к мнимой сделке применение реституции невозможно
Признание недействительными мнимых сделок должника
Генезис
В п. 1 ст. 170 Гражданского кодекса РФ указано: мнимая сделка, т.е. сделка, совершенная лишь для вида, без намерения создать соответствующие ей правовые последствия, ничтожна.
Однако такой вид оспаривания в новейшей российской истории – вплоть до недавнего времени – был неэффективен, с чем соглашался и законодатель.
В пояснительной записке к проекту принятых в 2009 г. изменений (Федеральный закон от 28 апреля 2009 г. № 73-ФЗ) в Федеральный закон от 26 октября 2002 г. № 127 «О несостоятельности (банкротстве)» (далее – Закон о банкротстве), содержащему новеллы в части совершенствования положений о конкурсном оспаривании сделок должника при осуществлении процедуры банкротства (ставшему гл. III.1 «Оспаривание сделок должника» Закона о банкротстве), отмечалось, что действовавшее на тот момент законодательство РФ не позволяло эффективно оспаривать сделки, направленные на незаконное отчуждение имущества должником в преддверии банкротства. Подобные сделки оспаривались в основном как фиктивные (мнимые) или притворные, что в судебной практике не приносило должного (положительного) результата для кредиторов и конкурсных управляющих, в особенности при оспаривании сделок неплатежеспособных лиц с неравноценным встречным исполнением.
Вместе с тем развитие «схем» вывода активов (среди которых – подготовка формально «чистых» и безупречных документов, подтверждающих наличие долга должника перед «сомнительными» кредиторами), чисто экономическая природа специальных оснований недействительности сделок (подозрительность и преференциальность), с трудом противодействующие прямой документальной фиктивности не совершенных в действительности операций, на которые ссылаются недобросовестные контрагенты должника, привели к возрождению практики применения п. 1 ст. 170 ГК РФ в процедурах банкротства.
Процессуальные особенности
Доводы о мнимости сделок банкрота могут быть заявлены не только путем предъявления соответствующих заявлений кредиторами или управляющим в конкурсном производстве, но и в форме возражений на заявления третьих лиц, настаивающих на включении их требований в реестр требований кредиторов, если первоначальные кредиторы и/или управляющий полагают упомянутые требования сомнительными.
Так, в п. 26 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 22 июня 2012 г. № 35 «О некоторых процессуальных вопросах, связанных с рассмотрением дел о банкротстве» (далее – Постановление № 35) разъяснено, что в силу п. 3–5 ст. 71 и п. 3–5 ст. 100 Закона о банкротстве проверка обоснованности и размера требований кредиторов осуществляется судом независимо от наличия разногласий относительно этих требований между должником и лицами, имеющими право заявлять соответствующие возражения, с одной стороны, и предъявившим требование кредитором – с другой. При установлении требований кредиторов в деле о банкротстве судам следует исходить из того, что установленными могут быть признаны только требования, в отношении которых представлены достаточные доказательства наличия и размера задолженности.
В связи с изложенным при установлении требований в деле о банкротстве не подлежит применению ч. 3.1 ст. 70 АПК РФ, согласно которой обстоятельства, на которые ссылается сторона в обоснование своих требований, считаются признанными другой стороной, если они ею прямо не оспорены или несогласие с такими обстоятельствами не вытекает из иных доказательств, обосновывающих представленные возражения относительно существа заявленных требований; также при установлении требований в деле о банкротстве признание должником или арбитражным управляющим обстоятельств, на которых кредитор основывает свои требования (ч. 3 ст. 70 АПК РФ), само по себе не освобождает другую сторону от необходимости доказывания таких обстоятельств.
При оценке достоверности факта наличия требования, основанного на передаче должнику наличных денежных средств, подтверждаемого только его распиской или квитанцией к приходному кассовому ордеру, суду надлежит учитывать среди прочего следующие обстоятельства: позволяло ли финансовое положение кредитора (с учетом его доходов) предоставить должнику соответствующие денежные средства, имеются ли в деле удовлетворительные сведения о том, как полученные средства были истрачены должником, отражалось ли получение этих средств в бухгалтерском и налоговом учете и отчетности и т.д. Также в таких случаях при наличии сомнений во времени изготовления документов суд может назначить соответствующую экспертизу, в том числе по своей инициативе (п. 3 ст. 50 Закона о банкротстве).
Кроме того, если конкурсные кредиторы полагают, что их права и законные интересы нарушены судебным актом, на котором основано заявленное в деле о банкротстве требование (в частности, если они считают, что оно является необоснованным по причине недостоверности доказательств либо ничтожности сделки), то на этом основании они, а также арбитражный управляющий вправе обжаловать в общем установленном процессуальным законодательством порядке указанный судебный акт, при этом в случае пропуска ими срока на его обжалование суд вправе восстановить этот срок с учетом того, когда подавшее жалобу лицо узнало или должно было узнать о нарушении его прав и законных интересов (п. 24 Постановления № 35).
Следовательно, оспаривание сделок должника с его контрагентом по мотиву мнимости допустимо:
Предмет доказывания
Согласно ст. 8 ГК РФ гражданские права возникают из договоров и иных сделок, предусмотренных законом, а также из договоров и иных сделок, хотя и не предусмотренных законом, но не противоречащих ему. Под сделкой при этом понимаются действия граждан и юридических лиц, направленные на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей (ст. 153 ГК РФ).
В силу п. 1 ст. 170 ГК РФ мнимая сделка, т.е. сделка, совершенная лишь для вида, без намерения создать соответствующие ей правовые последствия, ничтожна.
Нормы ГК РФ о мнимых сделках применяются при одновременном выполнении следующих условий: стороны, участвующие в сделке, не имеют намерений ее исполнять или требовать ее исполнения; при заключении сделки подлинная воля сторон не была направлена на создание тех правовых последствий, которые наступают при ее совершении (постановления Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 7 февраля 2012 г. № 11746/11; от 5 апреля 2011 г. № 16002/10).
Фиктивность мнимой сделки заключается в том, что у ее сторон нет цели достижения заявленных результатов. Волеизъявление сторон мнимой сделки не совпадает с их внутренней волей. Реальной целью мнимой сделки может быть, например, искусственное создание задолженности стороны сделки перед другой стороной для последующего инициирования процедуры банкротства и участия в распределении имущества должника.
В то же время для этой категории ничтожных сделок определения точной цели не требуется. Установление того факта, что стороны на самом деле не имели намерения породить возникновение, изменение, прекращение гражданских прав и обязанностей, обычно возникающих в результате такой сделки, является достаточным для квалификации сделки как ничтожной.
Сокрытие действительного смысла сделки находится в интересах обеих ее сторон. Совершая сделку лишь для вида, стороны правильно оформляют все документы, но создать реальные правовые последствия не стремятся. Поэтому факт расхождения волеизъявления с волей устанавливается судом путем анализа фактических обстоятельств, подтверждающих реальность намерений сторон. Обстоятельства констатируются на основе оценки совокупности согласующихся между собой доказательств.
Доказательства, обосновывающие требования и возражения, представляются в суд лицами, участвующими в деле, и суд не вправе уклониться от их оценки (ст. 65, 168, 170 АПК РФ).
Отсюда следует, что при наличии обстоятельств, очевидно указывающих на мнимость сделки, либо доводов стороны спора о мнимости, установления только тех обстоятельств, которые указывают на формальное исполнение сделки, явно недостаточно (тем более если решение суда по спорной сделке влияет на принятие решений в деле о банкротстве, в частности, о включении в реестр требований кредиторов).
При рассмотрении вопроса о мнимости (например, договора подряда и документов, подтверждающих выполнение работ, в частности актов приемки выполненных работ по форме КС-2, справок о стоимости выполненных работ по форме КС-3; или договора поставки и документов, подтверждающих передачу товара, – товарных и транспортных накладных, актов приема-передачи и т.д.) суд не ограничивается проверкой соответствия копий документов установленным законом формальным требованиям. Принимаются во внимание и иные документы первичного учета, а также другие доказательства.
Изложенное тем более вытекает из системного толкования норм Закона о банкротстве и Налогового кодекса РФ (ст. 252), а также положений о том, что каждый факт хозяйственной жизни подлежит оформлению первичным учетным документом и не допускается принятие к бухгалтерскому учету документов, которыми оформляются не имевшие места факты хозяйственной жизни, в том числе лежащие в основе мнимых и притворных сделок (п. 1 ст. 9 Федерального закона от 6 декабря 2011 г. № 402-ФЗ «О бухгалтерском учете»).
Проверяя действительность сделки, послужившей основанием для включения требований кредитора в реестр требований кредиторов, исходя из доводов о наличии признаков мнимости сделки и ее направленности на создание искусственной задолженности кредитора, суд должен осуществлять проверку, следуя принципу установления достаточных доказательств наличия или отсутствия фактических отношений по предмету сделки.
Целями такой проверки являются установление обоснованности долга, возникшего из договора, и недопущение включения в реестр необоснованных требований, поскольку такое включение приводит к нарушению прав и законных интересов кредиторов, имеющих обоснованные требования, а также должника и его учредителей (участников). При наличии убедительных доказательств невозможности осуществления исполнения (например, поставки) бремя доказывания обратного возлагается на кредитора (Постановление Президиума ВАС РФ от 18 октября 2012 г. № 7204/12 по делу № А70-5326/2011; Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 25 июня 2016 г. № 305-ЭС16-2411 по делу № А41-48518/2014).
Следует учитывать, что стороны мнимой сделки могут также произвести для вида ее формальное исполнение (п. 86 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 г. № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»). Например, во избежание обращения взыскания на движимое имущество должника заключить договоры купли-продажи или доверительного управления и составить акты о передаче данного имущества, при этом сохранив контроль за ним соответственно продавца или учредителя управления.
Равным образом осуществление сторонами мнимой сделки для вида государственной регистрации перехода права собственности на недвижимое имущество не препятствует квалификации такой сделки как ничтожной на основании п. 1 ст. 170 ГК РФ.
Рекомендации по доказыванию
Из приведенных норм права и разъясняющих их документов следует, что доводы кредиторов и/или управляющего о мнимости договора выражаются в заявлении о совершении его и операций по нему лишь для вида и без намерения создать правовые последствия, свойственные соответствующему правоотношению (например, по подряду, поставке, агентированию, купле-продаже, возмездному оказанию услуг и т.д.). Зачастую лица, оспаривающие сделку по критерию мнимости (как в обособленных спорах о включении кредитора с предположительно «сомнительным требованием о взыскании задолженности», так и при оспаривании сделок должника), указывают, что реальной целью данной сделки было формальное подтверждение искусственно созданной задолженности в целях инициирования процедуры банкротства и участия в распределении конкурсной массы.
Поэтому в ходе разбирательства следует принимать во внимание, исследовать и обосновывать наличие или отсутствие обстоятельств (в зависимости от того, на чьей стороне читатель настоящих строк), связанные с реальностью сделки и хозяйственных операций, совершенных во ее исполнение.
Среди таких обстоятельств:
Таким образом, ключевой аспект проверки сделки по мотиву мнимости – реальность операций, совершенных во исполнение такой сделки.
Во многом доказывание мнимости сделок и операций или отсутствие таковой в обособленных спорах в рамках дел о банкротстве созвучно и похоже на доказывание факта реальности или нереальности операций в налоговом праве. Читатель может познакомиться с особенностями такого доказывания в статье «Реальность сделок и хозяйственных операций в налоговом праве», которую автор писал ранее для «АГ».
Реституционные последствия
Кредиторы и иные лица, кому передано имущество или перед которыми должник исполнял обязательства или обязанности по сделке, признанной недействительной на основании п. 1 ст. 61.2, п. 2 ст. 61.3 Закона о банкротстве и ГК РФ, в случае возврата в конкурсную массу полученного по недействительной сделке имущества приобретают право требования к должнику, подлежащее удовлетворению в порядке, предусмотренном законодательством Российской Федерации о несостоятельности (банкротстве).
Таким образом, при признании недействительной сделки с должником по мотиву мнимости (по ст. 170 ГК РФ) требование контрагента к должнику восстанавливается и контрагент вправе предъявить его в реестр требований кредиторов должника (если полученное по этой сделке возвращено контрагентом в конкурсную массу должника).
«Благими намерениями вымощена дорога…» (позиция Верховного Суда о притворных сделках)
Эти мысли относительно Определения Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 31.07.2017 г. № 305-ЭС15-11230 были мною написаны по горячим следам еще в 2017 году, но волею судеб так и не были нигде опубликованы.
Как известно при постановлении этого судебного акта Верховный суд пришел к выводу, что цепочкой последовательных сделок купли-продажи с разным субъектным составом может прикрываться единая сделка, направленная на прямое отчуждение имущества первым продавцом последнему покупателю. Данная позиция высшей судебной инстанции ничего кроме одобрения вызывать не может.
Долгое время вопрос о допустимости квалификации ряда последовательно совершенных сделок с различным субъектным составом являлся дискуссионным. Это было обусловлено в первую очередь позицией Президиума ВАС РФ, высказанной в Постановлении от 02.08.2005 г. № 2601/05, согласно которой из содержания пункта 2 статьи 170 Кодекса следует, что притворная сделка должна быть совершена между теми же сторонами, что и «прикрываемая».
Судами нижестоящий инстанций данная позиция была воспринята и активно проводилась, так в Постановлении Девятого арбитражного апелляционного суда от 05.08.2014 г. по делу № А40-134795/2013, оставленном без изменения Постановлением Арбитражного суда Московского округа от 17.11.2014 N Ф05-12746/2014, было указанно, что довод о притворности указанных в исковом заявлении сделок как взаимосвязанных неприменим в рассматриваемом случае поскольку стороны сделок не совпадают.
Однако данный подход явно не отвечал потребностям гражданского оборота.
Во-первых, возникали вопросы с применением или не применением к отношениям сторон норм о защите прав потребителя, когда договор в интересах физического лица (генерального директора) заключался от имени и за счет лица юридического. При применении к указанным отношениям конструкции договора комиссии мы должны будем признать недопустимость распространения на них норм Закона о защите прав потребителей, поскольку права и обязанности по договору заключенному в рамках договора комиссии возникают непосредственно у комиссионера. Вместе с тем каждый из участников отношений осознает, что реальным получателем товаров и услуг является именно физическое лицо (потребитель), а конструкция юридического лица была введена исключительно для вида, как правило, в целях оптимизации налогообложения.
Во-вторых, неоднозначно разрешались ситуации, когда договорные отношения по тем или иным причинам заключились от имени одного лица, но фактически за счет и в интересах другого. Частным примером подобной ситуации является приобретение в преддверии расторжения брака недвижимого имущества на имя близкого родственника или знакомого. Оформляя подобным образом отношения недобросовестный супруг стремится исключить данный объект недвижимости из-под требований о разделе. Если в этом случае восстановление реальных договорных отношений возможно через конструкцию злоупотребления правом (ст. 10 Гражданского кодекса РФ), то адекватное решение для ситуации зачисления суммы займа на карту иного лица (не заемщика) отсутствует.
Правовые коллизии со сделками с различным субъектным составом, разрешение которых иначе как через контрукцию притворных сделок невозможно, данными примерами, конечно, не исчерпываются, тем значимей является позиция Верховного суда РФ, изложенная в анализируемом Определении.
Вместе с тем, формулируя столь важную для практики позицию, суд оставил без должной аргументации и анализа вопрос о последствиях недействительности прикрываемой сделки и влияние на признание ряда последовательных сделок притворными наличие реального исполнения со стороны конечного приобретателя промежуточному лицу.
Как известно фактические обстоятельства рассмотренного дела сводились к следующему:
Банк передал объект недвижимости в собственность юридического лица, через некоторое время (около полутора лет) квартира продана двум физическим лицам, еще через некоторое время один из сособственников передал принадлежащую ему долю в праве собственности еще раз.
Оценив данные обстоятельства, судебная коллегия, как указывалось ранее, признала ряд единой притворной сделкой купли-продажи имущества, совершенной между Банком и конечными приобретателями (Смирновыми).
Как известно по смыслу ст. 167 Гражданского кодекса РФ и сложившейся судебно-арбитражной практики (в частности Постановления Президиума ВАС РФ от 12.10.2010 г. № 5243/10) суд обязан разрешить вопрос о применении последствий недействительности сделки одновременно с признанием данной сделки недействительной.
Относительно вопроса о применении последствий недействительности сделки, Судебная коллегия ограничилась указанием, что «последствия недействительности прикрываемой сделки в виде односторонней реституции применены судами на основании статьи 167 Гражданского кодекса исходя из отсутствия реальных расчетов между банком и конечными сособственниками квартиры по прикрываемой сделке».
Однако вопрос о том, что конечные приобретатели (гр. Смирновы) осуществили оплату приобретенной недвижимости, при чем реальными денежными средствами и по рыночной стоимости, и влияние данного обстоятельства на применение или не применение реституции в судебном акте не поднимался.
Означает ли это, что для квалификации цепочки сделок как единой притворной сделки факт реального исполнения одной из них является безразличным? И что не менее важно, достаточно ли для разрешения вопроса об отказе в применении последствий недействительности только того обстоятельства, что денежные средства (исполнение) от конечного приобретателя к первоначальном отчуждателю не поступили?
Классическая теория притворных сделок, да и сложившаяся практика правоприменения не позволяет положительно ответить ни на один из поставленных вопросов.
Судебная практика всех уровней основывается на том положении, что наличие исполнения сделки хотя бы одной из сторон исключает возможность ее признания притворной.
Так, Постановлении от 06.06.2011 г. № КГ-А40/4918-11 по делу № А40-96659/10-47-849 (Определением ВАС РФ от 26.09.2011 г. № ВАС-12482/11 отказано в передаче дела № А40-96659/10-47-849 в Президиум ВАС РФ для пересмотра в порядке надзора данного постановления) ФАС Московского округа указал, что «признаком притворной сделки является несовпадение волеизъявления сторон сделки с их внутренней волей при совершении сделки, а также фактическое исполнение иной, юридически не оформленной (прикрываемой) сделки.»
Еще более четко по этому вопросы высказался ФАС Северо-Западного округа в Постановлении от 25.02.2014 г. № Ф07-7479/2012 г. (Определением ВАС РФ от 30.06.2014 г. № ВАС-10272/13 отказано в передаче дела в Президиум ВАС РФ для пересмотра в порядке надзора данного постановления):
«В силу пункта 2 статьи 170 ГК РФ стороны должны преследовать общую цель и достичь соглашения по всем существенным условиям той сделки, которую прикрывает юридически оформленная сделка. Обращаясь с требованием о признании сделки ничтожной по указанному основанию, заявитель обязан представить доказательства направленности воли сторон на совершение именно прикрываемой сделки. Отсутствие фактического исполнения прикрываемой сделки, исключает возможность признания ее ничтожной по данному основанию».
Является ли анализируемое определение поворотной точке в подходе к квалификации притворных сделок? Хотел бы надеяться, что нет. Теория притворных сделок, как известно, основывается на необходимости единой согласованной воли всех участников правоотношений на достижение иного правового результата. Более того применение к одним участникам правоотношений условий договора, которые согласовывались или предполагались только одной стороной невозможно, поскольку противоречит принципу свободы волеизъявления и недопустимости вмешательства в частные дела.
Также на наш взгляд не вызывает сложностей разрешение вопроса о необходимости учета реального исполнения сделки со стороны конечного приобретателя для разрешения вопроса о применении или не применении реституции.
Признание заключённой между сторонами сделки притворной само по себе не свидетельствует об отсутствии договорных отношений. Напротив, применение п. 2 ст. 170 Гражданского кодекса РФ, прямо свидетельствует о том, что между сторонами сложились правоотношения, но в ином виде (на иных условиях) по сравнению с теми, видимость которых стороны стремились создать.
В анализируемом случае суд пришел к выводу, что вместо цепочки сделок между различными субъектами, была заключена одна сделка между Банком и Смирновыми, по которой право собственности на имущество перешло непосредственно от кредитной организации к физическим лицам.
Поскольку отказ в применении реституции при установлении наличия встречного предоставления по смыслу ст. 167 Гражданского кодекса РФ невозможен, то следует прийти к выводу, что либо суд оценил оплату Смирновыми квартиры мнимым (то есть совершенным лишь для вида), либо посчитал, что возврат выплаченных денежных средств должен осуществляться в ином порядке.
Хотелось бы верить, что в данном случае суд пришел к первому из указанных выводов, поскольку обнаружить удовлетворительное обоснование иного порядка возврата уплаченных денежных средств затруднительно.
Из текста судебного акта следует, что право на возврат денежных средств от Банка у Смирновых отсутствует, следовательно, соответствующее требование конечными приобретателями может быть заявлено только лицу, у которого изъятое в пользу Банка имущество было приобретено, но на каком основании?
Реституция? Но, во-первых, при применении последствий недействительности сделки осуществляется обоюдный возврат полученного, а Смирновы передать квартиру не могут, поскольку она истребована в пользу Банка, а во-вторых, вступившим в законную силу судебным актом установлено, что сделки между Смирновыми и промежуточными приобретателями не существовало. Несуществующая сделка не может быть основанием для движения материальных ценностей.
Эвикция? Тоже неудовлетворительно, согласно общей как для права континентальной Европы, так и для нашего права традиции в качестве основания ответственности за эвикцию рассматривается договор купли-продажи: она наступает за
нарушение договорной обязанности продавца. Соответственно признавая в данном случае возможность применения ст. 461 Гражданского кодекса РФ, мы будем вынуждены признать наличие реального действительного договора между конечными и промежуточными приобретателями, то есть опять вступить в противоречие с судебным актом Верховного суда РФ.
Неосновательное обогащение? Теоретически такой подход возможен, исходя из того, что основания для обладания денежными средствами, которые существовали на момент получения имущества, в дальнейшем отпали (Пункт 1 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 11.01.2000 № 49). Вместе с тем, во-первых, притворная сделка, являясь ничтожной, недействительна с момента ее совершения независимо от признания ее таковой судом, то есть даже на момент осуществления платежа обязательство у Смирновых отсутствовало. А, во-вторых, промежуточный приобретатель всегда может сослаться на положения п. 4 ст. 1109 Гражданского кодекса РФ, указав, что Смирновы, являясь стороной «прикрываемой» сделки, знали об отсутствии правовых оснований для осуществления платежа.
Таким образом, Верховный суд РФ сформировал, бесспорно, важную и значимую для правоприменения позицию о допустимости квалификации как притворной сделок с различным субъектным составом. Однако в результате невысокого качества юридической техники изготовления судебного акта, многие вопросы, требующие оценки и обоснования остались не разрешенными, что на наш взгляд повлечет больше разночтений, чем единообразия при применении положений ст. 170 ГК РФ.