дмитрий Борисов объясняет, почему это получается далеко не у всех, хотя научиться этому можно и даже необходимо.
Где начинается и заканчивается «я»?
По мнению кенийского палеоантрополога Ричарда Лики, человеческие дети рождаются «недоношенными».
Жеребята пытаются встать через полчаса после появления на свет, а через час-два у них обычно это получается. Новорожденные бабуины закрепляются на шерсти матери, которая вместе с ними прыгает с ветки на ветку. Орангутанги, гориллы и шимпанзе могут питаться материнским молоком несколько лет, обращение с потомством у этих приматов в целом похоже на человеческое. Разница в том, что их детеныши рано приспосабливаются к жизни — ходят, бегают, прыгают и проявляют другую активность.
Человеческий же младенец находится в состоянии почти полной беспомощности первые год-полтора. Это и есть признак «недоношенности» по Лики. Шея не имеет должного тонуса — несколько месяцев уходит на то, чтобы начать уверенно «держать голову». Мышцы и суставы не до конца сформированы, и этот процесс продолжается вне утробы — требуется время и усердие, чтобы научиться сидеть-стоять-передвигаться.
«Преждевременное» рождение — эволюционная адаптация к новым обстоятельствам. У Homo erectus, вставшего на ноги, уменьшился таз, поэтому более развитый и крупный плод просто не прошел бы через него, считает ученый.
Если эту теорию перенести в контекст изучения человеческой психики и этапов ее развития, можно провести аналогию с «социальной беременностью».
Человек учится не только понимать речь и коммуницировать с окружающими, но и проводить границы между собой, миром и другими людьми. В первом приближении это кажется самоочевидным: все знают, где заканчивается «я» и начинается что-то другое. А на самом деле — нет. Мало кто знает.
Так, во всяком случае, считают психологи Берри и Дженей Уайнхолд. В книге «Освобождение от созависимости» они пишут:
«Примерно 98% американцев [опыт подсказывает, что это относится и к жителям других стран. — Прим. ред.] страдают от серьезных нарушений, которые сегодня называют созависимостью. Оценки показывают, что менее 1% этих людей более-менее осведомлены о влиянии созависимости, но мало кто из них принимает какие-либо меры, чтобы устранить эти воздействия.
Основные симптомы созависимости:
Созависимость — как и вообще любая зависимость (от человека, вещества, процесса/состояния) — указывает на незрелость личности. «Социальное рождение» может затянуться на долгие годы, а может и вовсе никогда не произойти. Человек покинет этот мир, так и «не родившись». И это не только метафора, но и факт обыденной жизни. Эту фактичность можно интерпретировать как «нехватку», «внутреннюю пустоту» и т. п. — в обыденном лексиконе есть множество слов, чтобы описать состояние, имя которому созависимость.
Чаще это слово используют, говоря о созависимых семьях алкоголиков/наркоманов. Справедливо, но эти случаи — частное проявление общего порядка.
Читайте также:
Да и медицинский подход к проблеме созависимости, по мнению супругов-психологов, предполагает работу с «симптоматикой», а не поиск ее причин:
«Хуже всего… что медицинским сообществом (включая большинство терапевтов) созависимость обычно лечится как первичная болезнь… Ваш врач или психотерапевт скорее всего будут рассматривать ее как постоянную, наследственную, прогрессирующую и, возможно, даже неизлечимую».
Как формируется созависимость
Причина созависимости — незавершенность установления психологической автономии, одного из наиболее важных этапов развития психики.
В работе венгерской психиатра-клиницистки Маргарет Малер, написанной в соавторстве с ее коллегами Фредом Пайном и Анни Бергман, подчеркивается:
«Биологическое рождение человеческого младенца и психологическое рождение индивидуума не совпадают во времени. Первое — это яркое, наблюдаемое и имеющее четкие границы событие, второе — медленно разворачивающийся внутрипсихический процесс.
Мы рассматриваем психологическое рождение как процесс сепарации-индивидуации: установление чувства собственной отдельности и формирование отношений с реальным миром, особенно в аспекте опыта, связанного с собственным телом и с главным представителем окружающего мира — первичным объектом любви. Как любой психический процесс, сепарация-индивидуация оказывает влияние на весь жизненный цикл целиком…»
Может быть интересно:
Опираясь на эту теорию, Берри и Дженей Уайнхолд говорят о четырех стадиях развития человеческой психики:
созависимость → контрзависимость → независимость → взаимозависимость
На этапе созависимости формируется понимание постоянства объектов и закладывается фундамент для появления личных границ. Это достигается благодаря противоположному сепарации процессу — полному слиянию с родительской фигурой. На данном этапе созависимость нормативна. Более того, она является обязательным условием для дальнейшего развития — перехода на следующие стадии.
Возраст нормативной созависимости — от 0 до
3 лет (это индивидуально, чаще этот этап не завершают вовсе, о чем скажем ниже). Ребенок в этот период должен «рефлексировать» примерно так:
«Я могу развиваться и имею на это право — в мире безопасно. Мир добр ко мне, и я могу претендовать на удовлетворение своих потребностей» [итог опыта созависимого слияния. — Прим. ред.].
На этапе созависимости формируется представление:
Если ребенок убеждается, что с миром в целом всё в порядке, основа для личных границ заложена и можно начинать их очерчивать. Это небыстрый процесс (спойлер: успеха достигают немногие, в этом-то и беда). Начинается контрзависимый этап — стадия отделения.
Контрзависимость: трехлетки начинают и… не выигрывают
Этому этапу Берри и Джейн Уайнхолд посвятили отдельную книгу — «Бегство от близости».
Во время контрзависимости ребенок впервые сталкивается с чужими границами. С одной стороны, он начинает заявлять о своих желаниях, с другой — открывает для себя, что они могут не совпадать с родительскими:
— Мама, хочу конфету!
— Конфету дам только после супа.
— …
— Мама, дай мне эту вещь!
— Это моя вещь. Я не хочу, чтобы ее брали без моего разрешения.
— …
Ребенок впервые сталкивается с ограничением своих возможностей. Ему это редко нравится, субъективно ситуация воспринимается как «несправедливая», «плохая». Главное открытие на данном этапе: в мире, который ок, ребенку можно не всё. С этим он соглашается не сразу, проходя раз за разом через типичные стадии отрицания-злости-торга-депрессии-смирения.
— Мама, дай конфету!
— Конфета после супа.
— Нет, всё равно дай! (отрицание)
— После супа.
— Нет, дай! Дай сейчас! (стучит ложкой по столу — злость).
— После супа…
— Ну, хотя бы маленькую, пожалуйста… Ну, или полконфеты? (торг)
— После супа.
— Ты плохая! И злая! (слезы)
— Милый… Конфету дам после супа. Обещаю.
— Ну ладно. Давай суп. (смирение).
Этот цикл может повторяться множество раз и в самых разных ситуациях — ровно столько, сколько психике ребенка требуется для усвоения того факта, что у матери есть личные границы, за которые она его не пускает.
«Не дам мою вещь».
«Не могу сейчас играть с тобой».
«Мне нужно на время уйти, сейчас я занята».
«Спасибо, я не хочу пирожное».
Когда ребенок это усваивает, он начинает копировать поведение матери: начинает сам проводить границы допустимого с ним обращения — учится говорить «нет». Причина пресловутого «кризиса трехлеток» — в попытках будущей личности прочертить свои границы, стать самостоятельной — «стоять самой», без поддержки.
Но всё не так, ребята
Если на этапе контрзависимости мать не принимает границы/чувства ребенка и критикует их, то усваивается ложный посыл:
«Иметь личные границы — ненормально».
Если родитель шантажирует ребенка и манипулирует им (например, используя свое самочувствие — «если ты будешь плохо себя вести, я расстроюсь, заболею и умру»), месседж усваивается следующий:
«Иметь свои границы — смертельно опасно для мамы» [в перспективе — для любого другого человека. — Прим. ред.].
Если ребенок сталкивается с границами матери, но его личные границы игнорируются, будущая личность формируется по виктимному типу :
Если же он сталкивается с отсутствием границ матери и признанием своих, то его личность формируется по агрессивному типу :
Если родители непоследовательны и то признают/проводят границы, то их игнорируют, — ребенок усваивает два амбивалентных посыла. Работать в его жизни, в зависимости от обстоятельств, будут обе установки.
Скажут: так не бывает. Именно — не бывает. Почти.
По мнению Берри и Джейн Уайнхолдов, независимыми становятся незначительное меньшинство. Большинство «зависает» либо на созависимом этапе (оставаясь эмоционально и эмпатически на уровне примерно трехлетнего ребенка), либо на контрзависимом («сильные» и «успешные» избирают тактику ухода в интроверсию и отказываются от всего, что кажется им «лаской», «заботой» и «близкими отношениями» — потому что опыт столкновения со всем этим был очень травматичным).
Можно надеяться, что сейчас ситуация изменилась, ведь первое издание книги супругов-психологов, желающих «спасти мир» (а в их тексте прочитываются именно такие амбиции) вышло в 1989 году. Русский перевод «Освобождения от созависимости» издали в 2002-м, «Бегство от близости» — в 2011-м. Шансы, думается, все-таки есть…
А если оставить иронию, то сложно не согласиться с тем, что:
«Всю нашу культуру можно назвать созависимой… Все основные институты нашего общества базируются на зависимом поведении. Социальная структура, созданная нами, действительно может оставаться созависимой, если такое поведение будет сохраняться в дальнейшем у большей части населения.
Современная история большинства построенных таким образом обществ показывает, что определенные группы занимают более высокое положение по сравнению с другими. Например, мужчины стоят выше женщин, а управляющий персонал — выше исполнителей. Наличие более сильной группы, контролирующей ресурсы, создает предпосылки для возникновения и поддержания созависимых отношений. Однако, если люди начнут менять свои созависимые модели, возникнут изменения и в более крупных социальных структурах…»
В следующий раз мы будем позитивнее — и расскажем, каким, по мнению экспертов, может быть выход из этого порочного круга.
«Если человек вырос в созависимых отношениях с родителями, он может не подозревать, что бывает иначе»
Любая зависимость — это проблема. Но можно ли так сказать о созависимых отношениях, в которых люди становятся «частью друг друга»? Чем опасны созависимые отношения для детей? Как это может сказаться в будущем на их личной жизни и даже работе? Разобрали разные аспекты явления вместе с психологами Анастасией Платоновой и Александром Ройтманом.
Анастасия Платонова — психолог, мама 2 детей. Утверждает, что сама выросла в созависимых отношениях.
Александр Ройтман — психолог, отец 5 детей. Признается, что глубоко созависим от своей семьи, безмерно счастлив этой созависимостью и убежден, что его взгляд на созависимость, — альтернативный.
Созависимость: норма и нет
— Что такое созависимость?
Анастасия Платонова: «Определить созависимость просто. Это она, если какая-то ваша функция (или все) лежат у другого человека. Без него вы не можете получить то, что хотите. Этот человек становится частью вас. Ваша функция радости, счастья, оценки лежит в его компетенции.
Проявления созависимости могут быть разными. Тем, кто готов погрузиться в тему, стоит почитать труд Берри и Дженей Уайнхолдов «Освобождение от созависимости»».
Александр Ройтман: «Созависимость — такие отношения, в которых я думаю о тебе, а ты обо мне. В норме это некие качели — «я это ты, ты это я». Так будущая мама думает: «Матка — это я? Пуповина — это я или не я? Плацента — это я или не я? Младенец на конце — это я или не я?». А дальше она находит ответ на эти вопросы: «Да. Все, что у меня внутри — это я». А теперь представим, что то же самое думает младенец. И он тоже отвечает на все вопросы: «Да». И эта картинка — созависимость в начальной стадии. А дальше приходят роды — выход из этой первичной созависимости. И шаг для перехода на новый уровень. Подобный шаг каждый из участников отношений будет делать еще не раз. В зависимости от того, кто именно будет провоцировать следующие «роды», можно делать вывод: кто на этот раз выходит из созависимости».
— Кому удобна созависимость?
А.Р.: «Представьте ситуацию: женщина просидела 3 года с ребенком и готова выйти на работу. Но мужу удобно, что жена дома, утром — завтрак, вечером — ужин. Или ребенку 3 года, и его маме удобно завязывать ему шнурки перед детским садом, потому что сам он будет делать это 40 минут. И ей не нужно, чтобы он шел в садик пешком: она его дотащит на руках за 8 минут, а на коляске за 6. Ребенок хочет свободы, а маме она не нужна — ей бы быстро доставить его в сад. И тут вопрос, кто спровоцирует «роды»: как долго жена сможет быть в декрете, когда она поднимет бунт? Как долго ребенок будет согласен ездить в садик в коляске?».
— Как могут еще выглядеть созависимые отношения на практике в семье?
А.П.: «Если я скажу сыну: «Ты без меня не сообразишь, куда идти, как с кем разговаривать», это на самом деле может обозначать: «Я без тебя не понимаю, кем управлять, откуда черпать ощущение «Я важная и нужная. Я не знаю, как создавать себе стабильность»». Или я скажу мужу: «Я без тебя не могу. Я без тебя ничего не решу. Я слабая». В реальности это будет значить: «Эти слова — мой пульт управления тобой».
Это история, когда человек умеет строить отношения одного типа и строит их везде: и в семье, и в социуме».
А.Р.: «Созависимость — здоровая история для ребенка. Как в анекдоте про двух близнецов в животе у мамы: «Ты понимаешь, что оттуда никто не возвращался?». Но однажды младенец ощущает, что находиться в животе ему больше невыносимо. Мама ощущает то же самое. Роды — разрыв этой связи, прерывание прошлого мира и пропасть по пути к новому миру.
Ребенок отделился — получил молоко, воздух. А дальше он продолжает присваивать маму на уровне груди («молоко мое, значит, грудь — это тоже я»), но со временем у него все больше разделения на «я» и «не я».
И точно так же «я» и «не я» появляется у мамы. Она сначала выбегает от ребенка на улицу глотнуть воздуха и отдельной жизни. Потом оставляет его папе и идет в кафе, а затем выходит на работу. И мы наблюдаем движение по спирали — и мама, и ребенок созависимы, но с каждым витком они попадают на новый уровень. И в этой созависимости нет ничего плохого. Это данность».
А.П.: «Да, созависимость с мамой характерна для детей до определенного возраста. Но есть другая история. Если взрослый вырос в созависимых отношениях с родителями, он может не подозревать, что бывает иначе. Девочка, из семьи, где мама алкоголичка, а папа социопат, не в курсе, что есть другие варианты детства».
Как отличить патологическую созависимость от нормальной? Есть 5 признаков здоровых отношений в семье:
1. Разрешение чувствовать и говорить о чувствах.
Можно чувствовать все, любые чувства — и плохие, и хорошие. И можно говорить о них. Но при этом чувство не равно действию. Если я чувствую страх, то это не значит, что я парализован им. Если я чувствую любовь, это не значит, что я кидаюсь в объятия. Этот пункт очень перекликается со словом «свобода».
2. Право любого участника семьи — и ребенка, и родителя заботиться о себе.
Но заботиться исходя из убеждения, что это правильно, а не из мести, не из-за того, что «я на грани смерти, и по-другому уже невозможно», не потому, что «ты не заботишься о себе, и вот я сейчас покажу тебе, как заботиться».
3. Разрешение хотеть: «Хотеть — не значит получать».
В семье здоровые отношения к потребностям друг друга, есть возможность слышать друг друга и договариваться, не подчиняя другого и не манипулируя.
4. В здоровых отношениях не страшно.
5. У каждого члена семьи есть ощущение: «Я — ценность».
— Как переносится патологическая созависимость из семьи на другие отношения: на работе, например?
А.П.: «Взрослея, дети смотрят на родителей. И форма их построения отношений — это истина, привычный, нормальный и здоровый сценарий. Встречая людей во взрослом возрасте, экс-ребенок выстраивает с ними отношения по типу того, что видел в детстве. Если девочка видела, что мама не говорит о своей злости, а ждет момента, когда все вспыхнет само, она реализует этот сценарий в своей жизни. Если девочка видит, что мама заботится о себе, только когда поссорится с папой, то и она будет заботиться о себе, только поссорившись с начальником».
— А как выглядят отношения взрослых, в которых нет места созависимости?
А.П.: «Я решила протянуть свою руку человеку и протянула. Мой партнер решил протянуть мне свою руку и протянул. Но никто никому ничего не отдал. Это формат: «Я хочу быть с тобой, но могу и без тебя. Я протягиваю тебе руку, когда хочу — мне удобно, прикольно и здорово. Но вообще моя рука принадлежит мне, и в случае чего я ее беру обратно».
Созависимость и подростковая сепарация
— Когда тема созависимости может впервые болезненно «всплыть» в семье с детьми?
А.Р.: «Это случается регулярно. Например, сепарация происходит в тот момент, когда ребенок пошел в школу. Но активно это происходит в семье, где есть подросток. Например, он ощущает, что я, отец, становлюсь реальной помехой на его пути, перестаю давать ему необходимое количество еды, питья, воздуха, свободы. Подросток чувствует, что умирает… и он провоцирует те самые «роды», о которых я говорил раньше.
Или я ощущаю, что в одном доме с сыном-подростком я жить не могу: везде, где он появляется, тут же оказываются пятна на стенах, грязные носки, крошки хлеба — ползучий хаос выползает из его комнаты на кухню. Тогда я говорю: «Имей в виду: как только ты окончишь школу, ты или отправляешься в армию или идешь работать и снимаешь квартиру. Мы с мамой не можем выносить это. В нашем доме все выполняют свои функции, несут свою часть груза». А в ответ слышу: «Папа, ты должен меня кормить и поить. Я не просил меня рожать. Я не заказывал весь этот сумасшедший дом, где я не могу остаться один, где у нас 3 комнаты, а не 5, где у меня простенький телефон, а не смартфон последней модели, как у всех в нашем классе. И теперь ты мне обязан по гроб жизни!». Вот это типичная тема созависимости.
Или я говорю сыну, уходящему вечером на дискотеку: «Жду тебя домой к 23:00». Он отвечает: «Я постараюсь». А я : «Нет, не постараюсь, а именно придешь к 23:00, мы с тобой договорились». Он: «Папа, я уже взрослый. Ты же не спрашиваешь у меня разрешения пойти куда-то». Я: «Ты придешь тогда, когда я скажу». Подросток отказывается идти на этот уговор. И я выношу вердикт: «Ок. Ты свободный человек свободной страны, можешь идти и возвращаться, во сколько у тебя получится, но ты придешь и застанешь здесь мой труп». Это история, описанная в «Похороните меня за плинтусом». Там герой получил обещанный труп. То есть в его случае — обещанное проклятие. Это созависимость, которая приближает нас к «родам»: в какой-то момент или одна, или вторая сторона спровоцирует сепарацию».
А.П.: «Созависимость — врожденный диагноз. Ребенок получает его в воспитании, в росте. И в адекватном сценарии он начинает против этой зависимости бунтовать и постепенно выходить в сепарацию. В нашем мире это случается самое раннее 18 лет, но бунты подростки могут поднимать и в 13, и в 15. И тут родитель может помочь ребенку сепарироваться, подтолкнуть его к этому. Кроме того, мама и папа должны взять в привычку делать что-то для себя, а не для сына или дочки. Всех нас спасет знание: каким бы идеальным родителем мы ни были, не травмировать ребенка не получится. Он все равно получит свои травмы. И это нормально. Не надо ставить себе завышенную планку родительства и пытаться достигнуть невероятной высоты в теме «не травмировать ребенка»».
— Если ребенок не провоцирует сепарацию?
А.Р.: «Чаще это случается с девочками, но и мальчиками тоже бывает: ребенок становится все более и более «хорошим», послушным. У семьи нет повода «изгонять» его: он не выходит на улицу, не гуляет с девочками / мальчиками, не бунтует. В какой-то момент родители начинают волноваться: «А может, он голубой/розовый?», «А может, его познакомить с девочкой/ мальчиком?».
Беспокойство взрослых лишь подтверждает невозможность насильственных родов, у ребенка формируется выученная беспомощность. А при ней «ребенка» нельзя сепарировать, он «больной». И в этом случае «роды» невозможны.
Когда с двух сторон есть символический контракт, договоренность: «Я не буду тебя притеснять, а ты никуда не уйдешь», и «Ты от меня ничего не требуешь, а я имитирую контакт», то созависимость расцветет буйным цветом. Но если есть одна сторона, которую игры в созависимость остро не устраивают, то второй уже деться некуда: она устроит всем вокруг революцию.
Например: ребенок остается дома сидеть в телефоне и не идет на улицу. Он идеально хорош: он застелил кровать, посуду помыл. Но меня это не устраивает, и я его начинаю отторгать: «Едь на велосипеде, иди гуляй, 3 часа дома не появляйся!». Его идеальное поведение не обеспечивает нейтральной погоды в доме. Или наоборот, я веду себя идеально, а детей не устраивает спокойствие, и они бунтуют.
Созависимость должна закончиться тем, что ребенок «строит» себе новый «дом», который станет для него доверительным пространством. И он может оттуда уходить. У него при этом появляется уверенность, что его родительский дом — не единственное безопасное пространство, что его «домик» у него на руках, его свобода — у него в сердце, что он независим. На этом пути он формирует социальную зрелость и состоятельность».
— Можно ли избежать созависимости у ребенка, если хоть один из его родителей вырос в созависимых отношениях?
А.П.: «Нет! И это важно осознавать самим родителям: «Я больной, а ты будешь здоровый» — так не бывает. Ребенок строит свои отношения исходя из того, как делают это родители. То же самое, когда курящий отец говорит сыну: «Не кури!».
А еще я полностью согласна с расстановщиками (специалисты, работающие по теории расстановок Берта Хеллингера — прим. ред.), которые говорят, что семейный сценарий можно начать изменять с пятого поколения. Первое поколение травмируется. Второе — видит эту травматичную ситуацию, пугается и сознательно ее несет. Третье уже не видит травму, но перенимает страх родителей. Четвертое растет в этом страхе, сила его еще велика, чтобы его преодолеть, но уже есть подозрение — что-то не то. А пятое поколение уже способно эту травму исправить. Можно вспомнить «Проклинаю тебя до седьмого колена» и осознать, что бабки и колдуньи здесь ни при чем, дело в излечении семейной травматизации. С пятого поколения человек начинает меняться, шестое и седьмое растут в чуть более здоровых условиях, а восьмое поколение — при благоприятном прогнозе — выходят в здоровую позицию».
— Если, например, в 40 лет осознать свою созависимость в браке и понять, что ты перенес это на будущие отношения своих детей — в семье, на работе, в учебе, — уже ничего не поделать?
А.П.: «Не может быть такого, что до вас такого не было в семье. Оно было, просто вы могли этого не видеть. А вот осознав в какой-то момент свою созависимость, следует признать, что здоровые отношения вам будет очень сложно построить — это потребует невероятных усилий. Но не стоит ставить себе диагноз «ничего уже не поделать» — он ведет в никуда. Принятие маленьких решений каждый день, небольшие шаги и победы дадут силы и желания жить. И вы будете постепенно меняться, становясь другим, чем прежде, человеком. И ваши дети тоже постепенно начнут меняться, глядя на вас».
— Даже сепарация не поможет ребенку выйти из созависимых отношений, если родители живут в созависимости друг от друга?
А.П.: «Если говорить о книжной здоровой личности, где ни одна потребность не замалчивается, где ни один участник диалога не ставит свои потребности выше других, где все, как по нотам — это не про жизнь. Так идеально не бывает. В обычной жизни даже небольшие изменения очень отражаются на силах и желаниях жить, на понимании, насколько мы счастливо живем. И сепарация подросткам нужна, чтобы начать жить по-взрослому. И в этом «по-взрослому» он может более или менее ресурсно выстраивать отношения. И там, где отношения строятся в сторону «менее ресурсно», очевидно, они движутся в сторону созависимости. Если это осознавать, то можно корректировать. А вообще подростку в момент сепарации важно иметь внешнего человека, «проводника», который покажет ему, как можно жить по-другому, и поддержит его бунт против родителя.
Созависимость: как помочь себе?
— Когда человек может начать подозревать, что с ним что-то не так и виной тому созависимость?
А.П.: «Обычно, это происходит в районе 25 лет, когда случается одно сильное или несколько проходных фиаско в поиске партнера. Здесь начинают искать причину и понимают: «Я боюсь людей, но истово хочу быть с ними. Я боюсь строить новые отношения, но смотрю на тех, кто рядом со мной и бесконечно анализирую: почему у других получается, а у меня нет?»».
— Это касается только личных отношений?
А.П.: «Конечно, не только. У человека может произойти несколько похожих сценариев в отношениях с коллегами, с начальником на работе. И он поймет, что у него одинаковые сложности и проблемы в разных сферах жизни, которые он не может решить».
А.П.: «Первый пункт — истовое желание жить. И в этом случае появляется смелость в формате «пан или пропал». Нельзя выделить параметр, который точно приведет к успеху: все важно. Что именно? Можно открывать глаза на жизнь, смотреть, как живут другие, на тех, кто максимально счастлив, уверен в себе. Можно анализировать, как у них устроена жизнь (а не сторис в «Инстаграм»), читать литературу на эту тему. Можно перенести фокус на себя и при любом решении (делать — не делать, давать — не давать), спрашивать: «Хочу ли я этого? Делаю ли я это для себя?». Или если вы делаете что-то для другого, то отслеживать в себе чувство: «Делаю ли я сейчас этого человека счастливым, забывая о себе? Или я делаю его счастливым, и в этот момент я счастлив сам?».
В созависимости есть западня. Человек постоянно отдает другому какой-то из своих центров. И он начинает обнаруживать это постоянно во всем. В какой-то момент его посещает прекрасная идея. Например, «Я сейчас пару лет поработаю с психологом, а потом мы заживем!». Я не могу обещать, что у вас получится за пару-тройку лет справиться с созависимостью и «зажить»! Но курс поменять получится! Конфеты в конце пути не будет. Работа с созависимостью — это больно. Но «больно» это лучше, чем «невозможно так жить дальше»».
А.Р.: «Это непросто: разрыв всегда происходит через кризис, сопли, «Валокордин». Представьте себе деревья, растущие на расстоянии 10 метров друг от друга: очередное семечко ложится в землю и вырастает в небо естественным образом. Но если деревья растут по 1–2 на квадратный метр, то для того, чтобы жизнь продолжалась, нужен пожар. Схемы освобождения от созависимости построены без всякого либерализма и толерантности. Это законы, где ты сообщаешь ребенку, который готов тебя услышать: «Я умру. Ты меня похоронишь. Родишь своих детей. Вырастишь их. И скажешь им, что ты умрешь тоже. А они будут расти, понимая, что мир так устроен: мы умираем, рожаем наших детей, они расцветают, рожают своих детей. Это больно и трудно».
Недопущение созависимости или выход из нее — всегда вопрос, на чьей стороне мяч. Идеальна ситуация, когда сепарация максимально естественна, — она мотивирована и принимаема обеими сторонами».
— Человек во взрослом возрасте понял, что его проблема — непроизошедшая сепарация. На чьей стороне мяч?
А.Р.: «Бывает, что сепарация незавершена. Такое случается даже у взрослых, у которых родители уже ушли, и их проблема не звучит в запросе. Но она есть.
А частая ситуация звучит так — девочка, став взрослой, поняла: «Моя связь с папой настолько неразрывна, он настолько идеален, что никакой другой мужчина не может занять его место возле меня. Все остальные кажутся совершенно непригодными для жизни, несоответствующими статусу и описанию «мужчина»». И в этом случае девочка оказывается в ролевом вакууме. И если повезет, идет к психологу и говорит: «Я хочу иметь детей, быть любимой, найти любимого мужчину. Я хочу быть женщиной, как моя мама, и иметь мужчину, как мой папа». А психолог ответит: «Не бывает двух одинаковых людей. Либо вам придется увидеть разных мужчин и женщин, либо остаться одной. Реальность такова, что в каждом поколении рождаются новые женщины и мужчины. У вас проблема с глазами. Вам придется увидеть мир таким, какой он есть». Эта история про девочку с папой может быть симметрична, если в кадре мальчик и мама.
И конечно, тут мяч всегда на стороне того человека, который обнаружил свою проблему, — у другой стороны ни проблем, ни мяча при этом нет».
— То есть без психолога не обойтись?
А.П.: «Конечно, без психолога обойтись можно. Много людей живут с созависимостью, преодолевают ее и при этом не обращаются к специалисту. Возможно, с психологом есть шанс пройти этот путь быстрее. Легче. Иметь большую поддержку. Но совершенно точно это не единственно возможный вариант».
— Как определить, что находишься на правильном пути выхода из созависимости?
А.П.: «Путеводная звезда, по которой ты примеряешься, идешь ты в верном направлении или нет, такая: «Я сейчас делаю это для себя? Совершая это, я делаю себе хорошо?». Созависимые люди задают себе иные вопросы: «Буду ли я хорошей в его (папиных, мужа) глазах? Будет ли хорошо ей (маме, дочери)? Как они меня оценят?».
— А это разве не называется эгоизмом?
А.П.: «Давайте не путать эгоизм и эгоцентризм! Эгоцентризм свойственен детям до 3–5 лет. Это история: «Я центр земли, и все, что происходит, — из-за меня и для меня. И если ты злишься, то это из-за меня или для меня, а солнце светит потому, что я проснулся». А эгоизм — это здоровое чувствование собственных потребностей и готовность обеспечить себе реализацию этих потребностей. Способность обеспечить себе жизнь!».