кауза это в гражданском праве
К вопросу о каузе сделок
Сергей Львович Будылин писал здесь о реформе французского ГК, в ходе которой из текста ст.1108 указанного акта исчезло упоминание о каузе, как необходимом элементе сделки. В свете этого невредно было бы вспомнить, зачем же это непонятное законодателям юридической моды понятие вообще появилось на свет. Ниже приведу отрывок из одного дореволюционного сочинения, раскрывающий понятие и значение каузы.
Гримм Д.Д. Лекции по догме римского права. СПб., 1910. С.103–106. §47. Causa юридических сделок.
Каждая сделка, как всякое вообще действие, совершается в видах достижения какого-нибудь объективного результата, который представляется лицу средством для достижения тех или других субъективных его целей. Например, когда я покупаю какую-нибудь вещь, то для меня объективный результат, ради которого я вступаю в сделку и жертвую известной суммой денег, заключается в приобретении этой вещи: а субъективные цели, которых я желаю достигнуть этим, могут быть, конечно, самыми разнообразными, например, я желаю купить вещь, чтобы воспользоваться ею, чтобы перепродать её, чтобы подарить её другому лицу и т.д. В применении к таким сделкам, при которых лицо в видах достижения известного объективного результата жертвует частью своего собственного имущества или принимает на себя известные обязательства, этот ожидаемый объективный результат именуется каузой сделки. В частности, объективный результат, преследуемый такими сделками, чаще всего состоит в приобретении от противной стороны какого-нибудь эквивалента, точнее, с точки зрения римских юристов, права на получение эквивалента взамен собственного пожертвования, либо в погашении существующего обязательства лица, либо в доставлении противной стороне безвозмездной выгоды. Соответственно с этим римские юристы говорили, что сделки могут быть совершаемы либо credendi causa, либо solvendi causa, либо donandi causa. Но эти три категории случаев далеко не исчерпывают всего разнообразия встречающихся в жизни комбинаций. Так, например, передавая другому лицу какую-нибудь вещь, я могу сделать это в тех видах, чтобы эта вещь служила приданым его невесты — сделка совершена dotis constituendae causa. Или, например, если я назначен наследником под условием, чтобы я определённому лицу заплатил известную сумму денег, то я, производя эту уплату, делаю это в тех видах, чтобы исполнить условие, от которого зависит приобретение наследства, сделка совершена conditionis implendae causa.
В современной доктрине понятие «кауза» обыкновенно отождествляют с понятием цели, ради которого заключается сделка. И действительно, если рассматривать дело исключительно с точки зрения того пожертвования, которое совершает лицо, то достижение известного встречного результата может быть на первый взгляд рассматриваемо как цель, ради которой лицо решилось на уменьшение собственного имущества. Тем не менее, следует избегать подобной терминологии, ибо раз мы каузу характеризуем как цель, то тотчас же возникает вопрос, чем же отличается эта цель от целей, служащих побудительными мотивами для вступления в сделку? Вопрос этот имеет весьма существенное практическое значение, ибо недостижение каузы сделки даёт при известных условиях право оспорить сделку, тогда как достижение цели, служившей побудительным мотивом ко вступлению в сделку, по общему правилу не оказывает никакого влияния на неё. Сомнение разрешается просто, раз мы уяснили себе принципиальное различие между объективным результатом, к которому стремится сделка, и субъективными целями, которых мы рассчитываем достигнуть через него. Что касается, в частности, сделок, влекущих за собой известные материальные траты для одной или для обеих сторон, то при них этот объективный результат всегда двойной. Я желаю купить вещь, но для этого мне необходимо пожертвовать известной суммой денег, я желаю погасить долг, но для этого опять-таки необходимы известные затраты; я желаю установить приданое — опять то же самое. Только благодаря тому, что упустили из виду этот двойственный характер объективного результата, достигаемого такими сделками, и пришли к неправильному отождествлению каузы сделки с её целью.
Итак, римская и современная юриспруденция оперирует с понятием «кауза» в применении к тем сделкам, которые, с точки зрения данного лица, взамен достижения известного объективного результата предполагают известные имущественные жертвы. Тот объективный результат, который должен быть достигнут этими имущественными жертвами, и составляет каузу сделки. Недостижение каузы, недостижение того объективного результата, ради которого лицо вступило в сделку и решилось на известные имущественные жертвы, при известных условиях, как уже было сказано, даёт право оспорить сделку. Так, например, если я передал кому-нибудь вещь dotis constituendae causa, а брак его с той особой, которую я имел в виду и в интересах которой я желал установить приданое, не состоялся, то вместе с тем и объективный результат, которого я желал достигнуть, т.е. установление приданого, должен быть признан недостигнутым, ибо раз нет брака, то, очевидно, не может быть и приданого. В виду этого я могу требовать возврата переданной вещи.
Впрочем, кауза сделки не всегда имеет одинаковое юридическое значение. В этом отношении нужно различать две группы сделок, материальные и абстрактные. Материальными называются сделки, которые с точки зрения обязанного лица содержат в себе указание на свою каузу, как, например, договор займа. По отношению к таким сделкам недостижение каузы сделки препятствует самому возникновению сделки, или иначе, чтобы доказать существование сделки, нужно доказать, что кауза сделки, объективный результат, ради которого лицо приняло на себя какие-нибудь обязанности, достигнут. Так, например, если кредитор требует исполнения по договору займа, он должен доказать, что валюта в своё время была получена должником, т.е. что объективный результат, ради которого должник вступил в договор, осуществился, ибо получение должником валюты составляет необходимое условие для возникновения договора займа. Напротив, абстрактными называются сделки, которые с точки зрения обязанного лица не содержат в себе указания на свою каузу. Так, например, римская стипуляция обыкновенно носила абстрактный характер, выражаясь формулой: “— Spondesne dare? — Spondeo”. Эта формула, очевидно, не указывает сама по себе, ради достижения какого результата должник принял на себя обязательство: он мог это сделать credendi causa, donandi causa и т.д. Такое же значение имели, например, mancipatio и in jure cession, на основании которых переносилось право собственности; в основании этих сделок опять-таки могли лежать самые разнообразные каузы. Особенность абстрактных сделок заключается в том, что при них достижение каузы сделки, достижение объективного результата, ради которого лицо вступило в сделку, не составляет необходимого условия для вступления сделки в силу. Поэтому кредитор по абстрактной сделке и не обязан доказывать, что кауза сделки осуществилась. Например, если я выдаю долговую расписку такого рода: «сим признаю, что обязан заплатить лицу А 1000 руб.», то А может требовать уплаты, не будучи обязан доказывать qua ex causa я выдал эту расписку. Но это не лишает заинтересованное лицо, принявшее на себя абстрактное обязательство, права доказывать со своей стороны, что объективный результат сделки, который им имелся в виду, и ради которого оно приняло на себя обязательство, не достигнут, и в таком случае истцу всё-таки отказывается в иске. С этой точки зрения различие между материальными и абстрактными сделками сводится к тому, что при материальных сделках в случае спора истец, чтобы добиться решения в свою пользу, должен доказать, что кауза сделки с точки зрения противной стороны достигнута, а при абстрактных — ответчик, если не желает быть присуждён к уплате, должен доказать, что кауза сделки не достигнута.
Кауза в гражданском праве. Первые подступы
Гражданское право сопровождает отношения по экономическому обмену. Поэтому все сделки в конечном счете оформляют обмен благами, или предоставлениями.
Помимо прочего, сделки классифицируются на предоставительные и непредоставительные.
Посредством предоставительных одно лицо обогащается за счет другого лица — другое приобретает «плюс» в имущественной массе. Заключение договора — предоставительная сделка, потому что кредитор по договору приобретает право требовать от должника совершения действий или воздержания от них. Право требования — самостоятельный актив кредитора, он может распорядиться своим правом требования к должнику.
Непредоставительные не опосредуют никакого обогащения. Например, соглашение об изменении срока или места исполнения обязательства не изменяет имущественного баланса сторон.
Предоставительные сделки всегда совершаются с какой-либо целью. Цель имущественного предоставления обозначают словом causa — то есть основанием предоставления. Это лишь одно из значений слова «кауза».
Рекомендуем прочитать:
Кривцов А.С. Абстрактные и материальные обязательства в римском и в современном гражданском праве.
Чезаре Санфилиппо. Курс римского частного права.
Новицкая А.А. Становление учения о контракте в римской юриспруденции.
К вопросу о каузе сделок
Сергей Львович Будылин писал здесь о реформе французского ГК, в ходе которой из текста ст.1108 указанного акта исчезло упоминание о каузе, как необходимом элементе сделки. В свете этого невредно было бы вспомнить, зачем же это непонятное законодателям юридической моды понятие вообще появилось на свет. Ниже приведу отрывок из одного дореволюционного сочинения, раскрывающий понятие и значение каузы.
Гримм Д.Д. Лекции по догме римского права. СПб., 1910. С.103–106. §47. Causa юридических сделок.
Каждая сделка, как всякое вообще действие, совершается в видах достижения какого-нибудь объективного результата, который представляется лицу средством для достижения тех или других субъективных его целей. Например, когда я покупаю какую-нибудь вещь, то для меня объективный результат, ради которого я вступаю в сделку и жертвую известной суммой денег, заключается в приобретении этой вещи: а субъективные цели, которых я желаю достигнуть этим, могут быть, конечно, самыми разнообразными, например, я желаю купить вещь, чтобы воспользоваться ею, чтобы перепродать её, чтобы подарить её другому лицу и т.д. В применении к таким сделкам, при которых лицо в видах достижения известного объективного результата жертвует частью своего собственного имущества или принимает на себя известные обязательства, этот ожидаемый объективный результат именуется каузой сделки. В частности, объективный результат, преследуемый такими сделками, чаще всего состоит в приобретении от противной стороны какого-нибудь эквивалента, точнее, с точки зрения римских юристов, права на получение эквивалента взамен собственного пожертвования, либо в погашении существующего обязательства лица, либо в доставлении противной стороне безвозмездной выгоды. Соответственно с этим римские юристы говорили, что сделки могут быть совершаемы либо credendi causa, либо solvendi causa, либо donandi causa. Но эти три категории случаев далеко не исчерпывают всего разнообразия встречающихся в жизни комбинаций. Так, например, передавая другому лицу какую-нибудь вещь, я могу сделать это в тех видах, чтобы эта вещь служила приданым его невесты — сделка совершена dotis constituendae causa. Или, например, если я назначен наследником под условием, чтобы я определённому лицу заплатил известную сумму денег, то я, производя эту уплату, делаю это в тех видах, чтобы исполнить условие, от которого зависит приобретение наследства, сделка совершена conditionis implendae causa.
В современной доктрине понятие «кауза» обыкновенно отождествляют с понятием цели, ради которого заключается сделка. И действительно, если рассматривать дело исключительно с точки зрения того пожертвования, которое совершает лицо, то достижение известного встречного результата может быть на первый взгляд рассматриваемо как цель, ради которой лицо решилось на уменьшение собственного имущества. Тем не менее, следует избегать подобной терминологии, ибо раз мы каузу характеризуем как цель, то тотчас же возникает вопрос, чем же отличается эта цель от целей, служащих побудительными мотивами для вступления в сделку? Вопрос этот имеет весьма существенное практическое значение, ибо недостижение каузы сделки даёт при известных условиях право оспорить сделку, тогда как достижение цели, служившей побудительным мотивом ко вступлению в сделку, по общему правилу не оказывает никакого влияния на неё. Сомнение разрешается просто, раз мы уяснили себе принципиальное различие между объективным результатом, к которому стремится сделка, и субъективными целями, которых мы рассчитываем достигнуть через него. Что касается, в частности, сделок, влекущих за собой известные материальные траты для одной или для обеих сторон, то при них этот объективный результат всегда двойной. Я желаю купить вещь, но для этого мне необходимо пожертвовать известной суммой денег, я желаю погасить долг, но для этого опять-таки необходимы известные затраты; я желаю установить приданое — опять то же самое. Только благодаря тому, что упустили из виду этот двойственный характер объективного результата, достигаемого такими сделками, и пришли к неправильному отождествлению каузы сделки с её целью.
Итак, римская и современная юриспруденция оперирует с понятием «кауза» в применении к тем сделкам, которые, с точки зрения данного лица, взамен достижения известного объективного результата предполагают известные имущественные жертвы. Тот объективный результат, который должен быть достигнут этими имущественными жертвами, и составляет каузу сделки. Недостижение каузы, недостижение того объективного результата, ради которого лицо вступило в сделку и решилось на известные имущественные жертвы, при известных условиях, как уже было сказано, даёт право оспорить сделку. Так, например, если я передал кому-нибудь вещь dotis constituendae causa, а брак его с той особой, которую я имел в виду и в интересах которой я желал установить приданое, не состоялся, то вместе с тем и объективный результат, которого я желал достигнуть, т.е. установление приданого, должен быть признан недостигнутым, ибо раз нет брака, то, очевидно, не может быть и приданого. В виду этого я могу требовать возврата переданной вещи.
Впрочем, кауза сделки не всегда имеет одинаковое юридическое значение. В этом отношении нужно различать две группы сделок, материальные и абстрактные. Материальными называются сделки, которые с точки зрения обязанного лица содержат в себе указание на свою каузу, как, например, договор займа. По отношению к таким сделкам недостижение каузы сделки препятствует самому возникновению сделки, или иначе, чтобы доказать существование сделки, нужно доказать, что кауза сделки, объективный результат, ради которого лицо приняло на себя какие-нибудь обязанности, достигнут. Так, например, если кредитор требует исполнения по договору займа, он должен доказать, что валюта в своё время была получена должником, т.е. что объективный результат, ради которого должник вступил в договор, осуществился, ибо получение должником валюты составляет необходимое условие для возникновения договора займа. Напротив, абстрактными называются сделки, которые с точки зрения обязанного лица не содержат в себе указания на свою каузу. Так, например, римская стипуляция обыкновенно носила абстрактный характер, выражаясь формулой: “— Spondesne dare? — Spondeo”. Эта формула, очевидно, не указывает сама по себе, ради достижения какого результата должник принял на себя обязательство: он мог это сделать credendi causa, donandi causa и т.д. Такое же значение имели, например, mancipatio и in jure cession, на основании которых переносилось право собственности; в основании этих сделок опять-таки могли лежать самые разнообразные каузы. Особенность абстрактных сделок заключается в том, что при них достижение каузы сделки, достижение объективного результата, ради которого лицо вступило в сделку, не составляет необходимого условия для вступления сделки в силу. Поэтому кредитор по абстрактной сделке и не обязан доказывать, что кауза сделки осуществилась. Например, если я выдаю долговую расписку такого рода: «сим признаю, что обязан заплатить лицу А 1000 руб.», то А может требовать уплаты, не будучи обязан доказывать qua ex causa я выдал эту расписку. Но это не лишает заинтересованное лицо, принявшее на себя абстрактное обязательство, права доказывать со своей стороны, что объективный результат сделки, который им имелся в виду, и ради которого оно приняло на себя обязательство, не достигнут, и в таком случае истцу всё-таки отказывается в иске. С этой точки зрения различие между материальными и абстрактными сделками сводится к тому, что при материальных сделках в случае спора истец, чтобы добиться решения в свою пользу, должен доказать, что кауза сделки с точки зрения противной стороны достигнута, а при абстрактных — ответчик, если не желает быть присуждён к уплате, должен доказать, что кауза сделки не достигнута.
Кауза гражданско-правового договора как выражение его сущности (А.В.Кашанин, «Журнал российского права», N 4, апрель 2001 г.)
Кауза гражданско-правового договора как выражение его сущности
1. Использование сущности договора в правоприменительной деятельности
Российское гражданское право относится к правовым системам, не признающим юридический формализм в качестве ведущего своего принципа. Отдавая должное форме сделки, оно требует, чтобы суду представляли не чисто формальную, а реальную экономическую операцию между сторонами. Тем самым в процессе правоприменения имеет место исследование сущности отношений сторон договора, соответствие которых заявляемой операции является условием применения норм о ней.
Так, в одних случаях ГК РФ прямо ссылается на существо обязательства как на критерий применимости тех или иных норм (ст.170, 310, 311, 313, 314, 315, 316, 406, 417, 421, 451 ГК РФ и др.).
В других право, подразумевая обращение к сущности договора, не делает об этом специального указания, но только потому, что оно является излишним, так как в противном случае само применение соответствующих норм становится невозможным. Все эти случаи так или иначе связаны с проблемой разграничения видов договоров (договорных видов*(1)): купли-продажи, аренды и т. д. Очевидно, что для того, чтобы отношения сторон регулировались, например, правилами главы ГК о договоре купли-продажи, необходимо, чтобы они являлись таковыми, что не всегда следует из названия договора, так как стороны могут совершить ошибку в его квалификации, и он может быть притворным.
В той или иной степени с необходимостью определения сущности договора приходится сталкиваться при применении норм ст.169 ГК (о недействительности сделки, совершенной с целью, противной основам правопорядка и нравственности), ст.178 ГК (о недействительности сделки, совершенной под влиянием заблуждения), ст.431 ГК (о толковании договора) и др.
Следует согласиться с И.Б. Новицким, утверждавшим, что существенность определяется не по капризу того или иного лица*(2). Выделение сущности сделки имеет под собой объективные основания, ее интуитивное отыскание, отличаясь неопределенностью и неустойчивостью, повышенной зависимостью от субъективного усмотрения, противоречит сути нормативного регулирования, а также интересам устойчивости гражданского оборота, заключает в себе опасность судейского произвола*(3).
Категории воли и волеизъявления. Цивилистикой были предложены средства рационализации процесса определения сущности договора, облегчающие и упорядочивающие применение норм о недействительности сделок, других норм, где требуется рассмотрение сути отношений сторон договора. Речь идет о категориях воли и волеизъявления, пороками и несоответствиями которых объяснялись соответствующие нормы права*(4).
Однако приходится констатировать, что четкого понимания категории воли в науке не наблюдается, что ученые и практики, используя ее, как правило, вкладывают в нее смысл интуитивно, не рационализируя понятие*(5).
Волю определяют исключительно через субъективные категории и большинство других авторов*(7).
Основная проблема заключается в том, что ни одно из общепринятых в цивилистике значений категории воли не вписывается в полной мере в систему правовых конструкций и не позволяет эффективно ее использовать для указанных выше целей. Как представляется, причиной тому служат следующие факторы.
Прежде всего, в различных ситуациях (например, для признания сделки недействительной) реально имеет правовое значение не все содержание воли, относящееся к сделке, а лишь какие-то его части. Об этом свидетельствует тот факт, что зачастую стороны не достигают полного, истинного согласия, взаимопонимания по всем вопросам, что, однако, не приводит к недействительности договора.
Во-первых, законодатель не требует согласования абсолютно всех вопросов, касающихся отношений между контрагентами. Для признания договора заключенным достаточно достичь соглашения по существенным его условиям. Стороны могут не предвидеть многие проблемы, юридические последствия, часть вопросов остаются неурегулированными, причем не все из них решаются в нормах права, относящихся к договору соответствующего вида. Кроме того, отечественным правопорядком защищаются нетипичные договорные отношения, воля участников которых по существенным условиям выражена косвенным путем, неконкретно или в неустановленной форме, путем одностороннего волеизъявления, либо вопреки подлинной воле*(8).
Во-вторых, между сторонами может существовать молчаливое недопонимание по некоторым вопросам, которое очень редко может привести к признанию сделки недействительной. То же относится и к скрытой оговорке, допущенной одной из сторон.
Однако основной причиной непригодности конструкции воли для права является ее сугубо субъективный характер. Она относится к области внутреннего, психического, что делает недоступным ее непосредственное восприятие человеком (в том числе судьей). И хотя из теории следует вывод, что сторона при возникновении спора должна доказать содержание намерений контрагента, о содержании воли можно судить по ее проявлениям вовне, в словах и поступках человека, то есть по волеизъявлению (в широком смысле).
В свете этого представляются несколько неточными утверждения о несоответствии воли и волеизъявления как основании недействительности сделок. В случае же их противопоставления речь идет, в сущности, не о сопоставлении психического процесса и внешнего выражения воли, а лишь о придании правового значения той части объективных факторов (то есть той части волеизъявления), которые хотя формально и являются внешними по отношению к договору, но с ним связаны, так что их учет позволяет прийти к иному выводу о характере договора. По сути, категория воли представляет собой санкцию для углубления в сущность договора. Разница между теорией воли и теорией волеизъявления в практическом смысле заключается лишь в большем или меньшем углублении в сущность отношений, то есть в большем или меньшем учете факторов, которые могут свидетельствовать о том, что договор на деле является не тем, чем кажется на первый взгляд.
Придавая правовое значение тем фактам, которые на поверхности с договором не связаны, теория воли фактически включает их в состав значимого для договора волеизъявления.
Однако этим функции категории воли исчерпываются. Она не позволяет ответить ни на вопрос, какие факторы, помимо лежащих на поверхности, следует учитывать, ни, хотя бы, по каким признакам следует определять их перечень. Она лишь санкционирует учет сущности отношений сторон (что и так вытекало из содержания правовых норм), не определяя, как это следует делать, а лишь предоставляя для этого сомнительное теоретическое основание, порождающее, к тому же, дополнительные теоретические проблемы*(9). Свидетельством этого является, в частности, слишком большое разнообразие точек зрения авторов о способах применения конструкций воли и волеизъявления для объяснения оснований недействительности сделок*(10).
Таким образом, конструкция воли в приведенном выше понимании не обладает достаточной четкостью и определенностью, а также необходимыми свойствами для того, чтобы применяться в гражданском праве, например, в качестве критерия недействительности сделок. Именно этим обусловлены призывы некоторых авторов*(11) вообще отказаться от ее применения, использовать другие инструменты, более подходящие как в теоретическом плане, так и для решения практических задач. Как представляется, такое решение является правильным, поскольку, не нанося ущерба регулирующему потенциалу гражданского права, избавляет цивилистику от решения серьезных теоретических проблем.
2. Проблема основания системы гражданско-правовых договоров
Связь вопроса о сущности договора с проблемой классификации и разграничения договорных видов. Основной дифференциацией договорного права, помимо выделения общей части, является его деление на институты, регулирующие отдельные виды договоров (куплю-продажу, аренду и т.д.). Поэтому вполне понятен тот факт, что категории существа (сущности) договора (отношений), как правило, используются в качестве критерия применения норм о том либо ином виде договора. Во-первых, категория существа обязательства договора выступает в качестве критерия применения к отдельным видам договоров общих норм договорного права (ст.170, 310, 311 и др.). Во-вторых, рассматриваемая категория является инструментом определения правовой природы договора, то есть используется как критерий его видовой принадлежности, а также для других связанных с этими целей. Таким образом, речь идет не о сущности договора вообще, а о сущности того или иного договорного вида или конкретного договора в плане его видовой принадлежности.
Тем самым становится понятной связь вопроса о сущности договора с проблематикой системы договоров. Под практическим углом зрения проблемы сущности договора (договорного вида) и основания дифференциации договоров на виды являются, по сути, вопросом об одном и том же*(12).
Поэтому будет правомерным осуществлять поиск сущности договорного вида по пути исследования вопроса об основании дифференциации и разграничения договоров.
Дискуссия об основании системы договора. Обсуждение данной проблемы в литературе связывалось с разработкой нового ГК, предоставлявшей возможность пересмотреть существующую на тот момент систему поименованных договоров.
Сторонники экономического критерия полагали, что основанием построения системы договоров должны быть определенного рода экономические признаки: сферы экономической деятельности (Г.Н. Амфитеатров*(13)); содержание и характер взаимного хозяйственного обслуживания вступающих в договорные отношения контрагентов (С.И. Аскназий*(14)).
Достаточно распространенной является концепция, сторонники которой (О.С. Иоффе*(15), С.М. Корнеев*(16), В.Ф. Яковлева*(17)) считают, что в основании системы договоров лежит комбинированный критерий, включающий в себя как юридические, так и экономические признаки.
Сторонники единственного формально-юридического критерия дифференциации договоров предлагали использовать в качестве такового направленность гражданско-правовых обязательств, правовой результат (правовые последствия) договора*(21).
Представляется, что именно последняя концепция наиболее близко подошла к разрешению проблемы. Однако ее недостатком, свойственным и остальным теориям, является отсутствие обоснования соответствующей точки зрения. Создается впечатление, что поиск такого критерия осуществлялся методом подбора. Внутренние же закономерности гражданского права остались неисследованными. Причиной такого положения, возможно, является отказ от рассмотрения функций явлений (конструкций, средств, институтов) гражданского права, свойственный для господствующего в науке нормативистского подхода, противоречие которого частноправовому методу гражданского права не заметить невозможно.
Самостоятельность и инициативность субъектов, их автономия в постановке целей и выборе путей их реализации требует более сложного механизма правового регулирования, нежели простое наложение «правовых пут» на регулируемые отношения. Свобода субъектов в выборе варианта своего поведения (путей распоряжения принадлежащими им благами) обусловливает взгляд на гражданское право как на набор гражданско-правовых средств*(22), которые могут использоваться субъектами для реализации своих целей. Упорядочение же частноправовых отношений осуществляется через придание законодателем определенности указанным средствам. Вариант урегулирования своего поведения, как правило, выбирает сам субъект, определяя, как ему поступить. Такой взгляд особенно актуален для договорного права.
Таким образом, основание дифференциации гражданского права, и прежде всего договорного права, следует искать в связи с целями субъектов и целевым назначением (функциями) других гражданско-правовых институтов, а также факторами, их детерминирующими. Тем более что именно в основных функциях явления проявляется его сущность, а поиск сущности договорного вида и есть отправная точка данного исследования.
Дифференциация договорных видов и объект гражданских прав. Предпосылкой правового регулирования любой сферы отношений является установление общих категорий и конструкций, которые служат основными смысловыми узлами, вехами, инструментами и средствами, на основе чего только и может осуществляться дальнейшее правовое регулирование. Такими категориями, имманентными для частного права, являются прежде всего понятия субъекта и субъективного права*(23).
Категория объекта гражданских прав логически и исторически настолько же первична для гражданского права и сущностно ему присуща, как и понятие субъекта и субъективного права. Представляется, что само существование сферы частных отношений и, соответственно, частного права в целом и отдельных его институтов в частности, обусловлено именно наличием таких объектов, в связи с которыми субъект может проявлять свою автономную волю. Общим свойством таких объектов является подчиненность власти усмотрению их обладателя.
При обсуждении вопросов сущности собственности нередко указывают на господство над вещью, на ее пребывание во власти собственника*(24). По-видимому, не существует очевидных аргументов против использования этого выражения по отношению к другим объектам гражданских прав, в отношении которых их обладатель имеет возможность свободного усмотрения.
Роль частного права сводится к защите такой власти и упорядочению форм ее проявления (реализации), так, чтобы в отношениях частных лиц соблюдался принцип справедливости.
Как это делается? Во-первых, путем признания этой власти, определения ее границ (возможностей правообладателя) и предоставления принудительной защиты от неправомерных посягательств со стороны любых третьих лиц. Подобное признание власти может иметь различные формы (предоставление абсолютного права, защита блага против третьих лиц, предоставление возможности иметь и осуществлять права в форме правосубъектности), определяемые свойствами самого блага.
Как представляется, если обладание благом предполагает возможность его использования, передачи, то возникает необходимость в урегулировании активности его обладателя, реализуемая в форме предоставления права, носящего абсолютный характер. Смысл предоставления абсолютного права заключается в определении границ активности правообладателя по отношению к объекту права, а также в предоставлении защиты от посягательств со стороны третьих лиц. По-видимому, помимо права собственности и исключительных прав на результаты творческой деятельности, чертами абсолютного права обладает в значительной степени, например, право на служебную и коммерческую тайну. Когда такой необходимости не возникает, смысл в предоставлении абсолютного права на благо отсутствует. Данное соображение, в частности, может быть аргументом в споре о возможности существования права собственности на имущественное право, если оно не является составной частью имущественного комплекса либо не воплощено в ценной бумаге*(25).
В других случаях право предоставляет защиту от посягательств со стороны третьих лиц, отказываясь от регламентации активности правообладателя. Это связано либо с обусловленной свойствами блага принципиальной невозможностью его использования, выходящего в оборот, а также его передачи, либо с признанием исключительности усмотрения его обладателя, несовместимого с положительной правовой регламентацией (речь идет о возможности осуществлять определенную деятельность). Такая ограниченность форм признания власти на блага порождает споры об их характере: является ли это правом либо это самостоятельные правовые явления (правоспособность, личное нематериальное благо). Тем не менее, как представляется, есть основания для признания их субъективными правами, существующими в рамках правоотношений пассивного типа, в которых основной акцент приходится на правомочия по фактическому обладанию социальными благами и защите от посягательств со стороны третьих лиц*(26). Такие субъективные права также с необходимостью будут обладать чертами абсолютного права.
Во-вторых, регламентация господства над благом осуществляется путем предоставления средств реализации возможностей его обладателя. Имеются в виду средства, упорядочивающие их обращение между автономными субъектами. Основным является договор, позволяющий осуществить автономное регулирование отношений между субъектами.
Как видим, гражданско-правовой договор в значительной мере зависим от благ, находящихся в обороте (объектов гражданских прав), а также от форм признания власти на такие объекты, обладающих абсолютным характером. Эта зависимость выражается в целевом назначении договора быть средством обращения объектов гражданских прав. Как представляется, именно от их видов в основном зависит как круг возможных договоров, так и деление их на виды.
Неоднородность объектов гражданских прав и дифференциация договорных видов. Выработанное цивилистикой различие объектов гражданских прав в основном отвечает требованиям, предъявляемым к ней логикой гражданско-правового регулирования.
Представляется, что основанием классификации объектов являются свойства, которые обусловливают уникальность их правового режима, выражающуюся в способе присвоения (например, в форме фактического обладания либо в форме неотделимости благ от личности), в возможностях использования и способах перехода благ от одного обладателя к другому, защиты прав обладателя.
Традиционно в числе объектов гражданских прав выделяются вещи (деньги, ценные бумаги), деятельность (в форме выполнения работ либо оказания услуг), информация, результаты творческой деятельности, другие нематериальные блага, имущественные права. Правовой режим каждого из них настолько уникален, что, как правило, динамика каждого из них опосредуется отдельными видами договоров*(27).
Нормы, определяющие правовой режим благ, по поводу которых складываются частноправовые отношения, можно разделить на две большие группы.
Прежде всего это нормы, направленные на регулирование их статики, которое построено по принципу: закон предоставляет обладателю благ право, существующее в рамках правоотношения пассивного типа, по своему характеру абсолютное, смысл которого заключается в закреплении возможности действовать по своему усмотрению, ограниченной интересами других лиц. Понятно, что содержание этого права в значительной степени зависит от свойств самого блага.
Словом, договор определенного вида, будучи средством реализации возможностей, закрепленных в абсолютном праве на то или иное достояние, есть явление, в конечном итоге зависящее от благ, по поводу которых складываются частноправовые отношения, и от содержания абсолютных прав на них.
Указанные факторы, а именно неоднородность благ, по поводу которых могут складываться частноправовые отношения, а также абсолютных прав на них, проявляющаяся в неодинаковом их содержании, разных возможностях управомоченного лица, и сущностная зависимость от них договора как средства реализации указанных возможностей, обусловливают дифференциацию системы договоров на виды. Сущностные различия между разновидностями объектов гражданских прав, предполагающие существование разнообразных правил их оборота, проявляются в существовании отдельных видов договоров и относящихся к ним норм, закрепленных в законодательстве.
Такие факторы, как перечень и юридически значимая дифференциация объектов гражданских прав, виды абсолютных прав на них, определяют в каждый исторический момент круг возможных видов договоров, то есть являются основанием их системы. В самом деле, раз возможности обладателя благ совершать операции с ними, а значит, и виды договоров, зависят во многом от свойств этих объектов, то именно их разнообразие и обусловливает круг и разнообразие договоров.
Правовая цель договора как выражение его сущности. Итак, как представляется, существуют основания рассматривать договорный вид как определенное в нормах Особенной части ГК гражданско-правовое средство, предоставленное законодателем частным субъектам для упорядочения определенной операции с конкретным преимуществом. Это предназначение, от которого зависят основные индивидуальные черты договора, а значит, и основание его выделения в качестве самостоятельного вида, выражается категорией целевого назначения договора.
Гражданское право, являясь частным правом, регулируя содержание и границы поведения субъектов, по своей природе не может регламентировать цели участников оборота. Оно предоставляет субъектам набор средств, предназначенных для удовлетворения самостоятельно определяемых лицом целей. Однако предоставляемые им средства имеют особое назначение, определенное в законодательстве, и подлежат применению только в том случае, если они совпадают с целями данных гражданско-правовых средств, в частности, договоров различных видов. Так, если средство (договор купли-продажи, а точнее, нормы гл.30 ГК РФ) предназначено для упорядочения отношений по передаче права собственности на вещь с условием оплаты, то оно может применяться (подлежат применению соответствующие нормы ГК) только в том случае, если в соответствии с конкретным договором действительно подлежит передаче право собственности на вещь в обмен на деньги*(28).
Таким образом, при принятой нами парадигме рассмотрения договора как гражданско-правового средства именно категория целевого назначения договорного вида синтезирует в себе зависимость договорного права, в том числе дифференциации договоров на виды, от объектов гражданских прав, в частности, от их видов, видов прав на них и операций с ними. Именно в целях договорных видов содержится ответ на вопрос, для совершения какой операции с каким благом они предназначены, то есть на вопрос о сущности договоров этого вида. Наиболее существенным отличием различных договоров является их отличие в целевом назначении.
Таким образом, основанием дифференциации договоров на виды является правовая цель договора, то есть его направленность на последствия, достигаемые при их надлежащем исполнении: переход прав собственности на имущество за деньги; возмездное выполнение работ и переход прав собственности на ее результат заказчику и т. д.
Представляется, что при таком подходе идея основания дифференциации договоров на виды соответствует системе понятий отечественного гражданского права. И в том случае, если предложенные в науке основания разграничения системы договоров (критерий правового результата М.В. Гордона*(29), «направленности на результат» М.И. Брагинского*(30), «характера опосредуемого договором перемещения материальных благ» Н.Д. Егорова*(31), «направленности гражданско-правовых обязательств» О.А. Красавчикова*(32)) имеют аналогичное данной идее содержание, следует признать их адекватным отечественной правовой системе решением поставленной задачи.
3. Кауза гражданско-правового договора
В отечественной цивилистике кауза договора часто определяется через понятие основания, эти термины употребляются как равнозначные*(33). Вполне понятно и правомерно желание авторов не засорять научную терминологию иностранными терминами. Тем не менее существуют серьезные аргументы против использования в данном случае термина «основание договора», сводящиеся в основном к указанию на его многозначность и вызванную этим неопределенность. Слово «основание» само по себе не является специальным, а потому имеет множество значений. Под словосочетанием же «основание договора» понимается, во-первых, юридический факт (соответствующая сделка), влекущий возникновение соответствующего обязательства; во-вторых, договор, предоставляющий правомочие для заключения другого договора (например, в отношениях представительства); под словосочетанием «основание обязательства» зачастую понимается нормативно-правовой акт, регулирующий заключение и исполнение договоров определенного вида*(34); встречается трактовка основания договора как совокупности мотивов, побудивших лицо заключить договор*(35); иногда также основанием договора признается имущественное благо, приобретаемое стороной договора в качестве встречного удовлетворения*(36); почти неотличимо от приведенного значение сочетания «основание договора» как встречной обязанности («основание обязанности внести арендную плату заключено в обязанности передать имущество во временное пользование»)*(37); можно встретить трактовку основания договора как целей (всех), объясняющих возникновение обязательства*(38).
Поэтому для обозначения правового явления, выражающего сущность (правовую цель) договора и являющегося основанием дифференциации договоров, предпочтительней употреблять категорию «кауза договора», являющуюся более определенной.
Традиционно понятие каузы договора тем или иным образом увязывается с понятием эквивалента, встречного предоставления за исполнение обязанности*(39). В самом деле, как правило, никто не обязывается только ради того, чтобы просто обязаться, каждый, принимая на себя те или иные обязанности, имеет в виду приобретение взамен того или иного блага. Такая взаимосвязь прав и обязанностей в едином обязательстве*(40) не позволяет в случае спора рассматривать обязанность должника изолированно и игнорировать вопрос об эквиваленте. Именно в этом и проявляется свойство договора быть, в отличие от простой совокупности двух встречных обещаний, целостным явлением, порождающим единое обязательственное правоотношение. Таким образом, каузальность договора является требованием, в такой же степени естественным и необходимым, в какой закон следует классической модели договора, в противовес случаям его абстрактности, представляющим собой, в виде исключения, отступление от нее в интересах динамичности гражданского оборота. Однако условием такого отказа является высокая степень доверия права к участникам подобных сделок, что неизбежно придает абстрактным сделкам лишь характер исключения.
При рассмотрении договора в целом проблема эквивалента трансформируется в вопрос о правовой цели договора, то есть о направленности на правовые последствия, достигаемые при его надлежащем исполнении. Именно они составляют конечную цель сторон, заставляющую их заключить договор, и на их основе можно сделать вывод о том, какая операция с какими благами реализуется с помощью данной сделки, то есть о наиболее существенных чертах данного договора. Так, при купле-продаже переход права собственности на вещь за деньги, представляя собой нормальные правовые последствия, одновременно характеризует его с наиболее существенной стороны. Направленность договора купли-продажи на эти последствия составляет его каузу.
При этом под гражданско-правовым договором может пониматься как конкретный договор, заключенный между участниками гражданского оборота, так и гражданско-правовое средство, предоставленное законодательством. Соответственно, можно говорить о каузе конкретного договора, которая будет выражать его существо с соответствующей степенью конкретности, и о каузе договорного вида, которая носит более абстрактный характер, указывая лишь на вид объекта гражданских прав и операцию, совершаемую с ним, например, переход права собственности на вещь за деньги и т. д. Соответственно, условием применения норм о договоре является соответствие каузы конкретного договора каузе договорного вида.
Необходимо специально подчеркнуть, что содержание данной категории, относясь к области волеизъявления, носит исключительно объективный характер*(41). При этом следует иметь в виду, что под волеизъявлением, образующим договор, понимается не только соответствующий документ (документы), но и другие объективные факторы, необходимо связанные с договором, которым закон придает правовое значение.
Отношение отечественной цивилистики к рассматриваемой категории можно охарактеризовать либо как резко отрицательное, либо как невнимательное. Одни ученые считают категорию каузы непригодной для отечественной системы гражданского права, а потому, употребляя этот термин и демонстрируя ироническое к нему отношение, берут его в кавычки. Так, И. Б. Новицкий, рассматривая деление сделок на абстрактные и каузальные, отмечал, что он не имеет жизненного значения и потому является чисто схоластическим*(42). Отсюда нетрудно вывести его мнение о самой категории каузы.
Большинство авторов все же косвенно признают функциональность конструкции каузы в системе отечественного гражданского права, освещая проблему в разделе о делении сделок на каузальные и абстрактные, однако отрицая ее значение для других институтов и резко суживая возможности применения*(43). При этом они не выходят за рамки римского права, фактически воспроизводя древние формулировки*(44).
Воспроизводя эти несколько строк, авторы не пытаются, к слову, пояснить, что является содержанием цели, что значит правовая цель, какова связь правовой цели и мотивов, каковы основания их разграничения.
Отечественное обязательственное право, как и системы многих стран*(46), формально не признающие каузальную теорию, тем не менее используют сходную по содержанию идею.
Практическая применимость ее основана на свойстве выражать сущность договорных видов и служить основанием их выделения и разграничения. Поэтому очевидна необходимость в ее использовании в тех случаях, когда закон не удовлетворяется видимым на поверхности, формой отношений сторон, а предписывает делать выводы о наличии либо отсутствии юридических фактов на основании исследования реальной экономической операции*(47).
Главным проявлением признания идеи каузы договора в российской правовой системе является обязательность ее установления в суде как условия для применения норм о каузальных договорах. Тем самым проверяется реальное соответствие представленного договора нормативной модели договора, то есть исследуется суть отношений сторон, сущность волеизъявления, составляющего договор.
При этом функциональность каузальности договора проявляется в том, что бремя установления каузы возлагается на кредитора. Требуя принудительного осуществления принадлежащего ему права, он обязан доказать не только существование соответствующего обещания должника, но и показать, почему должник дал такое обещание, то есть в конечном итоге разъяснить вопрос о каузе договора. И лишь в абстрактных обязательствах из данного правила делается исключение.
Отказ в защите права, основанного на реальном договоре, по причине отсутствия предоставления вещи (например, по причине безденежности займа и т. п.) вполне соответствует теории каузы договора.
На свойстве каузы выражать сущность договорного вида и служить основанием дифференциации договоров (назовем эту функцию классификационной) основана ее применимость для решения многих проблем.
Во-первых, кауза договора, выражая его свойство, является основанием действительности договора заявленного вида*(48). Так, несоответствие каузы представленного сторонами договора целевому назначению законодательной модели является основанием для применения тех норм права, которые соответствуют сути отношений сторон. Это верно как при неумышленном искажении сторонами названия договора, так и для случаев признания его недействительным по основанию притворности.
Во-вторых, выражая суть отношений и придавая правовое значение некоторым факторам, кауза договора может служить критерием возмездности либо безвозмездности отношений.
В-третьих, в ГК РФ закреплено требование использовать каузу (цель) договора как средство его толкования (статья 431 ГК РФ).
В-четвертых, будучи взаимосвязанной с категорией предмета договора, она может служить основанием для выделения его существенных условий.
В-пятых, она может использоваться для определения существенности заблуждения как основания недействительности сделки.
Недвусмысленный намек на понятие каузы договора содержится в нормах ст.169 ГК РФ о недействительности сделки, совершенной с целью, противной основам правопорядка и нравственности.
Кроме того, кауза договора выполняет функцию основания признания нескольких обязательств единым сложным обязательственным отношением, а также основанием признания взаимности обязательства. Это особенно важно в тех случаях, когда такая связь неочевидна, например, при совершении двух встречных формально безвозмездных сделок*(49).
аспирант кафедры гражданского права
юридического факультета МГУ им. Ломоносова
«Журнал российского права», N 4, апрель 2001 г.
*(1) Как представляется, распространенное в отечественной цивилистике подразделение обязательств на типы, виды, а также подвиды, или разновидности, имеет свой смысл, поскольку позволяет выделить крупные и дробные подразделения классификации (см.: Гражданское право. Учебник / Под ред. Е.А. Суханова. Т.2. Полутом 1. М., 2000. С.18-19). Дифференциация договоров на других стадиях классификации не имеет столь же существенного значения.
*(2) См.: Новицкий И.Б. Сделки. Исковая давность. М., 1954. С.106.
*(4) См.: Новицкий И.Б. Сделки. Исковая давность. М., 1954. С.21-24; Ойгензихт В.А. Воля и волеизъявление. Душанбе, 1983. С.207-215; Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. М., 1997. С.134 и сл.
*(5) См.: Новицкий И.Б. Сделки. Исковая давность. М., 1954. С.5-22.
*(6) См.: Ойгензихт В.А. Указ. соч. С.24.
*(8) См.: Ойгензихт В.А. Нетипичные договорные отношения в гражданском праве. Душанбе, 1984. С.18.
*(9) Их суть хорошо передается полемикой между сторонниками теории воли и волеизъявления, объективной и субъективной теории договора.
*(10) См.: Ойгензихт В.А. Воля и волеизъявление. С.208-212.
*(11) См.: Алексеев C.С. Указ. соч. С.27.
*(12) Действительно, практическое использование категории сущности явления основано на ее свойстве показывать, что есть явление само по себе, и отграничивать одно явление от другого. Поэтому и категория сущности договора в праве может использоваться для целей различения договорных видов.
*(13) Ссылку на Г.Н. Амфитеатрова см.: Гордон М.В. Система договоров в советском гражданском праве // Ученые записки Харьковского юридического института. Вып.5. Харьков, 1954. С.66.
*(14) См.: Аскназий С.И. Очерки хозяйственного права СССР. Л., 1926. С.65.
*(15) См.: Иоффе О. С. Обязательственное право. М., 1975. С.24.
*(16) См.: Корнеев С. М. Юридическая природа договора электроснабжения // Закон. 1995. N 7. С.120.
*(17) См.: Советское гражданское право. Учебник: В 2-х ч. Ч.1 / Под ред. В. Г. Смирнова, Ю.К. Толстого, А.К. Юрченко. Л., 1982. С.327.
*(18) См.: Брагинский М.И. Общее учение о хозяйственных договорах. Минск, 1967. С.30-31.
*(19) См.: Брагинский М.И. Там же. С.31.
*(20) См.: Егоров Н.Д. Классификация обязательств по советскому гражданскому праву // Советское государство и право. 1989. N 3. С.40-41.
*(21) См.: Красавчиков О.А. Система отдельных видов обязательств // Советская юстиция. 1960. N 5. С.42; Гордон М.В. Система договоров в советском гражданском праве // Ученые записки Харьковского юридического института. Вып.5. Харьков, 1954. С.66.
*(22) См.: Пугинский Б.И. Гражданско-правовые средства в хозяйственных отношениях. М., 1984. С.83-89.
*(24) См.: Эннекцерус Л. Курс германского гражданского права. Т.1. Полутом 1. М., 1949. С.258-259; Скловский К.И. Собственность в гражданском праве. М., 2000. С.88.
*(25) См.: Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. М., 1997. С.229-236.
*(26) См.: Алексеев С.С. Общая теория права. Т.1. М., 1982. С.121.
*(27) Оборот прав не всегда выражается в существовании отдельных видов договоров. Во-первых, установление абсолютного права на право имеет смысл тогда, когда имущественное право входит в имущественный комплекс либо воплощено в ценной бумаге, оборот которых опосредуется договором купли-продажи, и др. Во-вторых, неоднозначным является и вопрос о правовой природе цессии: можно ли ее считать сделкой, как она соотносится с договорами купли-продажи, мены и др. Как представляется, лишь в некоторых случаях, когда единственным предметом договора является уступка права требования, можно найти доводы в пользу признания самостоятельности такого договора, такие, в частности, как принципиальная неприменимость большинства норм гл.30 ГК РФ и, наоборот, регулирование отношений нормами гл.24 ГК РФ. Так или иначе, единственным самостоятельным договором, опосредующим переход прав требования, остается договор финансирования под уступку денежного требования.
*(28) См, напр.: постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 14 апреля 1998 года N 6930/97.
*(29) См.: Гордон М.В. Указ. соч. С.66.
*(30) См.: Брагинский М.И., Витрянский В.В. Указ. соч. С.320.
*(31) См.: Егоров Н.Д. Указ. соч. С.40-41.
*(32) См.: Красавчиков О.А. Указ. соч. С.42.
*(33) См., напр.: Гражданское право. Учебник / Под ред. Е.А. Суханова. М., 1998. Т.I. С.337.
*(34) См., напр.: Новицкий И.Б. Сделки. Исковая давность. М., 1954. С.76.
*(35) См.: Меркулов В.В. Гражданско-правовой договор в механизме регулирования товарно-денежных отношений. Рязань, 1994.
*(38) См.: Пугинский Б.И. Гражданско-правовые средства в хозяйственных отношениях. М., 1984. С.108.
*(39) См., напр.: Бартошек М. Римское право. Понятия, термины, определения. М., 1989. С.62-63; Кривцов А.С. Абстрактные и материальные обязательства в римском и современном гражданском праве. Юрьев, 1898. С.42.
*(40) См.: Рахимов М.З. Соотношение встречных прав и обязанностей. Душанбе, 1984.
*(41) Похожее значение в понятие цели сделки вкладывал И.Б. Новицкий, исследуя проблему противозаконных сделок. См.: Новицкий И.Б. Сделки. Исковая давность. С.80-82.
*(42) См.: Новицкий И.Б. Там же. С.32-33.
*(44) См.: Меркулов В.В. Указ. соч.
*(45) См.: Новицкий И.Б. Указ. соч. С. 113.
*(46) Например, Польши. См.: Годэмэ Е. Общая теория обязательств. М., 1948. С.146.
*(47) См.: постановление Президиума Верховного Суда РФ от 23 июня 1999 года.
*(48) См., напр.: постановление Президиума ВАС РФ от 18 апреля 2000 года N 506/00.
Актуальная версия заинтересовавшего Вас документа доступна только в коммерческой версии системы ГАРАНТ. Вы можете подать заявку на получение полного доступа к системе бесплатно на 3 дня.
Если вы являетесь пользователем интернет-версии системы ГАРАНТ, вы можете открыть этот документ прямо сейчас или запросить по Горячей линии в системе.
Кауза гражданско-правового договора как выражение его сущности