история форм настоящего времени в древнерусском языке
О древнерусских глаголах: классы и спряжения
Глагольная система древнерусского языка была во многом схожа с системой глагола других славянских языков, в том числе старославянского. Некоторые категории этой системы роднят ее с современным русским языком, однако есть в ней и немало особенностей и отличий.
В древнерусском языке, как и теперь в русском, существовало три наклонения глагола: изъявительное, условное и повелительное. В изъявительном было три времени: настоящее, прошедшее и будущее, но внутри данной категории были значительные отличия от современной системы. Например, имелись четыре формы прошедшего времени (две простые и две сложные) и три формы будущего времени (одна простая и две сложные).
На протяжении истории древнерусского глагола особенно сильно изменились категории вида и времени. Категория времени выражает отношение действия к моменту речи, а категория вида характеризует действие с точки зрения протекания его во времени независимо от момента речи. Многие исследователи считают, что отдельной категории вида в древнерусском языке не было, а оттенки видовых значений выражались с помощью сложной системы времен.
В древнерусском языке глагольные формы делились на спрягаемые и неспрягаемые. К последним относились инфинитив, причастия и супин. Причастия склонялись, а инфинитив и супин были «застывшими» глагольными формами.
У глаголов древнерусского языка выделяют две основы: основу настоящего времени и основу инфинитива. У одних и тех же глаголов эти основы могли совпадать, а могли и отличаться. Например: хвали-ти (инфинитив) — хвали-ши (2-е лицо, ед. число настоящего времени), но нес-ти — несе-ши, двину-ти — двине-ши и др. Основу настоящего времени удобнее определять по формам 2-го лица.
При спряжении глаголы изменялись по лицам (1-е, 2-е, 3-е) и числам (единственное, множественное и двойственное).
Как и в старославянском языке, в древнерусском глаголы делились на пять классов (четыре тематических и один нетематический) в зависимости от характера спряжения. Тематическими называются глаголы, у которых при образовании форм настоящего времени личные окончания присоединяются не непосредственно к корню, а при помощи вставного «тематического» гласного. Соответственно нетематические глаголы — те, у которых личные окончания присоединялись непосредственно к корню. Нетематических глаголов в древнерусском было всего пять: быти, дати, ѣсти ‘принимать пищу’, вѣдѣти ‘знать’, имѣти. Их формы были более архаичными, чем у остальных.
Все остальные глаголы были тематическими и делились на четыре класса. Рассмотрим их подробнее.
К I классу относились глаголы с тематическим гласным [е], чередующимся с [о]: нести — несеши, вести — ведеши, мочи — можеши, ити — идеши и др. Гласный [о] в формах настоящего времени выявляется лишь при восстановлении праславянских форм 3-го лица: несоуть
LiveInternetLiveInternet
—Метки
—Поиск по дневнику
—Статистика
Система глагольных форм в древнерусском языке
Все глагольные формы в древнерусском языке, как и в современном русском языке, делились на спрягаемые и неспрягаемые.
К спрягаемым относились формы трех наклонений:
б) сослагательное наклонение;
в) повелительное наклонение.
К неспрягаемым относились такие формы глагола, как
б) супин (!) (характеризовался суффиксом – ТЪ, употреблялся после глаголов движения и обозначал цель этого движения: ср. идоу на вы воеатъ (Лавр. Лет.), тоу же сташа на ночь опочиватъ собе (Ипат. Лет.); после супина прямое дополнение стояло не в В. пад., а в Р. пад., но рано вытесняется инфинитивом), являющийся также застывшей формой отглагольного имени: по происхождению супин является формой В. пад. ед. ч. склонения на *u;
в) причастие. В древнерусском языке отсутствовала такая неспрягаемая форма, как деепричастие (см. историю кратких причастий).
Формообразующие основы глагола
По формам настоящего времени все глаголы древнерусского языка делились на пять классов – четыре тематических и один нетематический.
Тематическиминазываются те глаголы, при образовании форм настоящего времени которых личные окончания присоединялись к основе не непосредственно, а с помощью так называемого тематического гласного. Нетематические глаголы – глаголы, в которых личные окончания в формах настоящего времени присоединялись непосредственно к корню. Личные окончания тематических и нетематических глаголов могли быть различными (см. ниже парадигмы глагольных форм).
В древнерусском языке тематические гласные не всегда выступают в ярко выраженной форме: в определенных случаях тематический гласный может быть установлен только для более раннего периода истории праславянского языка.
К I классу относятся глаголы, у которых основа настоящего простого будущего времени в формах 1-го лица ед. ч. и 3-го лица мн. ч. оканчиваются на твердый согласный. В форме 2-го лица ед. ч. находим в окончании тематический гласный –е после вторично смягченного согласного: несеши(первоначально [e] относился к основе глагола и стоял перед окончанием [ши]; затем происходит выравнивание основ и тематический гласный отходит к окончанию).
ствием [j]: вяжуть – глагол III класса, где ж ‘o] (по аналогии и во 2-ом лице мн. ч.).
В форме 2-го лица ед. ч. в старославянском языке было только окончание –ши, а в древнерусском языке встречаем как –ши, так и – шь, последнее и закрепилось в русском языке. Данное окончание можно рассматривать как результат тенденции к сокращению слогов в окончании, что было возможно, т.к. и после этого морфологический облик формы оставался законченным, т.е. форма не была омонимична какой-либо другой форме.
В форме 3-го лица ед. ч. в древнерусском языке было окочание –ть (при –тъ в старославянском), но приблизительно с XIII в. окончание –тъ появляется и в древнерусском языке. Кроме того, в XII – XIV вв. зафиксированы и формы 3-го лица ед. и мн. ч. без окончаний, их можно квалифицировать как диалектные образования. Окончание – тъ в лингвистике объяснятся по-разному. А. А. Шахматов считает, что отвердение [т’] произошло после утраты редуцированных, но нужно отметить, что не все слова получили отвердение (ср. наречие вспять).
С.П. Обнорский считает, что [т] является членом указательного местоимения (тъ придавало значение определенности, а формы без окончания – неопределенности). П. С. Кузнецов дает объяснение данного явления, указывая две причины: фонетическую (артикуляция меньшей напряженности) и морфологическую (тъ как подлежащее и укрепилось в единственном числе).
История настоящего – будущего времени нетематических глаголов
От глагола быти сохранилась лишь форма 3-го лица ед. ч. (есть) и отчасти форма 3-го лица мн. ч. (суть), которая употребляется только в книжной, письменной речи.
Глагол вhдhти был заменен в истории русского языка однокоренным глаголом вhдати, который относился к III классу, а глагол имaти уже с XI в. обнаруживал переход в III класс, поэтому можно утверждать, что формы этих глаголов, образованные по образцу нетематического спряжения, полностью утратились.
Внимания заслуживают формы 1-го лица ед. ч. глаголов дати и ести. Возникновение в этой форме твердого [м] привело к совпадению ее с формой множественного числа, что не могло сохраниться в языке, т.к. возникла нежелательная омонимия форм разных чисел.
В качестве первого лица множественного числа стала употребляться форма повелительного наклонения (hдимъ, дадимъ). Это обстоятельство повлекло за собой использование формы повелительного наклонения и во 2-ом лице мн. ч., где вместо древнерусских дасте, hсте появились дадите, hдите.
В форме 2-го лица ед. ч. исконные формы даси, hси начинают выступать с –ши по образцу тематического спряжения. В дальнейшей истории закрепились формы дашь, ешь, которые трактуются поразному. Одни лингвисты полагают, что эти формы развились, как и формы 2-го лица единственного числа тематического спряжения, в результате редукции [и] до нуля звука, другие же (как, например, А. И.Соболевский) считают, что и в этой форме, как и в 1-ом – 2-ом лице мн. ч., наблюдается проникновение бывшей формы повелительного наклонения дажь, hжь, изменившейся после утраты [ь] и оглушения [ж] в
Форма 3-го лица ед. ч. дасть, hсть изменилась в даст, hст под влиянием подобного же изменения в 3-ем лице ед. ч. тематических глаголов (см. с.71).
Такое же изменение конечного мягкого согласного в твердый находим и в форме 3-го лица мн. ч. Форма hдять не требует особых комментариев, появление же вместо дадять современной формы дадут может быть объяснено различно:
1) влиянием действительных причастий настоящего времени (ср. дадуча и т.п.),
2) влиянием формы будуть, 3) формы дадять и дадуть были исконно параллельными образованиями, одно из которых укрепилось, вытеснив другое из употребления.
История форм прошедшего времени
В исходной системе древнерусского языка были две простые формы прошедшего времени – аорист и имперфект – и две сложные – перфект и плюсквамперфект (давнопрошедшее время), причем каждая из данных форм отличалась от другой не только окончаниями, но и по значению.
Аорист в древнерусском языке был только сигматический (ср. в старославянском языке аорист мог быть трех типов: простой, древний сигматический и новый сигматический). По своему значению аорист являлся простым прошедшим временем, обозначавшим единичное, не повторяющееся действие (как длительное, так и мгновенное), полностью отнесенное в прошлое. Как и имперфект, аорист, помимо временного значения, передавал видовые оттенки, способ действия.
Данная форма прошедшего времени часто употреблялась при описании смены действий, событий. При переводе аорист заменяется формой прошедшего времени глагола совершенного вида.
Спряжение древнерусских глаголов в аористе:
I класс II класс III класс IV класс V класс
ед. ч. 1-е л. несохъ стахъ знахъ хвалихъ быхъ
2-е и 3-е л. несе ста зна хвали бы
мн. ч. 1-е л. несохомъ стахомъ знахомъ хвалихомъ быхомъ
2-е л. несосте стасте знасте хвалисте бысте
3-е л. несоша сташа знаша хвалиша быша
дв. ч. 1-е л. несоховh стаховh знаховh хвалиховh быховh
2-е и 3-е л. несоста стаста знаста хвалиста быста
Форма аориста утрачена языком, но существует мнение, что аорист удерживался дольше имперфекта. Об этом свидетельствует широта распространения форм аориста в письменных памятниках и то, что в современном языке сохранились следы аориста, тогда как следов имперфекта в современном языке мы не находим. Так, по происхождению формой 3-го лица ед. ч. аориста является частица чу (от глагола чути ‘слышать’), а также формообразующая частица сослагательного наклонения бы, которая восходит ко 2 – 3-му лицу ед. ч. аориста от быти. Аористные формы сохранились и в таких устойчиаориста от быти. Аористные формы сохранились и в таких устойчивых сочетаниях, как погибоша аки обри, своя своих не познаша.
Имперфект по своему значению являлся простым прошедшим временем, обозначавшим повторяющееся или мыслимое как неограниченное во времени глагольное действие, полностью отнесенное к прошлому. Переводится имперфект формой прошедшего времени глагола несовершенного вида.
Спряжение древнерусских глаголов в имперфекте:
[пропущен юс малый (он не пропечатывается) – вместо него точка]
ед. ч. 1-е л. несяхъ хваляхъ бяхъ
2-е и 3-е л. несяше хваляше бяше
мн. ч. 1-е л. нес.хомъ хваляхомъ бяхомъ
2-е л. несясте хвалясте бясте
3-е л. несяхоу(ть) хваляхоу(ть) бяхоу(ть)
дв. ч. 1-е л. несяховh хваляховh бяховh
Перфект является сложной формой прошедшего времени, которая состояла из формы настоящего времени вспомогательного глагола быти и причастия прошедшего времени на –л, изменявшегося по родам и числам. По своему значению перфект обозначал результат прошедшего действия, который сохраняется в настоящем времени (сего ты же еси хотелъ (Лавр. Лет.)).
Спряжение древнерусских глаголов в перфекте:
[точка замещает йотированный «Е»]
Перфект очень рано утратил вспомогательный глагол; утратавспомогательного глагола снимала связанность с настоящим временем, вследствие чего причастие на –л превращается в простую глагольную форму, обозначающую прошедшее время. Утрата вспомогательного глагола перфекта началась с 3-го лица: присутствие подлежащего делает глагольную связку ненужной (уже в надписи
на Тьмутараканском камне: кназь мhрилъ…). Так как форма вспомогательного глагола указывала и на лицо, то первоначально выражение лица, производившего действие, компенсировалось употреблением существительного или местоимения в роли подлежащего. Таким образом, употребление одного причастия прошедшего времени на –л привело к утрате бывшим перфектом исконного результативного значения и к превращению его в средство выражения прошедшего времени по отношению к моменту речи. Уже к XIV в. форма перфекта в виде причастия на –л вытеснила формы имперфекта и аориста и стала единственной формой прошедшего времени в русском языке.
Плюсквамперфект обозначал прошедшее действие, которое совершилось раньше другого прошедшего действия или, другими словами, отнесенный к прошлому результат еще ранее совершившегося действия. Плюсквамперфект образовался сочетанием формы имперфекта или имперфективного аориста вспомогательного глагола быти (бяхъ, бяше, бяхомъ и т. д. или бhхъ, бhше, бhхомъ и т. д.) и формы причастия на –л, изменявшегося по родам и числам. В письменных памятниках можно встретить и другое образование формы плюсквамперфекта: вспомогательный глагол быти в форме перфекта (есмь былъ) и причастие прошедшего времени на –л.
Плюсквамперфект обозначал прошедшее действие по отношению к другому прошедшему действию и уже через него – отношение к моменту речи. История плюсквамперфекта связана с судьбой других форм прошедшего времени. Так, появление вспомогательного глагола в форме перфекта вместо имперфекта или имперфектного аориста связано с утратой в живом языке аористных и имперфектных форм. Как уже было сказано, перфект рано утратил вспомогательный глагол в своем составе, что обусловило его отсутствие и в форме перфекта от глагола быти, когда эта форма участвовала в образовании плюсквамперфекта (ср. а кназь пришелъ былъ на ратника (Лавр. Лет.).
В дальнейшем в связи с развитием категории вида и лексических средств выражения различий протекания действия во времени вспомогательный глагол преобразовался в неизменяемую частицу было. Преобразовалось и значение плюсквамперфекта: данная форма стала обозначать действие, готовящееся в прошлом, но неосуществившееся или начавшееся в прошлом, но прерванное другим действием.
Некоторые исследователи считают, что форма плюсквамперфекта сохраняется (!) в некоторых севернорусских говорах, а также такие формы зафиксированы иногда в былинах, другие же придерживаются мнения, что в данных случаях мы имеем дело с синонимичными плюсквамперфекту конструкциями, а не формами плюсквамперфекта.
История форм настоящего времени в древнерусском языке
6.5. Формирование основных грамматических категорий глагола
Спряжение современного русского глагола в настоящем времени отличается только фонетически от древнерусского, и даже индоевропейского. Ср. спряжение латинского глагола oro и его русского аналога говорю:
а у нетематических глаголов такой гласной не было. В современном русском языке в результате процесса переразложения тематический гласный отошел
к окончанию: нес-ешь, сто-ишь.
В настоящем времени самые большие изменения претерпел глагол быти: он практически утратил личные формы, ср.:
1 л. есмь есть есмъ есть
2 л. еси есть есте есть
3 л. есть есть соуть суть (есть)
В 3 л. мн.ч. книжная форма суть активно вытесняется формой есть.
Наиболее существенные изменения произошли с системой прошедших времен: у древнерусского глагола было 2 простые формы прошедшего времени – аорист и имперфект – и 2 сложные формы – перфект
и плюсквамперфект. Эти формы правильнее назвать видо-временными,
так как они указывали как на действие относительно момента речи,
так и на законченность/незаконченность, однократность/многократность, длительность, результативность действия.
Так аорист обозначал действие однократное или мгновенное, единичное, не повторяющееся, законченное в прошлом: азъ несохъ –
я принес. Формы аориста употреблялись вплоть до 15 в. В современном языке остались следы аориста: это частицы чу (от глагола чути «слышать»)
и бы (от быти), а также некоторые устойчивые выражения, например, погибоша аки обры, своя своих не познаша. По мнению А.А. Шахматова, остатками аориста являются так называемые глагольные междометия: хлоп, бац, бряк, прыг, скок (хотя не все исследователи разделяют эту точку зрения).
Имперфект обозначал действие длительное либо многократное: азъ нес ѧ хъ – я нес (долго и не один раз). Формы имперфекта были утрачены ранее других.
Плюсквамперфект (давнопрошедшее время) обозначал такое действие в прошлом, которое совершалось ранее другого прошедшего действия, а также отнесенный к прошлому результат ранее совершенного действия. В его образовании принимает участие форма причастия
с суффиксом –л-: (1) азъ б ѧ хъ неслъ или (2) азъ есмь былъ неслъ – я принес (это уже давно). Плюсквамперфект употреблялся редко.
2-й способ образования плюсквамперфекта был более продуктивным. Довольно быстро связка быти (есмь, еси…) утрачивается, и появляются формы типа мы были искали, он былъ привелъ, т.е. образовалось сочетание двух причастий на –л-: велелъ былъ, былъ пожаловалъ, были пошли. Такие формы претерпели и морфологические, и семантические изменения: быти превратилось в застывшую форму было (я было пошел, да вернулся, я хотел было вернуться, но…); а значение этой формы следующее: действие, готовящееся в прошлом, но прерванное другим действием, т.е. действие осуществившееся. Таким образом, мы имеем в современном языке остатки плюсквамперфекта в сочетании глагола пр.вр. с частицей было.
От кратких форм образовывались полные: смелъ – смелыи, ѹ сталъ – ѹ сталыи, вялъ – вялыи, гнилъ – гнилои, пожилъ – пожилои и под.
В современном русском языке есть две формы будущего времени: простая и аналитическая ( я выучу – я буду учить). В древнерусском была простая форма и 2 формы сложного будущего времени. Простое будущее сформировалось окончательно после утверждения категории вида,
т.е. простые формы стали образовываться только от глаголов совершенного вида (в летописях находят глагольные формы со значением будущего времени, образованные от глаголов несовершенного вида). Сложное же будущее сначала могло образовываться при помощи нескольких вспомогательных глаголов хот ѣ ти, почати, начати, им ѣ ти в сочетании
с инфинитивом: хочемъ померети о(т) глада. Только с 14 в. в качестве вспомогательной части начинают употреблять глагол буду, который
со временем вытесняет все прочие глаголы. Другая форма сложного будущего времени образовывалась при помощи сочетания вспомогательного глагола буду с причастием на –л-: б ѹ деши писалъ, б ѹ демъ платили и под. Эта форма продержалась до 16 в.
Что же касается категории вида, то основным структурным средством его выражения в древнейшие времена были широко распространенные чередования гласных, о которых мы уже говорили. При этом долгие гласные выступали в глагольных основах, выражающих бóльшую длительность,
а краткие – в основах, выражающих краткое или одиночное действие : полагати – положити, тачати – точити; для глаголов движения это касалось обозначения разнонаправленности и однонаправленности действия: везти – возити, л ѣ зти – лазити, нести – носити и под. Позже,
с формированием новой системы противопоставления форм совершенного
и несовершенного вида, большую роль стали играть приставки и суффиксы. Глагольные приставки первоначально не привносили значения законченного или однократного действия. Приставки этимологически связаны
с предлогами (ср.: при доме – приехать, над городом – надписать,
под лавкой – подписать и т.д.), и первоначально, присоединяясь к глаголу, приставки образовывали новое слово с новым значением. Предлоги выражают, в основном, пространственные отношения (позже появляются отношения временные), и образованные от них приставки также выражали только пространственные отношения: (речка) втечеть в Двину – речка втекает в Двину. Постепенно приставки стали различать глаголы совершенного и несовершенного вида; приставочные глаголы по большей части входят в группу совершенного вида, а бесприставочные – частью
в группу совершенного, частью – в группу несовершенного вида.
В последнем случае немалую роль играют суффиксы. Некоторые суффиксы ранее служили для выражения степеней длительности действия. Древнее значение длительности смыкается с новым значением несовершенного вида, а мгновенности – со значением совершенного вида. Поэтому глаголы
с суффиксом –ну-, обозначающим мгновенное действие, относятся
к совершенному виду, ср.: толкать – толкнуть, кидать – кинуть. Суффиксы глагольной основы различают многие пары, соотносимые по виду: бросать – бросить, пускать – пустить, падать – пасть, прощать – простить.
Такие суффиксы образовывали только видовые пары, тогда как приставки привносили в слово новое лексическое значение. Система новых видовых отношений оказала существенное воздействие на систему времен глагола: вместо старых многочисленных времен остается лишь три формы времени – настоящее, прошедшее и будущее (в форме простой и аналитической). Это связано с четким противопоставлением видов и, как следствие, ненужностью многочисленных времен.
[1] Ученые полагают, что в индоевропейском языке-основе сначала были развиты видовые категории (указание на действие длительное или краткое, разнонаправленное или однонаправленное, результативное или нерезультативное и под.). На базе этих древних категорий сформировалась категория времени, после чего старые видовые различия стираются. В славянском языке начинают формироваться новые видовые отношения, основанные на противопоставлении совершенного и несовершенного вида.
ДРЕВНЕРУССКИЕ ФОРМЫ НАСТОЯЩЕГО ВРЕМЕНИ
§ 227. Спряжение глаголов в настоящем времени.
| Т е м а т и ч | еские глаголи | |
| I класс | II класс | III класс IV класс |
| (образец стати) | (образец (образец знати) хвалити) | |
| Ед. Рассматривая формы спряжения тематических глаголов в настоящем времени, в них можно обнаружить ряд особенностей, отличающих древнерусский язык от старославянского. Эти отличия касались 1-го л. ед. ч. и 3-го л. мн. ч., где вместо старославянских [9], [$] выступали [у] и [а] в результате раннего изменения носовых в гласные чистого образования у восточных славян (др.-русск. идоу, станоу, пишоу, хвалю — ст.-слав, идж, станж, пишж, \валіж; др.-русск. идоуть, станоуть, пишоуть, хвалять — ст.-слав, иджтъ, стдмжтъ, пишжтъ, \вллатъ), а также 3-го л. ед. ч. и 3-го л. мн. ч., где выступало окончание [ть] в отличие от старославянского тъ (примеры см. выше). Кроме того, в старославянском языке были различные формы во 2-м и 3-м л. дв. ч. (ср. 2-е л. ыесетд, 3-є л. ыесете), тогда как в древнерусском здесь было одно и то же окончание. Бо всем остальном в начале исторического периода развития древнерусского языка отличий в формах настоящего времени по сравнению со старославянским языком в древнерусском языке не было. Древнерусские формы настоящего времени нетематических глаголов также обнаруживают некоторые отличия от старославянского языка. Эти отличия касаются опять-таки форм 3-го л. ед. ч. и мн. ч. ([ть] в др.-русск. языке при тъ — в ст.-слав.) и 2—3-го л. дв. ч. (одно окончание [та] в др.-русск. и различные окончания (та — во 2-м л. и те — в 3-м л.) — в ст.-слав.). Кроме того, следует иметь в виду, что глагол ѣсти, а следовательно, и все его формы настоящего времени выступали в старославянском языке с начальным [ja]: ср. ст.-слав. іасти— [-е л. іамь, 2-е л. ГАСИ и т. д. (см. § 91). § 228. История форм настоящего времени. Если говорить об истории форм настоящего времени нетематических глаголов, то прежде всего следует еще раз сказать об 316 исконной малочисленности данной группы, включающей в себя только пять глаголов. Памятники XI в. отражают все формы наст, времени этих глаголов в том виде, в каком они реконструируются для исходной системы, однако уже с XII и особенно в XIII—XIV вв. Если учесть, что глагол вѣдѣти был заменен в истории русского языка однокоренным глаголом вѣдати, который относился к III классу, а глагол имѣти уже с XI в. обнаруживал переход в этот же класс (напр., в Изб. 1073 г. имѣю, в Изб. 1076 г. имѣвши, имѣеть, в Сказ, о Бор. и Гл. имѣете и т. д.), то можно утверждать, что формы этих глаголов, образованные по образцу нетематического спряжения, оказались полностью утраченными. Утраченными оказались и исконные формы глагола быти: в современном русском языке сохранилось лишь 3-є л. ед. ч. есть и отчасти 3-є л. мн. ч. суть. Однако если форма есть широко выступает в русском языке и самостоятельно, и в качестве связки, то суть по существу сохранилось в сугубо книжном стиле речи, да и там употребляется крайне редко. Следовательно, внимания заслуживают лишь формы 1-го л. ед. ч. глаголов дати и ѣсти. Возникновение в этой форме твердого [м] на месте исконного [мь] привело к совпадению ее с формой имен. п. мн. ч. Такое совпадение не могло укрепиться в языке, ибо возникла нежелательная омонимия форм разных чисел. Поэтому необходимо было найти средство, чтобы вновь разграничить эти формы. Это средство было найдено в употреблении в качестве 1-го л. мн. ч. формы повелительного наклонения дадимъ, ѣдимъ (см. § 251). Такие формы отмечены в памятниках XII—XIII вв.; например, нъ мы потребоу дадимъ брат (Панд. Ник. Черн. 1296 г.), кдѣ соуть глщии ѣдимъ и пи и мъ. Это обстоятельство повлекло за собой использование формы повелит, наклонения и во 2-м л. мн. ч., где вместо др.-русск. дасте, ѣсте, появились дадите, ѣдите (например, в Лобк. другие же (как например, А. И. Соболевский) считают, что и в этой форме, как и в 1—2-м л. мн. ч., наблюдается проникновение бывшей формы повелительного наклонения дажь, ѣжь, изменившейся после утраты [ь] и оглушения [ж] в дашь, ѣшь. Возможно, что эту точку зрения подтверждают факты памятников письменности, в которых зафиксирована форма ѣлсь как в значении наст, времени, так и в значении повелит, наклонения. Например: медъ обретъ в оудобьи ѣж ь, еда пресытився выблюешь (Пчела, кон. XIV в.), еже потѣ лица своего ѣж ь хлѣбъ свои (Панд. Ник. Черн. XIV в.) — форма ѣжь в функции наст, врем.; глша ему встани и ѣжь (Лобк. прол. XIII в.), рци ему се о(т) бжихъ даровъ ѣжь пии (Панд. Ник. Черн. XIV в.) —форма ѣжь в функции повел, накл. Эту точку зрения также, вероятно, подтверждают те некоторые современные говоры, которые сохраняют полузвонкость согласных на конце слов и в которых произносится [даж’], Пеж’]. Форма 3-го л. ед. ч. дасть, ѣсть, сохранявшая [т’] чуть ли не до XVII в., изменилась в даст, ѣст, как видно, под влиянием подобного же изменения в 3-м л. ед. ч. тематических глаголов (см. § 229). Такое же изменение конечного [т’] в [т] наблюдается и в форме 3-го л. мн. ч. глаголов дати, ѣсти, но, кроме того, здесь были и иные изменения. § 229. Тематические глаголы претерпели в своем развитии меньше изменений, причем ряд этих изменений носил чисто фонетический характер. Речь идет об изменении [е] > [о] во 2— 3-м л. ед. ч. и 1-м л. мн. ч. ([нес’бш], [толкн’ош], [нес’от], [тол- кн’от], [нес’ом], [толкн’ом] и т. п. из [несёши], [тълкнёши], [не- сёть], [тълкнёть], [несёмъ], [тълкнёмъ] и т. п.) и о появлении этого [о] по аналогии во 2-м л. мн. ч. ([нес’оте], [толкн’оте] из [несёте], [тълкнёте]). Однако, кроме этих, в целом прозрачных по характеру изменений, тематические глаголы пережили и иные, более сложные, требующие специального рассмотрения. Так, внимания заслуживает форма 2-го лица единственного числа, где в старославянском языке выступало только окончание [ши]. Древнерусские памятники XI в., а также более позднего 318 Для 3-го л. мн. ч. сделать какие-либо выводы о характере распространения формы без окончания в XI в. трудно в силу малого количества зафиксированных в памятниках фактов. В XII — XIV вв. формы без окончания распространяются шире: они фиксируются у разных нетематических глаголов, причем во мн. ч., и у тематических всех типов и в ед., и во мн. ч. Вместе с тем в этот период времени формы 3-го л. без окончания больше всего и шире всего обнаруживаются в северных по происхождению памятниках (Новг. лет. и новг. гр., Рус. Пр., Панд. Ник. Черн.), тогда как южные дают меньше материала. Иначе говоря, источники XII — XIV вв. свидетельствуют о значительном распространении форм 3-го л. без окончания в северных диалектах древнерусского языка, причем эти формы охватывали прежде всего ед. ч. и глаголы I спряжения; во мн. ч. они были характерны больше для глаголов II спряжения. Опираясь на данные памятников, можно считать, что формы 3-го л. ед. и мн. ч. без окончания были с древних времен принадлежностью языка восточных славян, но это было диалектное образование, неравномерно территориально распространенное и 320 охватывавшее на разных территориях не одни и те же области глагольной системы. Возможно, что до определенного времени эти формы были развивающимся явлением, но они никогда не характеризовали словоизменение всех глаголов и никогда не были распространены во всем русском языке. Появление [т] в одних диалектах древнерусского языка при сохранении [т’1 в других отражается в современных русских говорах: в северновеликорусском наречии, во многих средневеликорусских говорах, а также в литературном языке в этих формах произносится [т], тогда как южновеликорусскому наречию и части средневеликорусских говоров свойственно [т’]. Проблема происхождения [т] в 3-м л..глаголов до настоящего времени остается не решенной, хотя в истории русского языкознания выдвигались различные гипотезы относительно причин его возникновения. Здесь прежде всего заслуживает внимания теория фонетического развития данного явления, выдвинутая в свое время А. А. Шахматовым, согласно которой изменение [т’] в [т] объясняется отвердением после утраты редуцированных конечного мягкого согласного, подобно тому как отвердевали конечные мягкие губные. Эта теория, имеющая под собою, видно, некоторые основания, оказывается все же недостаточной, ибо не объясняет до конца, во-первых, почему такой фонетический процесс охватил лишь северные территории русского языка, а во-вторых, почему при отвердении [т’1 в 3-м л. глаголов сохраняется мягкость [т’] в таких изолированных образованиях, как опять, вспять, чуть и под. Ведь если речь идет о фонетическом процессе, то это означает, что изменение какого-либо звука осуществляется в каком-то определенном фонетическом положении независимо от части речи или формы слова. Для фонетического изменения звука важна позиция последнего по отношению к ударению, к качеству соседних звуков или фонетико-фонологической структуре словоформы, а не морфологическая ее характеристика. Поэтому, если бы изменение [т’] в [т] носило фонетический характер, следовало бы ожидать, что после падения редуцированных каждое [т’1 в конце слова должно было отвердеть, чего в 321 действительности в говорах, развивших [т] в 3-м л. глаголов, не произошло. Именно поэтому, в противоположность фонетическому объяснению Шахматова, С. П. Обнорским была выдвинута морфологическая теория происхождения [т] в этих формах. По мнению Обнорского, твердое [т] генетически является членом указательно-местоименного происхождения тъ, который присоединялся к глагольной форме, придавая ей значение определенности, тогда как формы без окончания выступали как неопределенные. Однако эта гипотеза оказывается недостаточно аргументированной фактами памятников письменности. В специально посвященной этому вопросу работе „К истории форм 3-голица наст, времени глагола в русском языке» (Slavia.— XXV / 2.— 1956) П. С. Кузнецов высказал ряд соображений в пользу как фонетического, так и морфологического происхождения [т] в формах 3-го л. наст. вр. По его мнению, отвердение конечных согласных после утраты последующего [ь] вполне объяснимо с артикуляционной точки зрения. Русский язык в артикуляционном отношении характеризуется постепенным переходом органов речи от состояния напряжения, при котором осуществляются речевые работы, к состоянию покоя. Такое свойство было характерно для русского языка с давнего времени, и с этим связана тенденция конечных согласных к ослаблению артикуляции, служащей для их образования; в этом плане твердые согласные произносятся с меньшим напряжением, чем мягкие, и поэтому все русские диалекты, хотя и в разной степени, отразили отвердение конечных мягких согласных. В северновеликорусских говорах артикуляция согласных характеризуется вообще меньшей напряженностью по сравнению с южновеликорусскими, о чем свидетельствуют такие фонетические явления этих говоров, как утрата интервокального [j], интервокальных [д] и [г], конечного [т] в сочетании [ст] и под. Отсюда возможно, что именно в этих диалектах могло пройти и фонетическое изменение конечного [т’] в [т]. С другой стороны, по мнению П. С. Кузнецова, есть основания и для принятия морфологического объяснения появления [т] в 3-м л. глаголов, а именно то, что указательное местоимение тъ в др.-русск. языке часто использовалось как подлежащее. В этом плане важным представляется и то обстоятельство, что если [т] в 3-м л. появлялось под влиянием местоимения-подлежащего тъ, то оно должно было сначала укрепиться именно в ед. ч. Некоторые олонецкие говоры как будто подтверждают такой путь развития: в этих говорах в ед. ч. глаголов I спр. выступает [т], а во мн. ч.— [т’] (у глаголов II спр. во мн. ч. здесь наличествует [т]). При подобном морфологическом объяснении становится понятным и отсутствие отвердения в изолированных образованиях типа чуть, опять, вспять, которые находятся вне глагольной системы, и его отсутствие в форме есть глагола быть: ведь утрата спрягаемых форм этого глагола, по существу, вывела сохранившуюся 322 форму 3-го л. есть из глагольного словоизменения, т. е. из-под влияния процессов, проходящих в рамках этой системы.
|
